Тематический Конкурс - Путь к сердцу. Лонг-лист

1. Целебная сила любви
Евгения Козачок
                "Жизнь прожить - не поле перейти.
                Будь ты даже баловень удачи,
                Полосы невзгод не обойти.
                Полосата жизнь, и не иначе".
                (Нина Кечатова)

   Жизнь человека полна испытаний. То поднимает его к небесам, где греет солнышко, словно тёплые руки матери, то метеоритным камнем бросает вниз, сплющив, как блин, разрывая мышцы встречным ветром. А уж на долю детей из интерната этих испытаний выпадает немало.   Как  хочется облегчить тяжесть  безотцовщины  добрым словом, поддержкой!   Вначале  своего рабочего пути при виде крохи с  грустными глазами  плакала.  Строго  предупредили, чтобы ни к кому не было проявлено особое внимание, ибо подобная забота может навредить любимчику и вызвать ненависть и враждебность со стороны нелюбимых.  Приходилось держать в тенёчке свои чувства  к светлому лучику детской души. Ко всем относилась одинаково с любовью и вниманием.
   Был такой старец Амвросий, который говорил, что  следует быть для всех солнышком, жить - не тужить,  никого не осуждать. Вот таким солнышком для всех был  Миша!  Видно  что-то в Божьей канцелярии  пошло не так в момент рождения этого ребёнка.  Ему дали с избытком  ума, доброты, душевной щедрости, красоты и не определили счастье в его жизненной судьбе. Миша дарил свою любовь людям, окружающему  миру,  а взамен получал непонимание,  ранящее  его  сердце огорчением .  Оно постоянно кружило над ним чёрным вороном, напоминая  о  наследованной  от матери  судьбе.
    А она у Светланы - не дай, Боже, кому ещё такой!  Девочка была душевно и внешне красива, но она не предавала своей красоте какого-либо значения. Единственная  ценность  - учёба и осуществление мечты (поступить в мединститут).  В отличие от большинства  своих сверстников  и училась хорошо, и серьёзно относилась к жизни, не тратя время на пустозвонство. Жить бы да радоваться такому целеустремленному, доброму ребёнку.  Но жизнь не  дарит полного счастья человеку, а разбавляет его  невзгодами. А люди эти невзгоды преумножают  тем, что не принимают и не понимают тех, кто не похож на них. 

    Света не обращала внимание  на ухаживание парней, не понимала одноклассниц,  которые часами могли сплетничать и  разговаривать о женихах. Она избегала каких-либо ухаживаний. Но уберечься от  человеческой подлости  ей не удалось. Как-то  возвращалась   с магазина  в интернат.  Когда уже почти зашла на его территорию,  с проезжающей мимо неё машины выскочили три парня. Закрыли рот, чтобы не кричала, затащили в машину и увезли на дачу. Три дня  продолжались издевательства  над бедной девочкой, пока  не потеряла сознание. Только после этого  изверги выбросили ее на обочину дороги,  недалеко от остановки.   

     Обнаружила и вовремя привезла в больницу Светлану супружеская пара.  Девочка потеряла много крови,  на теле  не было живого места от побоев. Врачи спасли ей жизнь. Подонков, изувечивших Свету, арестовали.  Девочка же от испытанного ужаса,  стыда,  кошмарных видений  не могла  жить. Пришлось  организовать постоянное наблюдение за ней, чтобы  ничего с собой не сделала.

     Но никто и предположить не мог, с какой стороны обрушится на Свету новая  беда. Вскоре стало заметно, что она беременна. Новый шок и для Светы, и для педагогического  коллектива. Приняли решение: «Чтобы оградить от ненужных разговоров, отвезти ее в село до рождения ребёнка к чьим-либо родственникам. Экзамены за десятый класс сдаст экстерном». Не довелось Светочке сдавать выпускные экзамены. Умерла во время  очень тяжёлых родов от большой потери крови и…  передала появившемуся на свет божий человечку и своё счастье, и своё горе.

     Мишу усыновила  дальняя родственница, не имевшая детей. И вдруг эта родственница через девять лет возвратила мальчика  в  «свой дом», как она сказала:

   -  Зачем он мне теперь, если не помог удержать около меня мужа! Бросил меня Васька. Так и Мишка мне не нужен!

      Мишка удивил нас своей схожестью со Светочкой!  Как будто  она возвратилась домой в свое печальное детство и определила такую же печаль в его жизни. Светлый, умный ребёнок.  И вот этот лучик света в четырнадцать лет перенёс такую ужасную  душевную и физическую травму, которая оставила чёрную полосу в его жизни навсегда!

      В применении к нему не подтвердилась пословица, провозглашавшая, что «добро – рождает добро». Зло и доброта ходят под одним небом, едят один и тот же хлеб, живут под одной крышей, дышат одним воздухом. Но мыслят и чувствуют  не одинаково.  Доброта – улыбается. А зло – скалится, забывая, что, єти дети, не имея общих родителей, являются, по сути, братьями и сёстрами.  И вот один из этих «братьев» со своими, приходящими из города дружками, выманил Мишу на улицу, якобы помочь решить задачу по математике. Вышёл он к ним на свое горе. Четверо  хулиганов (двое из них побывали уже в тюрьме) набросились на него,  потащили  через хозяйственный двор за территорию  интерната.  Били, насиловали, а «братик» больше всех издевался и кричал: «Это тебе за чистоту твоих помыслов, которыми девки восхищаются, и за то, что всё время тебя нам  в пример  ставят!»

     Сколько  это зверство продолжалось,  Миша не мог определить.  Последнее, что он услышал, как  кто-то сказал: «Хватит, а то ещё дуба даст.  Подпортили красавцу  репутацию и физиономию, теперь девкам не на что будет любоваться».

     Миша пришёл в себя от прохладных капель  дождя, который превратился в ливень, смывающий с него кровь и грязь. Но он не  смог смыть  боль, отчаяние, омерзение и нежелание жить! Не знал, что делать,  куда идти.  Боялся, что его кто-то увидит и, главное, узнает причину его состояния. Первое, что попалось ему на глаза – двери  сарая.  Справиться с замком было несложно.  Зашел, снял пояс и рубашку,  связал их, сделал петлю.  Поискал среди поломанных стульев более устойчивый, стал на него,  завязал один конец за перекладину, петлю на шею и… дальше, как позже он мне рассказывал,  ничего не помнит.

     Зато я хорошо запомнила тот  ужасный рассвет, когда  вывела Тишку на прогулку,  и то,  что Тишка,  нарушив наш обычный маршрут,  побежал   в другую сторону.  Бежал и лаял, чего раньше с ним не случалось. Подбежал к двери сарая,  возвратился ко мне и снова к сараю,  приглашая меня за собой.  От ужаса увиденного не смогла ни крикнуть, ни охнуть. Слава Богу, что мозг  чётко работал. Освободила шею  Миши от петли и начала делать искусственное дыхание до тех пор, пока он не сделал вдох. А он открыл глаза и потерял сознание.

    В это утро подтвердилась гипотеза о том, что  человек в минуты крайней опасности  может поднять вес несвойственный его силе. Я подняла Мишу, как пушинку, и отнесла к себе домой, словно несла груз не больше пяти килограммов.  Позже пыталась поднять его  - не удалось.  В то утро  движения моего тела  и мысль  работали слаженно.  Пригласила знакомого врача. Осмотрели.  Увидели седую прядь в Мишиных волосах. Он поседел в четырнадцать лет! Пришли ещё в больший ужас, узнав причину его решения уйти из  жизни.  Чтобы оградить мальчика от издевательств и насмешек, договорились никому ничего не рассказывать. Знали, что зверье, сотворившее это преступление, поджав хвосты,  будет молчать.

     Дирекции сказала, что у Миши инфекционное заболевание, требующее  изолированного лечения, поэтому оставила его у себя. Через неделю увезла Мишу в село к своей маме. Позже оформила опекунство. Миша окончил с серебряной медалью  среднюю школу, поступил в институт. Учёба давалась  ему  легко. Жил в общежитии. В город своего ужасного прошлого  больше никогда не возвращался. Съезжались в общий дом на каникулы.

     В один из приездов Миша рассказал нам, что уже несколько месяцев встречается с девушкой. Познакомились на вокзале. Он купил и принёс ей воды, когда увидел, что той стало плохо.  В такси довёз  ее  к дому, где  снимала комнату.  Мы удивились, что он не привозит ее к нам. На что  Миша ответил, что Катя всё время себя плохо чувствует. Последний раз,  приехав домой за вещами, посудой, сказал, что  живёт с Катей вместе. С тех пор он перестал бывать дома, и не разрешал нам к ним приезжать.  А когда приехал, то узнать его было трудно. Холодный, мелкий снег снова запорошил его волосы.  Он стал почти полностью  седым.  На наше  «О, Боже!»  -  сказал, что всё расскажет завтра.

     Ночь не спали, терялись в догадках о причине его молчания и появлении  седины. Утро было тревожным. Мише вопросов не задавали, но даже дышать боялись в его сторону, чтобы не спугнуть откровение и не потерять, не дай Бог, возможность  помочь ему. О завтраке  как-то никто и не вспомнил.  Все думали о предстоящем  трудном разговоре.

