63.3(2)722.5 Л4
Лезинский М. Л., Эскин Б. М.
Л 41 Живи, Вилор! : Повесть. —М.: Мол. гвардия, 1983. — 112 с, ил. — (Юные герои).
15 коп. 100 000 экз.
Это случилось ноябрьской ночью сорок первого года у деревни Алсу под Севастополем. Фашисты подкрались к партизанскому отряду, надеясь застать бойцов врасплох. Их замысел ценой собственной жизни сорвал юный разведчик Вилор Чекмак. Посмертно он награжден медалями «За оборону Севастополя» (1945 г.), «За боевые заслуги» (1965 г.)
Прошли годы. Именем Вилора на¬званы пионерские отряды и дружины, а день рождения героя стал Днем памяти юных севастопольцев, погибших в боях за Родину. .
+++
МАМА
Любовь Георгиевна не спала. Сын впервые не
при¬шел домой вовремя. «Что же это? — с тревогой думала она. — И отца нет. Обещал сегодня приехать из Ялты, но, видно, с работы не отпустили... Может,
обратиться к Юрию Константиновичу? Неудобно будить — человек только вернулся из похода...»
Капитан Зиновьев стал их соседом по квартире в прошлом году. Но первая встреча с ним произошла давно , когда Вилор еще ходил в детский сад.
...Январским днем, голубым и едва тронутым
робким снежком, весь город вышел на Приморский бульвар встречать с Балтики корабли: линкор «Парижская коммуна» и крейсер « Профинтерн ».
Советские моряки впервые совершили переход вокруг Европы. Все газеты мира писали о страшных штормах, которые бушевали в Северном море, в
Бискайском заливе. Иностранные корреспонденты высчитывали, на какой миле затонут корабли красных. Они уверяли, что таких гигантских волн, высотою с четырехэтажный дом, русские корабли не выдержат. Ведь разломился пополам английский эсминец! Но корабли наши выдержали, а главное — выдержали молодые краснофлотцы.
Их встречали лозунгами , оркестрами , песнями .
Папа — Петр Андреевич — посадил Вилю на плечи, и мальчик совсем близко видел загорелых матросов,
которые выстроились у тонких, словно серебряные струны, лееров, видел поблескивающие на фоне чистого неба орудийные стволы.
Рядом с Чекмаками на пирсе оказалась группа моряков. Оживленно обсуждая вход кораблей в бухту, они часто обращались к симпатичному коренастому военному моряку.
— А твой-то, твой — красавец!
— Да, линкор — загляденье! Моя колыбель.
Корабли застыли на рейде. От линкора отвалила шлюпка, взяв курс к дощатому пирсу.
— Иди встречай!
Военмор , вынув изо рта трубку, вразвалку, словно по кренящейся палубе, зашагал вниз по ступеням.
Это был Юрий Константинович — их будущий сосед. И хотя он сейчас командовал другим кораблем, все называли его не иначе как «Зиновьев с
«Парижской коммуны».
Вспомнив ту встречу , Любовь Георгиевна подошла к рисунку над Вилиной кроватью. Удивительно, как он все хорошо запомнил ...
Недавно его работы смотрел знакомый художник. «У вашего сына острый глаз и точный рисунок», — сказал он Любови Георгиевне.
«А в детском саду Виля ходил в « композиторах»! » Она улыбнулась.
Детский сад был первым в городе. Чекмак-старший часто ездил в командировки, Любовь Георгиевна, депутат горсовета, работала по ликвидации безграмотности, часто была занята и по вечерам. Так что детсад морского порта оказался очень кстати.
Любовь Георгиевна помнит, как взбежал карапуз вверх по парадной лестнице. Его остановила молодая женщина в белом халате.
— Ты куда, мальчик?
— Поступать в детский сад!
Запыхавшись, подоспели папа с мамой.
— Примите нас?
— Вас — не знаю, но этого героя обязательно примем! Давай знакомиться. Звать тебя как?
Мальчишка деловито пожал протянутую руку,
— Товарищ Чекмак!
— А я... я — товарищ Ипполитова.
