Посвящаю эту книгу русскому философу и поэту Даниилу Андрееву,
без пророчеств которого ее бы не было.
— Бабушка Яга! Бабушка Яга! — кричал кот, высоко прыгая через стебли травы, как заморский зверь пардус.
— Я тебе сто лет как бабушка! — Не оборачиваясь, Ягжаль подошла к очередной богатырке и хлопнула ее по спине. — Не горбиться! Пузо втянуть, руки напрячь! — Перешла к следующей: — А ты как стоишь? Хочешь, чтобы тебе нос тетивой снесло?
Какая она ему бабушка! Пятьдесят лет — это смех, а не старость. Вон Хеллион Климмакс 238, а выглядит она, как ехидно заметил кто-то из писарей, на все 100. И никто ее бабушкой не зовет. Правда, за морем небось и слова такого, «бабушка», нету. Ну да что с людей взять? Нынче седину не уважают, все молодильными яблоками объедаются. Прилипло прозвище...
Кот клубком упал под ноги Ягжаль. Богатырки, прервав тренировку, с любопытством выглядывали из-за могучих плеч своей княжны.
— А ну вернулись на места! — гаркнула она и взяла Баюна на руки.
— Я твое яблочко запустил, пока тебя не было, — выдохнул он. — Не утерпел до вечера. Опоздали мы, бабушка Яга. Опоздали.
— Что такое? — Страшное предчувствие кольнула в сердце богатырки.
— Залесье пало. Убили князя Влада. И как убили... Истерзали его и всем показали...
Руки Ягжаль бессильно разжались. Кот шлепнулся в траву.
— Отбой, девоньки, — сказала она дрожащим голосом. — Зря я вас торопила, гоняла. Опередили нас. Некуда больше идти.
Богатырки опустили луки. Несколько открыли рты, но Ягжаль махнула рукой:
— Кончилось все. Котик новости видел...
— А я говорила, — раздался чей-то голос, — не выдержать Дракуле. Да и как он бы устоял, если все Заморье на него ополчилось! Просто чудо, что столько времени продержался.
— Цыть! — буркнула княжна-чародейка. Она подняла изрядно уставшего Баюна. — Пошли домой, чего там. Сама посмотрю.
Обычно Ягжаль ходила пешком — не хотела по пустякам гонять волшебных коней. Но на сей раз она торопилась. Конь по кличке Белогрив быстро домчал ее до тайной избушки в чаще леса. Прежде Ягжаль, как и все богатырки, жила в шатре, но с началом гонений ей пришлось скрыться.
Как назло, яблочко показывало повтор новостей в таком порядке, словно война в Залесье — это так, ерунда. Вот сборище на Сахарном Болоте... Кощей Бессмертный по всем блюдцам Тридевятого в который раз чуть ли не со слезой клянется, что «палата татей и лихоимцев» ему рот не заткнет. Аж ошалел, шакал Заморья, сколько внимания ему. И ведь знают все, у кого кормится предатель! С Дональдом Даком за крылышко здоровается, а диплом по чернокнижию в Хогвартсе получал! Ооо, да там и Марья Моревна кулачком трясет — от сверкания яхонтов в глазах рябит. Одноглазое Лихо маячит. Водяной в кадр влезть норовит, даром что там не помещается. А вон генерал — как там его? Не вспомнить уже. К Ягжаль приставал, хотел Федота-Стрельца извести. Ох, срам какой...
Потом показывали Гороха, который пучил без того рачьи глаза и вещал о необыкновенном, не то что в прошлое лето, урожае молодильных яблок. Ягжаль покривилась. Все речи царя она уже знала наизусть. Послушаешь — и впрямь кажется, что в сказке живешь. А по Тридевятому проедешь — ну и где чудеса-то? В столице берендеев уже больше, чем русичей. Крылатый корабль запустили — а он в речке утоп. В подводный, так сказать, превратился. Домовые в темницу попадают, а злобная нечисть, вроде того же Кощея, по раутам заморским катается. Тьфу!