    - Не буду томить вас, родные мои. Расскажу, как жил я последние полгода.  До сих пор не могу возвратиться в свое нормальное состояние  и еще неизвестно возвращусь  ли. Но то, что пережил, перед глазами стоит до сих пор. Катя покончила жизнь самоубийством. В день её рождения  я решил преподнести ей подарок  и предложил  стать моей женой. Она  обрадовалась, но к своему удивлению я увидел в ее глазах бесконечную тоску.  Сослалась на усталость и  легла спать. Утром не стал будить её, погладил по голове и ушёл в институт. Когда возвратился домой, то увидел Катю в ванне с перерезанными венами. Врачи «скорой» ничем уже помочь не смогли.  После похорон я узнал, что у Кати  СПИД  и она стояла на учёте. До сих пор не могу понять, как она, такая заботливая,  внимательная, любящая, могла держать в тайне страшный диагноз,  не думая  о последствиях для нас обоих и для будущего ребенка,  если бы он был.  Мне стало понятным то,  почему она избегала  интимных отношений.  Последние несколько месяцев и меня приглашали сдавать анализ на ВИЧ.  Анализы каждый раз были отрицательными, так что не волнуйтесь, я не болен. Но меня сводит с ума мысль, что ничем не смог ей помочь.

     После перенесённого ужаса Михаил не мог начать с кем-либо серьёзных отношений, боясь новых страданий.

     Но судьба видно обрекла его на испытание болью и отчаянием. После окончания института, уже работая, попал в аварию. Больница, две сложные операции, длительное лечение. Выписали из больницы не с диагнозом, а приговором – ходить не будет. Пять лет ушло на реабилитацию. Оставил в городе квартиру, приехал в село. Тренировался до седьмого пота.  Постепенно восстановился  духовно и физически. Появилась надежда на то, что сможет работать. Предложили  должность  инженера на вновь открывшемся предприятии.

     Михаил не любил вспоминать прошлое.  Боль, отчаяние, горе вонзились в мозг, как осколки стекла, и являлись в кошмарных снах. Счастье же своим кратковременным появлением  мало  радовало его душу. Но видно, что ангел-хранитель решил все-таки уберечь его от дальнейших страданий, подарив ещё одно испытание счастьем.

     В одночасье  всё любопытное население  села заговорило об Анне – молодой,  красивой девушке,  которая вдруг выходит замуж за Михаила. Какой-то тайной частью женской интуиции она услышала боль души Михаила, почувствовала его доброту  и прикипела к нему всем сердцем. Женщина потянулась к нему, словно цветок к солнцу.  И Михаил преобразился. Глаза стали весёлыми, снова появилась его лучезарная улыбка. Счастье переполняло их сердца. Глаза и губы умоляли, просили любви, и неслось по всей Вселенной  выстраданное, тревожное и сладкое – ЛЮБЛЮ  ТЕБЯ!

    Жили Михаил и Анна в полном согласии. Вскоре в  доме зазвучали  детские голоса, которые  наполнили их счастье и открыли им новый мир взаимоотношений.

    Но,неудача снова обрушилась на них, словно снежный ком с горы,  сметая все надежды и мечты.  Заболела  Анна.  Да так серьёзно, что, как сказали врачи, никакой надежды на её выздоровление нет. Анна не поднималась с постели уже несколько месяцев. Все думали, что не жилец она на  этом свете. Врачи даже сроки жизни ей назначили. Но она не укладывалась в эти сроки, цеплялась за жизнь. Стих  детский смех. Михаил весь изболелся душой.   Чёрные тучи закрыли солнце, и ни один тёплый лучик не попадал в их дом.

    Приближалась семнадцатая годовщина их встречи. Михаил, как всегда, купил Аннушке ее любимые кремовые розы с темной окантовкой на  краях лепестков. Зашёл к ней в комнату с улыбкой и букетом цветов, чтобы поздравить. И увидел какую-то новую тревогу в её глазах. Подошёл к своей  ненаглядной  Аннушке, взял за ослабевшую руку и сказал: «Любимая,  я так благодарен тебе, что ты подарила мне  счастье!»  Сидел и гладил её руки, волосы, целовал и всё время  повторял: «Аннушка, хорошая ты моя, родная моя Аннушка…» Она улыбалась. Ослабевшими губами еле слышно спросила:

    - Мишенька, а ты меня по-прежнему любишь?

    Михаил, как подломленный стебелёк, упал на плечо жены и зашептал:

    -  Счастье   моё,  люблю тебя так, что сильнее и любить невозможно! Я не смогу без тебя жить. Умоляю, не покидай!..

     Он обнял жену, прижал к себе и тяжело, с надрывом зарыдал. Впервые в жизни он мысленно умолял Бога помочь Аннушке выздороветь.

      Анна ласково гладила голову Михаила, а слёзы, как холодные льдинки, катились по щекам,  разрывая сердце и терзая душу. Она шевелила губами и, видно, говорила что-то хорошее, её лицо светилось радостью и умиротворением.  Потом тихо вздохнула  и уснула.

      Проспала почти двое суток. Проснулась. Увидела встревоженные родные лица мужа и детей, улыбнулась им. А потом попросила…  кушать!  И это после двухмесячного приёма  по несколько ложечек куриного бульончика…

      С тех пор пошла на поправку!!!

     Радость Михаила нельзя  было описать никакими словами. С его души свалился тяжкий груз, и он познал настоящее облегчение! Жизнь  началась заново, открыв новый мир, в котором есть всё: любовь, привязанность, взаимопонимание, дети, семейное счастье.  Расправил плечи, словно птица крылья, и полетел к своему счастью, своей  ЛЮБВИ! Всё смотрел и смотрел, и наглядеться не мог на свою Аннушку!

    А она  тоже не сводила глаз со своего любимого. Загадочно улыбалась чему-то, словно постигла только ей известную  тайну  ЦЕЛЕБНОЙ СИЛЫ ЛЮБВИ!!!

 

12.02.2013 г.

2. Три ржаных пряника
Евгения Козачок
Славка уже пять  месяцев в детском доме, но никак не может привыкнуть к тому, что он живёт и просыпается не один в комнате, не голоден, и что ему не надо  идти ночью искать  мамку.

… Он боялся выходить из квартиры в ночь, но всё равно шёл.  Да и в квартире было страшно одному сидеть в темноте, слушать, как открывается входная дверь в подъезде, прислушиваться к шагам: мамкины они или чьи-то соседские.  Ее он узнавал  сразу. То топающие, то затихающие, иногда тяжёлые, будто кто тащит мешок картошки по ступенькам вверх. Славка знал, что  это мама пытается дотащить своё непослушное  тело  в их квартиру. Значит,  сильно пьяная. Он ждал,  когда она дойдёт до двери,  будет долго попадать ключом в замок. И он, так долго ждавший её, подбежит к двери и откроет её изнутри,  лишь бы она скорее зашла.

Мамка заходила в квартиру и наконец-то включала свет в прихожей. Славка не мог  сделать этого, даже если взбирался на стул. Поэтому сидел по ночам в темноте и ждал,  ждал свою мамку, потому, что любил и скучал по ней. А она не работала, но где-то ходила целыми днями,  а ночью  всегда приходила пьяной.  Ждал, потому, что боялся спать  один и ещё потому, что очень хотел есть. Небольшой батон он делил на три части, как и литр молока: на утро, обед, на вечер. Литр молока ему приносила тётя Света из третьего этажа, а хлеб давала бабушка Клава из первого. Она и к себе часто зазывала Славку.  Кормила вкусным-превкусным супом, кашей манной и сладкими мягкими, тёплыми ватрушками.  Ему так было хорошо у бабушки Клавы, что не хотелось уходить.  Стоило ему  у неё поесть, как сразу же почему-то засыпал, словно его по голове ласковой рукой гладили и целовали в лоб, щёки. Ему казалось, что это мама его гладит перед сном,  успокаивался, что она рядом, и сладко засыпал.  А бабушка Клава сидела, вздыхала и всё причитала:

-  Да за что же судьба так обидела Ленку,  что пить стала так сильно, что и о сыне не думает: накормлен  или голоден  и как он один одинёшенек целыми днями сам дома. Так напивается, что и  себя не помнит,  кто она есть.  А дитю  и пяти лет ещё нет. Ох, горе ты,  Господне!

Повздыхает, пожалеет Славку, пледом его прикроет, чтобы не холодно было, и сидит тихонько пока он не проснётся. Потом ведёт его на четвёртый этаж и помогает  открыть дверь, которая не всегда хочет открываться или закрываться. Ключ он закрепил на тесёмке и носит теперь на шее, чтобы не потерялся. Ещё Славка благодарен бабушке Клаве за её старенькую настольную лампу,  которую  она отдала ему. Теперь по ночам  он не так стал бояться.

Очень боялся, когда выходил   ночью искать  маму. Выходил только тогда, когда все соседи спали или смотрели телевизор. У них тоже был когда-то телевизор, но мама продала его.  Славка так просил её не продавать, чтобы смотреть мультики,  сказки и слушать красивые песни, но она закричала на него, заругалась нехорошо и сказала, что и  не продала бы, если бы  было чем кормить его.   

- И откуда ты взялся на мою голову?

 Телевизор продала, но с еды только и купила, что две пачки макарон, два пакета крупы, одну бутылку растительного  масла,  одну пачку маргарина  и немного колбасы.  И для Славки по двести грамм конфет и печенья. Поделил их: по  два печенья и по четыре конфеты.  Положил их в ящике  стола так, чтобы удобно было брать по порции в день. Он не позволял себе жадничать и съедать в день сразу две, а то, не дай Бог, три порции. Печенье ел дома, чтобы не раскрошить. А конфеты брал с собой на улицу, чтобы все увидели, что и ему мама покупает конфеты, что и его она любит так, как и их любят их мамы. Правда у пацанов были ещё и папы, которые играли с ними, подбрасывали высоко вверх, а те от восторга  кричали, раскрыв руки, как птицы крылья,  во время полёта.
 
