5.
- Здравствуй, Гамлет, - вдруг сказал кто-то совсем рядом. Голос был до боли знакомым, и Гамлет ничуть не удивился, когда, обернувшись, увидел стоящую в десятке шагов от него Смерть.
На этот раз Смерть была элегантным мужчиной в отглаженном костюме-тройке. Мужчина-Смерть был совершенно лысый, и даже брови на его лице отсутствовали начисто.
- Кто это? – спросила у Гамлета Нэнни.
- Меня зовут Морт, - самодовольно улыбнулся мужчина-Смерть.
- Понятно, - кивнула Нэнни, - Значит, сейчас ты Смерть.
Она, кажется, ни капли не испугалась. А вот Гамлету стало страшно. Он уже знал, какой удар нанесет Смерть. Наверное, это будет самый болезненный, самый невыносимый удар.
- Я искала тебя, - сказала Морту Нэнни, - Когда-то искала. Не помню – давно это было.
- В последний раз – позавчера, - напомнил Морт.
- Позавчера? – вяло удивилась Нэнни, - Не помню. Кажется, три миллиона лет прошло…
- Я не отдам тебе ее, - Гамлет быстрыми, порывистыми шагами подошел к Морту на расстояние боксерского клинча и впился взглядом в его бесцветные насмешливые глаза, - И не мечтай. Не отдам.
- Может, поспорим? – улыбнулся Морт.
- Я больше не ищу тебя, - на всякий случай сказала Морту Нэнни.
- Ты хороший боец, Гамлет, - не обратив на слова Нэнни внимания, сказал Морт, - С тобой интересно состязаться. Хотя ты всегда проигрываешь. Может, сыграем снова? Ставка хороша, не правда ли?
Морт кивнул в сторону Нэнни.
- Морт – черт, дурацкое же у тебя в этот раз имя! – послушай, - негромко, почти шепотом произнес Гамлет прямо в лицо Морту, - Оставь ее в покое. Забери лучше меня. Ты же об этом мечтаешь.
- Лишиться своей любимой игрушки? – засмеялся Морт холодным, безжизненным смехом, - Ну уж нет, Гамлет. Мне очень скучно, и я хочу веселиться. Ты в курсе, что у Нэнни очень слабое сердце? Врожденный порок, обычно не страшный. Но иногда – очень и очень редко – бывают кризы, и тогда резко возрастает риск летального исхода.
- Не смей! – закричал Гамлет. Он уже знал, что сейчас произойдет. Знал, но все еще надеялся, что все обойдется, и Морт передумает.
- Гамлет, - внезапно ослабевшим голосом произнесла Нэнни, - Гамлет…
- Сволочь! – Гамлет изо всей силы врезал Морту по лицу, - Сволочь! Гад!
Он ударил Морта еще раз, и еще, а тот лишь смеялся гаденьким мертвым смешком.
- Торопись, Гамлет, - сказал он, смеясь, - У нее совсем мало времени.
Нэнни падала. Ноги ее уже не держали. Гамлет едва успел подхватить ее на руки и осторожно опустить на крышу.
- Больно, - пожаловалась она, - Сердце. Чертово сердце…
- Потерпи, - Гамлет гладил ее по волосам, баюкал, обхватив руками, - Сейчас все пройдет. Я с тобой.
- Даю тебе фору, - сказал Морт, исчезая, - Внизу, напротив магазина в торце здания, стоит «скорая». Водитель сейчас вышел за покупками, так что минут десять у тебя есть.
- Черт, больно-то как! – морщась, сказала Нэнни, - Не хочу – так…
- Хрена с два у него получится! – взревел Гамлет в отчаянии, поднимая Нэнни на руки.
Он бежал к узкой лестнице, ведущей вниз, к последнему этажу здания. Спотыкался, путался в собственных ногах, но бежал. На руках у него умирала Нэнни. Умирала только потому, что Гамлет – любимая игрушка Смерти.
