63.3(2)722.5 Л4
Лезинский М. Л., Эскин Б. М.
Л 41 Живи, Вилор! : Повесть. —М.: Мол. гвардия, 1983. — 112 с, ил. — (Юные герои).
15 коп. 100 000 экз.
ФАШИСТЫ
Враги прорвались в Крым.
29 октября в городе объявили осадное положение. А на следующие сутки в 16 часов 35 минут заговорила береговая артиллерия. Это был первый из 250 дней обороны.
«Мы захватим Севастополь с ходу!» — заявил главнокомандующий войск фельдмаршал Манштейн. С ходу захватить не удалось. И среди самых первых распоряжений фашистского командования был приказ о создании специального соединения по борьбе с партизанами...
А пока разрабатывались планы уничтожения «лесных бандитов», жизнь в Севастопольском партизанском отряде шла своим чередом.
Хозяйственный Федоренко продолжал запасаться на зиму дарами леса: шиповником, орехами, терном. И сегодня с утра сказал ребятам:
— Пора бы и кизила посбираты. А то осыплется.
— Кизил — это дело, — подхватил Муса, — лю¬
бые болезни лечит!
— Так уж и любые! — усомнился Сережа Алафердов .
— Любые! — запальчиво повторил Муса. — Есть
такая старая татарская легенда. Однажды тяжко заболел хан. Срочно выписали из Англии самого лучшего, самого мудрого лекаря. Сошел лекарь с корабля и увидел, что с кустов, что росли вокруг дворца хана, свисают, словно сережки, ярко-красные сочные
ягоды. «Что это?» — «Кизил». — «Если у вас есть кизил, — заявил англичанин, — врачу здесь делать нечего». Сел на корабль и вернулся в свою туманную Англию.
— Ну что, Серега, убедился?! — воскликнул
Вилор.
— Убедился! Дядька Федор, записываюсь добровольцем!
— Бери корзину, — пробасил Федоренко, довольный, что в помощники напросился его любимец. —- Пийдемо помаленьку.
Через полчаса они прибежали.
— Немцы!
— Где?! — в один голос спросили Муса и Вилор.
Но запыхавшиеся дядька Федор и Сережа рассказывали так, что поначалу ничего нельзя было понять.
— Влезли на горку и... як в хате своей...
— Стоит и жрет, скотина!
— В какой хате? Кто жрет? ;
Потом все выяснилось. Как только забрались на гору , зоркий глаз колхозного сторожа разглядел в кизиловой роще две фигуры. Немцы ели спелые ягоды. Автоматы закинуты за спину, по молодым лицам разлито спокойствие. И это спокойствие больше всего поразило партизан. Они ничего не боятся!
— Дядя Федор, оставайся здесь, на посту, — попросил Муса, — а мы к командиру.
К штабу ребята пробирались уже не так, как вчера, а перебежками, оглядываясь и замирая, — за деревьями чудились фашисты.
— Стой! Кто идет?!
— Мы к командиру. Срочно.
Они вошли в землянку.
— Товарищ командир, немцы в расположении отряда.
Красников снял пенсне.
— Сами видели?
— Дядька Федор с Сергеем ходили за гору и там...
Командир снова надел пенсне и двумя пальцами потер лоб.
— Какие нашивки на рукавах у немцев? Какой системы автоматы?
Муса повернулся к Алафердову:
— Помнишь?
— Н-не помню.
— Ну хотя бы какого цвета мундиры?
Лоб мальчика покрылся испариной.
— Товарищ командир, — Вилор выступил вперед, — разрешите с Ральфом сходить в разведку. Я знаю немецкий язык.
Командир задумался. Пододвинул карту. Черные стрелки упирались в Ялтинское шоссе — немецкие пехотные дивизии приблизились к городу. Но только ли вражеская пехота успела подойти к Севастополю? А где же танки? Пушки?
Красников оторвал взгляд от карты. -— Вот что, ребята. Приказываю...
Казалось, Сережка даже в росте уменьшился: лицо измазано грязью, поверх ситцевой рубахи поношенный пиджачишко, спутанные волосы придавлены кепочкой. В руках плетеная корзинка, в ней яйца, горбушка черствого хлеба и несколько вареных картофелин.
Ребята продвигались по едва заметной тропке, красной от упавших переспелых ягод кизила. Вышли к скале, что огромным козырьком нависла над узкой лентой Ялтинского шоссе.