Ничему Славка так не завидовал, как тому моменту, когда видел детей идущих с мамой и папой и взяв их  за руки. Тогда в левой стороне, ближе к плечу, у него появлялась боль, а в горле ком, который он не мог подолгу «проглотить». Но слезам запретил появляться. Пусть там, в средине, плачут и текут куда угодно, но чтобы дети во дворе и бабушка Клава не видели, что он плачет.  Славка не любит, когда его жалеют. Тогда совсем плохо становится и даже голова начинает болеть.

И ещё Славка не любит праздники, когда все одеваются в красивые одежды и идут семьями в парк или на главную праздничную площадь. Он там был с мамой только один раз. И какой-то дядя, что был с ними,  нёс его на руках,  когда мама умела ещё смеяться. Славик так и не знает, кто его нёс на руках. Может,  папа? Тогда почему он больше не приходит? И почему мама теперь не улыбается, а ходит хмурая, злая и всё время пьяная? Соседи нехорошо о ней говорят и о том, что у мамки  хоть ума  хватает на то, чтобы в свою квартиру не приводить пьяных мужиков,  и ребёнок не видит её грехи.  О каких грехах говорили соседи,  Славка не понимал. Но ему было стыдно за мамку, когда она проходила пьяная мимо сидящих на лавочке соседей и вместо «здравствуйте» говорила им:

- Чего уставились на меня, старые совы? Косточки мои перемываете?

Женщины только вздыхали, а иногда говорили:

- Лена, опомнись! Что ты делаешь с собой? Себя не жалеешь, так хоть Славку пожалей! Дитё то, какое хорошее растёт. Другой бы плакал, капризничал, когда  за день и крошки во рту не было. А он ни слезинки из себя не выдавит и брать ни у кого ничего не хочет, если ему из еды что-то дают. Только Клавку и Светку и почитает.

А Славка  действительно не мог брать ничего из продуктов, особенно у тех, у кого были такие же малые дети, как он. Не мог и всё тут. И как бы его не упрашивали, и как бы  сильно он  не был голоден, не брал ничего и уходил сразу же к себе домой.  После этого мог не выходить по два-три дня.  И тогда бабушка Клава поднималась к нему, звонила в дверь и  говорила, что она сильно занята,  времени ждать его  у неё нет:

- Так что выходи и догоняй меня, пока я спускаюсь вниз.

И Славка мчался вниз, догонял бабушку Клаву, брал ее шершавую руку, которая казалась ему самой мягкой, самой тёплой, самой красивой.  Взявшись за руки,  спускались на первый этаж, стараясь идти в ногу!  Бабушка Клава очень хорошая,  жаль, что она не родная, а соседка. И тётя Света тоже ласковая.  Живёт одна. Сын уехал куда-то на заработки и не дает о себе знать  уже несколько лет.

А дома  Славке было очень скучно. Уже по несколько раз пересмотрел и взрослые и детские книжки, отремонтировал две маленькие машинки. Краска на них облезла, но  Славка не выбрасывал их, так как считал их  своими друзьями. А друзей не выбрасывают. С ними всегда рядом.  Он мечтал о том, чтобы  мама всегда была  рядом. Ну, хотя бы один  день и ночь, и  была бы  трезвая. Славка пытался упросить её не пить.  Но она что-то невнятно отвечала, ложилась на диван, не раскладывая его и не раздеваясь. А по утрам ничего не помнила, о чём ей ночью говорил Славка.  Он и теперь по утрам, если успевал проснуться к её уходу из дома, становился на колени, складывал руки в молении (видел, как молятся Богу)  - плакал, просил, умолял:

- Мамочка, родная, не пей больше, найди работу и будь со мной по вечерам дома, потому, что я очень тебя люблю и ещё потому, что не могу сам быть дома.

Она обещала, что и пить бросит, и работу найдёт, и со Славкой будет по ночам. И ни разу почему-то не сказала, что и она любит его. Но Славка  на это не в обиде. Главное, что он любит её  и боится, чтобы не умерла где-то на улице, как дядя Вася из соседнего дома.  Говорили, что не дошёл домой, на улице от водки сгорел.

Он боялся, что и мама умрет.   Славка стал выходить по ночам  искать маму.  Боялся, но ходил вокруг  домов, смотрел под кусты, на скамейки, обходил  детские площадки. Хорошо, что улица была освещённой. Дважды находил её недалеко от своего дома. Тормошил, звал, пытался поднять, пока она не открывала глаза и не говорила:

- А, это ты паршивец! Нашёл? Ну ладно, веди мамку домой.

И они шли несколько десятков метров так долго, словно преодолевали гору.
Но ещё хуже и стыднее было Славке, когда мамка заходила в подъезд и укладывалась спать на длинном  ящике, который смастерил дядя Коля со второго этажа и закрепил его между стенкой и перилами. Вот она и приспособилась там спать,  не доходя до своей квартиры.  Славка спускался вниз, тихонько, чтобы не слышали соседи, будил её и вёл домой. А утром, как всегда, она ничего не помнила. Уходила, даже не покормив его. И не интересовалась, есть ли что в доме съедобное.  Иногда уходя,  обещала  в очередной раз,  что идёт искать работу  и что пить больше не будет. Но  он уже не верил ей.

Однажды Славка не нашёл маму.  И не было её больше недели. Соседи заявили в милицию, чтобы нашли её. Нашли  через несколько дней у какого-то собутыльника  дома. После этого лишили её родительских прав.  Так и сказали:

- Ты, Ленка, не имеешь права на сына своего, после всего, что ты творила и творишь.

Забрали его у неё. И вот он в детском доме уже пять месяцев. Здесь хорошо. Лидия Ивановна, воспитательница, хорошо к нему  относится, Славочкой называет, по голове гладит, перед сном сказки читает и одеялом  укрывает, чтобы не холодно было.  Кроме Славки, в комнате ещё четыре мальчика живёт. На них тоже их мамы не имеют права. Пацаны оказались хорошие, не злые  и не смеются  над ним,  как дети с их  и соседнего дворов, что он сын пьяницы.  Они все тут не нужны своим папам и мамам.  Получается, что Лидии Ивановне, директору, тётям, что работают в столовой,  они  нужны, а мамам и папам - нет.

Славке выдали новую одежду, обувь, зубную щётку. Он так обрадовался этой красивой щётке, потому, что дома у него такой  не было, также как и своей расчёски, мыла и полотенца. Надо же! Дали всё и сказали:

- Это всё твоё личное. Содержи  в чистоте.

Никогда ещё у Славки не было ничего личного! А как ему нравилось купаться в душе, смотреть телевизор, играть во всякие игры с детьми. И игрушек таких красивых  так много он ещё в жизни  своей не видел.

Ему очень нравилось здесь. Но  он так сильно скучал по  маме, что глаза не хотел открывать, когда видел её во сне, чтобы продлить это видение.

Пять месяцев Славка по субботам  ждёт её. Как и все  девочки  и мальчики, у кого есть родители. Он бежит  вместе с ними к воротам после завтрака, обеда, полдника. И вместе с ними вглядывается в прохожих и ищет свою маму. Радуется за тех детей, к кому приезжают родители каждую субботу. В этот день им даже разрешают  не спать днём.

По пятницам Славка не ест печенье, пряники, пирожки или булочку, что  дают  на полдник.  Он бережет  все это  для мамы. А она не едет и не едет. И тогда он, засохшую уже булочку, отдает Барсу. А сам не может  почему-то есть то, что бережет  для мамы.

В последнюю пятницу пятого месяца на полдник дали  по три  больших, мягких, ароматных ржаных пряника. Он видел, с каким аппетитом дети ели эти пряники. Сглотнул слюну, но пересилил себя. Вытащил из кармана чистый носовой платочек (теперь у него он был ) и  завернул в него три пряника. Платочек оказался мал. Нянечка увидела  его напрасные старания  и дала пакет.  И платочек заменила.

Вот с этими тремя ржаными пряниками, чистым носовым платочком, в красивой новой одежде и сандалиях  Славка и вышел к заветному месту встречи  - забору! Стоял вместе со всеми,  всматриваясь вдаль, в идущих  по дороге людей.

И  вдруг увидел свою маму. Самую дорогую, самую любимую, самую красивую маму!
И неважно, что она была в старом-престаром платье, что волосы были не мыты,  что босоножки  со стёртой подошвой, особенно левый. Но это шла его мама!

У Славки перехватило дыхание от счастья. Он вздохнул глубоко и крикнул  что есть силы:

-Мамочка,  моя родная  мамочка! Я здесь! Я твой!  Я имею на тебя право!

Славка бежал навстречу своей маме, не чуя под собой земли. Подбежал,  обхватил её ноги, плакал и говорил,  говорил, как он её ждал и как он сильно её любит! А когда мама наклонилась и стала целовать его в лоб, щёки, уши, голову, орошая всё это слезами, то Славке показалось, что он попал в рай и что это не с ним всё происходит. Он был счастлив ещё и потому, что впервые не услышал от мамы ненавистного запаха водки. Это был самый счастливый день в его жизни!

Когда прощались, Славка отдал маме три ржаных пряника. Она заплакала, стала,  до боли, обнимать Славку и сказала:

- Спасибо, мой сыночек дорогой  (и такие слова он впервые услышал в этот счастливый день), в следующий раз и я тебе обязательно привезу гостинец.

- Да не надо мне ничего. У меня тут есть всё и личное, и общее.  Главное, ты приезжай каждую субботу! Обещаешь?

Когда  мама уходила, Славка смотрел ей вслед и думал: «Надо бы быстрее расти, чтобы помочь маме.  А то вон как у неё одежда и обувь поизносились. Да и есть видно нечего, исхудала вся.  Ей надо  хорошо питаться  и быть красивой.  Молодая  ведь - всего то  двадцать шесть лет. Пусть только приезжает ко мне.  Я ей все свои завтраки, обеды, полдники, ужины и личные вещи отдам. А когда мне будет через месяц пять лет, я дам ей торт,  который мне подарят в день рождения. И обязательно приберегу для неё снова  три больших, мягких, ароматных ржаных пряника. Их она любит больше, чем торт».

