Это дежурство я запомнил на всю жизнь. Был выходной. Лето. Дежурство ночное. По смене принял, что в детское отделение поступил ребенок, с ларинготорахеитом. Состояние средней тяжести, затрудненное дыхание. Но после ингаляции, инъекции гормонов дыхание улучшилось. Температура нормальная.
Детское отделение располагалось рядом с комнатой дежурного врача, поэтому сразу пошел туда. Медсестра показала ребенка. Татарчонок, лет четырех. Фамилия знакомая. В городке знакомыми были практически все. Особенно, среди татар, подавляющее большинство которых работало в шахтах и которые по этой причине входили в мой участок.
Состояние ребенка встревожило. На руках у матери, вялый, дыхание шумное, почти свистящее. Наладили горячую ножную ванночку, подошло время очередной инъекции гормонов. Дежурного фельдшера «скорой» попросил найти дежурного педиатра. Дежурила «на дому» Наталья Николаевна Смолина. Телефон заведующего детским отделением Геннадия Игнатьевича Афанасьева не отвечал. Выходной. Фельдшер вскоре доложила, что Наталья Николаевна на даче, но скоро должна быть дома.
А мне становилось все тревожнее. Прошло часа полтора, ребенку не становилось лучше. А мне рисовалась картина удушья. Вспомнился рисунок из учебника по хирургии о трахеостомии. Начал звонить Громцеву В.А. – заведующему хирургическим отделением. Владимир Александрович был дома и уже через полчаса был в больнице.
Вместе осмотрели ребенка. В оценке состояния сошлись. Но каких-то дополнительных, более активных мер пока решили не принимать. Владимир Александрович остался со мной. Приближалась ночь. Мы готовились ко сну, Владимиру Александровичу постелили на диване здесь же, в дежурной комнате.
К этому времени в отделение подошла и Наталья Николаевна, осмотрела мальчика, сделала какие-то дополнительные назначения, переговорила с нами о дальнейшей тактике и ушла. Жила она совсем недалеко от больницы.
Не прошло и часа, как к нам вбежала дежурная сестра из детского отделения, по глазам которой мы сразу поняли, что случилось то, чего мы боялись.
Через секунду мы уже были в процедурной, здесь же уже была мама с ребенком. Он буквально висел у нее на руках, не дышал! Лицо синело. А на ее лице почему-то не было страха, испуга. Скорее всего, мать не понимала серьезности ситуации. Возможно, это была и вера во всемогущество медицины, врачей.
А медсестра подавала Громцеву набор для трахеостомии. Хирург волновался, это было видно по его раскрасневшемуся лицу, по движениям рук. Такая операция и для него не была привычным делом. Он начал открывать стерилизатор с инструментами и вдруг вся коробка выскользнула из его рук, инструменты рассыпались по полу.
Слава богу, в шкафу был еще один набор. Скальпель, надрез, прокол. И вот уже трубка в горле ребенка. Крови немного. Но ребенок не дышит.
Владимир Александрович тут же припал губами к трубке, раз-другой вдул воздух в легкие ребенка. Оторвался. По подбородку хирурга стекала струйка крови, окровавленными руками он несколько раз ударил не сильно по щекам ребенка… И, о радость! Хриплый вдох, кашель, брызги слизи с кровью из трубки. И наш пациент задышал! На глазах стали розоветь щечки, открылись глаза. Он не плакал! И он жил!
Каждый день я заходил к нему в палату. И наблюдал, когда тот же Владимир Александрович удалял швы с зарубцевавшегося дефекта на шее мальчика.