— А теперь новости из Залесья, — наконец сказала птица Гамаюн и торжественно расправила перья. Это означало, что сейчас пойдет какая-нибудь особо кровавая гадость. — После долгого и жестокого сопротивления пала бесчеловечная тирания вампиров, выступления против которой начались в месяце лютене. Графа Дракулу...
— Ну какого графа! — не выдержала Ягжаль. — Дубина! Князь он! Князь, а не граф!
— ...нашли раненого, когда он пытался скрыться в подземелье. Повстанцы жгли его раны чесноком, затем вонзили кол в сердце. — По блюдцу поплыли столь отвратительные картинки, что Ягжаль зажмурилась. — Его прах будет выставлен на всеобщее обозрение в городе...
Показали торжествующего Ван Хельсинга, а затем — ну кто бы сомневался — Хеллион Климмакс. Древняя ведьма ухмылялась так, словно в роду у нее были крокодилы. Впрочем, ее внешность такой возможности не исключала.
— Выродки, — пробормотала Ягжаль. — И на вампиров еще клевещите. Да они уже лет четыреста только зверьми питаются, а кто людей трогал, тех князь Влад лично испепелял! Ну все, вкусят теперь залесцы, что такое Заморье. А я-то, дура, девчонок подгоняла, и чего ради...
— Будут еще войны, — вздохнул кот Баюн. — Там дальше речь Микки Мауса. Он Аграбу в осаду хочет взять.
— Так у них же джинн. Болен совсем заморский царь, что ли?
— А у нас Змей, бабушка, и что толку?
— Я тебе не бабушка, — привычно отозвалась Ягжаль. И то верно, все Тридевятое уповает на Змея Горыныча. Ну а что Змей? Животная глупая, кто его кормит, тот его и летает. Даже если представить, что выпустят его, поднимут, так Заморье в ответ поднимет своего Бармаглота. И сожжем друг друга дотла.
— Со всех сторон обложили, — подытожил кот. — Как волков.
— Волков! — ахнула Ягжаль. — Я же Серому пояблить обещала!
При слове «пояблить» Баюн зафыркал, что означало смех.
— Чего? Я у вас, молодежи, словечки подхватываю. Или тебе «поблюдить» нравится больше?
Щелчком пальце Ягжаль согнала с блюдца картинку, взяла яблоко и пустила его катиться в обратную сторону.
— Покажи мне Серого Волка! — велела она.
В блюдце возникла волчья морда.
— Яга! — обрадовался хозяин морды. — А я-то все жду. Думал, ускакала ты.
— Какое ускакала! Новости слыхал?
— Когда мне их слушать! Мы с Патрикеевной разбежались. Она себе заморского лиса нашла и шуры-муры с ним у меня под носом крутила. А он, оказывается, еще и богач! И всю жизнь о русской лисичке мечтал!
— Что за лис? — заинтересовался кот.
— Погоди, вспомню. Рено... Ремонт... А, точно. Реньярд.
Баюн опять зафыркал.
— Угораздило твоей Патрикеевне! Это же проходимец известный, альфонс. И никакой он не богач. Покрутит с ней, нору себе отнимет, а ее за порог выкинет. Она к тебе сама прибежит прощения просить.
Серый Волк махнул лапой и обратился к Ягжаль:
— Так что за новости там, старая амазонка?
— Терпеть не могу эти заморские словечки! Совсем язык засорили. Амазонка — это в Заморье платье такое. А мы — богатырки, вольные девицы.
— Ох, ну не томи, вольная девица! Что, Дракулу убили?
— Ну да, — печально сказала Ягжаль и рассказала Волку о новостях.
— Жалко, — покачал головой Серый. — Я Дракона видел как-то раз. С придурью он был, конечно, но честный. И народу своему только добра желал. Родину от басурман освободил. А народ с ним вон как — кол в сердце и вся недолга. Хорошего никогда не помнят. Зато все казни ему живо припомнили и еще раз в десять больше сочинили! Хоть и казнил за дело. Сейчас они всех этих покойных татей да убийц святыми сделают.
— Знаю я, как оно бывает, — сказала Ягжаль. — Сами все видели после... ну, ты знаешь.