10.07.2013

3. Второе дыхание
Феликс Цыганенко
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури

                А. С. Пушкин «Буря»


Пётр Николаевич Евтухов, вне всяких сомнений, любил свою профессию, Арктику и водную стихию, но и женщин ведь обожал! Море отвечало взаимностью: штурман успешно продвигался по службе, будучи в двух шагах от заветной капитанской должности. Хуже обстояло дело с прекрасной половиной: судно едва скрывалось за горизонтом, как очередная пассия Евтухова, грустно помахав ручкой, строила коварные планы. Прямо таки, хоть море бросай, но ведь оставить флот означало предать мечту и смысл жизни. А это  выше его сил!

В своё утешение Евтухов полагал, что каждый мужчина встречал хоть раз в жизни женщину, испытывая при этом состояние игрока с джекпотом в миллион долларов. Сердце замирало от её сказочной красоты и очарования, в желудке возникал приятный холодок, а дрожь струилась по спине. «Космическое» существо обладало неземным притяжением, потому объяснимо жгучее желание: всё отдать за миг любви с богиней и умереть в экстазе! От крамольных мыслей бросало в жар, глаза бесстыдные старался отвести, но взгляд упорно искал виновницу страстей. Судорожно вздыхая, мужчина следовал за ней помимо воли, пока видение с царственной походкой не исчезало прочь...

Что-то подобное и произошло, однажды, со «счастливчиком» Петром Евтуховым. «Но лучше бы она…  пропала как неопознанный объект (НЛО)» -  корил себя потом моряк. Ещё будучи в должности третьего штурмана, он встретил в Мурманске белокурую красавицу Анжелику, сумев покорить её трепетное сердечко. Увы, божественная наружность северянки не означала верность Пенелопы. Длительное одиночество не совместимо с молодостью и красотой, требующих регулярного внимания и ласки! Эх, Евтухов, человек-эгоист!  Клетка-то,  пусть и золотая, но не для Анжелики!

После первой же арктической навигации Петра Николаевича ждали муки страдальца. Как не крепился моряк, но развод оставил глубокую душевную травму. Таким же неудачным был и скороспелый второй брак. При воспоминании о тех потрясениях, у штурмана возникали уродливые гримасы на лице и надолго портилось настроение.

С тех пор женщины стали лишь объектом его физиологической потребности. Евтухов дал обет безбрачия, а при ограниченном свободном времени посещал в Мурманске рестораны «Север» или «Арктика».  Но какое могло быть там моральное удовлетворение?  В то же время от меркантильного отношения к нему женщин моряк крепко уставал.

Годы беспорядочной жизни в конце концов отразились на здоровье Петра Николаевича. «Пообносился, ты, Пётр, душой и телом», -  разглядывая в зеркале седину и первые морщины, жалел себя старпом. А тут ещё с холодным ужасом вычитал, что «мудрость приходит вместе с мужской слабостью». Как же так?  Обидно до слёз! Самое время брать от жизни согласно должности старшего помощника капитана. А тут проблемы с потенцией, разве это справедливо?!

К счастью для Евтухова, на судне появилась новый врач, которая и стала причиной крутого поворота в судьбе моряка. Впервые Лариса Викторовна поднялась на борт перед выходом теплохода в канадский рейс. С первого взгляда женщина импонировала Евтухову мягкой поступью, спокойным, тихим и приятным голосом да серыми большущими глазами. К тому же, моложавая вдовушка, как выяснилось, оказалась питерской землячкой Петра Николаевича. И что интересно, имела трёхкомнатную квартиру на проспекте Стачек, недалеко от кинотеатра «Прогресс». А ведь рядом, у Нарвских ворот, проживала матушка Евтухова, не потерявшая ещё надежду понянчить внуков.

Взаимными оказались дружеское расположение и заинтересованность у старпома с доктором. На переходе океаном Лариса Викторовна любезно предложила Евтухову:
-  Пётр Николаевич, есть возможность укрепить здоровье с помощью растительных настоек, лечебной ванны и тонизирующих уколов. Как вы на это смотрите?
У Евтухова от этих ласковых слов чуть помутилось в голове, подсел и голос. Слегка вздрогнув, он прохрипел:
- Это просто замечательно, Лариса Викторовна! Я готова терпеть любые уколы и процедуры в вашем исполнении.
- Да не волнуйтесь вы так, Пётр Николаевич, - весело смеялась "медицина", - процедуры совершенно безболезненные, напротив, они вам понравятся.

С посещения медамбулатории жизнь Евтухова приобрела  иной смысл. Взаимные симпатии доктора и старпома нарастали с каждой милей пройденного пути и достигли апогея у пролива Кабот. Случилось то, что и должно было случиться! Поднимаясь теперь на вахту, Евтухов преодолевал трапы через…  две  ступеньки. В штурманской рубке сие знаменательное событие он мысленно отметил на карте, хотя и подмывало поставить красный кружочек.

Раскованность Ларисы Викторовны в интимных отношениях, однако не нарушавшая грани деликатности, приятно удивляли видавшего виды, Петра Николаевича. Доктор, как истинный целитель и психолог, прекрасно понимала, что жизнь не всегда была справедлива к моряку. Чтобы не спугнуть холостяка, Лариса Викторовна, как женщина, довольствовалась малым. Тихим грудным голосом и нежными ласками она успокаивала Петрушу, утверждая, что ей с ним замечательно…  в любом случае. Всё наладится, главное – любить и верить в человека! Материнская доброта Ларисы никак не умаляла её женственность. Напротив, она возвращала моряку силы и уверенность, открыв в нём...  «второе дыхание». Таким вот комплексным лечением судовой врач Лариса Викторона и вернула к активной жизни старшего штурмана.

С усмешкой Евтухов вспоминал свой  обет безбрачия. А рассуждения молодых штурманов о женщине  -  на предмет цвета волос, глаз, фигуры, возраста? Бахвальство, пустые разговоры! Когда любишь, всё дорого в близком тебе человеке и в первую очередь - душевная красота! С возвращением в порт приписки влюблённые планировали отпуск, чтобы оформить отношения. Пётр Николаевич надеялся, что встретил наконец женщину, с которой обретёт покой и жизненное равновесие.

4. Женщина на флоте
Феликс Цыганенко
В старые времена была примета: женщина на корабле  - к несчастью… Но упаси Бог, чтобы так считали моряки Мурманского арктического и рыбопромысловых флотов! Да, у нас полярная ночь и холодное северное сияние, но женщина на судне –  это тепло и свет! Одним своим видом она скрашивала монотонное дальнее плавание. А сколько у морячек обязанностей, несмотря на шторм, качку и прыгающую на камбузе посуду?! Накормив экипаж, они спешили стирать и гладить постельное бельё, убирать бытовые помещения и каюты комсостава. Особенно доставалось в Арктике и Антарктике, когда во время круглосуточной выгрузки  им приходилось накрывать столы  каждые 4 часа!

Не секрет, что в море женщины шли, в основном, из-за неурядиц на берегу и неустроенной личной жизни. В длительных рейсах моряки привыкали к ним, как к товарищам по нелёгкой морской службе. Но будем справедливы:  в экипаже, как и в любом другом коллективе - люди разные и всякое случалось. А некоторые моряки рассуждали как у Ремарка в его «Трёх товарищах»: «...это не женщины, а наши старые боевые подруги».

Повар арктического судна, коренная мурманчанка Мария Ивановна, вкусно и разнообразно готовила, а по воскресным дням баловала моряков своими фирменными мясными блюдами. Экипаж уважал и ценил повариху за её мастерство и любовь к профессии. Да и Мария Ивановна -  женщина видная, всё при ней, однако со сложной судьбой и… не замужем. Со временем, на судне стали замечать, что кудесница камбуза обращала особое внимание на начальника радиостанции. Тут ведь ничего не скроешь, как бы не хотелось! Оно и понятно, Олег Гайдук – один из немногих командиров, не обременённый семейными узами.   
      
Бывалый моряк был родом из посёлка имени красного командира Григория Ивановича Котовского, что под Одессой. По окончании  Высшего инженерного морского училища, Олег изъявил желание работать на Севере, в Мурманском морском пароходстве. Гайдук - моряк доброжелательный и товарищ надёжный, пользовался заслуженным авторитетом в экипаже. Он имел первый разряд по шахматам и орден «Трудового Красного Знамени».  Правительственная награда в гражданском флоте – явление редчайшее, тем более, заслуженная! Но вот беда: два года назад Олег развёлся в Мурманске с любимой жёнушкой, переживал и стал неумеренно «принимать на грудь».  По этой уважительной причине у него портился характер, зачастую моряк имел плохое настроение и… неухоженный вид.

Мария Ивановна, добрая душа, рискнула взять шефство над орденоносцем. А там, чем чёрт не шутит? Два одиноких человека, может, что-нибудь и сладится. Проявляя заботу, морячка подкармливала Олега, готовя ему что-нибудь вкусненькое на камбузе, стирала и гладила рубашки. А вечерами выводила моряка на кормовую палубу, чтобы подышать морским озоном и полюбоваться на яркие звёзды в Атлантике. Радоваться бы жизни Олегу! Однако чрезмерная опека поварихи чуть не сыграла роковую роль в их отношениях.
      
