Другой демон, которого вы должны прогнать –
это жалость к себе. Чувство жалости к себе –
это совершенно не нужная трата энергии.
Это также верный путь уничтожить симпатию
и помощь от других. Когда же настоящее
горе придёт к вам (а это будет), смотрите
ему в лицо и знайте, что время всё излечит.
Никогда не принимайте поражений. Помните,
никогда не бывает слишком поздно
дать себе ещё один шанс.
Поль С.Брэгг «Нервная сила»
ГЛАВА 24. МЫСЛЕННО ПРОЩАЛАСЬ
Яся отложила объяснение с мужем ещё по одной причине. Когда она делала аборт, гинеколог ей сказал, что в её матке есть опухоль. Опухоль может расти, потому что Яся – молодая женщина, у неё ещё долго будут вырабатываться гормоны, которые могут провоцировать рост опухоли.
Перед уходом из больницы Яся поговорила с гинекологом.
- И что мне делать? – спросила, крайне встревоженная.
- Удалить, - ответил, как отрезал, врач.
- Что удалить?
- Всё!
- Что всё?
- Матку с опухолью.
- Но я замужем!
- И на здоровье! В вашей медицинской карте я вижу, что у вас уже двое детей. Раз пришли на аборт, значит, больше рожать не хотите. Только мужу ничего не говорите после операции.
Многие мужчины (аборт ей делал гинеколог мужского пола) не понимают, что после удаления матки женщина остаётся полноценной; на супружескую жизнь отсутствие матки никак не влияет. Матка – это, образно говоря, лишь кокон для вынашивания плода.
Некоторые мои бывшие пациентки признавались, что без матки они не боятся забеременеть, а потому могут «крутить любовь» направо и налево. Передаю их слова. Не я придумал.
- Мой муж – врач, - сказала Яся.
- А вы думаете, что мужчина - врач, отличается от мужчины – не врача? Столько же дури. Простите. Мой вам совет: если будет операция, не говорите мужу всё.
- И что мне вот сейчас уже готовиться к операции?
- Всегда есть опасность, что опухоль доброкачественная может переродиться в недоброкачественную. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Понимаю. Вы говорите о раке.
- Лучше перестраховаться. Опухоль пока у вас небольшая. Наблюдайтесь у своего гинеколога. Может, что-то задержит рост опухоли, такое тоже бывает. Но, если менструация будет обильнее и длительнее, чем прежде, или появится кровотечение, не тяните. Эти симптомы опасны для жизни. Я уверен, у вас всё будет хорошо. И вы ещё порадуете нас новыми кинофильмами.
- Спасибо, доктор. Как только будет что-нибудь интересное в Доме кино, я принесу вам приглашение на два лица. Вы должны отвлекаться от всего того, что мы, женщины, наваливаем на вашу душу. Уверена, что вы переживаете за каждую свою пациентку.
- Переживаю, - признался врач.
Яся всегда выполняла свои обещания.
Опухоль сначала была с голубиное яйцо, потом – куриное, дальше – страусовое. Если бы она тихо сидела в матке, Яся бы не беспокоилась. Ей она не мешала.
Шло время после того разговора с гинекологом. Яся надеялась на чудо: «Авось, рассосётся, как-то вдруг исчезнет!». Но чудо ходило где-то другими дорогами. Начали затягиваться менструации: вместо, как раньше, трёх дней – пять, затем – семь, затем – десять. Яся чувствовала, что уходят силы, начинала кружиться голова, подчас её донимала такая слабость, что она «ходила по стенке». Тяжело было вне дома, а особенно, когда приходилось ехать в командировку.
Теперь уже Яся допоздна засиживалась в кухне или в гостиной, делая вид, что работает над сценарием. Павел ни о чём её не спрашивал, и она ничего не говорила мужу.
После очередного длительного кровотечения пришлось идти к врачу. Гинеколог покачала головой:
- Ваша миома стала больше, появились узлы. Выход один – удалить. Выпишу вам направление в больницу.
Яся внешне спокойно отнеслась к этой перспективе. Но кто не волнуется перед операцией? Только тот, кто без сознания.
Она не любила лечиться. Как-то рассказала Полине:
- Приезжаю в воинскую часть. Пока оператор и осветители готовили объекты к съёмке, зашла к врачам. Предложили чаю, я согласилась. А потом врач, дама моего возраста, говорит:
- Хотите, я измерю вам артериальное давление?
- Кто же этого не хочет! – пошутила я.
Врач несколько раз накачивала воздух в манжетку.
