63.3(2)722.5 Л4
Лезинский М. Л., Эскин Б. М.
Л 41 Живи, Вилор! : Повесть. —М.: Мол. гвардия, 1983. — 112 с, ил. — (Юные герои).
15 коп. 100 000 экз.
ШАЙТАН-МЕРДВЕНЬ
На подступах к Севастополю завязались ожесточенные бои. Фашистское командование надеялось «голыми руками» задушить город. Путь немцам преградили наспех собранные части гарнизона: два батальона учебного отряда, батальон местного стрелкового полка и молодые ребята — курсанты Училища береговой обороны имени ВЛКСМ.
Но сколько могли они продержаться? Без регулярных войск городу не выстоять. А Приморская армия в это время с боями пробиралась по горам, стараясь во что бы то ни стало выйти к Севастополю в ближайшие дни. И хотя приморцы потеряли большую половину людей, тяжелое вооружение и транспорт, но все рдвно оставались сильным боеспособным соединением.
Первые части Приморской армии начали подходить к Севастополю со стороны Байдарских ворот 3—4 ноября. Однако Ялтинское шоссе уже было захвачено немцами. Вывод разрозненных частей Приморской армий стал одной из основных задач партизан.
Взвод с боями вышел из окружения под Алуштой. В живых осталась горстка людей.
— Не отставать! — командует политрук.
Лица бойцов землисты и серы — под стать намокшим шинелям. Многие несколько суток без сна. Есть раненые — их несут на жердях, часто подменяя друг друга.
Дать бы отдохнуть людям! Но надо спешить: фашисты могут оказаться рядом.
— Сколько до перевала?
— Немного осталось, — отвечает проводник. —
Скоро начнем подъем.
Вилор ведет уже четвертую группу. Гитлеровцы заняли Байдарский хребет и подошли вплотную к Балаклаве. Вчера Чекмак выводил группу моряков по Варнаутской тропе. Путь полегче — нет таких корявых скал, а на поверку оказался коварнее: наткнулись на засаду. И если бы не Ральф, вовремя учуявший опасность, неизвестно, сколькими жизнями расплатились бы за «легкую " тропу. Поэтому и выбрал сейчас Вилор этот труднодоступный маршрут.
Начался подъем. Ральф карабкается первым и с силой натягивает поводок — помогает проводнику.
— Чертова дорога! — Кто-то провалился меж
огромных валунов.
Вилор вздохнул.
— Это точно. Перевал так и называется Шайтан- Мердвень — «Чертова лестница».
— Вот черти пускай по ней и лазят! — процедил
сквозь зубы тот, кто споткнулся.
— А ведь эта дорога была когда-то единственной
между Южным берегом и Севастополем, — стал рассказывать Вилор, чтобы как-нибудь отвлечь измученных людей. — И Пушкин именно по этим глыбинам поднимался к Севастополю!
— Прямо так и карабкался — как мы?!
— Не совсем так: он держался за хвост татарской лошади.
Бойцы засмеялись.
— Такси марки «и-го-го!».
— Ну-ка, парень, рассказывай дальше.
— Давай, экскурсовод! Все же легче ножкам и полезно.
Вилор оживился.
— А знаете такую писательницу, Лесю Украинку?
— Слыхали, — ответил за всех политрук.
— Она об этом написала стихи:
Скалы до моря сползают грядою. «Чертовой лестницей" их называют. Демоны сходят по ним, а весною Гулкие воды сбегают.
— Демоны — это мы и есть! — усмехнулся политрук.
Вилор смахнул с лица пот. Как хочется ему сейчас упасть прямо в снег! Вытянуться и лежать долго-долго, ни о чем не думая! Но он не имеет права на усталость, он обязан как можно быстрей провести этих измученных, израненных людей. Они выдержали жестокие, изнурительные бои под Ишуньго и на Перекопе, прикрывая отход Приморской армии к Севастополю.
Каменные марши Шайтан-Мер двеня втиснуты между серых базальтовых глыб. Над зарослями бука и граба нависли изваянные ветрами, жгучим солнцем и дождем валуны. Порой кажется, что вот-вот гранитный великан приподнимет свою каменную руку и накроет тяжелой дланью длинную вереницу уставших солдат. Ио сейчас это один из немногих путей, по которому можно выйти к Севастополю, не вступив в стычку с противником,
С высоты «Чертовой лестницы " видно далеко-далеко. Внизу — беспредельное стальное море. У Кикенеиза белеет склон, расчлененный оврагами и густо поросший дубняком. В первый свой поход, неделю назад, Вилор вывел оттуда орудийный расчет. Артиллеристы, тащившие 76-миллиметровую пушку на себе из Гурзуфа, ни за что не хотели ее бросать неподалеку от Севастополя. Орудие дотянули до Сапун-горы, до наших...