Волк зыркнул глазами по сторонам.
— Я чего рассказать-то хотел, — тихо сказал он. — Есть друг у меня один... Ну, не у меня, а у Ивана есть. И этому другу кое-что ведомо. — Он еще понизил голос. Ягжаль наклонилась к самому блюдцу. — Мы все сидим, кумекаем, ждем, пока Микки с Хеллион соседей не скушают и за нас не примутся, да еще Кощей воду баламутит. А этот Иванов друг... Он про ключи... — Волк осекся и захлопнул пасть лапой.
— Какие ключи? — переспросила Ягжаль.
— Тссс! А то у меня неприятности будут. Ты с Иваном потолкуй. Обязательно потолкуй, времени мало у нас. Да не через яблочко, опасно это. Друг тот не в Тридевятом живет. Он, как гонения начались, в королевства уехал. И ни с кем не встречается.
— Иван-то сам где?
— А где ему быть? В Лукоморье живет. Там же, где и раньше. Писаря нанял, книжку ему надиктовывает. Да только кто ту книжку читать будет? Горох ее анафеме предаст, как только узнает.
— Не через яблочко... — повторила Ягжаль. — Голуби к нам не летают. Это что же, мне в столицу ехать?
— Ах, черт, тебя же ищут... Я и забыл.
— А если я пойду? — предложил Баюн.
— Ты? — удивилась Ягжаль. — И сколько дней ты идти будешь?
— Дай мне коня, — сказал кот. — Конь до Лукоморья доскачет сам, а в седле я удержусь.
— Тебе еще и седло? — расхохоталась Ягжаль, которая представила Баюна верхом.
— У меня ведь когти, — ответил тот. — Я же не могу ими цепляться прямо за лошадь!
— Ну ладно, — улыбнулась княжна богатырок. — Бери Белогрива, он еще оседлан.
Ивана-Царевича многие называли Дураком. А ведь он был посмекалистее прочих. Просто он видел то, что другие видеть не могли или же не хотели. Ну кому придет в голову пойти искать то — не знаю что? А щадить волков и медведей, пусть даже говорящих? При царе Додоне Иван пытался доказать, что это Заморье виновно в бедах Тридевятого царства, а не... ну, все знают, кто. Он сорвал себе голос, выступая на сборищах. Он едва не попал под гонения, но вовремя вмешались его друзья-звери, напомнив людям, что Иван ведь Дурак — чего вы от него хотите? Так он и остался жить в Лукоморье, и как будто был прекратил попытки открыть русичам глаза. Подался в воспитатели к детям богатых бояр, обучал их скакать верхом и обращаться с оружием.
Белогрив донес Баюна до ворот Лукоморья и остановился пощипать траву, давая понять, что дальше не пойдет. Города волшебный конь презирал. Скучающие стражники мигом приметили интересное зрелище: белый жеребец, на котором вместо всадника сидит взъерошенный кот и вылизывается.
— Это заморские, — сказал один из стражников другому. — С ними еще такой урод зеленый должен быть.
Баюн их услышал. Закончив умываться, он спрыгнул и с надменным видом направился к воротам.
— Эээ... Хайль! — приветствовал его стражник. — Микки Маус гуд кинг! Эээ... хаму дую дуй?
Баюн не знал по-заморски ни слова, но что-то подсказало ему, что стражник других тоже не знает.
— Бурмур мурбур баралгин, — снисходительно заявил кот. — Дюралекс седлекс дюрекс контекс. Айл би бэк.
Он проследовал в ворота, не обращая внимания на чешущего в затылке стражника. Эти слова, ну или что-то похожее, Баюн слышал, когда Ягжаль читала заклинания.
Дом Ивана он нашел без труда, но стучаться не стал, а, притворяясь обычным неволшебным котом, прыгнул на забор, с забора во двор, забежал в сени и предупредительно мяукнул. Иван сразу вышел ему навстречу и кивнул, словно его и ждал.
— Здрав будь, Баюн, — сказал он. — Пойдем, у меня молоко есть и рыбка. Тебе еще предстоит далекий путь.