- Я не поверила первым показаниям прибора, - призналась она, - думала ошибка. У вас, товарищ режиссёр, высокое давление. Особенно «сердечное». Это опасно. Удивляюсь, в Москве, что, врачей нет?
- Есть, конечно, Как выражается мой супруг, в столице эскулапы - на все вкусы. Да не хожу я к ним. Времени нет. У меня есть свой эскулап – муж. Он врач.
Все, кто был в медицинском кабинете, переглянулись.
- Ты приняла к сведению слова об опасности высокого давления? – спросила Полина.
- Я не чувствую этого высокого давления. Сейчас меня волнует опухоль в матке.
Ясе пришлось подчиниться обстоятельствам. Она оттягивала разговор с Павлом до последнего дня. Наконец, сказала. Он заметно побледнел.
- Я страшно огорчён, дорогая. Вот так новость! Почему ты молчала до сих пор?
- Не хотела тебя, папа, волновать.
- Что мои волнения… Я мог бы заранее побывать в той больнице, куда ты ложишься, поговорить с коллегами, подготовить почву. А сейчас вынужден ехать в институт, там меня ждут. Постараюсь вернуться пораньше.
И уехал. Без «душенька», «ненаглядная моя»; не поцеловав ни в щёку, ни руку.
Яся на работу не поехала – у неё был перерыв в съёмках. Собрала вещи. Покрасила волосы – не хотела лежать на операционном столе с, пусть редкими, но уже появляющимися седыми волосками. Сняла лак с ногтей, знала, что это необходимо сделать. Вымылась. Поговорила с Марией Сергеевной, поручила ей заботу о доме, детях и муже. Они поплакали.
Мария Сергеевна считала, что все проблемы надо «заедать» чем-то вкусным. И быстро приготовила пирог с яблоками. Когда вернулся Павел, няня ушла в свою комнату, «чтобы не мельтешить».
… Вечером с мужем пили чай. Павел волновался, что было видно по подрагивающим губам и дрожанию рук, когда он наливал чай в чашки. Яся так ждала: он сядет рядом, обнимет её за плечи, может, всплакнёт вместе с ней. Ничего подобного!
Павел был приличным мужем, с обывательской точки зрения. Но он не умел жалеть людей. Или жалел, не показывая этого. Отчего не легче тому, кто хочет, чтобы его пожалели.
«Весь мир – театр, и люди в нём актёры», - считал Уильям Шекспир.
В жизни каждого человека бывают ситуации, когда он оказывается в гамбите (в шахматной игре это определённый ход, а в буквальном смысле – «дать подножку»). Если человек находится в роли жертвенной пешки, ему невыносимо трудно. А тому, кто рядом с ним, чтобы помочь и отвлечь, нужно быть чуть-чуть актёром. Павел был стопроцентным прагматиком. Куда-то подевались те эмоции, которыми он наполнял свои письма Ясе в самом начале их знакомства.
Они пили чай и молчали. В голове Яси крутились чёрные мысли:
«Может, я больше не вернусь в свою квартиру? Не увижу своих детей? А если у меня не доброкачественная опухоль, а рак? Павел не понимает, что мне страшно? Мы живём с ним в полном диссонансе.
А Марк понял бы? В молодые наши годы он не умел мне сочувствовать, но мы, люди, мудреем. И что это я его вспомнила? Нашла подходящий момент! Он сейчас где-нибудь в Африке, ест кокосы и бананы…
Так, стоп! Сейчас не время пускаться в воспоминания. Сначала дело. После него или жизнь, или… Не хочу думать о смерти. Я не буду думать о смерти! Я не хочу умирать! На всю планету хочется кричать: «Я не хочу умирать! Пожалейте меня хоть кто-нибудь!».
Яся положила на стол листы бумаги.
- Папа, здесь записаны телефоны: рабочие, подруг, Марка. На всякий случай. А этим ты распорядишься, - она пододвинула к Павлу два заклеенных конверта, - если я не вернусь… ты понимаешь, папа, о чём я говорю. В случае моей смерти, передай эти письма – они подписаны. Одно - моему отцу. Другое – детям. Если я перенесу операцию нормально – письма не передавай.
- Не волнуйся, все твои просьбы выполню, - ответил Павел. Потом спохватился: - что ты себя заранее хоронишь! Миллионам женщин во всём мире делают такую операцию. Я тут кое-что почитал сегодня в институте. Техника операции отработана.
