Нет у одиночества имени и отчества.
Ну, а мне в твоё плечо
Так уткнуться хочется…
Из песни Александра Розенбаума
ГЛАВА 23. «МУХА НА СТЕНЕ»
Как быстро бежит жизнь!
Как быстро растут дети! Ещё есть такое убеждение: «Чужие дети растут быстрее, чем свои», подразумевается, что детей растить трудно. У Яси не было таких проблем, сыновья её особенно не огорчали. Конечно, она переживала и не спала, когда они болели, но этот «крест» несут все матери.
Так называемый «трудный» – подростковый возраст прошёл без серьёзных эксцессов. Может, потому что детей было двое, а двоих, как правило, не заласкивают. От отца они переняли устремлённость к тому, что за горизонтом.
Алексей и Семён хорошо учились в школе. И рано решили, что будут изучать какой-нибудь иностранный язык. Выбрали английский. Школьной программы не хватало. Чтобы оплатить занятия на курсах, они работали.
«Самому привилегированному классу» в СССР - детям работать не разрешалось. Но Яся, внешне - нерешительная женщина, сумела договориться. Сыновья-подростки в свободное время трудились на почте – разносили телеграммы, сортировали письма. А зимой чистили от снега тротуары и лестницы подземных переходов. Часть алиментов, которые выплачивал Марк, шла также на оплату курсов иностранных языков.
Алексей, как говорят, природой был одарён способностью к иностранным языкам, дело у него шло лучше. Потом, кроме английского, он освоит и другие. И этот сын будет более коммуникабельным, чем старший. Но они от матери получали равные доли любви и заботы.
Сыновья Яси дружили, пока учились в школе. Ей, матери, было видно, что они совершенно разные. Ещё в детстве, наблюдая за ними дома во время игры, за письменным столом, в парке, в театре, Яся думала: «Как они не похожи! Как будто родились не от одной матери и не от одного отца».
Младший Алексей везде сам спокойно подходил к ребятишкам, сразу же завязывал с ними разговор, и через короткое время они уже были товарищами. Нисколько он не стеснялся знакомиться и с девочками. Алёша (отец называл его Алексом) был ласковым с няней – Марией Сергеевной, и с матерью. Стоило Ясе сесть, как Алёша был тут как тут – садился рядом и прижимался к ней. Он рассказывал матери о первых своих влюблённостях, о планах на будущую жизнь.
Старший Семён был букой. Мало улыбался, с детьми и взрослыми сходился плохо. Матери казалось, что у него есть какие-то тяжёлые думы, которыми он с ней не делится. Когда Яся пыталась его приласкать, он всегда как-то чуть-чуть сопротивлялся; отодвигался, если она хотела погладить его по голове или обнять. Душа у Яси больше болела именно за Семёна, она думала: «У него будут проблемы с людьми, когда он вырастет. Он – что пузырь, всё время надутый.».
Возможно, он бы рассказал отцу о своих думах, но Марк, с тех пор, как Яся вышла замуж за Павла, стал приезжать как гость – с подарками, с билетами на какие-то концерты; рассказывал о странах, в которых уже поработал или где был, как турист. Мало того, что он редко и мало бывал в Москве, но, приезжая навестить сыновей, всё время торопился.
Дети не понимали, что не срочные дела выпихивали его из квартиры, а чужой человек в их семье – так он воспринимал Павла. Это было несправедливо, но даже у умного дипломата Марка не хватало мозгов, чтобы признать, что его мнение нелегитимно.
Отец шумно приходил и шумно уходил. А для доверительной беседы нужна некая интимная тишина. Поэтому у Семёна не было возможности поговорить с отцом по душам. Если он, конечно, хотел этого. С такой просьбой старший сын к отцу ни разу не обратился.
Многие родители считают, что самое главное, чтобы дети были здоровы и хорошо учились. Поэтому отцы и матери «убиваются» на работе (или – на работах) ради того, чтобы накормить, одеть, обуть, оплатить занятия в разных кружках…Для доверительных бесед или нет времени, или не хватает умения. Так и совершеннолетие приходит. А вместе с ним и чуть ли не вечная проблема - непонимание отцов и детей.
Яся сначала решила, что Семён – серьёзный и гордый мальчик. И даже переживала, что такой серьёзности, сосредоточенности не хватает Алёше. А потом, со временем, Яся, к своему огорчению, поняла, что старший сын «заражён» таким отвратительным чувством, как зависть.