Это произошло в заполярном порту Дудинка, что на Енисее. Не сложилось у Олега Александровича с культурой пития в местном ресторане с чукотским названием - «Элден». На другой день начальник радиостанции сильно болел и страдал, ему срочно требовалось «лекарство». Мария Ивановна, переживая за друга сердечного, предложила запечённую в духовке курочку с жареной картошкой. Но измученный с утра нарзаном, холостяк решительно отказался. Вручив поварихе помятые ассигнации, он велел, не мешкая, прогуляться в город, если можно так назвать, затерянную в таймырской тундре - Дудинку.

По пути в винно-водочный отдел гастронома сердобольная повариха вспомнила старые, засаленные брюки одинокого и неухоженного моряка. Потому решительно сменила курс и зарулила в…  универмаг. В отделе мужской одежды она добавила  своих денег и  купила Олегу шикарные импортные брюки.
 
О, женщины! Мария полагала, что Гайдук обрадуется обновке и нежно расцелует подругу. Как жестоко она ошибалась! Постучав в каюту страждущего моряка, повариха радостно вручила ему свёрток с презентом. Развернув его дрожащими руками, Олег изменился в лице, его исказила ужасная гримаса, радиста затрясло от негодования.
- Женщина! Чтоб я так был здоров! О чём я тебя просил, несчастная?! – взорвался Гайдук.
Не в силах вынести такого издевательства над организмом, да ещё от верной и ласковой подруги, Олег потерял контроль над собой. В бешенстве он вытолкал опешившую женщину за дверь, а вслед полетели моднейшие брюки «Made in Germany».

В Мурманск возвращались, избегая общения. Но, слава Богу, повариха поняла свою «оплошность». Да и Гайдук вскоре  остепенился, дрогнуло утомлённое сердечко от доброты и нежности Марии Ивановны. Случай с покупкой брюк вместо "лекарства" они посчитали, как нелепое недоразумение в зарождающихся серьёзных отношениях одиноких людей. И предстоящий летний отпуск договорились провести вместе, в домике матушки Олега под Одессой. Гайдук обещал морячке массу удовольствий, на что Мария Ивановна, потупив взор, скромно заметила:
- Для меня, как жительницы Заполярья, главное – это ласковое солнышко,   тёплое море и немножко…  чуткости и внимания Олега Александровича!

5. Венчание
Зинаида Королева
ВЕНЧАНИЕ
Отрывок из повести «Верность любви»

Пролог

Вера десять лет ждала своего Алёшу, который ушел в армию и пропал. Но она все эти годы надеялась на встречу с ним. И вот, приехав в монастырь с паломниками, она нашла там Алёшу. Но только дважды ей довелось услышать его голос – через месяц его не стало.
Через год, приехав на его годовщину вместе с их общим другом и его матерью, она попала на собственное венчание.

       ****
 На улице почти рассвело, вокруг стояла ничем не нарушаемая девственная, казавшаяся прозрачной, тишина. Птицы только-только начинали просыпаться и подавать робкие голоса.
Вера несмело подошла к сидящим – это были Алексей и настоятель монастыря.
– А что вас заставило так рано подняться? – обратился к ней настоятель.
– Меня разбудил голос Алеши, он велел идти сюда, – Вера растерянно смотрела на Алексея.
– Вот и нас он поднял. Чтобы такое могло значить? – Настоятель с любопытством наблюдал за Верой и Алексеем.
– Может, разгадка в последней записи в дневнике, где он просит меня выйти замуж за Алексея, – от смущения Вера не знала, куда деться.
– Вот теперь все ясно и все понятно, – настоятель улыбнулся. – Как я выяснил, жених согласен, а невеста?
– Чтобы Алешина душа была спокойна, я должна выполнить его просьбу, – Вера окончательно засмущалась.
– Правильно говоришь, Вера. Так, а вот еще и Елена идет. А тебя что заставило подняться в такую рань, Елена? – с лица настоятеля не сходила улыбка.
– Отец Сергий, меня поднял голос Алеши, он приказал идти обряжать невесту к венчанию. Я ничего не поняла, но ослушаться не посмела.
– Да, задал нам задачу Алеша. Любопытно, придет ли протодьякон Юлиан? Его пение очень уж любил Алеша. Смотрите, а вот и он бежит. Юлиан, по каким спешным делам торопишься? – голос настоятеля был звонким, веселым.
– Отец Сергий, я искал вас – мне был глас, чтобы я участвовал в венчальной службе, – смущенно ответил Юлиан.
– А чей глас-то был? Часом не Алешин? – весело спросил настоятель.
– Точно, Алешин. А может ли такое быть? Не греховно ли это?
– Может, может, Юлиан. Алеша все может. Ему многое дано. Я когда с ним беседовал, а я любил с ним беседовать, то поражался его мышлению. Оно у него было очень глубоким, каким-то даже неземным, и очень светлым. После совместных бесед на душе становилось спокойно, сомнения исчезали.
Его как будто Господь послал к нам для проверки наших грешных душ, – какие они? Сколько грязи накопилось в них? Сохранилась ли хотя бы частица сострадания?
Побыл он с нами немного, и душа его улетела. А я смотрю на свою братию и радуюсь – души у многих очистились.
Так что волю нашего покровителя надо исполнять. Жених и невеста, вы согласны на венчание?
– Согласны! – в один голос крикнули Алексей и Вера.
– Вот и хорошо, – улыбнулся настоятель – Значит, через час начнем службу, совершим молебен по Алеше, затем, как и положено, сходим к могилке, поклонимся его праху, а в двенадцать совершим обряд венчания, посидим за столом, отметим судьбоносное событие. Идите с Богом, готовьтесь.
По дороге Вера с тревогой спросила у Елены:
– А в чем же мне венчаться? Не в этом же темном костюме?
– Вера, платье есть, все есть, – волнуясь, произнес Алексей, шедший рядом. – Послушайте, как все получилось. За неделю до поездки сюда несколько дней во сне один и тот же голос твердил мне: «Купи свадебный наряд невесте». Я поделился с мамой, а она как зашумит на меня: «Что ж ты, дубина, почти до седин дожил, а ума не набрался – это же глас сверху дается. Прислушиваться надо к подсказкам. Пойдем быстрее в магазин».
Пришли мы в салон для новобрачных. Размеры твои мама знала. Беру я туфли белые, узенькие, а туфелька из руки падает – еле успел подхватить на лету, испугался, что каблучок сломается. А другая, более широкая, словно к руке прилипла.
Точно так же и с платьем: от одного взгляд в сторону уводит, а от другого его не отвести. Сейчас примерьте, а то вдруг ошибся.
Навстречу им шли Надежда и Анна Михайловна. Алексей подбежал к матери.
– Мама, свадебный наряд пригодится!
– Я знаю. Всех нас Алеша поднял. Неси коробку, примерять будем.
После утренней службы и молебна женщины обрядили Веру, и повели в храм. У дверей их встретил жених. Его темно-синий костюм с кружевным небесным платочком в кармане, светло-небесная рубашка со строгим серым с белой полоской галстуком придавали элегантность и в то же время нежность. А Вера в воздушно-кружевном наряде плыла лебедушкой.
Они шли, крепко держась за руки, а впереди них низко летел белый голубок. Перед самым храмом он сделал круг и плавно сел на их сплетенные руки и, глядя на них, заворковал. От неожиданности они остановились, а голубок все ворковал и ворковал, а затем взмахнул крылами и улетел.
Когда они вошли в храм, настоятель взволнованно произнес:
– Я видел все. Это душа Алешина благословила вас. За свои семьдесят лет я впервые вижу такое диво.
Вера была потрясена происшедшим и потому плохо запомнила процедуру венчания. А она была очень торжественной и красивой: величественный голос протодьякона Юлиана звенел, и этот звон взлетал под самый купол, а вверху в одном из оконцев за стеклом сидел белый голубок и заглядывал во внутрь храма, как будто прислушивался и смотрел, что там происходит.
После венчания они прошли к могилке Алеши и там, на перекладине креста увидели того белого голубка. Он сидел спокойно и как будто ждал их. Вера протянула руку и крикнула:
– Алеша! – хотела сказать: «Прости», а вместо этого произнесла «Благослови!»
Голубок взлетел и сел к ней на ладонь. Она тихонько поднесла руку к себе, и голубок клювом коснулся ее губ. Озноб пробежал по ее телу – ей почудилось, что это Алеша целует ее. А голубок уже сидел на ладони Алексея и точно так же касался его губ, а затем взлетел, сделал несколько кругов над ними, свечой взмыл вверх и растворился в поднебесье.
Алексей крепко держал Веру за руку, боясь, что она упадет от потрясения, но у нее будто прибавились силы, и она твердо стояла на ногах.

