Похороны-Васанта

Круги На Воде
Я стою там в черном фраке, держа цилиндр в руке, и криво улыбаюсь. Ветер развевает мои темные волосы. Начинает накрапывать дождик. Кажется, все уже разошлись, а может статься, что никогда и не приходили. Впрочем, кто-то здесь все же был. Иначе с чего бы моим губам кривиться сейчас в мрачной усмешке? Да, люди вечно вызывают во мне сложные потиворечивые чувства, так что, моя улыбка - не что иное, как прямое доказательство имевшего недавно место контакта с другими особями рода человеческого. Дальше усмешек я обычно не захожу - привычно держу себя в руках, иногда даже похлопываю по плечу. Мысленно, конечно.
В данный момент я не только усмехаюсь, но еще и веду целых два параллельных диалога: внутренний диалог с самим собой и внешний - с сидящей на каменном кресте вороной. Эти диалоги похожи между собой, как братья - ведь оба моих собеседника откровенно и выразительно молчат.
- Что делать дальше? - спрашиваю я ворону. Она чуть наклоняет голову и моргает, но, конечно, опять не отвечает.
- На чем мы остановились? - спрашиваю я свое внутреннее «я». Но оно тоже хранит молчание. Ну и ладно.
Я перевожу взгляд на надгробный камень и читаю надпись выполненную готическим шрифтом. «Мартин Твигг. 1959-2011». Вот что там написано. Имя вызывает у меня смутную внутреннюю боль, но я никак не могу вспомнить, кто же такой этот Мартин Твигг. Друг детства? Родственник? Любовник? Тут я усмехаюсь, давая окружающему миру понять, что я пошутил. В очередной раз. Несмотря на то, что шутки у меня плохие, он это любит, мир, в смысле. С годами я стал подмечать такие вещи. Впрочем, вряд ли сейчас я вызываю у него симпатию. Слишком уж мрачное у меня настроение, хоть ложись и помирай. Место, кстати, выбрано удачно. Однако, вместо того чтобы лечь, я сажусь скрестив ноги прямо на землю и, оперевшись на холодную ограду соседней могилы, устало закрываю глаза.
- Карр, - требовательно доносится до меня сверху. Ага, кое-кто по мне все-таки соскучился. Я открываю в целях экономии сил лишь один глаз и смотрю на это пернатое существо. Ворона спархивает вниз и, смешно подпрыгивая, оказывается у моих туфель.
- «Все, что я хочу - просто видеть тебя», - говорю я ей, неточно цитируя полузабытые строчки одной не очень старой песни. Кажется, ворона вполне довольна. Она доверчиво запрыгивает на мое правое колено, откуда перемещается на плечо. Я ощущаю себя почти факиром, возможно, думаю я, мне нужно было выбрать карьеру укротителя бенгальских тигров, а вовсе не ученого. «Впрочем, чего уж теперь сожалеть, Март», говорю я себе и осторожными касаниями поглаживаю ворону по черной головке. Затем бросаю на надпись на могиле очередной взгляд, и мне опять кажется, что там чего-то не хватает.
«Тот жил и умер, та жила и умерла...», - всплывают в моей голове начальные строки одного стихотворения... которые мне отчего-то хочется продолжить совсем другими строчками, совсем другого автора: «Он был веселый, добрый и лохматый...». Когда вдруг неожиданно оживает мое внутренне я и, демонстрируя отличную память, декламирует наизусть:
«И шерсть, и уши выдавали,
Что был шотландцем он едва ли,
А привезён издалека,
Из мест, где водится треска...»
Да уж... занятная мы пара, хоть в цирке показывай. Я усмехаюсь. Впрочем, внутреннее «я» тоже ошиблось, продолжив стихи второго автора строчками  из Бернса. Однако, меня это устраивает. Я нащупываю в кармане неизвестно как (но очень вовремя) очутившийся там школьный мелок и опускаюсь на одно колено перед надгробными камнем. Ворона на моем плече покачивается, но, тем не менее, как-то удерживается на месте в течение всех этих эволюций. А я, тем временем, с хулиганистым наклоном записываю на надгробном камне все всплывшие в моей голове нелепые строчки. Затем встаю и, отойдя от надгробия на пару метров, удовлетворенно киваю.
- Спи спокойно, Мартин, - говорю я и, развернувшись на 180 градусов, удаляюсь, растворяясь в опускающихся на аллею сумерках. Ну, так показалось бы наблюдателю со стороны. Сам-то я от себя, конечно, никуда не удаляюсь, а преспокойно иду себе рука об руку с собой и увлеченно беседую. На этот раз, к моему приятному удивлению, мое внутреннее «я» вовсе не отмалчивается. Как и ворона, которая сопровождает особо удачные пассажи нашей беседы выразительным «карр»! В общем, как ни странно, в данный момент мы, кажется, свободны как ветер и счастливы. Все трое.
- Не так ли, Мартин? - спрашиваю я свое «я».
- Именно так, Мартин.
- Каррр!