Зависть и ревность – два сапога пара.
Повседневность заставляла Ясю заниматься разными делами, оставляя мало времени для раздумий. Пришло время, и её сыновья один за другим ушли в армию. Марк приезжал их провожать.
Яся навещала «своих дорогих мальчиков» там, где они служили. А потом говорила всем своим знакомым, у которых были сыновья:
- Никто не может запретить матери и отцу поехать в часть, где служит их ребёнок. Да, солдат – не ребёнок для армии, но он остаётся вашим ребёнком. Обязательно навещайте. Всегда можно договориться с командиром части. Посмотрите, на чём он спит, что ест. Расспросите, в чём нуждается.
Предложите свою помощь, если у вас есть возможность как-то помочь части, в которой служит ваш сын. Можно книги для библиотеки привезти. Я знаю, что актёры и певцы, дети которых служат, устраивают в их части концерты.
Яся возила кинофильмы, в том числе и про любовь. И конечно, для Алексея и Семёна Мария Сергеевна пекла много разных пирожков, а Павел специально для них солил сало.
А как жил Павел? Удавалось ли ему выполнять свой план по отдалению от себя Яси? Ещё как удавалось! Всем своим поведением он говорил ей: «Я – сам по себе, а ты - сама по себе». «На людях» Павел был предупредительным и нежным. Когда к ним приходили гости, то гостеприимству его не было предела. К его коронному блюду – драники, прибавилось ещё одно – жареный карп.
Первое время в гостиной на виду стояла шкатулка – туда после каждой получки Павел и Яся складывали оговоренную сумму денег – на общие расходы. Оттуда брала деньги на продукты и Мария Сергеевна. В конце месяца подсчитывались доходы и расходы.
Если денег не хватало до конца месяца, то Яся докладывала, а не Павел. Этим он (молча!) подчёркивал: «Твоих ртов больше. Я кормлю себя сам». Из шкатулки Мария Сергеевна брала также свою долю – как заработную плату, но её она относила на книжку в сбербанк.
Какое-то время такой расклад доходов и расходов всех устраивал. Нет, не всех. Не устраивал Павла, но он пока ноту протеста не подавал.
Из всех разделов медицинской науки и практики Павел пуще всего ценил гигиену. Это было его хобби, а лекции в институте читал совсем по другим темам. Он собирал статьи учёных и любое упоминание о гигиене в газетах и журналах.
Выслушав как-то жалобы Яси на головную боль, усталость, сонное состояние в течение дня, Павел, поднял указательный палец вверх, что делали некоторые корифеи медицины, и сказал (без «душенька», «ненаглядная моя»):
- Ты не соблюдаешь гигиену питания, сна и труда. А вот Макс Петтенкофер…
При имени «Макс» Яся вздрогнула. Павел этого не заметил.
- Ещё раз, папа, повтори фамилию, - попросила Яся.
- Макс Петтенкофер, немецкий учёный.
- И чем он знаменит? Конечно, он врач? - Павел не заметил и иронии в голосе супруги.
- Петтенкофер – основоположник экспериментальной гигиены. Именно он организовал в Европе первый институт гигиены. Не буду читать тебе лекцию (снова без «дорогая», «душенька», «ненаглядная моя»), скажу, что суть гигиены такова: чистота везде, во всём и здоровый образ жизни.
- Поэтому ты ездишь так много на велосипеде?
- Да, и поэтому. Я много сижу, а, как говорим мы, врачи, малоподвижный образ жизни, пагубно влияет на здоровье. Не хочу, чтобы ко мне была применена поговорка: сапожник без сапог, то есть врач без здоровья.
…Они сидели вечером в гостиной перед телевизором. Смотреть было нечего. Другие домочадцы уже угомонились в своих комнатах. Ещё совсем недавно Павел и Яся, многозначительно посмотрев друг на друга, поочерёдно (мало кто из россиян и сейчас может похвастаться, что у него есть персональная спальня с ванной) сходили бы в ванную, а потом бы зашли в спальню и закрыли на ключ дверь.
Если нечего смотреть по телевизору, то можно найти более интересное занятие в кровати. Правда, длилось это многозначительное переглядывание совсем недолго. Павел первым стал, как говорят, прятать глаза.
Теперь всё чаще Павел, обложившись медицинскими книгами, задерживался в гостиной. Ждал, когда в спальне погаснет свет. И в тот вечер он всем своим видом показывал жене, что чрезвычайно занят.
