Сделать нам предстоит больше, чем сделано
1. Прибытие в полк и сразу не с корабля на бал, а с поезда в аврал
Сидя в поезде, я вспомнил кинофильм “Поезд идёт на восток” и подумал, что на восток поезд везёт меня уже 2-й раз, и не повезёт ли он меня в 3-й раз ещё дальше, на Дальний восток. Но мысль эта была мимолётной, почему-то я был уверен, что как (по известной армейской пословице) дальше Кушки не пошлют, меньше лейтенанта не дадут, так и меня уже не пошлют дальше Перми. И вот поезд прибыл в город, недавно ещё прозывавшийся именем опального Молотова.
После пребывания в течение года в малой деревне и в маленьких городках типа большой деревни Пермь показалась громадным городом, но в то же время казалось каким-то анахронизмом наличие на многих улицах около рынка деревянных тротуаров, таких же, как в Кулебаках, Навашино или Выксе. Я знал, что встречать меня, как в Навашино, не будут, но мне подробно объяснили, как от вокзала доехать до рынка, а оттуда служебный автобус в определённое время отвозит техников, инженеров и лётчиков, живущих в городе, к месту службы. С ним я и должен был прибыть в свой полк.
Когда я подъезжал к рынку, военный автобус на указанном мне месте готовился к отъезду, и я, довольный, что не опоздал, поторопился сесть в него, не спрашивая, тот ли это автобус, который мне нужен, будучи твёрдо уверен, что он привезёт меня к месту моего назначения. Автобус ехал не долго и вскоре остановился у проходной воинской части. На вопрос лейтенанта, дежурного по контрольно–пропускному пункту я ответил, что прибыл по назначению.
Тот расплылся в улыбке, вытянулся передо мной, старшим лейтенантом, по стойке “смирно” и отрапортовал: “Здравия желаю, товарищ замполит! Командир уже ждёт Вас в штабе”. Затем он сказал, что сейчас оставит вместо себя солдата и проводит меня в штаб. Я подивился такой расторопности и почтительности лейтенанта, а также прозорливости командира, каким-то образом узнавшего час моего приезда.
Несколько смутило меня обращение “товарищ замполит!”, но я подумал, что ослышался или лейтенант от волнения оговорился, и последовал за ним. Но пришлось снова удивиться, когда командир оказался в звании майора и почему-то не с голубыми петлицами, а с чёрными. Его же удивила моя авиационная форма, и в результате его уточняющих вопросов, какое училище я закончил и есть ли у меня опыт партийно–политической работы в войсках, ситуация прояснилась.
Оказывается я попал не в свой авиационный полк, а в приданный ему батальон аэродромного обслуживания, расположенный на противоположной стороне ВПП (взлётно–посадочной полосы). К ним сегодня должен был прибыть на должность замполита командира батальона старший лейтенант с похожей фамилией, но он опоздал, а я успел на автобус, но не свой, наш ушёл немного раньше.
Мы с майором посмеялись над случившимся, после чего он распорядился, чтобы меня на газике доставили в объезд ВПП до штаба нашего полка, и пожелав мне успехов в службе, распрощался со мной.
Второй раз меня приняли не за того, кто я есть на самом деле, лет через 40 после этого курьёзного случая. Мы с женой приехали по путёвкам в Сухумский санаторий Московского военного округа во 2-й или в 3-й раз. То ли мы понравились дежурной в приёмном отделении, то ли приняли нас за каких-то важных персон, но поселили нас в генеральском домике у самого синего моря, в непосредственном соседстве с командующим Северо–кавказским военным округом, апартаменты которого находились над нами на 2-м этаже.
Нам же выделили половину таких апартаментов на 1-м этаже. Первые 2 дня мы были в состоянии лёгкой эйфории, что нам так повезло, а потом почувствовали, что из-за сильной затенённости пальмами и другими экзотическими деревьями в комнатах такая сырость, что даже не успевают высохнуть за ночь полотенца. Мы попросили переселить нас в обычный номер, но повыше–поближе к солнцу. Нам тотчас же выделили отличный номер в обычном многоэтажном корпусе, и мы сразу же отправились заселяться.
Не успели мы дойти до комнаты дежурной по этажу, как почувствовали какое-то не обычные внимание и предупредительность, проявляемые по отношению к нам. Мы в очередной раз удивились про себя, но не подали виду и с интересом наблюдали суету, вызванную нашим появлением, и хлопоты вокруг нас. И только на следующий день спросили у горничной, чем мы их так напугали.