Елена Владимировна Ипполитова, внучатая племянница М. М. Ипполитова-Иванова , известного композитора и педагога, вела в детском саду уроки музыки. Она считала, что у всех без исключения детей есть слух, надо только развивать его.
Кое-кто посмеивался, что она учит детей нотной грамоте: «Мы им еще букварь не показывали!» Но Ипполитова стояла на своем: в пять-шесть лет легче запомнить несколько нотных значков, чем тридцать три буквы алфавита!
«Нотка — кругляшок. Попрыгали кругляшки по пяти ступенькам — нотным линейкам. Мои ребята как игру это воспринимают*, — уверяла она.
Виля с первых дней удивил Елену Владимировну тем , что знал много песен , не стеснялся , как другие дети, их исполнять.
И вот однажды, услышав, как малыш распевает «Песню о встречном» — оказывается, был с родителями в кино и запомнил понравившуюся мелодию, — Ипполитова попросила:
— А наиграть сможешь?
Они пошли в комнату для музыкальных занятий, сели к инструменту. Вилор, выстукивая пальчиком по клавишам, быстро подобрал мелодию.
С того дня Елена Владимировна стала заниматься с мальчиком дополнительно. Для разучивания она выбрала «Колыбельную» Ипполитова-Иванова.
И как-то на одном из занятий ...
— Постой, постой! В концовке ты ошибся. — Елена Владимировна показала последние такты. — Запомнил?
— Я помню. Но так красивее.
— Вот напишу дедушке Мише, что ты его музыку исправляешь! — пряча улыбку, притворно нахмурилась воспитательница.
— Ну правда — красивее? — настаивал Вилор. —
Вы послушайте...
— Что ж, твоя концовка мне тоже нравится, — призналась Ипполитова.
В тот же день в Москву было отправлено письмо:
«Дорогой дедушка Миша! Есть у нас в детском саду мальчик по имени Вилор. Пытается сочинять музыку. Так что, может быть, в моей группе растет советский Моцарт!..
Любовь Георгиевна подошла к окну. С пятого
этажа вся бухта как на ладони. Но берега сейчас размыты темнотой, угадываются только по огонькам на причалах, пирсах, пристанях. А посреди бухты — целый карнавал цветных фонариков: красных, зеленых, желтых — сигнальные огни военных кораблей.
Корабли перемигиваются между собой, ведут таинственные ночные разговоры.Что же случилось с сыном? У кого он мог задержаться? А главное — не предупредил! Виля, который постоянно с ней советовался, прислушивался к каждому ее слову — верил настолько, что ей порою становилось не по себе от боязни ошибиться.
...Соседские мальчишки прибежали звать Вилю в поход. «Можно, мама?» — «Можно». — «А какая будет погода?» — «Солнышко, конечно». Сказала так, не подумав. Один мальчуган посмотрел в окно, а там тучи наплывают — вот-вот дождь грянет. «Какое там солнышко! Дождина собирается». А Виля ему в ответ: «Мама говорит, что будет солнце, — значит, будет!» Ребята пошли в поход, а она сидела у окна — вот так, как сейчас, — и переживала: только бы распогодилось! И когда ветер через полчаса разогнал тучи и выглянуло солнце, Любовь Георгиевна обрадовалась и смогла приняться за дела... А сын после похода, вбежав в комнату, обнял ее. «Говорил я им, что раз мама сказала — солнце будет!..»
Скрипнула входная дверь. Виля! Ну вот сейчас он войдет и выпалит привычное: «Землетрясение!» Любовь Георгиевна вышла в коридор. Никого...
Вернулась в комнату. Отогнув уголок одеяла, села на Вилину кровать... Как бежит время! Совсем недавно, совсем недавно «октябрили» сына...
Жили они тогда в Симферополе. Петр учился в совпартшколе. Весь курс пришел на торжество.
Пришел и старый революционер Юрий Юрьевич Иванов.
С Чекмаком он был знаком несколько лет и охотно согласился стать шефом молодой семьи.