А Ясе хотелось любви. Почти месяц у них не было секса. Ей снились эротические сцены: в самых неподходящих для любви местах и в самых невероятных позах она соединялась с мужчиной. Яся не видела, кто он. Это был просто мужчина, который хотел её, а она хотела его.
Она ни разу не видела себя обнажённой; на ней были какие-то прозрачные одежды, которые при малейшем движении взлетали вверх, как облака. Во сне она испытывала оргазм даже более сильный, чем с Павлом. Часто Яся просыпалась в слезах. Чтобы удержать то состояние, которое испытала во сне, она сильно сжимала руки между ногами, и лежала так, пока не успокаивалась. А Павел спал, или делал вид, что спит.
Яся выключила телевизор, потянулась:
- Папа, ты засиделся за своими книгами. Пойдём спать. Твой Петтенкофер, наверное, уже давно спит, - пошутила она.
Павел, не отрываясь от чтения, ответил:
- Мой Петтенкофер жил и творил в девятнадцатом веке. – Потом он спохватился, что ведёт себя с женой сухо, отложил книгу, взял руку Яси, поцеловал. – Посиди со мной, дорогая. У меня много работы. Завтра будет так называемая показательная лекция по моей теме. Набегут со всех кафедр. Я хочу подготовиться так, чтобы не ударить лицом в грязь.
Очень может быть, что он сказал неправду. Павел знал, что жена никогда не сможет это проверить.
Яся, обрадованная неожиданной лаской, села рядом с мужем, просунула свою руку под его руку, тесно прижалась. Он, снял очки, улыбаясь, повернул к ней голову. Она надеялась на поцелуй, но Павел вдруг сказал:
- Что это у тебя на щеках? – надел опять очки. – На щеках у тебя появились петехии.
- Что ты меня пугаешь, папа! – воскликнула Яся и поспешила к зеркалу. – Щёки как щёки, - говорила она, рассматривая лицо то справа, то слева. – Петехии! Красивое слово. Как название цветка.
- Нет, милейшая, - назидательно, как будто он на приёме, а супруга – его пациентка, ответил Павел, - петехии – это мельчайшие кровоизлияния в коже.
Павел с большим трудом смог скрыть злорадные нотки в голосе. Он думал: «Мучайся, мучайся от медицинских терминов. А то ты меня уже допекла своей классической литературой, примерами из истории, Неронами да Августами. Сыт по горло. И как это её терпел господин дипломат?
Конечно, я не против классической литературы. Ещё в студенческие годы вычитал в «Тарасе Бульбе» Гоголя слова, над которыми и сейчас смеюсь: «Шаровары шириною в Чёрное море». Но всё должно быть дозированным. И литературы не надо мне много, лучше - гомеопатическими дозами».
Нет, Яся не навязывала мужу разговоры о кино, литературе, истории. Здесь Павел был несправедлив. Политические дела в стране его мало волновали. На медицинские темы дома ему тоже говорить не хотелось. Есть наблюдение: самые искусные повара, накрутившись возле служебной плиты, дома не готовят еду.
Яся относилась к той категории людей, которым всё интересно, а потому они всегда внимательно слушают и поддерживают разговор. Однако дома они больше молчали. Но у Павла был внимательный и преданный слушатель – Мария Сергеевна. Она сама часто задавала вопросы о разных «болячках», и ему приходилось отвечать.
Марию Сергеевну Яся стала называть за глаза Мисси – с тех пор, как перечитала роман Льва Толстого «Воскресение». Девицу Марию Корчагину близкие называли Мисси. Яся нашла у них сходные черты характера.
…Яся, покрутившись у зеркала, ничуть не встревоженная, но с разрумянившимися щеками, снова села и прижалась к мужу. Он знал, чего она хочет, но не был настроен.
- Рисунок петехий, - продолжал он её просвещать, - может быть похож на цветок, да не пахнет. Ты в детстве болела диатезом?
- Что такое диатез, я знаю, - Ясе не хотелось продолжать этот разговор, но пришлось, - когда дети были маленькими, я прошла, как говорят в армии, курс молодого бойца – наслушалась много разного от педиатров, и от мам. Болела ли я? Не знаю. Во время войны было не до диатезов. Ты сам знаешь. От петехий, что, умирают? – кокетничая с мужем, засмеялась Яся. – А почему они появляются?