6. Немного о любви и о другом
Зинаида Королева
НЕМНОГО О ЛЮБВИ… И О ДРУГОМ

За кухонным столом сидит семья Звягиных, за исключением Дарьи Андреевны, смотревшей любимый сериал. Она только к вечеру пришла из больницы, и теперь удобно устроилась в кресле и с наслаждением взирала на экран.
А на кухне царила другая, гнетущая обстановка: лица у всех были напряжены, и, казалось, что они боялись смотреть друг на друга.
– Тань, ты может быть, что не так поняла? – допытывался Сергей, её муж. Он угрюмо смотрел на свои массивные руки с кулаками-кувалдами, не зная, куда их деть.
– Да что не так, когда в справке ясно сказано – опухоль. Требуется немедленная операция. – Татьяна говорила угрюмо, постоянно смахивая с лица, непроизвольно катившиеся слёзы.
– Мам, а что, они так открыто и сказали, что операция стоит десять тысяч? – вступил в разговор Игорь, их сын.
– Конечно. Да и это не всё. Ещё надо заплатить анестезиологу, медсёстрам, санитарке. Как мне сказали в палате – тысяч в пятнадцать выльется, – голос Татьяны был тихий, какой-то дребезжащий, до предела напоенный слезами, в любую минуту готовый сорваться на плач.
– Подожди, Таня, раньше времени не хорони мать, может быть, всё обойдётся, она же у нас сильная.
– Сильная… Была когда-то, а сейчас врач отпустил ей всего недельку пожить… Господи, ну где взять деньги? Я всех знакомых обежала…
– Мама, а в институте не могут отдать назад деньги за обучение, если студент бросит учёбу?
– Конечно, не отдадут. Ты что, забыл условия договора? Да и что ты придумал? Это бабушкина мечта – чтобы у тебя было высшее образование. Она все свои украшения продала, квартиру разменяла, а ты – уйти… Да ты её сразу в гроб уложишь.
И вдруг по комнате разнёсся крик Дарьи Андреевны:
– Ах, ах, люди добрые, да вы посмотрите, да что ж такое делается?!
Крик был такой резкий, тревожный, что все разом поднялись, и друг за другом выскочили из кухни.
Дарья Андреевна в растерянности бегала у телевизора, без дела махала руками. Увидев своих домочадцев, она остановилась и со слезами показала на экран:
– Да что же это такое делается? Какой позор-то! Прилюдно и они такое вытворяют!
На экране демонстрировался эротический фильм.
Игорь, недвусмысленно ухмыльнувшись и посмотрев с усмешкой на бабушку, выключил телевизор.
– Бабуля, а ты как попала на эту программу? Твой фильм в другом месте находится. – В его глазах бегали весёлые зайчики. Он усадил бабушку в кресло, присел перед ней на корточки и ласково гладил подрагивающие старческие узелковые руки.
– Да опять там эта дурацкая реклама про стирку и бритьё ног. Вот я и решила посмотреть, что по другим программам показывают.
А там, на одной убивают, на другой мордуют друг друга боксёры. Вот я и забрела сюда. Да как же так можно, сынок? Что ж они голяком перед людьми-то? Дети ещё не спят, могут увидеть.
– Бабуля, да дети об этом всё знают, в школе проходят.
– Как это в школе?! Тань, о чём он говорит-то?!
– Мама, отстали мы с тобой. В школе сократили уроки русского языка и литературы, вместо них ввели сексологию.
– А это чего такое? С чем её едят?
– А это вот то, что ты сейчас видела.
– Да ты что, дочка,? Правду что ли говоришь? Что же будет с молодёжью? Они же захотят на практике это применить.
– Да правду я говорю, мама, горькую правду. Они и применяют на практике. Столько изнасилований, убийств, – Татьяна тронула сына за плечо, взглядом показала на дверь, а сама села рядом с матерью, обняла за плечи.
Дарья Андреевна посмотрела на выходивших из комнаты Сергея с Игорем и коротко, с лукавинкой засмеялась.
– Тань, а чего это он там, на экране о каких-то способах кричал и как козёл прыгал перед девкой-то? Он же пустой.
– Ты о чём, мама? – Татьяна не могла отключиться от своих горестных мыслей. А Дарья Андреевна с усмешкой зашептала ей:
– Да вот истинный крест, говорю тебе, что пустой он. Одна кобура у него без пистолета и без заряда.
У Татьяны глаза округлились от удивления и непонимания.
– Мама, что такое ты говоришь-то?
– Да ты что, не заметила что ли? – обиженно произнесла Дарья Андреевна – Это ж надо, какая ты невнимательная. Ты видела, как он пальчиками старался поднять свою писульку? Зря старался, с полшестого ему её не поднять, потому что заряда нет. Ты видела, что у него одни мошонки висят, а клубочков в яичках нет. А туда же, о чём-то разглагольствует.
Ты, Тань, запомни: чем больше говорят о любви, тем меньше любят. Это тоска, мечта о несбыточном заставляют говорить. – Дарья Андреевна с жалостью посмотрела на дочь. – Тань, а твой Андрей-то тоже без заряда… Но я его вылечу.
Татьяна с ещё большим удивлением посмотрела на мать и вдруг громко захохотала, постепенно переходя на плач и на рыдание. Всё её напряжение последних дней выходило со слезами и криком.
Дарья Андреевна прижала дочь к себе и шептала:
– Не плачь, дочка, не плачь, говорю тебе, что вылечу Андрея, всё у вас будет хорошо.

Прошла неделя, вторая, месяц, другой. Дарья Андреевна готовила какие-то настои, поила Андрея, пила сама. Гнетущая обстановка в семье спадала, уступая место спокойствию. Андрей устроился ещё на одну работу. Но вместо усталости в нём появилась энергия, уверенность. И в один из идущих своим чередом дней семья собралась на совет. Разговор завела Татьяна.
– Мама, тебе надо лечь в больницу на обследование и соглашаться на операцию. Мы собрали деньги.
– Это на какую ещё операцию? Никуда я не пойду. Не верю я этому бородачу – ему бы только деньги содрать. Если умереть, то и так умру, а выжить – то ещё покопчу небушко. А деньги положи на книжку, Игорьку на свадьбу пойдут. Тань, а сон-то мой сбылся.
– Какой сон, мама?
– А перед выпиской из больницы видела. Сижу я в темнотище, страшно так. А тут Игорёк заходит и выводит меня на улицу. А там луг цветущий. И я как будто помолодела. И так хорошо, легко мне.
Проснулась, а Борода в кабинет вызвал и говорит:
– К понедельнику пусть родня принесут деньги, будем операцию делать, а то опоздаем, через неделю тебя не будет.
Ну я и врезала тогда ему, всё высказала, что в палате слышала, что видела сама, что наболело на душе – уж если суждено уйти, то надо без груза идти, всё тут, на земле оставить. Да такое зло взяло: думаю, обберёшь меня, а я всё равно уйду, а ты, Борода, других будешь обирать, резать. Да не бывать этому! И всё это время ложилась и вставала с одним заданием – выжить, выздороветь!
А ему тогда сказала: « рано хоронишь, Борода, мне ещё девяностолетний юбилей отметить надо, правнуков понянчить». Ох, и разозлился он!
– Мама, а папа тебя любил? – неожиданно спросила Татьяна, радостно глядя на оживлённую мать.
– А ты что, иль сама не видела? – обиделась Дарья Андреевна. – Любовь в мешке не спрячешь, она на лице живёт.
Если бы не этот смерч в стране, он и сейчас бы жил. А что о любви говорить, её чувствовать надо. Бывало, как подхватит на руки, закружит по комнате, а в глазах все красоты вселенной отражаются. Вон у вас с Андреем сейчас глазки-то горят, попробуй, скрой её.
Игорь, усмехаясь, хмыкнул.
– А ты чего хмыкаешь? Жениться пора, пока раньше времени семя не растерял по закоулкам.
– Жениться?! А жить где, бабуля?
– А ты с квартирой ищи. Парень ты видный, самостоятельный. Да ты не под юбку заглядывай, а в душу. Вон, Ольгунька с верхнего этажа сохнет по тебе, а ты нос воротишь. А ей бабушка квартиру подписала, да и сама на работу устроилась уже. Да и поглядеть есть на что.
Игорь обнял Дарью Андреевну, рассмеялся:
– Бабуля, когда же ты успела разведать всё?
– Жизнь любить надо, Игорёша, вот тогда всё и успеешь. Без любви жизнь не проживёшь, а промаешься. А надо жить с любовью.
2007 г.

7. Озеро
Альфира Леонелла Ткаченко Струэр
                Озеро
               
                1

  - Николь, мы с тобой просто замечательно сделали, что поехали на озеро и сейчас в этом прекраснейшем уголке природы. Смотри, какой снег вверху, - говорил Филлип, ещё больше восторгаясь и загораясь красотой Монблана; его вершинами и переливами вод озера.
    Николь стояла, и невольно переведя взгляд на Филлипа, слегка мягко улыбнулась. Ей было неловко и приятное ощущение слегка восторженного Филлипа передалось ей. Филлип, как никогда, бурно выражал свои чувства об увиденном. Стоя рядом с Николь и, нежно держа её за руку, он голосом, трепетным, звучащим мелодично, особенно, здесь, в горах, говорил:
 - Я, Николь, уже бывал в этих красивейших местах и вот сейчас мы с тобою в объятии гор, снежных вершин: смотри, как волна, переливается на солнце в отражении деревьев и гор, и меняет цвета. Ах, как хорошо здесь!- воскликнул Филлип, - Я бы никогда отсюда не уезжал. Вот так, стоял бы и смотрел, и вдыхал весь аромат гор, тумана и солнца.
    Глядя на него, можно было подумать, что он взовьется над волнами и полетит в горы. Выгрузив вещи из машины, они разбили свою маленькую стоянку в лесу, не далеко от реки Роны, впадающей в озеро. Река в устье озера расположилась среди зелёных деревьев и множества цветов. Трава, мягкая, словно море, под небольшим ветерком, раскачивала головки цветов и, ступая в неё, ощущалось лёгкое ласкание нежных ручейков ветра о ноги и в этом приятном  прикосновении трав ощущалось спокойствие и в груди набегало радостное чувство вливающейся в тебя природы.
 -Филлип, помоги, я не могу поднять эту сумку, что в ней у тебя?
 -Это секрет, потом увидишь, – он сильными руками взял синюю кожаную сумку и переставил в палатку в дальний угол.

