Эскулап. Шизофреническая сказка. 9-10

Мик Бельф
9.

Больничная палата вмиг наполнилась людьми. Они ворвались из коридора, влезли в окно, они переворачивали койки с мертвыми людьми, беспардонно пинали трупы и смеялись над чем-то, понятным только им. Люди были злые, и вид у них был злой: кожаные куртки, джинсы, тяжелые ботинки. Некоторые из них были увешаны металлическими деталями – болтами, шипами, заклепками.
Гамлет встал спиной к стене, спрятал за спину Нэнни.
Ему было страшно – не за себя. Он боялся, что не справится с этой оравой, что не сможет защитить Нэнни. Слишком уж много было врагов. Слишком уж слаб он по сравнению с дикой силой толпы.
- Тихо, придурки! – вдруг приказал чей-то властный голос.
Из толпы, обступившей Гамлета со всех сторон, вышел огромный парень, весь в клепаной коже, с татуированным изящной паутиной лицом.
- Чего расшумелись? – спросил он риторически, обведя всех взглядом.
Толпа молчала.
- Быстро похватали аппараты – и в машину, - приказал тогда парень с татуированным лицом, - Копы не слепые и не глухие. Наверняка уже просекли, что в больнице не все в порядке. Так что не хрен шуметь, шевелиться надо.
- Тарантул, а с этими что делать? – спросил кто-то из толпы, - Замочить бы надо, они же свидетели.
- Ты, Упырь, помалкивай, - рявкнул Тарантул, - Когда станешь вожаком, тогда и вякать будешь. А пока я решаю. Или ты с этим не согласен?
Он впился в того, кого назвал Упырем, тяжелым взглядом, и Упырь поспешно отвел глаза. Спорить с Тарантулом здесь явно никто не хотел.
- Мы никому ничего не скажем, - на всякий случай сказала Нэнни из-за спины Гамлета, - Мы ничего не видели.
Тарантул смерил Гамлета тем же тяжелым взглядом. Гамлет, опустив голову, смотрел на него исподлобья, сжимая кулаки.
Внутри у него вдруг стало совсем пусто. Ни страха, ни тревоги, ни жгучего желания жить. Просто пусто. Наверное, если бы сейчас толпа кинулась на него, он бы не чувствовал ни боли, ни страха – он бы просто дрался, не думая о том, чем для него эта драка закончится.
Но толпа не кинулась.
- Слишком скучно будет умирать вот так, - раздался в воздухе шелестящий смех Морта. Но кроме Гамлета, никто его не услышал, - Слишком легко. Мне нужен твой страх, Гамлет. Мне нужно, чтобы ты очень сильно захотел жить. Но ты пока что не хочешь, и поэтому игра продолжается.
- Этих возьмем с собой, - решил Тарантул, - Парень хиловат, но сразу видно: боец. Поставим его на арену. Повеселимся. А девчонка в качестве приза победителю пойдет. Все, связать их – и в машину.
Толпа словно с цепи сорвалась. На Гамлета кинулись сразу человек десять. Гамлет яростно отбивался, не обращая внимания на то, что ему сразу же расквасили нос и попали ногой в пах. Он бил, чем попало и куда попало: в глаза, в горло, в живот – куда только мог дотянуться. Но силы были слишком уж неравны. Его повалили на пол и принялись пинать ботинками, но он вскочил. Его повалили снова, и снова. А он все вставал и вставал, не подпуская ублюдков к Нэнни. В конце концов, у кого-то нашелся увесистый обрезок трубы, и когда Гамлет в очередной раз попытался встать на ноги, этот самый обрезок трубы обрушился на его голову, вышибая остатки сознания…
Он с трудом открыл глаза: запекшаяся кровь слепила веки не хуже клея.
Поначалу он подумал, что ослеп: темнота перед глазами так и осталась непроглядной. Но потом в темноте тонкими линиями света обозначились контуры двери, и он облегченно выдохнул.
Он попытался подняться на ноги, но все тело вдруг скрутила резкая боль, и он повалился на пол.
Кажется, сломано ребро. Сотрясение мозга – наверняка. И пах – кажется, сильный ушиб.
Да уж, краше в гроб кладут…
- Ну, Гамлет, как ты? – участливо спросила темнота знакомым шелестящим шепотом.
- Замечательно, - прохрипел Гамлет, шлепая разбитыми в кашу губами, и закашлялся кровью.
- Ай, как нехорошо, - тихо засмеялась темнота, - Кажется, обломок ребра повредил легкое. Больно, наверное. А, Гамлет?