- Я имею все основания предполагать…Петехии могут быть оттого, что ты пьёшь слишком горячий и сладкий чай, любишь острые приправы…
Павел лукавил. А врач на лукавство не имеет права. Он заподозрил у жены начало гипертензии, но не сказал ей об этом. Двоюродный муж так поступить может, в силу скверности своего характера, но, если он - не врач. Гиппократ подобного не прощает.
А дух Гиппократа витает над каждым, кто носит медицинский халат.
После того разговора с мужем о петехиях Яся снова засыпала одна в постели. Наконец-то, она начала догадываться, что Павел, тот, который писал ей трогательные письма о любви – один человек, а нынешний – другой. Она не могла понять, когда он настоящий – тот или теперешний? Теперешний ей не подходил. От нового замужества она ждала большего, чем ныне имела.
Чем-то Павел стал её пугать. И она не знала, что ей делать дальше. С любовником можно было бы быстро расстаться. Но Павел – муж.
Яся размышляла:
- Хорошо, что я сделала аборт. Мучилась бы с маленьким ребёнком одна. Ещё одного развода я не вынесу. Наши отношения не назовёшь хорошими. Да, мы не ругаемся, он не набрасывается на меня с кулаками…
Тут Яся остановилась, рассмеялась:
- Пусть бы только попробовал какой-нибудь мужик наброситься на меня с кулаками, я бы его огрела сковородкой. Не понимаю, как женщины терпят побои мужей. Сковородка, кастрюля всегда под рукой. Ха-ха-ха!
Можно снять такой киноролик и показывать по телевидению. Сразу бы убавилось мужей – рукоприкладывателей. Ого, слово придумала.
И что мне делать дальше? Напрямую спросить мужа: «Ты меня любишь? Если не любишь, давай разведёмся? Зачем мучиться?». Думаю, что это правильное решение. Немного ещё подожду.
В конце концов, не обязательно быть всю жизнь замужем. И без замужества можно жить интересно. Свою порцию сливок с замужества я уже сняла. Правильно говорят: не всё коту… ха-ха-ха… кошке масленица.
А с другой стороны – можно просто жить с мужчиной, как с другом, с товарищем. Живут же так некоторые мои подружки, и о разводе не думают. Секс у них бывает раз в полгода. И никто не умирает от воздержания.
Но сейчас в отношениях с мужем половой акт на первое место я не ставлю. Хотя именно Павел, а не Марк, что-то такое разбудил в моём теле, что мне часто хочется, чтобы меня…
Когда состарюсь, буду вспоминать наши жаркие с Павлом ночки. Увы, как говорили раньше, вале (латинс.vale) – прощайте, прекрасные ночки! Но они были! Тем придётся и утешиться.
Но я не сексуальная маньячка. Иногда ловлю себя на мысли, что мне скучно с Павлом. Ругаю себя: «Ишь, какая! И половой акт подавай ей с оргазмом, и чтобы с мужем скучно не было!». Но что делать? Ломаю себя, приспосабливаюсь. Развестись можно быстро.
Но хочешь ли ты этого, девушка, как называет меня Людмила Петровна? Девушка сейчас не может утвердительно ответить на этот вопрос, она подумает.
А пока я буду себя вести как «муха на стене». Вычитала такое понятие. Не реагировать ни на что. Или отшучиваться.
Чтобы себя утешить, Яся в один из таких печальных дней записала в дневнике стихотворение Д.Н.Дмитриева «Отвори в сад окно». Оно было написано в 1882 г. к рисунку (виньетка) И.И.Левитана:
Отвори в сад окно… ароматом цветов
Грудь твоя молодая напьётся,
И скорбящей душе от весенних даров
Может, счастье былое вернётся…
«Какое было прекрасное, поэтическое время, - написала Яся, несколько раз перечитав это стихотворение. – «Грудь твоя молодая напьётся…». Сейчас более грубые стихи даже о любви. Более приземлённые, что ли. Возможно, наши поэты перестали смотреть на небо, а пригнули головы к земле.
Но есть поэты-классики; у них, если уж о любви, то со знанием дела, со страстью, с фантазией. Вот Константин Батюшков (Батюшков! Как нежно!), современник Александра Пушкина, оставил потомкам прелестное стихотворение «К Мальвине»:
Пусть розы нежные гордятся
На лилиях груди твоей!
Ах, смею ль, милая, признаться?
Я розой умер бы на ней.
Ах,Марк, что ты наделал!"