                2

 В Аннеси, они не раздумывали, быстро собрав вещи и сказав тете Ани, хозяйке Николь, что едут с Филлипом на озеро. Не высокая старая женщина, улыбнувшись одними глазами поглядывая на озорную Николь, она ей сразу понравилась, как только поселилась у ней, сказала:
 - Сколько дней будете на озере? С Филлипом хорошо, он сильный и тебе  с ним будет более надёжнее. Его в нашем городке все знают и знают, как он увлекается альпинизмом. Горы его друзья. И история. Это всё то, что окружает его в жизни. Ты, Николь, возьми сыр и вот эти лепёшки. Я их тебе испекла, возьми.
 – Ой, что вы, тётя Ани, вы же, наверное, столько времени отняли у себя для меня? - Николь осторожно взяла пакет с лепёшками и сыром, положила в большой пакет и подпрыгивая на одной ноге, пыталась одеть кроссовок. Он всё не хотел надеваться и, заглянув внутрь, она посмотрела, что ей мешает. Ничего. Она осторожно поправив его сзади, надела, расправив носки.
    Николь выглядела немного озорной девчонкой и взрослой девушкой. Её черные волосы растрепавшись, подпрыгивали вместе с нею и она,  разговаривая с тётей Ани, старалась одновременно положить поданные ею сыр с лепёшками и надеть кроссовок, делая это немного по-девчоночьи неуклюже и смешно.
    Николь всего год училась в школе международных языков и её озорную и весёлую студенты очень полюбили. Профессор Жан Лемерсье очень интересно рассказывал о происхождении языков, зародившихся много веков назад, и, изучив диалекты и фонетику французского и итальянского языков, он, проводил целое путешествие в историю места, давшего начало французскому языку.
 – Николь, вы прекрасно разбираетесь в правильном написании звучания букв в словах. Дайте мне значение букв «m» и  историю зарождения фонетики языка французов,
 - «m» в звучании во французском языке обозначает существительное мужского рода и выражается звучанием (la. Un)renard m- le(un)renard.В истории французскому языку начало заложила культура кельтских народов, населявших бассейн реки Рона и только в 1 в.н.э верхушка городской знати Галлии начала переводить разговорную речь на латынь. Поэтому в основу зарождения языка французов легла фонетика кельтских колонизаций. Народы V1 –V вв. до н.э., населявшие районы Франции с территорий Австрии, Венгрии, Южной Германии, греками – назывались кельтами. Перемешивание народов: бургунды, вестготы, греки, кельты, дали развитию Франкийской народности и этногенезу. Вследствие перерождения и захватнических войн, строения строя, латынь, легла в основу нового разговорного языка в V11 – V111 вв. Зародились две народности: северофранкская (северофранцузская) и южнофранкская (южнофранцузская): они в дальнейшем послужили зарождением французской нации.
 Николь говорила и её голос, нежный и озорной разносился по аудитории. Солнце искрилось за окном, а голуби ворковали ещё звонче, греясь, уже под весенним солнцем. Снег почти стаял: земля, отошедшая от снега, принимала солнечные лучи, всё с большей радостью, впитывая в себя тепло и через некоторое время пробудившуюся зелень жизни и пение птиц. Машины, проезжавшие по дорогам, гудели и визжали тормозами на поворотах. Люди шли вдоль дорог, витрины магазинов отсвечивали множеством огней и товаром, продаваемых в магазинах.
    Иногда звонок в дверях заставлял вздрогнуть вошедших в бюро адвоката или банка.
    Филлип, сидел за столом в библиотеке и писал, медленно перелистывая листы старой пожелтевшей книги. Проходя около его стола, Николь нечаянно обронила карточку и он, подхватив её на весу, протянул ей:
 - Простите, это ваша?
    Его взгляд остановился на глазах Николь; карих и озорных, и, посмотрев ей в глаза с немного серьезным видом, ещё секунду задержавшись на её глазах, он сел за стол.
    Пройдя на  середину зала, Николь тихонько опустила книги на стол и положила карточку. Присев, она начала искать материал о финикийцах, истории поселения первых жителей Франции. Она совсем забыла о парне, подавшем её карточку и, проведя в библиотеке весь день, лишь выходя на тридцать минут, чтобы что-нибудь съесть, опять сидела и выбирала материалы о Франции, его районов. "Завтра, Лемерсье, обязательно спросит её доклад, и ей надо было подготовить его очень тщательно".
    Николь в Аннеси понравилось с первых минут ступив на землю этого города. Не большой, с множеством магазинов, кафе, банков, кантор, весь утопающий в зелени, среди гор и снежных вершин, с вечно приезжающими спортсменами и туристами на гору Монблан, артистами. Целый город отдыхающих; дороги забиты автобусами и машинами, направляющимися в сторону озера и гор, баз спортсменов. Много автобусов и машин, спешащих в Гренобль, вокзалы, заполненные пассажирами в Лион и Ниццу.
    Лето в Аннеси – это вечно спешащие люди; на курорты, кемпинги, спортивные базы, бухты, яхты, и поэтому город казался похожим на большой зал или арену с множеством людей, гудящих автомобилей, мелькающих спортивными костюмами спортсменов и словно все языки земного шара стекались в маленький городок, около Женевского озерка, покрывающего сизой дымкой крыши домов в переливах солнечных и лунных лучей, рассыпая соцветие красок на окна домов и парков.
    Сойдя с поезда, Николь, ещё с перрона почувствовала своеобразный мир гор и воздуха, и, сидя в машине, смотрела на город. Зарегистрировав себя в школе, она пошла, искать себе комнату. Пожилая женщина встретила её приветливо и, показывая комнату с балконом, выходившим на улицу, она предложила:
 - Садитесь, вот эта комната. Здесь жила моя дочь, она сейчас работает в Англии и все её вещи остались в том же виде, что и при ней. Мария уехала четыре года назад, мне она лишь пишет или иногда звонит. Я думаю, что вам здесь понравиться.
 – Хорошо, я согласна. И цена меня устраивает. Я вам плачу за весь год сейчас, и потом, за год. Мне ведь здесь жить пять лет вместе с работой. Я буду учиться в школе международных языков «Баттерфляй» и это хорошо, что вы живёте рядом с улицей Женева и школой. Вас зовут Ани Фатье – меня Николь Шерли. Я из Лиона; живу с отцом и мамой и маленьким братом Жаком, ему 11 лет. Он учится. Папа менеджер нефтяной компании, мама работает в магазине. Меня приняли в школу международных языков. Здесь можно поставить свои вещи?
 – Да, вот сюда. Это шкаф для белья. Здесь вы можете положить ваши вещи. На этой кровати спала Мария. Она любила спать около окна и я оставила всё в том же положении, что и при ней. Ложи свои вещи и сейчас, я думаю, мы выпьем с тобою чаю и пойдем отдыхать. Душ прими в этой комнате.
    Тётя Ани вышла из комнаты в столовую. Николь поставила пакет на пол и достав халат и полотенце, пошла в душ. Пыль за день небольшим слоем легла на её тело, ноги болели от усталости и ей хотелось, после душа сразу в кровать, но отказать в чае тёти Ани она не могла. За целый день она ничего не ела и поэтому, стоя в душе и покрываясь капельками воды, она впитывала свежесть воды в тело.
    Укутавшись в сиреневый коротенький халатик; мягкий и тёплый, в зелёных шлепанцах, она прошла в столовую. Круглый чёрный стол стоял на середине зала в окружении стульев, шторы на окне чуть дрожали от слегка проникающего ветра и множество цветов на стенах, очень поразили Николь. Они висели на одной стене и перемещались на другую. "Словно большая оранжерея", - подумала Николь. Вся комната была окунута в зелень цветов. Тётя Ани очень любила цветы и они росли у неё во всех комнатах. Её квартира состояла из трёх комнат и маленькой кухни. Мебели было мало: небольшой диван стариной работы с гнутыми ножками и обивкой из синего шёлка, плетёное кресло, столик с инкрустированными ножками стоял около дивана, чуть поодаль стола.
    Чай был горячим. Помешивая ложкой в чашке, Николь молчала. Тётя Ани, по-моему, тоже  не очень хотела говорить, поглядывая на уставшую свою новую жительницу. Они сидели за столом и пили чай с джемом из абрикосов. Свет в окнах погас и они легли спать. Николь лежала под одеялом и смотрела, как луна пробиралась по небу еле пробиваясь сквозь штору в комнату. Николь спала. В квартире стояла тишина.