Было весело. Иванов провозгласил тост за родителей. Они встали — Петр, голубоглазый богатырь, и чернобровая красавица Люба — в красной косынке и белой праздничной кофте.
— Пусть вырастет ваш сын сильным и мужественным, пусть станет красивым человеком. Иванов поцеловал молодых.
— А теперь пора октябрить сына. Предлагайте!
Посыпалось множество предложений: Рен — Революции надежда, Ким — Коммунистический Ин¬тернационал Молодежи, Ревдит — революционное дитя! Подобные имена были в ходу.
И тут снова заговорил Юрий Юрьевич:
— Товарищи! Завтра 21 января. Завтра — год, как
не стало Ильича...
Слова и улыбки оборвались. Звякнула оброненная ложка. Чекмак тихо проговорил:
— Владимир Ильич Ленин... В... И... Лен...
— Ви-лен, — соединила Люба.
Юрий Юрьевич произнес торжественно:
— И добавим: Октябрьская революция.
Получается: Вилор!
Люба подошла к тумбочке, вынула «Книжку новорожденного» — такие книжки выдавались всем молодым матерям, — аккуратным почерком заполнила первую страничку: «Чекмак Вилор Петрович. Год рождения —- 1925-й, 20 декабря. Вес — 4 кг 600 г. Рост — 56 см...»
Иванов, как шеф семьи, расписался внизу страницы.
С Чекмаком Юрий Юрьевич познакомился по случаю не совсем обычному. Ему как члену ревкома передали на рассмотрение папку жалоб. Писал сын попа, юрист по образованию. Он требовал утихомирить председателя сельсовета в Мангушах.
Как выяснилось, этот председатель — бывший партизан гражданской войны Петр Андреевич Чекмак — прямо-таки переворошил горное захолустье. Создал бедняцкий актив, женсовет, союз молодежи, пионерский отряд. Но главное, что возмутило местных богатеев, забрал поповский дом, разместил в нем сельсовет, столовую сельхозкоммуны, выделил комнаты учителям. Чекмаку стали угрожать... Старый большевик Иванов понимал: одними угрозами тут не обойдется — кулачье применит силу, и он вызвал председателя Мангушского сельсовета в Симферополь.
— Ты что, партизан, там бушуешь?
Высокий, тонкий, со впалыми щеками и огромными голубыми глазищами, Чекмак смущенно затоптался посреди комнаты.
Разговорились. Иванов сразу проникся доверием к юному председателю. Посоветовал ему быть осторожнее.
— В нашем деле сплеча рубить недозволительно!
По лицу Петра скользнула улыбка. Седоусый член ревкома нахмурился.
— Простите, Юрий Юрьевич, я просто вспомнил...
Почему именно этот попович так зол на нас. Церковь-то в Мангушах пришлось закрыть не по моему указанию, а по просьбе сельчан.
Иванов удивленно приподнял брови.
— Все началось с шутки. Комсомольцы заметили, что поп наш охоч до спиртного. Ну и... сделали так: идет бабка в церковь с подношением, а мы к ее закуске — к яйцам да сальцу — бутылочку приложим.
Попу это по душе, конечно. Сколько раз на службу приползал в полном смысле слова на четвереньках. Позорил святой сан! А на проповедях нес такую околесицу, что не только бедняки, но и мангушское кулачье
стало настаивать, чтобы церковь закрыли. Мол, до лучших времен, пока другого батюшку не пришлют!
Юрий Юрьевич рассмеялся... Но веселого, конечно, было мало ; на Чекмака уже покушались, когда тот возвращался ночью в Мангуши из соседнего села. С тех пор он не расставался с оружием.
— Мама, не спишь?
Она обернулась, вскочила. В дверях стоял Вилор.
— Мамочка, извини, я не хотел тебя волновать..,
Я прошел испытание. Я теперь — д'Артаньян!
Она смотрела на него, словно видела впервые. Как он изменился! Крепкий, вытянувшийся, голубоглазый, с потемневшей челкой над широкими бровями — вылитый отец, И все же какой еще мальчишка!..
© Copyright: Михаил Лезинский, 2008
Свидетельство о публикации №2805170242