Нэнни больше не жаловалась, но Гамлет чувствовал, как ей больно, и ему самому было больно. Он чувствовал, как с каждой секундой из нее уходит жизнь.
- Только не ты, - причитал, как заклинание, Гамлет, - Только не ты.
Он спустился по узкой лестнице с грохочущими металлическими ступенями, подбежал к лифту и ногой врезал по кнопке вызова. В шахте лифта натужно застонали тросы, и кабинка начала свое восхождение откуда-то со второго или третьего этажа.
Гамлету показалось, что лифт ползет вверх целую вечность. Этой ленивой бездушной твари было плевать, что его помощь очень нужна двум людям, которые еще несколько минут назад были абсолютно счастливы. Гамлет хотел было бежать по лестницам, но лифт, наконец, соизволил открыть двери и впустить их в тесную кабинку.
Потом он так же лениво полз вниз. Нэнни на руках Гамлета тихо постанывала: ей было больно дышать. Каждый вдох пронзал грудь острой иглой, а выдох застревал в горле тугим комом вдруг загустевшего воздуха. Гамлет чувствовал это так же сильно, как она, и плакал от невыносимой для хрупкой девушки боли.
- Потерпи, Нэнни, - шептал он ей прямо в ухо, - Еще немного. Я не отдам тебя. Ни за что не отдам.
- Не плачь, Гамлет, - слабым голосом сказала Нэнни и даже попыталась улыбнуться, - Тебе это не идет.
И Гамлет послушно проглотил слезы.
- Мы еще увидим офигительных чаек на набережной, - пообещал он, - И будем спать на крыше, пока нам не надоест.
- Врунишка, - слабо улыбнулась Нэнни и потеряла сознание. Ее глаза медленно закрылись, а голова безвольно повисла.
Сначала Гамлет подумал, что она уже умерла, и едва не взвыл от пронзившей все его существо тоски. Но потом почувствовал, что там, по ту сторону сознания, Нэнни жива и отчаянно борется со смертью.
Едва только двери лифта открылись на первом этаже, Гамлет пулей выскочил на улицу, полную суетливых людей.
- Накачался, кретин?! – возмущенно заголосил какой-то человек, которого Гамлет едва не сбил с ног. На его возмущенные вопли обернулся полисмен, но вмешиваться он не стал, и за это Гамлет готов был сейчас расцеловать весь полицейский департамент: у него не было ни секунды на объяснения с полицией.
Он нашел машину «скорой помощи» в последнюю секунду: водитель уже сел за руль и завел двигатель.
- Помогите! – закричал Гамлет прямо в окошко машины. От неожиданности водитель уронил на себя высокий картонный стакан с колой и грязно выругался.
- Сердечный приступ! – продолжал вопить Гамлет в лицо водителю, - Скорее!
На счастье, в машине, кроме водителя, нашелся парамедик, у которого мозги работали быстрее и правильнее, чем у водителя. Парамедик – молодой крепкий парень – выскочил из машины, открыл задние двери и выдернул из пахнущего медикаментами нутра машины носилки.
- Клади быстрее, - приказал он Гамлету. Гамлет подчинился. Опыт научил его не спорить с врачами, особенно в такие минуты.
Вдвоем они осторожно поставили носилки в машину, Гамлет сел на пол салона рядом с Нэнни.
- В клинику! Быстрее! – приказал парамедик водителю, и «скорая», завопив сиреной, помчалась вперед.
Парамедик прощупал пульс Нэнни, покачал головой.
- Хреново, - сказал он Гамлету, - Можем не успеть.
Он включил рацию и запросил в клинике реанимационную бригаду и операционную.
Гамлет сидел на полу и держал в руках ладонь Нэнни. Ему казалось, что стоит только отпустить ладонь, и все – тоненькая ниточка ее жизни оборвется. И поэтому он держал ее крепко-крепко, с отчаянием утопающего, хватающегося за все, что только способно плавать. Хотя не он в эти минуты был утопающим.