— Ложись! — шепотом приказал Муса.
Вилор прижался к земле. И только Сережа Алафердов будто не слышал команды. Он в полный рост пошел по обочине дороги, а ребята тем временем вползли на скалу.
Вилор раздвинул кусты, поднес к глазам бинокль, и сразу же придвинулись зеленые гаубичные орудия, замаскированные ветками. У орудий немцы. Перевел бинокль в сторону и разглядел минометы.
— Вижу гаубицы и минометы.
— И я вижу, — также шепотом ответил Муса.
Вилор всегда поражался зрению и слуху Мусы. Казалось, что он может различать предметы даже в полной темноте. За несколько километров расслышит не только скрип телеги, но по едва различимому цокоту установит количество лошадей в упряжке!
— Запоминай, потом нанесем на карту.
Солнце стояло высоко и хоть грело не по-летнему, зато в его лучах ярко сверкала багряно-желтая листва низкорослого крымского леса. Вилор невольно прижал к лицу окуляры бинокля: возле немецких пушек появился Сережа.
Высокий толстый немец схватил парнишку за ухо, заглянул в корзинку, вытащил яйцо и подбросил кверху. Поймал... Фашист захохотал, и Вилор увидел, что Сережка засмеялся тоже, строя уморительные рожи, потом вдруг пошел вприсядку.
— Землетрясение! Танцует!
Но тут немцы, как по команде, вытянулись: из дубняка вышел офицер. За ним двое конвоиров вели пленного. Он шел тяжело — видно, был ранен. Солдаты подталкивали его остриями плоских штыков.
Пленного поставили у борта машины. И Вилор теперь мог рассмотреть его небритое, в кровоподтеках лицо.
Офицер спросил что-то у пленного. Потом резко взмахнул плеткой. На щеке командира вздулась кровавая полоса.
Фашист поманил пальцем Сережу. Он протянул мальчику плетку и жестом показал на окровавленного командира.
Сережа повернулся к пленному и стал медленно оседать на землю...
Вилор так стиснул бинокль, что побелели суставы пальцев.
— Спокойно! — тихо приказал Муса.
Он подполз к другу, взял у него бинокль и увидел, как двое солдат приподняли Сергея, поставили на ноги. Третий взял ведро воды и окатил мальчика. Глаза его приоткрылись. Гитлеровец, что плеснул водой, повернул мальчишку в сторону дороги и дал пинка.
С моря тянуло прохладой. Выплыв из-за гор, чернильные тучи прикрыли солнце. Холодные капли дождя упали на сухую землю.
— Та-та-та! Вымокнем до ниточки, — ворчал
Муса.
Он шел впереди, за ним — в куцем пиджачишке — плелся Сережа. Вилор никак не мог прийти в себя от только что пережитого. Пожалуй, впервые в жизни он почувствовал, что такое страх. Страх — горький, жуткий от сознания своего бессилия...
Он догнал Сережу и коснулся его, еще не зная, что сейчас скажет. Он чувствовал: надо поддержать парня, сказать какие-то теплые слова.
—- Ты поступишь в театральный, Серега, точно тебе говорю!
На Сережкином измазанном, бледном лице мелькнуло что-то похожее на улыбку...
Теперь дождь пошел вперемежку со снегом. Земля набухла, стала вязкой. Мокрые колючие ветки хлестали по лицу. К землянке командира отряда добрались насквозь вымокшие.
В землянке было жарко, от сырой одежды мальчишек пошел пар.
— Вначале разденьтесь, обсушитесь, а потом доложите, — распорядился Красников.
Ребята сбросили с себя намокшие рубахи, и Владимир Васильевич, глядя на них, грустно улыбнулся: совсем мальчишки!
— Докладывайте. Говори, Муса!
Муса подтолкнул к столу Сергея.
— Пусть он.
Красников вышел из-за стола* обнял Сережу за плечи, усадил на лавку.
— Пей чай, — подсунул кружку, заваренную шиповником, — и рассказывай. Все, что помнишь.
— Я все помню.
Командир развернул карту.
— Прямо под скалой — три миномета. И две пушки с длинными стволами.
— Тут, — подтвердил Муса, подходя к карте, — гаубицы.
Фашистов человек сорок. Есть посты. Они замаскировались, но я их видел. Их можно обойти. Я знаю как.