Горная дорога вывела к деревне Скели, где у партизан был пост.
— Теперь перекур, —- Вилор облегченно вздохнул. — Отдыхайте.
Сам на всякий случай решил проверить местность.
Солдаты не успели покурить, как появился встревоженный Вилор.
— Немцы рядом!
... Серая, опутанная колючей проволокой Сапун-гора видна издалека. Но добираться до нее пришлось несколько часов. В иных местах ползли по-пластунски — бойцы даже слышали немецкую речь.
Вот когда пригодилась тропа, по которой он прошел-прополз с Ральфом!
7 НОЯБРЯ 1941 ГОДА
Светало. Мокрое холодное небо, резкие порывы ветра. К поляне у штабной землянки сходились партизаны.
Владимир Васильевич Красников приказал вынести на поляну рацию и настроиться на волну Москвы.
Одна мысль занимала сейчас всех собравшихся у штаба: «Будет парад или нет в осажденной Москве?»
Передав сообщение Совинформбюро, радио замолчало. Еще какое-то время все прислушивались к похрипыванию приемника: может, ушла волна, может, что-то разладилось?
Партизаны заворчали на связиста.
— Доверили тебе аппарат, а ты...
Москва молчала. Время — около восьми.
— Прибывшим на торжественный митинг построиться! — Командир решил сам произнести речь. Партизаны поспешно занимали места в шеренгах. Небо просветлело. Но колючая шуга еще резче хлестала по лицам.
— Смирно!
Наступила тишина. Вынесли знамя отряда, оно заполоскалось на ветру во главе строя, Командир поднял руку, и тут...
— Внимание! Говорят все радиостанции Советского Союза...
Замер партизанский строй, люди затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова.
— ...Центральная радиостанция Москвы начинает передачу с Красной площади парада частей Красной Армии, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции...
Парад состоится! Через считанные минуты в Москве начнется парад!
Шуга превратилась в колючий снег. Он бил по губам, лез в глаза. И Вилор представил, как там, в Москве, стоят готовые к торжественному маршу войска. В столице сейчас, наверно, белым-бело. Идет густой и стремительный снег. Ложится на шапки-ушанки, на шинели бойцов, на их суровые лица. Стоят, прижавшись друг к другу плечами, красноармейцы, которым сразу после парада — в бой, на передовую.
А вдруг в этих шеренгах на Красной площади и его отец — Петр Андреевич Чекмак? Стоит с автоматом на груди, слушая те же слова, что и сын здесь, в тылу врага, под родным Севастополем?..
— Война, которую вы ведете, — нарастал из эфира голос, — есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
На одном дыхании прозвучало дружное «ура!». Винтовки, карабины, автоматы взлетели над головами.
Красников поднял руку.
— Друзья! Не будем сейчас салютовать. В честь
24-й годовщины нашей революции мы им, — командир погрозил кулаком в сторону Ялтинского шоссе, —
мы им устроим салют погромче!
Мокрый снег неожиданно прекратился. В ясном полуденном небе Вилор увидел скалу, нависшую над дорогой. Местные жители прозвали ее «Пронеси, господи!». Шоссе круто поворачивало, и казалось, что асфальтовая река вытекает из огромной пасти горы.
Место для засады выбрано не случайно. Во-первых, крутой поворот. Во-вторых, проход узкий, за асфальтом — пропасть. В-третьих, удобная позиция для атаки .
Часть партизан залегла на самой верхотуре скалы, другая — через дорогу, за небольшой горкой.
Вилор с Ральфом примостились у самой обочины. На Ральфе — плотно набитая санитарная сумка. Пес прижался к мокрому каменистому грунту, вытянул морду, едва заметно поводит глазами во все стороны. От напряжения он то и дело вздрагивает, Вилор ласково поглаживает его, успокаивает.
По соседству с ним — Муса Джигит. У Мусы немецкий пулемет — собственноручно свинтил с враже¬ской танкетки.
То ли очистившееся небо, то ли особая звенящая тишина, которая бывает лишь в светлых крымских лесах, то ли вид Мусы, спокойно жующего травинку, — скорее всего все, вместе взятое, привело Вилора в приподнятое настроение. Оно передалось Ральфу, пес заработал хвостом. Мелкие камешки покатились по склону.
— Тс-с!