Уже практикуют такую методику операции, когда удаляют опухоль и узлы, а матка остаётся. Не переживай (без «душенька», «ненаглядная моя», видно язык закостенел). Тебе надо выспаться. Ложись пораньше. Я сам уберу всё в кухне.
И всё! Яся предпочла бы не лечь спать, а проговорить всю ночь. Не об операции. Но ночи напролёт они разговаривали когда-то с Марком; одна тема цеплялась за другую. Они так увлекались, что забывали о сне, спохватывались, когда начинал брезжить рассвет. С Павлом так не получится. То, что интересно ему – не интересно ей, и наоборот.
Почему бы ей и Павлу не лечь рядком и не поговорить ладком? Не поговорить, конечно, а обняться, тесно прижаться друг к другу.
…«Подумаешь, завтра операция! Может это мешать половому акту? Не может. Не во влагалище моё будет заглядывать хирург, а живот мне располосует. Я так хочу любви, нежности! Хочу почувствовать большой твёрдый член во влагалище. И забыть об операции.
Ощущение, когда он там, вдохновляет меня, настраивает на оптимистический лад. Я хочу этого мига – когда член входит в моё тело, когда он там живёт, двигается, щекочет, пробуждает мои чувствительные точки…Только женщина может понять мои чувства. И страхи мои перед операцией пропали бы. Я уверена. Пойду, приласкаюсь…».
Павел мыл посуду. Яся подошла к мужу, прижалась к его спине, обняла его крепко. Он спокойно домыл чашки, вытер полотенцем руки, повернулся к Ясе:
- Спать, спать, дорогая. Тебе надо беречь силы. Завтра нам рано вставать. Провожу тебя в больницу и подожду, пока тебя примут. Пойдём, я уложу тебя в постель…
Они пришли в спальню. Павел аккуратно сложил покрывало, взбил подушки. Помог Ясе развязать халат. Когда она легла, накрыл её одеялом, поцеловал в щёку:
- Спокойной ночи, дорогая. Всё будет хорошо. Я немного ещё поработаю, всё равно мне сейчас не уснуть.
Он погасил свет. Как только муж вышел, Яся включила настольную лампу, достала из-под матраца свой дневник. Открыла, написала дату.
«Интересно, какие чувства испытывают мужья, когда у их жён обнаруживают заболевания женских половых органов? Жалость, как при любом другом заболевании? Или отвращение? Скорее, отвращение.
Размышляют: «У неё там опухоль, это как гнойник, нарыв. А я буду свой чистый член туда совать!» Бесспорно, не все так думают. Если муж любит искренне – не станет рассчитывать: опасно - не опасно.
У Ремарка, кажется, в романе «Три товарища» есть такой сюжет: у молодой женщины туберкулёз, она знает, что скоро умрёт. Её друг тоже это знает, но старается всеми доступными ему способами отвлечь её от болезни, смерти. Он может заразиться, но не думает о себе, а думает о подруге. У них и любовь, и поцелуи. Родной человек, этот парень! А, может, это не в «Трёх товарищах», но в каком-то романе Эриха Ремарка - точно.
Если бы у Марка или у Павла обнаружили на члене, в мошонке опухоль или что-то ещё…Не знаю, какие есть заболевания у мужчин… Я бы не морщилась, не отталкивала, если бы они хотели любви. Была бы очень нежной. Я бы бросила все свои рабочие дела и поддерживала бы мужа до полного выздоровления.
Павел во всём правильный и практичный, шагу не ступит, заранее всё не просчитав. Может, потому он такой холодный? Алла Пугачёва поёт: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…».
Не любит он меня!
Остановись, девушка! Нашла о чём думать перед операцией. И всё же, я хотела бы узнать когда-нибудь правду: он, отказав мне, пощадил меня, размышляя, как врач, или перестраховался? Если он читал о миоме, уверена, там написано, что она не заразна. Читал! Он и до этого всё знал, ещё, когда учился в медицинском институте.
Мне себя жаль. Вот я лежу тут одна. Не к кому прижаться. Так много вокруг людей, а прижаться не к кому. Была бы мамочка жива, она бы обняла меня и сказала: «Солнышко моё, настраивайся на хорошее. Я уверена, что скоро ты забудешь, что у тебя была операция. Верь в этот счастливый конец».
Ладно, я согласна и без сношения. Пусть бы Павел полежал рядом со мной, погладил меня по голове. Может, это наша последняя ночь. Мне рассказывала одна знакомая о своём дяде. Ему было тогда лет двадцать пять. Женился. Работал бульдозеристом в карьере, где сначала взрывали породу, а потом он передвигал её ковшом ближе к дороге.