...Когда Ясе становилось совсем невмоготу от своих разочарований, она звонила подружкам и предлагала собраться на девичник.
Каждому человеку нужно где-то «выпускать пар», чтобы не лопнуть от тревожных мыслей, от скуки… Кому-то помогает хобби, а кому-то обязательно нужно общество, чтобы поговорить, высказаться.
У Альберта Эйнштейна как-то спросили, зачем масса людей занимается наукой. На что гениальный учёный ответил, что, по его мнению, люди посвящают себя науке и искусству, чтобы избежать серости и скуки повседневной жизни.
Девичники помогали подружкам Яси скрашивать будни. А будничного в их жизни были больше, чем праздничного. Сначала на девичники сбегалось много женщин разного возраста. Собирались в одной из столовых в центре города. В той столовой работала родственница одной из «девушек». Им ставили только одно условие: не оставлять никаких следов пребывания.
Этот девичник существовал несколько лет. Постепенно отсеялись те, кто предполагал, что, собираясь, они будут «перемывать» кости мужьям, «свекровушкам», начальникам, соседям, коммунистической партии, правительству… При этом рыдать «чёрными» слезами, размазывая по лицу некачественную, советского производства, тушь.
Не всем это было по душе. В конце концов, остались те, кого объединяли общие интересы. У«девушек» были разные профессии, жили они в разных концах Москвы, у них был разный материальный достаток.
Но все они были интеллектуалками. Они читали книги, ходили в кино, в театры, на выставки. Они не сплетничали, не обсуждали друг друга и мужей подружек «за глаза», не навязывали свои советы, не давали рецептов (не кулинарных) тем, кто не просил об этом, то есть «не учили жить». Не выключали на ночь телефон. Всегда готовы были кинуться на помощь.
Нередко, как говорила Полина, в кино или на выставку попадали они «в рабочем порядке». Кто хочет, тот всегда найдёт возможность забежать в музей или в выставочный зал. Это имела в виду Полина.
Если вдруг высвобождался час, и его можно было потратить, не в ущерб семье и работе, допустим, на какую-то экскурсию по столице, все этим активно пользовались. Им не удавалось бывать на подобных мероприятиях вместе. Да они к этому и не стремились.
Зато, собираясь на девичник, они приносили с собой программы спектаклей и концертов, фотографии, новые книги, вырезки из газет и журналов, переписанные или отпечатанные стихи. Встречались они даже не каждый месяц. Но это никак не отражалось на их дружеских отношениях.
…Постепенно образовался мини-девичник. Подружки перестали ходить в столовую, а собирались по очереди у кого-то дома.
Устав девичника не разрабатывали. Договорились: обязательно приносить еду и что-то спиртное, чтобы не вводить в расходы хозяйку квартиры. А так как «девушки», кроме Агнессы, были замужними, то никаких проблем с едой не было. Приносили в кастрюльках мясо с картошкой; рыбу «под шубой», котлетки то морковные, то свекольные; из домашних заготовок к зиме: маринованные огурцы и помидоры, баклажанную икру, лечо, варенье и компоты…И, конечно, к чаю и кофе – пироги с яблоками, пирожки с разной начинкой, печенье.
…В этот раз они собрались на девичник в квартире Елизаветы. Она была кинорежиссёром – документалистом, много снимала, часто бывала в командировках. С первым мужем разошлась: то ли он её бросил, то ли – она его. Со вторым познакомилась в поезде, возвращаясь из командировки. Как это бывает между свободными от брачных уз мужчиной и женщиной: слово за словом…Прямо с вокзала приехали вместе в её квартиру; он не был москвичом.
- Мой муж, - сказала Полина, ставя на стол разные баночки, - прислал вам всем подарок – креветки.
- Какие огромные! – Люба подняла за усы одну креветку и понюхала её. – Вкуснотища! Пахнет лучше французских духов. Откуда такой деликатес?
- Декабрь, по моему убеждению, лирический месяц, - со смехом продолжала Полина. – Это понимают и начальники. Моему мужу дали приличную премию.
Он и говорит мне: « Поедем с тобой, ласточка, в сороковой магазин, что на Лубянке, там ты сможешь купить себе что-нибудь вкусное. Что пожелаешь. Если нам, конечно, повезёт». Повезло! Вдруг привозят на тележке упаковки вот этих креветок. Мы и схватили несколько упаковок. Одна - на наш стол.