- Терпимо, - ответил Гамлет, стиснув зубы, чтобы не закричать. Каждый вдох давался с большим трудом, а главное, с сильной болью.
- Бедолага, - сочувственно произнесла темнота, - Ты, наверное, винишь во всем себя. Считаешь, что только ты виноват в том, что происходит сейчас с тобой и с Нэнни. И боль считаешь вполне заслуженной, ведь так?
Гамлет не ответил.
- Я знаю, что ты думаешь именно так, - сказала темнота мягко, даже ласково, - Но ты не прав. Пойми, мне интересно соревноваться с тобой, потому что ты очень упрямый соперник. Не сдаешься, когда разумно сдаться. Дерешься, когда нет ни малейшего шанса победить. Это глупо, но очень красиво. Поэтому ты мне очень интересен. Но запомни: все, кого мне пришлось у тебя забрать, все, кем ты дорожил, кого ценил и любил – они все пришли ко мне в положенное им время. Если бы теперь не было тебя, Нэнни все равно бы умерла. Она бы умерла еще в тот вечер, когда вы с ней познакомились. Знаешь, зачем она ехала в этот Город? Только для того, чтобы доказать Рону свою правоту, чтобы убедить его в том, что четыре года назад она была права, когда заносила ногу над бездной под Мостом, когда хотела сделать тот единственно верный шаг в своей жизни. Она бы долго спорила с этим мальчишкой и, в конце концов, убедила бы его в том, что на этом свете делать совершенно нечего. Потом она бы шагнула с Моста, а Рон плюнул бы на свою глупую работу и стал бы нормальным пацаном, таким же, как и остальные.  Но появился ты – и Нэнни передумала. Я не знаю, почему. Передумала, и все тут. Жить вдруг захотела. Пойми, не она попала в наши с тобой разборки, а ты встрял в наши с Нэнни дела. Она должна умереть – и умрет, как бы ты ни противился этому. Если теперь она этого не хочет, это уже ее проблемы. Со мной шутить вредно для здоровья.
- Ничего у тебя не выйдет, Морт, - прохрипел Гамлет, - Я не отдам тебе ее.
- Не отдашь? – темнота захихикала, - Я могу хоть сейчас прийти к ней и элементарно остановить ее сердце. А ты так и будешь лежать в темном подвале на заблеванном полу, не в силах даже подняться на ноги. Не думай, что ты слишком уж крутой, настолько, чтобы состязаться со мной на равных. Ты уже в пятьдесят лохматый раз говоришь мне одно и то же: я, мол, не отдам ее тебе. Ну и не отдавай. Я просто не буду спрашивать, а заберу то, что и без того мое.
- А почему ты до сих пор разговариваешь со мной? Почему не забираешь свое? – Гамлет нашел в себе силы усмехнуться.
- Буду с тобой предельно откровенен, - вздохнула темнота, - Ты доставляешь мне определенные хлопоты, понимаешь? Ты влезаешь в мои дела, хотя тебе это не положено. Да, ты развлекаешь меня своим упорством, но всему же есть предел. Вся эта игра, она меня веселит, тут я не спорю. Но гораздо важнее то, что ты должен понять. Понять и согласиться с этим. Со мной спорить бесполезно. Не лезь не в свое дело. Живи, пока живется. Что тебе другие люди? Живи сам, для себя. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на кого-то, кроме себя.
- А на хрена тратить ее на себя, если в финале все равно сдохнешь? – спросил Гамлет, - Неувязочка в логике, а?
 - Вот, ты все еще споришь со мной, - печально сказала темнота, - И я знаю, словами тебя убедить невозможно. Поэтому и нужна вся эта мышиная возня. Чтобы отбить у тебя всякую охоту спорить со мной. Как говорят военные, не доходит через голову, дойдет через ноги.
- Наверное, тебе было бы проще убить меня, - предположил Гамлет.
- Если иного выхода не останется, я так и сделаю, - подумав, сказала темнота, - Хотя мне бы этого очень не хотелось. Понимаешь, я ведь в этом мире очень высокая, но, к сожалению, не последняя инстанция. И у того, кто выше, есть свое мнение насчет того, кому и когда загнуться. К еще большему сожалению, тебе пока загибаться не время. Но у меня есть кое-какие полномочия насчет особо упрямых. Если будешь чересчур упорствовать, я заберу и тебя. Только Нэнни от этого легче не станет. Ее я заберу в любом случае.