Красников обвел на карте место, где разыгрывал перед немцами спектакль Сережка, отметил пушки и минометы.
— Спасибо, партизаны. А теперь — отдыхать.
— Товарищ командир, это не все.
Красников повернулся к Вилору.
— Как же так — отдыхать? — Голос Вилора заметно дрожал. — Там же пленный, наш лейтенант. Они убьют его...
ПЕРВЫЙ БОЙ
— Предлагаю атаковать следующим образом...
Красников и начальник штаба склонились над картой.
— А если наткнемся на посты или разведку? Что-то они зачастили в лес.
— Немцы — народ пунктуальный: в шесть вечера прекращают военные действия и спят до шести утра. Этим и воспользуемся — атакуем в четыре. Необходимо продумать связь с отрядом.
Под сапогами чавкала озябшая земля. А когда нога проваливалась в колдобину и вода попадала за го¬ленище, раздавалось чертыханье: проклинали фашистов и рано нагрянувшую зиму.
Вилор шел впереди, держа Ральфа на длинном поводке.
Вот и скала, с которой он наблюдал днем. Командир группы партизан заглянул вниз.
— Спасибо, Вилор. Остаешься на связи. А мы — попробуем зайти с тыла...
Мальчик остался один. Обнял Ральфа за шею и замер.
Прошло несколько минут. Что там сейчас? Наверное, кто-то из смельчаков подползает к часовому... Обходят землянку...
Раздался винтовочный хлопок. Вблизи о камень шарахнула пуля. И тут же автоматная очередь, взры¬вы гранат.
Вспыхнул грузовик, осветив лощину. Вилор заметил, как партизан в мичманке распахнул двери землянки и швырнул в нее гранату.
Взрыв. Пламя вырвалось из двери. Крики, выстрелы, грохот. С высоты трудно разглядеть, где немцы, где свои.
Вилор потянулся вперед. Что это? Группа немцев, не замеченная партизанами, перебегает дорогу и прячется в лощине.
— Уходят, Ральф! Нельзя упускать этих гадов,
нельзя!
Он вытащил из кармана блокнот, быстро черканул в нем, сунул листок в порт-депешник.
— Беги, Ральф! Беги!
Снизу доносились автоматные очереди, взвизгивали, высекая из камней искры, долетавшие сюда шаль¬ные пули. Вилор увидел: на командира группы бегут двое фашистов. Блеснули черные стволы автоматов, готовых вот-вот выплеснуть смерть.
Командир поднял над головой гранату — и гитлеровцы на мгновение растерялись. Но этого было достаточно — короткая пулеметная очередь словно поставила точку в стремительном бое. Стало неожиданно тихо.
Вилор сбежал вниз к месту схватки.
— Товарищ командир, — доложил он, — часть
немцев ушла вон по той тропе!
— Не может быть!
— Сам видел. Вот если Ральф успеет...
И в это время в полукилометре от дороги раздались выстрелы. Виля облегченно вздохнул.
— Не удрали! Перехватили наши.
— Нам тоже надо поспешать — сейчас нагрянут. Собрать трофеи!
Тут было не только немецкое оружие: чешский «шкодовский» пулемет, венгерские карабины, на маленьких осколочных гранатах стояли французские клейма. Вся Европа работала на Германию.
— Сними планшет, — приказал Вилору командир, показав на убитого офицера.
Билор перевернул гитлеровца, высвобождая зажатый телом планшет. Первый убитый фашист, к которому он прикасался руками. Нет, страха уже не испытывал. И жалости тоже. Лишь брезгливость...
Вилор потянул планшет. Щелкнули кнопки, посыпались бумаги и фотографии. Из расстегнутой кобуры выпал пистолет.
Он поспешно собрал с земли документы, сунул их обратно в планшет, поднял пистолет. Рука мальчишки задержалась.
Командир взял пистолет, подбросил на ладони.
— «Вальтер». Увесистая штучка. За двадцать пять
метров пробивает доску-сороковку. А человека и за
пятьдесят уложит. Бери! — неожиданно протянул он пистолет Вилору. — «Вальтер» твой!
Подошел партизан в мичманке.
— Товарищ командир! Там, в кустах, — наш лейтенант. Они... замучили его.
© Copyright: Михаил Лезинский, 2008
Свидетельство о публикации №2805250314