- Передай благодарность своему мужу, дорогая, - сказала Раиса. – Он, как Дед Мороз, подарки нам шлёт. В самом деле, очень крупные креветки, как крабы.
- Называются «королевские», - добавила Полина.
- А чем мы хуже королевы? – засмеялась Агнесса. – Нисколько не хуже! Очень красивые женщины, и креветки нам положены большие, красивые и вкусные.
- Мой муж говорит: «Женщине нужна любовь, как козе – соль».
- И где это, Полина, твой благоверный вычитал? Или сам сочинил? Грубовато, но точно, - ответила Агнесса, подходя к столу с сумкой. – Это та скобка или знак плюс, без которого нельзя решить математическую задачу.
- Любовь всем нужна, даже козе, - сказала Яся, но было видно, что мысли её далеко от козы, которой нужна для счастья соль. – Я вот думаю, подруги: интересно, а жалели ли те, кого мы называем «декабристами», что они устроили восстание в 1825 году, а потом оказались в Сибири на тридцать лет?
- Яся Викторовна, вы меня удивляете, – к Ясе подошла Раиса и обняла её за плечи. – Мы не можем говорить на такую серьёзную тему на голодный желудок. Сейчас расставим всё на столе, немного поедим, и тогда…
- Дорогая моя, почему ты вдруг вспомнила о декабристах? – засмеялась Елизавета. – Может, у тебя есть идеи для фильма о них?
- Если бы кто-то заказал мне такой фильм, я бы с радостью его сняла. На днях я перебирала книги в нашей…- Яся вздохнула, как всхлипнула, - с Марком библиотеку собирали…Перебирала книги в нашей большой библиотеке и нашла несколько книг-воспоминаний декабристов. Прочитала «Записки о Пушкине» Ивана Пущина и его письма, писанные в Сибири. Плакала как белуга.
- Мой первый друг, мой друг бесценный,
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединённый,
Печальным снегом занесённый,
Твой колокольчик огласил…
Это Агнесса вспомнила стихотворение Александра Пушкина.
- Гениальные люди, - сказала она, открывая бутылку с шампанским, - что один, что другой. Пущин не побоялся навестить опального друга в его деревне.
Девушки, все уселись? Заметили, что из бутылки идёт дымок? Это говорит о хорошем качестве шампанского. Наливаю этот благородный напиток в ваши бокалы, и предлагаю выпить за настоящих мужчин. За декабристов, но советского разлива!
- Начали за здравие, а кончили за упокой, - прокомментировала тост Елизавета. – Насколько я знаю из литературы, многие декабристы потом сожалели, что ввязались в тайные общества, вышли на Сенатскую площадь…
В Сибири оказались, в основном, молодые мужчины, которым хотелось ухаживать за женщинами, спать на мягких постелях, есть вкусную пищу, и чтобы им кто-то натягивал сапоги. Может быть, только один Иван Пущин был уверен, что, как говорят, выбрал правильную стезю. Но он молодец по всем статьям. Умудрился даже родить двоих детей в Сибири, не будучи женатым. Сын его Ванечка дожил до советской власти в России. Вот только я не знаю, в какой стране он жил.
- Девушки, что это вас потянуло на политику, как беременных - на солёное? – рассмеялась Люба. - Признавайтесь, кто из вас беременная?
- Типун тебе на язык! – замахала руками Раиса. – Я лично уже своё отбеременела. Из нас только Агнесса ещё не попробовала, что это такое. А, Агнесса? Отстаёшь, подруга.
Агнесса отпила из бокала, поставила его на стол и сказала:
- Без комментариев!
Повисшую тишину нарушила Полина:
- Как вам наши морозы в этом году? Я хожу, как каракатица, боюсь упасть. Особенно, когда надеваю сапоги на каблуках. Под снегом лёд.
- Чему ты удивляешься, дорогая? – ответила Люба. – Мы ведь живём в экстремальном климате, должны быть ко всему готовы.
Полина, отставляя пальчики, отрывала маленькие кусочки от креветки, клала их в рот, жевала и продолжала медленно рассказывать:
- У меня есть давняя-давняя знакомая. Эта женщина - врач, была на фронте… служила в госпитале. Не хирург, но ей пришлось… срочно переучиваться… и делать операции.
Вчера я разговаривала с ней по… телефону. Спрашивала, как она… переносит морозы? Заодно … рассказала, что хожу по улице, как ходят… мужчины – широким шагом.
