Несмотря на отказ Прасковьи Лубиной признать Фёдора своим мужем, он получил справку, которая подтверждала его исконную фамилию и возвращала имя родного отца. Родину этот факт ему не вернул, тем более, что отец его умер в Сарапуле в 1943 году. а мать - в 1953. Оставались две сестры в том же городе, в котором о факте его существования соообщить никто не удосужился, да и не до таких новостей тогда его сёстрам было.
Надо было как можно громче отрекаться от такого замаранного брата. Сам же Фёдор, не имея даже малюсенькой фотокарточки, напомнившей бы ему что-нибудь о жизни до войны, так и остался потерянным для тех, кто смог бы как-то помочь ему вспомнить свою прежнюю жизнь.
Где-то жила дочь Нади, о которой она тосковала до рождения сына. Фёдор, непонятно почему для него, настоял назвать сына Петей.
Сын сгладил тоску матери по дочери, сделал её не такой болезненной. Искать в те годы по Детским Домам, находясь в заключении, было просто бесполезно. Отсидевшим большие сроки милиция не стремилась помогать в поисках, а на государственном уровне поиски не были организованы.
Сын Петя рос, с рождения рассматривая колючую проволоку как ёлку или одуванчик. Околюченный пейзаж был так же обычен для Пети, как для городского мальчика замок в двери, который надо обязательно закрывать, чтобы чужой дядя не вошёл и не сделал ему больно.
В этом глухом Архангельском крае, в сорока километрах от Котласа, колючая проволока была крепче любого замка, а охранник на вышке был ключом, открывающим или закрывающим эту колючую проволоку.
Скучное детство компенсировалось поисками ягод, грибов, ловлей рыбы в речушке примитивной удочкой. Весь тот шум где-то в Московских кабинетах, залах дворцов во время заседаний, робких признаний вчерашних ошибок руководства долетал в этот медвежий край лёгким ветерком.
Начальник лагеря как-то старался смягчить переход к новому отношению Правительства в сторону послаблений, которые были оценены зэками и с горечью, и с обидой за ошибочно проведённые годы в лагере и, в то же время, потерянные.
Радости было мало. Охранники, привыкшие к безнаказанности, не понесли ни наказания, ни увольнения. Остались передачи продуктов и денег, в которых продолжался отбор того, что "не положено", в чьи-то руки. Лучшие места в трудовых профессиях покупались.
Правда, теперь ужесточалось положение воров, которые пришли на смену осуждённых по пятьдесят восьмой статье. Но и пятьдесят восьмая статья осталась существовать ещё долго.
В судах продолжали заседать прокуроры, руки которых были по локоть в крови, судьи, управляемые телефонным звонком сверху.
Фёдор был в числе тех, кому был рад лагерь. И начальник лагеря был рад удерживать нужного работника бесконечно. И Надя была счастлива, что Фёдор потерял память и не сбежит от неё туда, где, наверно, были жена и дети. Ей и самой уже не хотелось менять устоявшийся, устроившийся быт. Охранник, защищавший её от чрезмерных тягот в период срока, перебрался в другой участок службы, и ничто не напоминало о её приспособленческих ухищрениях.
Да ведь и к Фёдору за "доброту" Нади относились намного лучше. Сапожник Фёдор значительно окреп, поправился и туфли стал делать на загляденье кому следует. В столовой для заключённых уже не варили свёкольную ботву, всё старались класть в чан перловку да овсянку. Суп, правда, не всегда удобрялся маслом, но соли положить не забывали. Кости давали приличный навар.
И хлеба было больше уже к шестидесятому году.
Однако Фёдора с каждым годом всё больше мучил вопрос о тех годах, которые он прожил до тридцати лет.
Те месяцы войны, которые он пробыл на фронте, его мало заботили, но отчество, полученное помимо его воли, волновало. Он не встречался с медицинскими светилами, не читал медицинской литературы, не имел телевизора, которым могли похвалиться единицы в больших городах. Только во сне являлись отрывочные видения, не связанные друг с другом.
Ему не было известно, что с возрастом человек начинает итожить свой жизненный путь. Но именно это происходило неосознанно именно во сне с ним. И совсем не случайно предложил он назвать сына Петей. Как будто из каких-то глубин подсознания вырвалось имя, которое не стала Надя оспаривать, а приняла безропотно. Петя, так Петя!
Но уже менялось что-то в Советском Союзе. Смерть И.В.Сталина требовала каких-то значительных изменений в судьбах не только вольных жителей городов и деревень. Уже явным было отставание Государства, построившего Социализм, от "загнивающего" Запада по многим показателям народного хозяйства. Автоматы и бомбы никто подавать в кастрюлях к праздничному столу не собирался.
Нужно было изобрести что-то устойчивое для души народа. Хлеб! Вот та идея, которую стал Никита Сергеевич усиленно проталкивать в народ! Чудовищные просторы степей Казахстана магнитом притянули его глаза!
В Казахстанскую степь собрались и Фёдор с Надей, имея на руках двухлетнего Петю. Очень хотелось Фёдору изменить период той жизни, которую подарила ему Советская власть в Архангельской области. Да и Наде надоело слышать матьки работяг, осуждённых по бытовым статьям, за дощаной перегородкой, отделявшей их закуток.
Авантюра переезда была не такой уж откровенной. В эти годы путешествия по Советскому Союзу уставший от страха народ совершал часто, не боясь за своё имущество, которое у многих укладывалось в один чемодан. Многие рвались из мест заключения в родные места. Казахстан не был исключением. Владельцы пятьдесят восьмой статьи, освобождённые Маленковым, поспешно удирали из лагерей, отчего, наверно, Н.С.Хрущёв счёл разумным не вмешиваться в это решение, а просто присвоить в ряд своих заслуг перед народом.
Приезд сапожника и работника столовой в будущий Целиноград был в тот период, когда среди степных просторов стояли несколько саманных бараков, очень кстати. Возраст Фёдора ещё позволял как-то устроиться на работу в сапожной мастерской. Но таковой в этом, забытом богом месте, просто не могло быть. Но слово - сапожник действовало магически на всех, от кого зависело, задержится в степи Фёдор Лубин или поползёт куда-то ещё.
Сразу нашлось помещение в бараке небольшое, на одно окно, с нарами, дощатым приспособлением для обеда и примитивными табуретами. В длинном коридоре их дверь в комнату была первой для удобства клиентов.
Оставалось написать на двери слова - "Сапожная мастерская", и можно было приступать к работе. Тем более, что денег едва хватило на дорогу.
Продолжение - http://www.proza.ru/2012/03/02/2048
Ижевск, 2006 - 2008 г.г.