- Вас зовут Гамлет? – вдруг спросил парамедик растерянно.
- Да, - ответил Гамлет, - А что?
- Тогда, кажется, вас вызывают, - парамедик протянул Гамлету гарнитуру рации.
- Ну что, Гамлет? Как ваши дела? – спросила рация голосом Морта, - Я вас жду, дорогие мои люди.
- Пошел ты к черту! – крикнул Гамлет в микрофон и бросил гарнитуру в угол салона.
- Вообще-то это был наш кардиохирург, - заметил парамедик, - Так что зря вы так…
- Хрена с два это ваш кардиохирург, - вскричал Гамлет – он напрочь утратил способность спокойно разговаривать, - Откуда он мог знать, как меня зовут?
Парамедик промолчал. Он, наверное, давно привык к чужим истерикам и чужому отчаянию. Он снова прощупал пульс Нэнни, покачав головой, достал из ящика с инструментами шприц с длинной иглой для инъекций в сердце.
- Нужна инъекция адреналина внутрисердечно, - пояснил он Гамлету, - Крайне низкая возбудимость миокарда.
Остро отточенным скальпелем он разрезал свитер на груди Нэнни, под которым оказалась обычная черная футболка. Совершенно не стесняясь, он разрезал и футболку…
Красным маркером он отметил одному ему ведомую точку под левой грудью Нэнни. Гамлет зажмурился: он просто не сможет вынести зрелища шприца, вонзающегося Нэнни прямо в сердце…
Он почувствовал, как дернулась в его руках ладонь Нэнни, как от ладони передалась ему слепящая искра острой боли.
- Потерпи, - попросил он ее шепотом, - Так надо. Потерпи.
- Кажется, получилось, - растерянно заулыбался парамедик, пощупав пульс, - Жить будет. Невероятно, но факт. По крайней мере, до операционной точно дотянет.
- Я думал, что так бывает только в кино, - честно признался Гамлет.
- Так бывает только в кино, - кивнул парамедик, уронив шприц с окровавленной иглой. Кажется, он и сам собирался потерять сознание.
- Шеф, ты сам-то держись, - попросил его Гамлет, - Ты нам очень нужен, парень.
- Я постараюсь, - ответил парамедик.
Через десять минут «скорая» остановилась у дверей клиники. Люди в белых халатах тут же подхватили носилки с Нэнни и понесли ее в стерильное нутро огромного серого здания.
- Отпустите ее руку, пожалуйста, - очень вежливо попросил Гамлета строгий врач, - Ваша помощь больше не требуется. Отпустите.
- Нет, пожалуйста…Доктор, вы не понимаете: я должен быть с ней. Обязан, понимаете? – Гамлет продолжал держать ладонь Нэнни, а дюжий медбрат очень корректно разгибал его пальцы.
- Отвали! – прикрикнул Гамлет на медбрата, но тот продолжал свое черное дело.
- Все будет хорошо, я вас уверяю, - сказал строгий врач.
- Доктор, она умрет, если меня не будет рядом! – в отчаянии закричал Гамлет прямо в лицо врачу.
- Не умрет, - принялся успокаивать его врач.
Медбрат разжал пальцы Гамлета, и ладонь Нэнни выскользнула, потерялась среди белых халатов реанимационной бригады, которая белой стеной обступила носилки.
Гамлет кинулся на эту живую стену, но дюжий медбрат и его почти точная копия заступили ему дорогу, очень корректно подхватили его под руки.
- Пустите, уроды! – Гамлет принялся яростно вырываться из их цепких волосатых лап, - Пустите!
Нэнни уносили все дальше и дальше, и Гамлет не мог быть с ней. Ему не позволяли быть с ней. Но он твердо знал: если он не будет рядом с Нэнни, Морт найдет ее и убьет. Или случится еще что-нибудь страшное и непоправимое.
- Успокойтесь, сэр, - едва сдерживая раздражение, сказал дюжий медбрат, - Я вас понимаю, но вам туда нельзя.