Во-первых, так устойчивее походка… труднее поскользнуться и упасть. А во-вторых, мне кажется… что при широком шаге… спокойнее ритм сердца и дыхания. Мы, женщины… семеним, шажочками ходим…так энергии много тратим.
«Девушки» слушали вполуха, но не перебивали; ели и пили. Только Яся, подперев голову рукой, слушала внимательно и смотрела на Полину.
- Фронтовичка мне сказала, что женщинам… полезно ходить широким шагом, так укрепляется…
Полина без улыбки посмотрела на подружек. Те насторожились. Первой серьёзности момента не выдержала Елизавета:
- Что может укрепляться? Наши груди?
- Промежность! – едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, договорила Полина.
Сначала «девушки» онемели, а потом начали смеяться.
Эти женщины умели посмеяться, и знали цену смеху.
- Полина! – закричала Раиса. – Остановись! Я чуть не подавилась. Не бери грех на душу!
- До чего же мне нравятся наши девичники! – сказала Елизавета. – Таланты открывают. Кто бы мог подумать, что самая скромная из нас, краснеющая при малейшем упоминании об интиме – Полина, вовсе не тихоня.
- А что я такого сказала? – Полина нарочито потупила глазки. – Только повторила слова врача. Промежность …
- Не продолжай! – Агнесса выскочила из-за стола, - а то я описаюсь от смеха.
В веселье не принимала участие только Яся.
- Что-то ты сегодня грустная, подруга, - Елизавета обняла Ясю за плечи. – Что случилось? Поделись…
- Вроде бы, ничего не случилось, а плакать хочется. – Яся вытерла глаза платочком.
- Я знаю, Яся Викторовна, как вас утешить, - сказала Раиса и потянулась за гитарой. – Давайте что-нибудь споём. У кого какие предложения, подруги?
- Предлагаю спеть романс «Ах, эти чёрные глаза меня пленили…». – Агнесса достала из сумочки листы бумаги и начала раздавать подружкам. – Я размножила этот романс, чтобы вы подглядывали. Мне он очень нравится. Душещипательны и музыка Оскара Строка, и слова А. Перфильева.
И подружки запели:
-Был день осенний, и листья грустно опадали.
В последних астрах печаль хрустальная жила.
Грусти тогда с тобою мы не знали.
Ведь мы любили, и для нас весна цвела.
Ах, эти чёрные глаза
Меня пленили.
Их позабыть нигде нельзя –
Они горят передо мной.
Ах, эти чёрные глаза
Меня любили.
Куда же скрылись вы теперь,
Кто близок вам другой?
- Если бы у коммунистов была сейчас такая же сила, как в пятидесятые-шестидесятые годы прошлого века, то обозвали бы этот романс «цыганщиной», и досталось бы Перфильеву на орехи, - говорила Раиса, продолжая играть на гитаре.
- А, может, и досталось в своё время поэту и композитору, - сказала Агнесса. – Романсу-то, наверное, лет пятьдесят.
Яся заплакала. Подумав, что она плачет из-за нелицеприятного намёка на коммунистов, Агнесса погрозила пальцем Раисе.
- Что случилось, миленькая подруженька? – спросила Елизавета Ясю, наливая в её бокал минеральную воду. – Расскажи, поплачем все вместе.
- Простите меня, - Яся слабо улыбнулась. – Последние дни я реву и реву. Без причины.
- Это перед менструацией! – уверенно сказала Люба. – Я начинаю плакать за неделю. Раньше мой муж раздражался, а теперь приносит мне цветы. Действуют лучше валерьянки.
- А от моего Павла цветов не дождёшься. – Яся вдруг успокоилась, взбила рукой свои завитые волосы. – И не надо мне от него цветов!
- Зато твой Павел готовит вкуснейшие драники. Правда, подруги? – подмигнув подружкам, сказала Елизавета. – Невозможно иметь таланты на все случаи жизни.
- Мы поём дальше или нет? – спросила Раиса, перебирая струны гитары.
- Девицы, только не смейтесь, - Агнесса отпила шампанского из бокала и сама начала смеяться, - я сочинила кое-что своё к этому романсу.
- Молодец! – похвалила подружку Люба. – А говорят, что математики сухие и скучные. Напой, мы послушаем.
- Нет, давайте все вместе. Я записала на листочке, читайте.
И они запели сочинённое Агнессой:
Был месяц май, цвела сирень.