”Ну как же? Позвонил сам начмед, сказал, что сейчас придут важные люди из ФСБ, их не устроил даже генеральский номер, так мы должны сделать всё, чтобы они остались довольны”. Мы не стали опровергать начмеда, чтобы не ронять его авторитет в глазах подчинённых, но сказали, что мы добрые люди и нас опасаться не стоит. И даже дали ей чаевые за старательность.
Не знаю, что это было: то ли нас перепутали с кем-то, то ли это был очередной розыгрыш моего не угомонившегося до седых волос академического друга Бондаренко, как-то прознавшего о нашем приезде и решившего представить меня теперь не космонавтом, как когда-то здесь же, а ответственным работником ФСБ, прибывшим с секретной миссией.
А может быть, проявил инициативу и переусердствовал наш старинный хороший товарищ Владимир Иванович Шинков, бывший в те времена военным комиссаром Адлера и знавший, что мы каждой осенью отдыхаем в Сухуме.
После ухода от радушного майора я уже минут через 20 был на месте своей новой службы. В моём полку не ждали от меня такой прыти, что я приеду так скоро, но обрадовались не меньше, чем в батальоне поначалу. Особенно рад был заместитель командира полка по инженерно–авиационной службе старший инженер полка майор Резник Семён Александрович, так как дел было невпроворот в связи с присланной директивой о срочном проведении доработок алектрооборудования на всех самолётах нашего типа.
А у нас эта работа проводилась под особым контролем со стороны старшего инженера авиации 20-го корпуса ПВО подполковника Родионова и врио командира полка подполковника Бакатанова, так как наш полк, конкретно наша служба алектрооборудования были виновниками появления такой директивы.
Дело в том, что за несколько дней до моего прибытия погиб заместитель командира полка, кажется по политической части. Погиб до обидной горечи в сравнительно безобидной не аварийной ситуации, хотя и ночью, но в простых метеоусловиях, при исправной работе двигателей, систем управления самолётом, навигации и ориентации в полёте.
У него уже при заходе на посадку после 4-го разворота загорелась лампочка сигнализации о пожаре. Лётчик он был достаточно опытен, чтобы быстро определить, что это ложное срабатывание, так как все другие приборы свидетельствовали о нормальной работе двигателей и отсутствии пожара на борту самолёта. Но лампочка горела очень ярко, как ей и положено, чтобы сразу привлечь внимание лётчика, но конструкторы не предусмотрели тумблёра, чтобы её отключить.
Лётчик доложил руководителю полётов сложившуюся ситуацию, что лампочка слепит глаза и мешает следить за показаниями приборов. Тот дал команду заклеить лампочку, в общем-то принял, если бы не малая высота полёта, верное решение, которое лётчик и стал выполнять. Но для этого надо было наклониться вперёд, а дело было зимой, тёплая куртка уменьшала резерв безопасного движения, и лётчик не заметил, как не много отжал грудью ручку управления от себя.
Поскольку высота была уже малая, этого оказалось достаточно, чтобы самолёт сошёл с глиссады и начал срезать верхушки деревьев. В итоге самолёт разбился, лётчик погиб. Командира полка отстранили от должности, а затем отправили в запас, хотя вины его явной не было, разве что надо было отправить самолёт на 2-й круг, велеть набрать высоту и только после этого заклеивать лампочку. Но разве всё предусмотришь? Все умны задним умом.
Вот после этого и вышла директива, предписывающая на всех самолётах Миг–19 всех модификаций установить тумблёры для отключения злополучной лампочки сигнализации в случае её ложного срабатывания. А если не ложного, то…Тут уж не до выключения, успеть бы катапультироваться. Может быть, поэтому и погибшего лётчика не отправили на 2-й круг: а вдруг не ложное срабатывание, а вдруг через несколько минут рванёт.
Вот так и попал я сразу с поезда в аврал. Представил меня Резников новому командиру полка, тот, узнав, что я холост, остался доволен, что хоть одной головной болью меньше: не надо беспокоиться о квартире для меня. Велел устроить меня в общежитие, показать, где столовая, а мне – приступать сразу же к работе. Так уже после обеда я приступил к выполнению своих служебных обязанностей.
Представил мне Семён Александрович начальника группы регламентных работ капитана Силантьева Алексея Ивановича, порекомендовав в 1-ю очередь заняться организацией выполнения директивы так, чтобы выполнить её качественно, в кратчайшие сроки и не срывать плановые полёты, которые никто не отменял. Конечно, это была простая работа по сравнению с ремонтом покалеченного самолёта, но её надо было выполнить на каждом самолёте и хотелось самому всё проверить, чтобы с первых шагов не допустить нигде оплошности механиков и техников. Так и началась для меня новая служба в боевом полку 1-й линии, обеспечивающем боевое дежурство и охрану воздушных рубежей страны.