Гамлет все же вырвался, оставив в пальцах санитаров клочки своей одежды. Попытался прорваться в операционную, разбил одному из санитаров нос, а другому врезал в пах, но к ним на подмогу подоспели еще шестеро или семеро.
И он бился, дрался так, как не дрался никогда в жизни. Сперва его просто хватали за руки и ноги, пытаясь усмирить, но он постоянно вырывался, кусался, царапался, бил кулаками, пальцами, локтями, ногами, головой.
- Нэнни! – кричал он в отчаянии, - Нэнни!
Все другие слова теперь перестали для него существовать. Даже если бы он очень хотел, он не смог бы заставить себя кричать что-то иное.
Его принялись бить, несильно, но очень болезненно: санитары, кажется, были большие доки в деле усмирения буйных. Каждый удар приходился в нервные центры, пронзал все тело острой болью, но боль не имела значения. Даже вся боль мира не могла остановить Гамлета в эту минуту.
Он бил в ответ. Безжалостно, изо всех сил, что у него оставались.
- Гамлет, да ты молодец! – вдруг совсем рядом раздался насмешливый голос Морта. Гамлет обернулся на голос: Морт стоял в шаге от него – в белом халате и с черным цилиндром электрошокера в руке.
- Ты, - прошипел Гамлет и потянулся, чтобы впиться Морту в глотку – зубами, ногтями – чем угодно.
- Зря, - покачал лысой головой Морт и разрядил электрошокер в Гамлета.
Больно не было. Просто мышцы вдруг предали Гамлета и отказались работать. Ноги подкосились, и он рухнул на пол, а разозленные санитары пару раз пнули его по ребрам.
- Нэнни, - попытался сказать Гамлет, но даже голос застрял в горле.
- Упакуйте его, - приказал санитарам Морт, - Аминазин с глюкозой внутривенно. Двадцать кубиков.
Гамлета запеленали в смирительную рубашку, хотя это было совсем не нужно: он и без этого не мог пошевелить даже пальцем. Потом два санитара поволокли его по длинному коридору, словно мешок с ненужным хламом. Его волокли долго, потом погрузили в лифт, потом снова волокли по бесконечным и совершенно однообразным коридорам и в конце концов затащили в больничную палату, очень похожую на тюремную камеру. Там с него сняли смирительную рубашку, но только для того, чтобы пристегнуть толстыми кожаными ремнями к жесткой койке.
- Отпустите меня, пожалуйста, - сказал он, едва только почувствовал, что мышцы снова ему подчиняются, и голос уже не застревает в горле.
- Что ж ты сорвался-то? – с искренним сочувствием спросил санитар, заправляя шприц прозрачной жидкостью, - Не буянил бы, и было бы все в порядке.
- Там умирает очень хороший человек, - сказал Гамлет, - Я должен быть там.
- Да не волнуйся ты так, - успокоил его санитар, - Вытащат твою подружку, будь уверен. У нас отличные врачи.
- Отпусти меня, - снова попросил Гамлет, - Я должен быть там. Ты же хороший человек, ты же понимаешь. Мне очень надо. Она умрет.
- Не могу, приятель, - покачал головой санитар, - Доктор Свенсон дал указание подержать тебя здесь несколько дней, пока ты не успокоишься.
- Несколько дней?! – Гамлет дернулся, но ремни крепко держали свою добычу, - Да вы что, сдурели все?
Санитар лишь сокрушенно покачал головой и, протерев локтевой сгиб Гамлета ваткой со спиртом, вколол ему в вену какую-то дрянь, от которой Гамлету совсем расхотелось шевелиться. Ему даже расхотелось чего-то хотеть. Все чувства словно заснули, и только сердце в груди колотилось со скоростью отбойного молотка.
И когда сердобольный санитар, поохав, все-таки расстегнул злые хищные ремни, Гамлет продолжал лежать, тупо разглядывая потолок перед собой…
6.
Прошел час, а может, день. Может, даже год. Гамлет совсем потерял счет бесконечным секундам. Мелкие трещинки на потолке оказались такими занятными, что отрываться от их созерцания не хотелось. Но какие-то беспокойные звуки так и манили повернуть голову, посмотреть, что же все-таки происходит.
Дверь палаты-камеры открылась, и на соседней койке точно так же, как и его, закрепили какого-то бедолагу. В отличие от Гамлета, тот был в полной дееспособности, и санитарам пришлось изрядно попотеть, прежде чем они прихватили руки и ноги этого буйного типа ремнями.
- Лежи здесь, идиот! – назидательно сказал буйному один из санитаров, погрозив ему пальцем, - И тихо у меня!
- Сам дурак! – крикнул санитару буйный и зажмурился, ожидая удара.
Санитар лишь ухмыльнулся и вальяжно, с чувством собственной значимости вышел из палаты, оглушительно лязгнув засовом на двери.
Дождавшись, когда шаги санитаров за дверью стихнут, буйный повернул голову к Гамлету и зашипел:
- Расстегни меня, парень! Живее!
Гамлет хотел было его спросить, зачем ему нужно освобождаться от ремней, но потом подумал, что и спрашивать его нет смысла. Лучше просто вернуться к созерцанию потолка и весьма занятных трещин.
- Обколотый, что ли? – спросил Гамлета буйный.
На этот раз Гамлет счел возможным кивнуть в ответ. Он ведь и впрямь чем-то обколот, кажется аминазином с глюкозой…
- Тогда понятно, - усмехнулся буйный, откашлялся и вдруг гаркнул оглушительно и страшно: - Встать, падла!
Гамлет вскочил с койки и лишь потом понял, что вскочил. Очень убедительная команда миновала мозг и поступила прямо в мышцы – во всяком случае, так показалось Гамлету.
- Иди сюда, козел! – приказал буйный. Гамлет подчинился.
- Расстегни ремни.
Гамлет снова подчинился. Ему вдруг стало интересно, чем все это закончится.
Освободившись от ремней, буйный сел на койке и принялся растирать руки и ноги.
- Иди ложись, идиот, - приказал он Гамлету словно невзначай.
- Сам идиот, - ответил ему Гамлет, - Я уже належался.
Его и впрямь вдруг перестали интересовать трещинки на потолке. И лежать не хотелось.
- А, так ты отошел уже, - удовлетворенно покивал буйный.
- От чего отошел? – спросил Гамлет.
- От ширева, придурок, - усмехнулся буйный.
- Еще раз обзовешь, сломаю нос, - пообещал Гамлет буйному.
- Так ты совсем в порядке, - буйный удовлетворенно хлопнул себя по коленям, - Молодец. Прости, что хамлю. Не люблю ширево и обколотых. Ты давно здесь?
- А хрен его знает, - пожал плечами Гамлет.
- Аминазин? - догадался буйный.
- Аминазин, - подтвердил Гамлет.
- Сколько раз кололи, не помнишь?
- Всего один.
- Тогда совсем свеженький. Меня все зовут Крокодил. Будем знакомы, - он протянул Гамлету руку, оказавшуюся на удивление крепкой.
Крокодил и впрямь был чем-то похож на крокодила. На престарелого крокодила, который еще может оттяпать чью-нибудь руку или ногу, но уже не такой проворный, как когда-то.
- Гамлет, - представился Гамлет.
- За что тебя, Гамлет? Шиза? Делирий? – поинтересовался Крокодил.
- С санитарами подрался, - с трудом вспомнив, ответил Гамлет, - В операционную не пустили.
И вдруг в его голове словно бомба взорвалась.
- Нэнни! – выдохнул он, схватившись за голову, - Нэнни!
- Та девчонка в реанимации? – участливо спросил Крокодил.
- А ты откуда знаешь? – удивился Гамлет, но удивление сразу превратилось в подозрение. Наверняка, это еще одна шуточка Морта. Крокодил наверняка еще одна Мортова марионетка.
- Я много, чего знаю, - улыбнулся Крокодил, - Поэтому и торчу здесь. Года два, поди, торчу. Мне жить осталось на ползатяжки, а они меня тут заперли. Уроды!
- Откуда ты знаешь? – повторил вопрос Гамлет.
- Не кипятись, - посоветовал Гамлету Крокодил, - Я – посланец Божий. Пророк, и все такое. Мне по рангу все знать положено. Ты, конечно, мне не веришь, но это так.
- А не посланец ли ты Морта? – Гамлет подозрительно посмотрел на Крокодила и на всякий случай приготовился к драке.
- Ну и придурок же ты, - покачал головой Крокодил, - Посланцы Морта по психушкам не гниют. Запомни.
Как это ни было странно, но Гамлету очень хотелось в это верить.
- А Нэнни твоя в порядке, - успокоил его Крокодил, - Лежит себе под капельницей и даже в сознании. Она крепкая. Удивительно, какая крепкая.
- Мне нужно отсюда выбираться, - сказал Гамлет, сев на свою койку, - Морт хочет ее забрать.
- Хочет – заберет, - вздохнул с искренним сожалением Крокодил, - Это только вопрос времени. Понимаешь, парень, так мир устроен. Смерть, она ко всем приходит. Так нужно. Вот только иногда обидно, что она совсем не к тем людям и не в то время приходит.
- Я должен ей помочь, - убежденно сказал Гамлет, - Я не смогу без нее.
- А вот это уже ближе к истине, - закивал головой Крокодил, - Очень правильная жизненная позиция. Не в том смысле, что без нее ты должен полезть в петлю, а в том, что должен за нее сражаться, как за себя самого, и даже сильнее.
- Помоги мне, - Гамлет с надеждой посмотрел в глаза Крокодила, - Если ты посланец Божий, то помоги мне. Ты же должен уметь что-нибудь этакое.
- Если бы я умел что-нибудь этакое, я бы здесь не сидел, - Крокодил почему-то засмеялся, - Знаешь, от местной аскезы я никакого восторга не испытываю. И вообще я чревоугодник и сластолюбец. Сам не пойму, как мог Бог такого шалопая, как я, своим посланцем выбрать.
- Никакой ты не посланец, - махнул рукой Гамлет, - Пустозвон с тараканами в башке, и все.
- Сам-то без тараканов, что ли? – продолжал веселиться Крокодил, - Не ты ли ночью в Сириус плевал, умище?
- Откуда ты… - хотел было спросить Гамлет, но вопрос застрял в горле: над головой Крокодила вдруг ярко засиял нимб, похожий на кольцевую люминесцентную лампу.
Нимб был самым настоящим: круг белого света сантиметрах в десяти над макушкой Крокодила. Гамлет был на сто процентов уверен, что это – самый настоящий нимб, не глюк и не спецэффект.
- Это – нимб? – чувствуя себя совершенно по-дурацки, Гамлет ткнул в светящийся круг пальцем.
- Разглядел, наконец, - выдохнул Крокодил, - Странно, что так поздно. Нормальные придурки сразу замечают. В нашей палате шизики даже санитарам жаловались, что им эта хреновина по ночам спать мешает – светит больно ярко. Санитары, ясное дело, все это за бред принимали. Коллективный такой бред у всей палаты. Санитарам-то нимба не видно! Они ж нормальные по понятиям современной психиатрии. А нимбы, ангелов и прочую белиберду дано видеть только тем, у кого с реальностью отношения очень сложные. Шизики, те сразу видят, с первого взгляда. Посмотрят, и начинают в сумеречные состояния впадать. Паника у них начинается, понимаешь ли.
- Так что, я шизик? – растерянно спросил Гамлет, - Я же увидел…
- Ты вообще отдельный разговор, - усмехнулся Крокодил, - Ты настолько чокнутый, что со Смертью решил состязаться. Не дело это, конечно. Нарушение естественного хода событий и все такое. Но лично я тебя полностью одобряю.