- Это мы еще посмотрим, - упрямо прохрипел Гамлет, - Ты же не последняя инстанция…Так что у меня еще есть шансы.
- Не надейся, - вздохнула темнота, - Шансов у тебя – ноль и хрен вдоль.
По ту сторону двери вдруг лязгнул замок.
- Ну вот, шансов у тебя не осталось совсем, - тихо засмеялась темнота.
Дверь открылась слепящим светлым прямоугольником. Гамлет зажмурил глаза, привыкшие к темноте.
Его схватили за руки и выволокли на свет. Грубо швырнули на воняющий кошачьими и собачьими испражнениями песок.
Он открыл глаза. Со всех сторон его окружала металлическая сетка, очерчивая круг метров восемь диаметром. Внутрь круга ослепительно били светом десятки прожекторов, не позволяя увидеть ничего по ту сторону сетки.
- Дамы и господа! – торжественно провозгласил словно из ниоткуда Тарантул, - Сегодня на нашей арене – гость. Почетный гость, господа!
Темнота по ту сторону сетки разразилась свистом, криками, топотом.
- Первый бой – гость против Свина. Прошу делать ставки.
Гамлет попытался встать на ноги. Пах пронзило острой болью, которая вмиг растеклась по всему телу. Ноги сами собой начали подкашиваться, а в горле зародился не то хрип, не то стон.
Нет уж! Врешь! Гамлет закусил до крови губу и все-таки удержался на ногах.
Кто-то по ту сторону сетки  зааплодировал и тут же умолк.
В сетке приоткрылась небольшая дверца, и в круг шагнул тот, кого назвали Свином.
Он и впрямь был похож на свина – массивный, жирный, с опухшим лицом и маленькими свинячьими глазками.
- Свин, сделай его! – завопил кто-то, и толпа подхватила.
- Свин! Свин! Свин! – загремело в воздухе.
Свин поднял вверх покрытые татуировкой руки и потряс ими над головой.
Наверняка он сильный, этот Свин. Сильный и неповоротливый. Хотя, Гамлет сейчас тоже не образец ловкости.
Главное, держаться на ногах. Ноги подкашиваются, но нужно держаться. Нужно, хотя очень больно. Нужно шагать, хотя каждый шаг стреляет в пах пронзительной болью. Нужно дышать, хотя каждый вдох – острая игла прямо в легкие. Нужно шевелиться, иначе – смерть. Бесполезная, ничего не меняющая смерть.
- Умри легко, - прошелестело в воздухе, - А лучше сдайся. Упади на колени, взмолись о пощаде. Обещаю, тебя пощадят. Даже отпустят на все четыре стороны. Только в обмен на то, что ты никогда больше не встанешь у меня на пути.
- Да пошел ты! – хрипло взревел Гамлет, харкая кровью.
- Зря, - прошелестело в ответ, - Дурак ты, Гамлет. Безнадежный дурак.
- Это ты мне, урод? – хрюкнул Свин, - Молись, пока можешь. Я иду тебя убивать.
Правая нога предательски подкосилась, и Гамлет рухнул на колено, но тут же поднялся. Острая боль пронзила все тело электрической искрой.
- Тарантул, отпусти парня! – крикнул кто-то по ту сторону сетки, - Он ведь не может драться! Ты же видишь!
- Упырь, ты опять выступаешь? – пробасил невидимый Тарантул, - Заткнись, пока не оказался на его месте.
Свин принялся размахивать руками, обозначая разминку.
Гамлет постарался покрепче встать на ноги. Уперся ступнями, представил себя деревом, вросшим корнями в этот загаженный песок. Хрен, кто его теперь сдвинет. Разве что бульдозер. Свин на роль бульдозера как-то не годится, хотя и похож.
Боль не давала сосредоточиться: перед глазами все плыло, застилалось влажной пеленой. Было больно стоять, было больно дышать. Хотелось упасть и умереть. Потерять сознание и исчезнуть. Так тихо, спокойно. Не будет боли, не будет страха, трясущего колени мелкой дрожью – ничего не будет. Совсем ничего. Только вечный покой.
Ни хрена подобного!
Гамлет с силой вдавил ноги в песок, едва не вскричав от страшной боли. Каждое движение давалось ему ценой неимоверной боли, пронзающей все тело, выедающей всю душу, холодящей сердце.
- Ставки сделаны, господа! – провозгласил Тарантул, - Гонг!
Толпа по ту сторону сетки взорвалась диким ревом.