И разносился запах спелой вишни.
Мы шли вдвоём, рука в руке,
И птицы пели нам вослед.
Я был наполнен нежностью к тебе.
А ты от меня всё дальше уплывала,
Как облако, гонимое морозом.
Но то был сон!
- Ах, эти зелёные глаза –
Как ранний лист весной –
Околдовали вы меня,
Как чародей.
Ах, эти зелёные глаза,
Зачем надеждой опалили?
Измученному сердцу больно.
Молю: верните мне покой!
- Да, Елизавета, ты права: наши девичники открывают таланты, - сказала Люба. – Раньше говорили, что физики-лирики. А мы можем сказать, что математики – лирики. Не знала за тобой, милая Агнесса, такого таланта – сочинять стихи.
- Что ты, что ты! – шутливо замахала руками Агнесса, - не пишу я стихи. Это лишь рифмованная проза. Вдруг находит поэтическое настроение, и тогда я пишу что-нибудь для наших «капустников». Но…
Агнесса со смехом упала в кресло, стоящее в кухне Елизаветы, как трон.
- Представляете, для рифмы, хотя бы более-менее приемлемой, я никак не могла подобрать слово к строчке «Как облако, гонимое…». Чем гонимое? Ветром, вихрем? Не подходят. И я решила так: гонимое… простудой.
Кто стоял, тот срочно сел, где пришлось, только бы не упасть.
- Кто из вас знает, каких людей на планете Земля больше: кареглазых или зелёноглазых? – задала вопрос Агнесса тоном строгой учительницы.
Подумав, ответила Люба:
- За всю свою жизнь я немало покаталась по Советскому Союзу, видела народ разных национальностей. Ни одной зеленоглазой души не попалось. Пока…- Люба повернулась к Полине. – Пока не познакомилась с Полиной. Как-то мы с ней куда-то шли, разговаривали, и вдруг она оказалась напротив солнца… Я всмотрелась, закричала: «Батюшки, да у тебя же глаза зелёные!».
- А я этого никогда и не скрывала, - в своей привычной манере, потупив шутливо глазки, ответила Полина. – Цвет глаз может передаваться по наследству. Мой отец был зеленоглазым.
- Тебе повезло, ласточка, - сказала Агнесса. – Во времена инквизиции, допустим, в Испании, тебя бы сожгли на костре.
- За какие такие прегрешения? – изумилась Раиса.
- Зеленоглазых женщин считали ведьмами и сжигали их. Об этом я вычитала в одном журнале, - дала разъяснение Агнесса. – Не знаю, кто и как подсчитал, но, вроде бы, зеленоглазых людей сейчас на нашей планете не более двух процентов.
- Так мало! – продолжала изумляться Раиса.
- Предполагается, что именно инквизиция постаралась – значительно убавила число зеленоглазых. А Полина правильно сказала, что цвет глаз может передаваться по наследству. Если мало зеленоглазых взрослых, то откуда возьмутся зеленоглазые дети? Популяция поредела.
- Как ты складно говоришь, дорогая наша Агнесса, - похлопала в ладоши Люба. – Чувствуется, что ты из популяции учёных. Только уточни, подруга, а мужчин с зелёными глазами сжигали на костре? Или, как это часто случается в истории, женщины отдувались за всё человечество?
- Чего не знаю, того не знаю, - честно призналась Агнесса. – Вопрос интересный. Обязуюсь, уточнить.
Раиса ударила по струнам гитары:
- Ах, эти чёрные глаза
Меня погубят,
Их позабыть нигде нельзя –
Они горят передо мной.
Ах, эти чёрные глаза,
Кто вас полюбит,
Тот потеряет навсегда
И сердце и покой.
- Как мне хорошо с вами, подруги! – призналась Яся, утирая слёзы. – И утешите, и рассмешите.
- А нам с вами хорошо, любезная Яся Викторовна! – сказала Раиса. - Передаю вам гитару. Теперь ваша очередь играть. Пойте, а мы будем подпевать.
Только Яся могла выбрать песню с боевым настроем. И она запела «Корреспондентскую застольную», которая сначала была лишь стихотворением Константина Симонова:
- От Москвы до Бреста нет такого места,
Где бы ни скитались мы в пыли.
С «лейкой» и блокнотом, а то и с пулемётом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Без глотка, товарищ, песню не заваришь,
Так давай за дружеским столом
Выпьем за писавших, выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнём…