Сердце не хочет страдать, а потому легко готово уступить, чтобы потом страдать еще сильнее.
Разве это похоже на твердое, проникающее, сильное, упорное, побеждающее? Розанов заметил, что все эти эпитеты, которые традиционно приписывают настоящему мужчине, превосходно подходят для описания того, что физиологически отличает мужчину от женщины.
А сердце?
Сердце единственное может понять, что такое любовь без причин и оснований и даже без обладания.
Любовь без обладания.
С удивлением узнал, что первая красавица нашего факультета была тайно влюблена в меня. Я узнал это на вечере встречи, по случаю пятнадцатилетия окончания университета. Теперь она замужем, имеет дочь, начальник отдела в какой-то корпорации монстров. Когда я трахал её в туалете ресторана, то ощущал лишь скуку, но потом она плакала у меня на груди в такси и говорила, говорила.
Я кивал ей и молчал, потому, что мне хотелось трахнуть её ещё раз.
Приехав домой, я достал свои тетрадки, в которых описывал свою жизнь тогда. О ней я нашел лишь одну запись: желтые Иринины бедра. Долго думал, что же это значит, потом вспомнил: она тогда ходила в желтых обтягивающих джинсах, меня, видимо, это заводило.
Через неделю в дверь позвонили, я открыл дверь, там стоял крупный мужчина в спортивного вида куртке. Я не успел ничего сказать, как он ударил меня в челюсть и я покатился по прихожей, увлекая за собой вешалку. Он зашел в дом и, взяв меня за грудки, втащил в комнату.
- Я - муж Иры, - сказал от, судя по желвакам на скулах, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить меня еще раз.
Я рассмеялся, вспомнив быдло-юмор-шоу Камеди-клаб, там была тоже конфликтная сценка, и один персонаж там говорил:
- А я - Иринкин муж, муж Ирины, Иринкин муж...
И я, видя, как от моего смеха желание убить меня у обманутого мужа начинает явно проступать на его лице, ответил Иринкину мужу, также, как в Камеди-клаб:
- А я - спецназ, это два слова "спец" и "наз", а вместе они означают страшное слово "спецназ"...
Иринкин муж не оценил мой юмор и замахнулся своим кулачищем. Но юмор был не только в моих словах, а еще и в том, что я был действительно спецназ, а сейчас - инструктор рукопашного боя. Я ударил головой в его переносицу.
Люблю этот момент. Из глаз Иринкиного мужа брызнули слезы, а из носа - кровь, он отшатнулся от удара, боли и ошеломления. А потом я выключил ему свет ударом в шею.
Когда он очнулся, то понял, что связан и сидит на стуле. Это не прибавило ему боевого духа.
- Как самочувствие? - спросил я, жуя бутерброд, так как успел проголодаться.
Он мне ничего не ответил, еще бы, ведь его рот был заклеен скотчем.
- Да, я трахал твою жену, - сказал я. - Но если тебе станет от этого легче, я совершенно её не люблю.
В его глазах начал возникать страх, вскоре он вырос в размерах до паники, и Иринкин муж бешено и бессмысленно задергался. Но лишь свалился со стула.
-Это ты зря, - бодро прокричал я, подняв стул вместе с мужем и рогами.
- Людям не достает фантазии, - продолжил я и вытер испачканные в сливочном масле руки о его куртку. - Ты не представляешь, совершенно не с кем поговорить. А если наконец находишь с кем поговорить, оказывается, тот не умеет слушать.
- Ты - просто идеальный собеседник, - заглядывая ему в глаза и интимно кладя свою руку ему на коленку, сказал я.
В глазах его я читал неподдельный ужас. Мне трудно его осуждать за это, ситуация действительно диковатая, а мои слова слишком странные.
- Я давно хотел поговорить о любви и нашем сердце. Вот, посмотри на свой кулак... Ах, да, извини, у тебя руки связаны за спиной... Ну, вспомни свой кулак, вот такого размера у тебя сердце.
Мне нужно было собраться с мыслями и я пошел на кухню и сварил себе кофе. Сел напротив Иринкиного мужа и стал говорить в него, как в видеокамеру.
- У Ошо я как-то прочитал, что английское слово "love" имеет происхождение от санкритского слова "лобха", что значит жадность. Вот зачем ты сюда пришел? Потому, что я позарился на твою собственность? Мой дом, моя машина, моя Ирина...
- Ты любишь её? - спросил я. Но в его расширенных зрачках я видел лишь животный страх, он меня почти не слышал. - Кивни, если да.
Он кивнул.
- Хорошо, - я улыбнулся. - Сейчас я отрежу тебе член и посмотрим, будешь ли ты любить её после этого. Тебя-то она уже не любит, но ты будешь любить её без члена? Лучше бы, конечно, вырезать тебе сердце, для чистоты эксперимента, но тогда ты умрешь.
Глаза его наполнились необыкновенной, удивительной духовной глубиной и силой.
- Ты не бойся, я медучилище закончил, отрежу тебе его с обезболивающими, что я - живодер?
Тут он вновь задергался и теперь так отчаянно, что, извиваясь на полу, сломал ножку стула.
- Хорошо, что я ему и ноги связал, - подумал я и оглушил его ударом молотка по голове. - Вот и обезболивающее.