Свин ринулся вперед. Не видя дороги, не замечая ничего вокруг, кроме лица Гамлета, в которое нацелился вложить свой пудовый кулак.
Гамлет поднял руки к голове – не закрыться, так хоть смягчить первый, самый яростный, самый сильный удар.
Свин ударил. Точнее, попытался ударить. Гамлет, удивляя самого себя, легко отвел его руку в сторону, чуть отшагнув, и свободной правой рукой изо всех сил врезал Свину в челюсть. Он нырнул в этот удар – даже не нырнул, а упал весь без остатка. Вложил все силы, всю скорость, всю оставшуюся жизнь.
Под кулаком что-то противно хрустнуло, и Свин рухнул на песок, словно подкошенный. Вся его огромная туша вмиг утратила что-то, что принято называть жизнью, и повалилась, словно подрубленное дерево. Гамлет не удержался на ногах и упал рядом с поверженным в глубокий нокаут Свином.
Толпа по ту сторону решетки издала не то восторженный, не то испуганный возглас.
Сил уже не оставалось. Не было сил даже пошевелить рукой, не то, что подняться на ноги. Но Гамлет все-таки поднялся. Крича от боли, харкая кровью, поднялся на трясущиеся ноги. И остался стоять над лежащим ничком Свином.
- Победил гость, - немного разочарованно сказал Тарантул, - Тех, кто ставил на гостя, могу только поздравить.
Судя по разочарованным вздохам и гневным выкрикам с той стороны сетки, на Свина поставили гораздо больше, чем на Гамлета.
- Поединок второй, - провещал Тарантул, - Крыс и Седой против гостя.
Двое на одного. Конечно. Наверное, еще и с прутами арматуры.
Гамлету казалось, что все это происходит не с ним. Он легко представил себя всего лишь пассажиром своего избитого, больного тела. И его, как пассажира, вдруг перестало волновать все, что творится вокруг, что делают отмороженные гладиаторы с его телом.
Наверное, так и приходит безразличие к смерти. Когда боль становится слишком невыносимой, когда надежда на жизнь становится с каждой секундой все призрачнее – когда сама жизнь кажется хуже смерти.
Арматура, так арматура. Двое на одного – ну и хрен с ним. Он будет драться. Попробует драться. Если произойдет чудо, он останется жив до следующего раунда. Если чуда не произойдет, то…
В круг вошли двое – один рослый, мощный, но не толстый, как Свин, которого оставили валяться тут же, второй – гибкий, шустрый, худощавый – крыса, да и только.
К счастью, оба без арматуры.
- Делайте ставки! – крикнул Тарантул, - Гость держится молодцом! Может, стоит поставить на него?
Он засмеялся злорадно. И смех его был очень похож на смех Морта.
- Эй, гость, - произнес он громко, - Ты думаешь, что тебе удастся победить? Думаешь, что я отпущу вас с подружкой? Учти: здесь очень много желающих вышибить тебе мозги, тебя просто не хватит на всех. Так стоит ли мучиться? Сдохни сейчас – это единственный путь к свободе.
- Да пошел ты, - сказал себе под нос Гамлет, сплюнув на песок темную кровь.
В горле противно хлюпало – наверняка кровь из проколотого легкого. Дело плохо, очень плохо. Не хватало еще захлебнуться собственной кровью.
Дышать все труднее. Пришлось дышать чаще и не так глубоко. Интересно, на сколько еще отмерено прочности его организму? Сколько еще сокращений осилит миокард?
- Ставки сделаны! – провозгласил Тарантул, - Гонг!
Гамлет поднял руки, словно налитые свинцом, изобразил что-то вроде стойки.
Крыс и Седой переглянулись, хмыкнули дружно и ринулись вперед…

10.

- Ты замечательно рисуешь, - сказала тихо Катя, заглянув через мое плечо в испещренный рисунками лист.
- Ерунда все это, - ответил я, - Так, бред одинокого шизофреника.
- Ты шизофреник? – удивилась Катя, - Вот уж не подумала бы…
- Ну, по крайней мере, Морт мне сказал, что у меня шизофрения и вообще полный швах с мозгами.
- А кто такой Морт? – Катя с каким-то детским любопытством посмотрела на меня, словно я сейчас начну рассказывать о тайнах Вселенной.
- Я думал, что ты его знаешь, - растерянно произнес я.
- Не знаю, - покачала головой Катя, - Ты не сердись, пожалуйста, что я такая странная. Может, я и должна бы его знать, но у меня в голове пусто. Почти пусто, то есть.
Она оглядела комнату, пробежала пальцами по корешкам книг в стеллаже.
- Почему мне кажется, что я любила тебя? – спросила она, - Мне кажется, мы слишком разные, чтобы любить друг друга. Ты так не считаешь?
- Наверное, мы очень разные, - ответил я, - Мне трудно об этом судить. Я ведь всю жизнь прожил один. Вот в этих самых стенах. Ты вообще второй человек, которого я увидел наяву.
Катя удивленно посмотрела на меня, потом почему-то взглянула в черный прямоугольник окна.
- А вон те люди? Ты их не видел?
- Какие еще люди?
- Вон, за окном. Какой-то дядечка гуляет с собакой.
Она говорила так убежденно и так убедительно, что я почти поверил. Даже подошел к окну и долго вглядывался в непроницаемую темноту. Разумеется, никакого «дядечки с собакой» там не оказалось.
- Ты шутишь? – на всякий случай спросил я.
Катя взглянула на меня так, словно я – опасный псих. В глазах ее была настороженность и растерянность.
- Нет, - прошептала она, отшагнув от меня, - Вон этот дядька. На нем коричневая куртка, а собака у него – хмурый ротвейлер.
Она даже показала пальцем туда, где, по ее мнению, я должен был увидеть этого чертова дядьку с его долбаным ротвейлером. Но там была только надоевшая мне пустота.
- Катя, - я подошел к ней, взял ее за плечи, посмотрел ей в глаза, - Катя, там нет ничего. Поверь мне. Я знаю, там совсем ничего нет. Там, за окном – пустота. Совершенная пустота, Катя. И за дверью тоже пустота. За этими стенами нет ничего. Весь этот мир – внутри вот этих самых стен. У меня было очень много времени, чтобы понять это и принять этот мир таким, какой он есть. И ты со временем привыкнешь к нему.
Катя вдруг улыбнулась мне какой-то мягкой, спокойной, светлой улыбкой, от которой мне почему-то стало тепло и спокойно.
- Денис, ты сам подумай: откуда тогда пришла я? – спросила она, - Если за дверью пустота, то как там оказалась я?
- Мир полон загадок, - пожал я плечами, - Я тебе покажу кое-что…
Я подошел к холодильнику, открыл скрипучую дверцу. В белом нутре холодильника послушно зажегся свет.
- Видишь это? – торжественно спросил я, указав на продукты в холодильнике, - Одна из самых больших загадок всего этого мира. Откуда здесь берутся продукты? Они ведь всегда свежие. Я не голодаю, поверь мне. Ем вдоволь, когда хочу. Мне их никто не приносит, они сами собой появляются в холодильнике.
- Это как? – удивилась Катя.
- Вот! – я торжествующе поднял палец вверх, - Как? Я не знаю. Загадка природы. Необъясненный пока закон физики. Но если я не могу объяснить эту загадку, это еще не значит, что объяснения не бывает вообще. Продукты ведь появляются независимо от того, могу я объяснить их появление или нет.
- А при чем здесь я? – спросила Катя, посмотрев на меня с каким-то странным сочувствием, словно я был безнадежно болен.
- При том, что я сейчас тоже не смогу тебе объяснить, откуда ты взялась там, за дверью, - ответил я, - Но когда-нибудь я это пойму.
- А ты пробовал шагнуть за порог? – осторожно спросила Катя, - Хотя бы раз – пробовал?
- Я похож на идиота? – усмехнулся я, - Там же пустота! Из нее невозможно вернуться!
- То есть ты не пробовал, - заключила Катя, - А если все-таки попробовать?
- Ты что, хочешь моей смерти? – пробормотал я ошарашенно, - Ты хочешь, чтобы я исчез?
- Ты не исчезнешь, - пообещала Катя, - Честное слово, ты не исчезнешь. Поверь мне. Пожалуйста.
Она подошла к обитой черным винилом двери, протянула мне руку.
- Я буду с тобой, - сказала она, умоляюще глядя на меня, - Не бойся.
Наверное, так должна была прийти ко мне смерть. Красивая, даже прекрасная – такая, которой я мог бы поверить, которую я, наверное, мог бы полюбить. Она пришла ко мне, чтобы увести за собой в пустоту – навсегда. Но почему мне все-таки хочется верить ей? Почему хочется взяться за протянутую мне мягкую и теплую руку?
Может, я просто устал жить?