- Крокодил, скажи, а какой он? – спросил Гамлет.
- Кто – он?
- Ну, Бог. Всевышний. Тот, кто тебя послал.
- Совершенно верно подмечено, - засмеялся Крокодил, - Послал. Так и сказал: «Иди ты, Крокодил, на…». А если честно, я и сам не знаю, какой он. Однажды я взял и помер. Самым натуральным образом помер. Нажрался, как свинья, и в ванне захлебнулся. Чувствую, как водой весь наполняюсь, а сделать ничего не могу. Попал в какое-то странное место. Нет ничего. Все вокруг белое. И кроме белизны, ни хрена нет. Огляделся – даже меня самого толком нет. Ни рук, ни ног. Хоть бы скальп остался для наглядности…Так ведь ни молекулы от меня не осталось. Только четкое осознание своего не совсем трезвого «я».
- Там был Бог?
- Да. Что-то такое там было. Тоже без единого атома. Просто чья-то сильная воля. И чувствую я, как эта воля приказывает мне…Без слов, понимаешь? Даже без мыслей. Просто очень сильное ощущение, что меня мнут, как пластилин и лепят из меня что-то особенное… В общем, очнулся я в морге, как раз вовремя. Ко мне уже патологоанатом с циркуляркой своей подбирался. Я вскочил бодрячком со стола, а патологоанатом в визг. Потом он, слава Богу, сознание потерял, не то бы совсем оглушил. А у меня в башке даже не мысль, а словно жгучее желание…
- Какое желание?
- Скажу – не поверишь. Хотя, если ты в Смерть веришь, то и в это поверить должен. Жгучее такое желание найти парня по имени Гамлет и помочь ему…Три чертовых года я тебя ждал, придурок.
- Меня? – пробормотал Гамлет, - Почему меня?
- А хрен его знает? – развел руками Крокодил, - Бог не объясняет, что к чему. Приказал, заставил – и все. Бог – этим все сказано.
- А Бог не сказал, чем ты мне должен помочь?
- Веришь ли, до сегодняшнего дня я и сам не знал, чем тебе помочь. А теперь знаю.
- Чем же?
- Скажи мне, Гамлет, что бы ты сделал ради того, чтобы Нэнни осталась жива?
- Все, что угодно, - не раздумывая, ответил Гамлет.
- И даже готов сам умереть?
- Запросто.
Крокодил почесал макушку. Кажется, нимб ему немного напекал голову.
- Понимаешь, в чем штука, - Крокодил лег на койку, положив под голову ладони, и уставился в потолок, - Нэнни ведь далеко не святая. В силу своего статуса посланца сам знаешь, кого, я знаю о ней гораздо больше, чем ты. Возможно, даже больше, чем она сама о себе знает. И о тебе я тоже немало знаю. Вы с ней очень разные. Ты даже не представляешь, насколько разные. Если вы победите в этой игре с Мортом, вы непременно расстанетесь. Вы просто не сможете быть вместе. У вас аллергия друг на друга, только не медицинская, не клиническая, а духовная, что ли…
- Пусть так, - пожал плечами Гамлет, - Лучше расстаться естественным образом, чем так.
- Иногда естественным образом, как ты изволил выразиться, получается гораздо больнее. Остаются обиды, упреки, куча комплексов и вечная депрессия. А так – лишь светлая грусть и память о нечаянном счастье. Вечного счастья не бывает в природе, - Крокодил очень тяжело вздохнул, - Так может ей позволить умереть? Тем более она этого так хотела…
- Хрена с два! – крикнул Гамлет, - Лучше я, чем она…
- Не лучше, - помотал головой Крокодил, - Знаешь, всегда легко говорить о том, что готов умереть за кого-то. А когда умираешь, за долю секунды до смерти понимаешь, что ни хрена не готов. Думаешь: почему я? Мне еще жить да жить! И вот в эту долю секунды ты уже перестаешь быть героем и начинаешь очень сильно любить свою жизнь, какой бы тяжкой она ни была. И если в эту долю секунды вдруг появляется шанс все переиграть, остаться в живых самому, ты им пользуешься, не раздумывая. Так уж устроен человек. Больше всего на свете он любит свою жизнь. Я тебя уверяю: когда того героя, который лег на пулеметную амбразуру, начали рвать на части пули, он готов был на любую подлость и мерзость, лишь бы пули рвали не его, а кого-нибудь другого.