В одно раннее утро, уже собравшись на работу, он сказал жене: «Знаешь, мне так хочется, так хочется…». И они любили друг друга. Он ушёл на работу и больше домой не вернулся. Только через несколько дней она увидела тело мужа в морге. Его во время взрыва засыпало породой.
Возможно, тот парень предчувствовал смерть, и ему захотелось напоследок почувствовать оргазм.
Что-то подобное случилось и с одним русским царём, не помню сейчас, кто это был. Он должен был куда-то ехать, жена его провожала. Он уложил её на стол. В этот день его убили.
Яся, до чего ты уже дошла! Готова выпрашивать половой акт у мужчины, пусть это и муж твой! Я тебя не узнаю. Правильно сказала Людмила Петровна: «Гони его в шею!». Хватит ныть. Всё у тебя будет замечательно. И ты ещё споешь: «Сердце, тебе не хочется покоя…». Как мне одиноко! Выпила бы немного вина, чтобы снять тоску. Она держит меня за горло, не даёт спокойно дышать. Да, нельзя».
Яся так и уснула – с открытым дневником и с горящей лампой.
Если у страдающего человека нет сочувствующего его переживаниям, то дневник – хорошая отдушина.
… Павел зашёл в спальню, увидел, что жена спит. Взял дневник и быстро прочитал свеженаписанное. Он знал, что Яся ведёт дневники, видел несколько толстых тетрадей, где была, наверное, описана её жизнь до него. Он даже не пытался читать их: оберегал себя от чужих переживаний.
Но сейчас он прочитал запись Яси. И недобрая улыбка появилась на его губах.
…Утром Павел, как ни в чём не бывало, заварил чай, приготовил оладушки. Яся выпила чай. Чтобы не обидеть мужа, сказала:
- Не хочу, папа, набивать желудок. Мне полезно поголодать. Не умру. – Сама произнесла неосторожное слово, готова была заплакать, но сдержалась. – Хирург сказал, что «при благоприятном стечении обстоятельств», так он выразился, операцию мне могут сделать завтра. Сегодня возьмут кровь, ещё какие-то процедуры будут.
Павел положил на её руку свою и слегка сжал.
- Если бы это было возможно, дорогая, - голос звучал вполне искренне, - я бы лёг на операционный стол вместо тебя. Пусть бы меня резали, а не тебя.
- Спасибо, папа, - Яся судорожно вздохнула от набегающего рыдания. – Говорят, слезами горю не поможешь. Возьму вещи и поедем. Да, хочу вот ещё что тебе сказать, папа: прости меня, если что-то в нашей с тобой жизни было не так, если я перед тобой в чём-то виновата…
- Ты как будто прощаешься со мной. – Павел замахал руками. - Не ожидал от вас, Яся Викторовна, этого. Где ваш оптимизм?
- В карман спрятала, - пошутила Яся.
- Сейчас же вытащи его оттуда! – было видно, что Павел тоже начал волноваться.
Мария Сергеевна, провожая, перекрестила Ясю: «Храни тебя Господь!».
Когда они вышли на улицу, Павел взял жену за руку и не отпускал, пока они не оказались в приёмном покое больницы.
В палате Яся разложила свои вещи, села на кровать. И к ней, как ни странно, пришёл покой. Она размышляла:
- Что это я разнылась? У меня была вполне приличная жизнь. Двое мужей, двое детей. Чудесная профессия. Я поездила по Советскому Союзу. У меня есть подруги, друзья. Никогда не задавала себе вопрос: «Есть ли у меня враги?». Если есть, я их прощаю, и пусть меня простят.
Даже, если на этом моя жизнь закончится, мне будет что вспомнить на том свете. Я сомневаюсь, что есть ещё какая-то у людей жизнь, кроме земной. Разве только на других планетах.
Яся посмотрела на своих соседок – женщин разного возраста. Никто не рыдал, не бился головой об стенку. Занимались тем, что делали и дома: одна пила чай с конфетами, причмокивая губами, другая – читала журнал; две что-то рассказывали друг другу и смеялись. А ведь все эти женщины должны будут пройти через операционную по разным причинам. Но никто из них не создавал гнетущего настроения.
Яся была компанейским, артельным человеком. Мало говорила, больше слушала. Поэтому к вечеру она уже многое знала о своих подругах по несчастью. И чтобы самой отвлечься и их отвлечь от тяжких дум, до позднего вечера рассказывала им о кино и кинематографистах, о своих съёмках и разных забавных случаях.