Моя рука почему-то мелко дрожала, а ноги стали ватными и отказывались идти, но я все-таки подошел к Кате, взял ее за руку – вцепился в ее кисть, словно в ней была последняя моя надежда.
- Не бойся, - Катя ласково улыбнулась мне, - Пожалуйста, не бойся. Я тебя очень прошу – не бойся. Я с тобой. До конца, навсегда. Я с тобой.
- Держи меня крепче, - попросил я. Даже голос у меня мелко дрожал, - Не отпускай только.
Она щелкнула замком и открыла дверь. Пустота за порогом радостно и жадно зашевелилась, предвкушая долгожданную добычу.
- Не бойся, - повторила Катя, - Все будет хорошо.
- Я боюсь, - признался я.
- Я с тобой…
- Страшно. Катя, мне страшно. Ноги не идут, Катя. Пожалуйста, не надо…
- Это всего лишь порог, Денис. Всего лишь порог, за которым другой мир, не такой тесный, прекрасный мир. Пойдем, не бойся.
Рука дрожит, ноги подкашиваются. Темнота тянет ко мне цепкие щупальца и что-то холодно шепчет.
- Я не хочу, Катя! Пожалуйста, не надо!
- Верь мне, Денис. Просто верь. Неужели это так сложно?
Она шагнула через порог и растворилась во тьме. Я еще ощущал ее руку в своей руке, чувствовал в ее руке жизнь. Значит, это не опасно? Или это просто обман, уловка моей смерти?
- Иди за мной, - тихо сказала темнота голосом Кати, - Шагай.
Ноги не слушались, но я все равно подошел к самому порогу, остановился.
Что я делаю? Это же безумие!
У ног разверзалась черная бездна - безграничная, бездонная. Страшная.
Но где-то в этой бездне Катя все еще держала мою руку, терпеливо ждала, когда я решусь на самый безумный и самый важный шаг в своей жизни.
И я все-таки решился. Я не хотел погибать, мне совсем не надоело жить. Но что я терял по эту сторону порога? Вечное однообразие бесконечных сегодня, регулярно превращающихся во вчера и исчезающих где-то среди тысяч таких же, похожих, как две капли воды, один на другой, дней? Четыре стены и белоснежный сортир? Свое отражение в зеркале?
Гамлета и Нэнни?
Гамлет и Нэнни… Простите меня, если можете. Но я сделаю свой шаг. Быть или не быть – уже не вопрос.
Я занес ногу над порогом, набрал в грудь воздуха, зажмурился, приготовился к бесконечному падению в темноту и шагнул…
Я не провалился в бездну. Не растворился во тьме.
В ступню чувствительно ткнулся вполне твердый, надежный пол.
Рядом пискнула Катя: я слишком сильно сжал ее руку.
Я сделал еще шаг. И еще.
- Открой глаза, - сказала тихо Катя. Она была совсем рядом. Я чувствовал ее тепло, слышал ее тихое дыхание, хотя в ушах все звенело от напряжения и оглушительно стучало сердце.
- Мне страшно, - признался я, - Катя, я не хочу.
- Ты же уже шагнул за порог, - сказала Катя, - Теперь бояться уже не стоит.
Она была права, но мне от ее правоты легче не становилось. Где я? Вдруг этот неведомый мир за порогом страшнее самых страшных снов?
- Оглянись вокруг, - Катя тихо и радостно засмеялась, - Это же прекрасно.
Я открыл один глаз, потом другой.
Мы стояли в длинном коридоре. Под ногами был пол, покрытый исцарапанным рыжим линолеумом. Над головой – побеленный потолок с тоненькими ниточками паутины, которые колыхал легкий сквозняк.
Коридор упирался в большие окна, за которыми был самый настоящий свет! Дневной свет!
Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось смеяться. И я засмеялся.
- Катя, это – свет! – восхищенно произнес я, указав на окно в конце коридора.
- Конечно, - улыбнулась Катя, - Ведь сейчас утро. А утром всегда светло. Ты еще не забыл, что такое солнце?
- Солнце? Нет, не забыл. Но я его ни разу не видел своими глазами. Я рисовал его. Видел в книгах. Но наяву…Катя, где мы? Что это за мир такой?
- Это просто мир, - ответила Катя, - И в нем живут люди. Самые разные. Не похожие друг на друга. Странные, вроде тебя, и самые обыкновенные. Пойдем со мной, я покажу тебе этот мир.
И она потащила меня за руку по коридору – к воняющей кошками лестнице, ведущей куда-то вниз…