;Плохой сон. Страшный.
Еду в метро, зажатый потными работягами, подростками, слушающими дабстеп на полную катушку, кавказцами, общающимися на своём свистящем наречии. В вагоне жарко, тесно и тоскливо. В окнах мелькают серые тюбинги. На станциях вагон штурмует очереная порция усталых озлобленных горожан. Машинист везёт дрова, то и дело вагон дёргается, трясётся, слишком резко тормозит и трогается. Людская масса колышется из стороны в сторону, отдавливая друг другу ноги, и взбаламучивается резкими недовольными выкриками женщин в возрасте.
Почти не слышно, как объявляют остановки, остаётся только по картинке за окном узнавать, в какой части подземного грода я нахожусь.
Стою, прислонившись к дверям. Вернее, прижатый к ним. На какой-то станции заходит безрукий нищий и с интонациями четырёхлетнего ребёнка, рассказывающего стишок на детском утреннике, просит помочь, кто чем сможет. По вагону не проходит, потому что бессмысленно: не протиснешься. На следующей станции заходит бодренькая бабка с тележкой, продавливает себе дорогу до сиденья, как ледокол прокладывает путь сквозь арктические льды, читает короткую нотацию молодой беременной девушке, с размаху плюхается на сиденье и заводит разговор сама с собой о нравах молодёжи. Девушка дрожащими руками держится за поручень, бледное лицо выражает беспокойство. Девушке нехорошо.
Слышу вибрацию телефона в кармане, доставать бесполезно - руки прижаты к бокам.
В наушниках Боб Марли, но даже его позитивные вибрации не дают сил успокоиться, расслабиться и полюбить весь окружающий меня контингент.
Бабке с тележкой длинный неуклюжий студент нечаянно наступил на ногу. По вагону разлетелись флюиды возмущения, раздражения и неприкрытой злости, озвучиваемые визгливой матершиной из уст бабки-божьего одуванчика. Нет, нельзя её назвать божьим одуванчиком.
Бабка - ползучий пырей. Сорняк, не приносящий никакой пользы, сорняк-долгожитель, с которым бесполезно бороться, но который упорно обращает на себя внимание. Вот и бабка такая же. Абсолютно никчемная, но любящая быть в центре внимания.
Пассажиры невнимательно слушают. Кто с усмешкой, кто с усталым раздражением, кто с сочувствием. А кто-то просто спит. Замечаю, что не вижу в вагоне детей. Наверно, время позднее, дома уже. Или раннее, спят ещё. Под землёй не поймёшь.
А поезд ползёт всё дальше. Машинист профессиональным неразборчивым голосом предупреждает о закрывающихся дверях.
На следующей станции мне выходить. Понятия не имею, как буду протискиваться к выходу. Готовлюсь работать локтями.
Поезд вылезает из тоннеля, снова резко остававливается. Часть толпы откидывает от дверей, мне удаётся встать в середине.
Двери открываются.
Слышу хлопок, будто петарда "Корсар - 3" взорвалась. И мощный удар по голове. Будто кобыла лягнула. И противный визгливый крик бабки, срывающийся на ультразвук. Не понимаю, как, но оказываюсь лежащим на платформе. Правую руку не чувствую. В порыве ужаса поднимаю голову. Рука на месте, даже целая. В голове будто разрывается самодельная бомба, начинённая гайками. В глазах темнеет. Опускаю голову на пол. Лежу, ни одной мысли в голове. Гармония. Наконец, решаюсь ещё раз приподняться. В вагоне дым. Небольшие языки пламени. Какие-то люди носятся по платформе, хаотичностью не уступая броуновским частицам. Кто-то сидит, кто-то ничком лежит в неестественных позах.
В голове что-то пульсирует. Нет, что-то колеблется, равномерно так, будто мой мозг превратился в метроном, щёлкающий в быстром, очень быстром темпе. Опять опускаю голову. Правый глаз не закрывается до конца.
Левый вообще не закрывается. Недюжинным усилием своей слабой, в общем-то, воли заставляю себя моргнуть. Ещё раз. И ещё.
Лежу, моргаю. В поле зрения вплывает бледное лицо девушки. Где-то я её видел.
- Эй! Эй, ты как? - слышу её дрожащий голос.
- Если не говорить о плохом, то всё хорошо, - пытаюсь казаться рубахой-парнем. Не получается, слово "плохом" выговариваю с третьего раза.
- Ты можешь встать?
- Дай попробую.
Резво понимаюсь, голова взрывается, снова падаю. Во второй раз понимаюсь куда медленнее. Вроде ничего. Руку не чувствую.
- Ты сама-то как?
- Ничего. Только думала, рожу прямо там.
Действительно, она не фигурально выражалась. Судя по животу, родить она точно сейчас могла.
Надо наверх. Идём к эскалатору. Вокруг носятся сломя голову люди, но стоит тишина. Слышу только голос девушки:
- ...Убила бы прямо там эту старую овцу!
Перед эскалатором в стакане неизменно сидела тётка - смотрительница. Или как их там называют? Казалось, ничего и не произошло - поза расслабленная, глаза прикрыты. Работа в разгаре. Вот только лицо у смотрительницы сильно бледное.
Эскалатор встал намертво. И ни души на всех четырёх лестницах. Не считая парня, который сидел где-то на середине, дёрганно раскачивался из стороны в сторону и выл что-то из Пинк Флойд: "We don't need no education." Он был похож на старый дисковый музыкальный центр, застопорившийся на одном секторе диска и закольцевавший часть трека: " We don't need no education...We don't need no education...We don't need no education..."
Сколько раз я сбегал по эскалатору вниз. Причём ни разу не считал ступеньки. Но одно дело - сбегать. А вот подниматься.
- Может, передохнём? - спросила девушка. - А то где-нибудь на середине точно рожу.
Чёрт, как же я ей благодарен.
- Надо бы. А ты на каком месяце, если не секрет?
- Девятый. Через две недели роды должны быть.
- А чего она на метро ездишь? Где будущий счастливый отец на автомобиле?
- Какой отец? Случайные связи, незащищённый секс, - процитировала она социальную рекламу конца девяностых.
- А аборт?
- Папа сказал: "Будешь рожать".
- Ладно. Пошли?
И мы пошли. Девушка придерживала живот и смешно переваливалась с ноги на ногу. Я шел следом, и с каждым шагом мозг трясся, как желе, которое мама вынула из холодильника и несёт к столу.
Сколько тут ступенек? Двести? Триста? Пятьсот? Тысяча? Десять тысяч? Предпочёл не думать. Шаг, боль в башке, попытка пошевелить рукой. Шаг, боль в башке, попытка пошевелить рукой. Руки будто не было. Потом я про неё и забыл.
Где-то на середине передохнули. Сели на ступеньки и тупо уставились вниз. Было всё так же тихо. И люди все куда-то подевались.
Девушка достала из сумочки питьевой йогурт, распили на двоих.
Тишина. И только парень продолжал выть: " We don't need no education...We don't need no education...We don't need no education..."
Дальше не помню. Помню, как добрались до верха. Помню, как у меня дрожали колени. Помню, как стояли в вестибюле. Помню, как достал телефон. Одно новое сообщение. "Тём, поздравляю тебя с нём рождения. Всё у тебя будет хорошо. Оставайся таким, каким я тебя помню <часть сообщения отсутствует>".
Помню, как пробормотал: "Охуеть, поздравила всё-таки". Помню, как поздравил спутницу: "С Восьмым марта тебя, Девушка. Сына тебе хорошего".
Потом ноги подкосились, я упал и проснулся.
Такие дела.