- Я не прыгаю на амбразуру, - ответил Крокодилу Гамлет, - Я всего лишь хочу спасти одну-единственную жизнь. И если для этого мне придется умереть самому, я готов. И я буду просто счастлив, если у меня не будет того самого шанса все переиграть.
- Он у тебя обязательно будет, - сказал Крокодил, - Непременно будет. И я не хочу, чтобы ты им воспользовался. Но соблазн велик, очень велик. И если ты поддашься этому соблазну…Короче, если не уверен на все сто процентов, и даже на сто пятьдесят, лучше сразу откажись.
- От чего отказаться? – спросил Гамлет.
- От намерения отдать жизнь за Нэнни, - ответил Крокодил очень серьезно, - Понимаешь, Гамлет, в чем прикол…Я реально могу тебе помочь. Но только если буду уверен, что ты не отступишь, что когда у тебя будет тот самый шанс все переиграть, ты не воспользуешься им ни при каких обстоятельствах. Ты ничего только не говори. Слова – всего лишь сотрясение воздуха, и ничего больше. Ты подумай. Хорошо подумай. Я даже могу гарантировать полное бездействие Морта до завтрашнего утра, лишь бы ты только все взвесил…А, к черту взвешивание! Разумом тут ни хрена не сделаешь. Мозги у нас так устроены, запрограммированы на выживание любой ценой. Ты сердцем почувствуй, душой своей. Постарайся почувствовать, что и в самом деле готов. Вспомни все, что любишь на этом свете и вспомни ночь с Нэнни – одну эту ночь, когда ты, как дурак, плевал в Сириус и был в самом деле готов прыгнуть за ней с крыши. Почувствуй, что для тебя дороже, вся жизнь или Нэнни. И когда почувствуешь, просто кивни или помотай головой. Слов не надо.
Гамлет постарался вспомнить всю свою жизнь. С грудного возраста, с пеленок и ползунков. И не мог. Нет, он прекрасно помнил, как в первый раз пошел в школу. Помнил свой первый поцелуй. Помнил первого человека, которого у него забрала Смерть – друга, с которым сидели за одной партой. Все помнил – до секунды. Но лишь как бездушная видеокамера, которой все равно, что записывать на бесконечную пленку. А радость, печаль – все то, что делает жизнь жизнью – он вспомнить не мог.
Зато он с трудом помнил Рона. Едва вспоминал его жилище на макушке тонкой башни. С трудом помнил, как они с Нэнни бежали от разъяренной толпы, как потом прятались в темном подъезде. Даже свой исторический плевок в Сириус он помнил лишь в общих чертах. Вся прошедшая ночь казалась размытым пятном. Но это размытое пятно было так прекрасно, так непостижимо красиво и радостно, что Гамлету вдруг захотелось что-нибудь спеть или, на крайний случай, просто рассмеяться от счастья.
Двенадцать часов простого человеческого счастья – и долгие годы жизни в ожидании этого счастья. Что лучше? Что выбрать?
Глупый вопрос, не стоящий внимания. Что важнее: долгое время в очереди к общественному сортиру, наполненное вынужденными танцами на месте, или блаженная минута облегчения над переполненным мочой писсуаром?
Он поморщился от этого безобразного сравнения, силой залезшего ему в голову. Но, несмотря на свою отвратительность, сравнение было правильным.
- Крокодил, - тихо позвал Гамлет, и когда Крокодил повернул к нему голову, медленно, торжественно кивнул…