Ральф виновато моргнул глазом, затих. Только алый язык высунулся еще больше да уши опасливо вжались.
Тишина. Слышно, как за спиной, с зябких веток, падают капли, разбиваясь о камни. Ожидание затянулось. Мальчик почувствовал, как его начал пробирать холод.
Пес занервничал. Резко вздернулись пики ушей. Он часто задышал, ткнул хозяина мордой.
— Понял, Ральф, понял.
Вилор взглянул на Мусу. Тот выбросил соломинку, весь подался вперед. Со скалы «Пронеси, господи!» раздался условный свист.
Вилор различил шум приближающихся машин. Правой рукой передвинул винтовку поближе, левая потянулась к санитарной сумке Ральфа, где, кроме бинтов и йода, лежали гранаты и патроны.
Задача у ребят — не выпустить фашистов, которым удастся прорваться сквозь партизанскую засаду.
Гул нарастал. Колонна уже вошла в ближний поворот. Вот-вот под скалой покажется головная машина. Рев двигателей еще усилился — грузовики пошли на подъем.
Вынырнул немецкий мотоциклист. Не сбавляя газа, лихо проскочил поворот. И, когда стал выворачивать руль, раздались взрывы — полетели сверху гранаты. Мотоцикл завертелся на месте. На полном ходу в него врезалась идущая следом легковая машина, сбросила мотоцикл с дороги и сама стала заваливаться вниз, в пропасть.
Из машины выскочил офицер и тут же упал. Кто попал в него — не определить: стреляли все. И Виля, и Муса из трофейного пулемета, и другие...
Вновь взрыв! Вилор не видел очередной машины, которую атаковали партизаны, — она успела затормозить перед скалой. Но уже через секунду понял, что это был грузовик с солдатами. На дорогу, паля из автоматов, один за другим выскакивали фашисты. Спрятаться негде — тут нужно либо лезть в гору, либо прыгать в бездонное ущелье.
Один из фашистов, крича и стреляя, побежал в его сторону.
Исчезла дрожь в пальцах, и наступило странное спокойствие. Отчетливо представился Мичманский бульвар... дощатый тир... Коричневорубашечник со свастикой на рукаве. Главное — не целиться долго... А сейчас...
Он нажимает курок. Фашист останавливается, выпускает из рук автомат и падает. И только тут Вилор замечает на рукаве оккупанта повязку со свастикой — точно такую, как на жестяной мишени...
А бой продолжался. В узком проходе между скалой и пропастью метались гитлеровцы, пытаясь укрыться за искореженные остатки машин. Вилор заметил, что один из немцев, пригибаясь и перескакивая через камни, уходит в лес. Вилор быстро отстегнул поводок.
— Взять!
Пес в несколько прыжков оказался возле фашиста и взлетел ему на спину. Немец упал лицом в землю. А уже через мгновение над ним стоял Вилор с пистолетом в руке:
— Хенде хох!
Трясущийся, обезумевший от страха беглец встал на колени.
— Нихт шиссен! Нихт...
Ральф, скаля зубы и ощетинившись, рвался к пленному.
— Ральф! К ноге!
Гитлеровец медленно разогнулся, поднял руки вверх, Он оказался большущим — на голову выше Вилора.
Выстрелы на шоссе прекратились. Все было кончено. Подгоняя пленного, Чекмак вышел к своим.
— Не ушел?! — обрадовался командир группы. — Ну, молодец!
— Он молодец! — Вилор погладил Ральфа. — Два прыжка — и завалил!
Партизаны окружили пленного.
— Ладно, хватит рассматривать. Вилор, доставишь... А где Чекмак?
— Вот он!
Командир посмотрел в сторону, куда указывал Джигит. Вилор с Ральфом карабкались на скалу «Пронеси, господи!».
Командир заволновался. Что еще за выходка!
Мальчик остановился на скалистом карнизе и мелом стал выводить на скале:
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ОКТЯБРЬ! СМЕРТЬ ФАШИСТАМ!
Громкое «ура!» потрясло крымский лес.
В честь 24-й годовщины Октября еще одна группа партизан устроила праздничный «салют»: перебила колонну гитлеровцев, двигавшихся к Байдарским воротам. Они захватили немало оружия: винтовки, автоматы, пулеметы. Даже немецкую походную кухню...
Через несколько дней на особо опасных участках шоссе Ялта — Севастополь появились предостерегающие надписи: «Внимание, партизаны! Одиночным машинам проезд запрещен! Партизаны!»
© Copyright: Михаил Лезинский, 2008
Свидетельство о публикации №2805270214