                3

    Выложив доски тёмного цвета, Филлип осторожно протёр их мягкой тканью. На них были какие – то надписи. Некоторые буквы Николь разобрала. Они были греческого происхождения, но некоторые не понятны.
    Филлип сейчас занимался исследованиями греческих поселений, районов, южнее Аннеси и его очень интересовало, а были ли поселения в районах устья реки Роны и около Женевского озера. В его сумке лежали несколько дощечек и инструменты: маленькие лопаточки, кисти. Филлип сидел и писал что-то в тетради. Зажмурив глаза, Николь смотрела сквозь солнечные лучи и разглядывала руки Филлипа, белые и сильные. Он легко преодолевал расстояния в горах и лесу. Верёвки, крючки, карабины лежали около каски. Завтра он должен был сделать восхождение на горе. Красивейшие места с горы открывали вид на озеро, виднеющееся вдалеке под серой дымкой и переплетаясь на горизонте с хребтами Монблана, блестевшего только снежными вершинами.
 – Николь, посмотри, по-моему, готово, можно снимать. Давай варежки, я сниму котелок. На, попробуй.
 – Вкусно, – чуть сморщив нос, ответила Николь.
 Сидя на маленькой табуреточке за столом и вдыхая аромат ухи, Николь, мягко выводя слова, говорила:
 - Ты, Филлип, вот эту надпись на той дощечке, по-моему, не правильно описываешь. Посмотри, вот эта буква, по-моему, 10 в.н.э. и её написание и звучание производится как «a» - алеф с финикийской письменности и надпись. Под изображением читается также, как ты писал в первом исследовании. 
 – Я уже смотрел все справочники и ещё не видел такого написания. Не пойму. Это что – кельтская фонетика, или греческая? Ты, понимаешь, первое поселение Массилии было греческим, это уже позже они, вследствие войн, свои земли наводнили кельтами и иберами, которые и вели торговлю. Вот, я, и хотел выяснить, что, это за надпись на этих дощечках и заодно отдохнуть на озере. Ты, не жалеешь, что приехала сюда? Мне сейчас надо будет кистью попробовать прочистить вот эти места в надписи. Смотри, здесь и иероглифы есть. 
    Его взгляд был уставшим и блеск глаз выдавал огромный интерес к надписям. Он был очень увлечён историей. Весь поглощаясь в работу, иногда давая себе минуты слабости только для того, чтобы они могли с Николь купатся в озере и бегать, вздымая ногами миллиарды брызг. Вечерами серый дымок с гор заволакивал горы и озеро, разливался над лесом. Чайки носились над озером и рекой. Впадение реки Роны в озеро расстилалось под зеленью деревьев и высотой гор, их снежных вершин.
    Нежно укутавшись в одеяло, лёжа в спальных мешках, Николь спрашивала. Её голос, тихий, еле слышный в вечерней мгле, словно журчал водой в озере:
 - Филлип, а ты когда в справочнике смотрел о греческих поселениях, что ты писал о первом исследовании на чёрной дощечке с изображением не то ремесленника, не то жница?
 – Да, я, Николь вначале считал, что это всё-таки латынь, но потом меня натолкнуло на мысль отсутствие  знаков для обозначения гласных, что наводит на мысль о финикийской письменности. Это уже через несколько веков в V11 – V111 вв. уже в разговорном языке франкийских народностей появилась латынь. А эта дощечка, по-моему, V1 в. до н.э. Ты сильно обгорела сегодня на солнце. Сегодня день такой хороший, а ты целый день на воздухе. Смотри, опять яхта. Она сегодня уже от того берега плывёт. Ты на завтра всё собрала? Мы поедем на гору Юра и оттуда в Аннеси.
    Луна медленно поднялась над озером и рекой и звёзды, ещё более яркие, появились на небе. Воздух был напоенным прохладой с воды. Лёгкий шелест воды убаюкивал и Николь, слушая Филлипа, уснула.
    Утро разбудило их пением птиц. Они шумно кричали, летая с дерева на дерево, гоняясь друг за другом и, солнце, яркое уже прижигало потолок палатки. Когда Николь проснулась, Филлипа уже не было. Он собирал табуретки и столик, тихонько потягивая сок из стакана. Осторожно перегружая всё в багажник, Филлип бережно перенёс сумку с дощечками на заднее сидение машины. Николь собрала вещи в сумку, свернула одеяло и простыни. Машина тронулась с места и они по дороге поехали ближе к хребтам.

                4

 Остановившись на базе, Филлип поставил машину под охрану на стоянку для отдыхающих и, сдав вещи на хранение, забрал с собою только альпинистское снаряжение, двинулся в горы. Они должны были вернуться вечером. Осторожно пробираясь вдоль хребта, Филлип, остановился около отвесной скалы.
 – Николь, ты стой внизу. Я один сделаю восхождение. Скала как раз то, что мне хотелось бы преодолеть. Я уже восходил по такой, но та была меньше высотой. Ну, ладно, я пошёл на восхождение.
    Филлип вбивал крючья в скалу. Он зацепив веревку за крючья, сделал первые шаги. Его восхождение было рассчитано на шесть часов. И, когда, он уже был почти на самой вершине скалы, неожиданно зашуршали камни. Николь зажмурила глаза. Верёвка пролетела с Филлипом метров десять и повисла вдоль скалы.  Еле переведя дыхание, Николь открыла глаза. Осторожно, будто боясь увидеть что-то такое, отчего ей стало бы страшно, она всё-таки преодолела себя и посмотрела вверх. Филлип тихонько перебирал верёвку и вновь вбивал крючья, преодолевал метр за метром. До цели восхождения ему оставалось метров пятнадцать и ему теперь вновь надо было преодолевать метры падения и дойти до цели. Николь вытерла слёзы. Её слабенькие плечи слегка подрагивали, но она решила, - "Нет. Плакать, это предательство. Филлип не простит ей такой слабости", - и, она сжав губы и маленькие кулачки, сидела и ждала Филлипа. Восхождение прошло благополучно и Николь впервые поняла, что этот парень с сильными руками и голубыми глазами ей чем-то дорог. Что в нём  было такое, что заставило откликнутся в её сердце.
    Мелькающие мысли о проведённых днях с ним много раз заставляли её вспоминать всё. Его мелодичный голос, в кафе, где они, весело перебегая дорогу в дождь, буквально в ливень, остановились и шутя разговаривая с официантом: Филлип попросил разжечь камин и зажечь свечи, держа её за руку, пили кофе с мороженым, глядя друг другу в глаза, и, смеясь под нежную мелодию, медленно разливающуюся по залу, разговаривали. В зале они были только одни, и только официант осторожно протирал бокалы и ставил их на поднос на небольшой стойке у стены.
 – Николь, ты вся промокла, может быть, сядем поближе к камину и выпьем кофе?
 – Хорошо,- улыбнувшись, Николь перешла к столику у камина.
    Светило яркое солнце и вдруг резкий ливень застал их в пути от дома Филлипа. Они хотели пойти в клуб к Мишели с Николасом. Ещё в понедельник договорились, что в пятницу пойдут в клуб и весь вечер будут вместе. Николас, очень хороший парень и друг Филлипа. Они вместе росли в Аннеси. Позже, Николас, стал бизнесменом. Однажды он побывал в автокатастрофе и вот уже несколько дней находился дома. А теперь они собрались встретиться в клубе. Но сейчас,  по дороге в клуб ливень сменил их планы.
 - Николь,- голос заставил её вздрогнуть, она подняла голову.
    Филлип стоял и кричал ей. Она подскочила и замахала руками, и слёзы ещё сильнее, брызнули из её глаз. Вечером, в комнате отеля базы, она молчала и не хотела говорить. Филлип не понял, что с нею. Он видел в ней перемену и не мог понять, что произошло. Утром, сев в машину, Николь была какая-то уставшая, будто силы покинули её. Всю дорогу она молчала, лишь изредка отвечая на его вопросы. В Аннеси, Филлип, отвёз Николь домой. Тётя Ани встретила их и пригласила попить чаю. Но Филлип отказался, посетовав на усталость и уехал домой.

                5

    Николь не отвечала несколько дней, как бы Филлип не пытался с нею встретиться. Потом, он решил, может быть расстаться им. Его сердце заныло: маленькая, озорная, весёлая, кареглазая брюнетка, и он опять уходил домой.
    Уже зимой, когда на улице шёл снег, в комнате Филлипа раздался звонок. Её дыхание он узнал сразу.
 - Что? – сухо спросил он.
 – Прости. Я просто люблю тебя и всё.
 И, телефон замолчал.

 25 -27 июня 2003 года

8. Сублимация любви
Любовь Казазьянц
Рассказ.
Мечты воплощаются в реальность.

 Стоял жаркий июньский день.
Скучающая молодая женщина полдня бродила по магазинам в центре Ташкента. Желая как-то убить время, она заскочила в кондитерскую.
Молодёжь шумно резвилась за столиками. Она смотрела на них с белой завистью, подумала:
"Ах, как быстро летит время! Казалось и я только вчера закончила школу и была так же молода и беззаботна, могла свободно порхать как мотылёк! Незаметно выскочила замуж и так же незаметно развелась. А теперь скоро стукнет тридцать и... никому не нужна..."
Тут она вспомнила, что по дороге домой должна зайти к сапожнику за обувью.
"Не понимаю, Жорик такой красивый парень, ну просто Аппполон, а работает обыкновенным сапожником! Какое несоответствие." Он ей давно нравился.
Проехав на метро до конечной, станции она села на троллейбус, а потом,
выйдя на нужной остановке, пешком дошла до сапожной мастерской. Было семь вечера, жара спала. Он обычно закрывал свою каморку в половине восьмого, так что она пришла как раз вовремя. В каморке горел свет и с улицы она увидела двоих молоденьких девчонок. Одна из них болтала босыми ногами и смеялась, строила ему глазки.
Женщина вошла в каморку, поздоровалась.
-Вам придётся подождать, - сказал вежливо красавчик.
Когда он склонял голову, забивая гвозди, его чёрные кудри свешивались на лицо, прикрывая тёмные с озорным прищуром глаза, и мерно покачивались в такт молотку. В его руках работа спорилась. Он изредка с хитринкой поглядывал на хихикающих девчонок и выдавал очередную шутку, от которой девчонки смеялись ещё громче и заразительнее.
Жанна Александровна, глядя на них, думала:"Вот хохотушки, небось мамы дома дожидаются, а им хоть бы хны. Мёдом им тут намазано что ли! Уже пора до мой, на горшок и спать."
Жорик закончил делать их обувку и отдал одной из девочек, выдав при этом очередную шутку про их ножки. Они расплатились и наконец-то ушли. Жанна и сапожник остались одни. Играло радио. Жорик молчаливо делал свою работу.
У Жанны появилась возможность полюбоваться его мускулистым гибким телом. Жорж, (так она его мысленно называла) летом работал без майки, его каморка сильно накалялась в жару. Она с наслаждением смотрела на его загорелую волосатую грудь, её мысли витали чёрт знает где.
Он что-то спросил, но она не ответила. Он спросил ещё раз, какие набойки поставить на каблуки пластиковые или металлические.
"Странно, - размышляла она, - почему этот неугомонный мою обувь всегда оставляет на закуску, ведь я постоянно приношу её заранее? И что у него на уме? Какие скрытые желания там роятся? Вот бы заглянуть!"
Во время работы Жорж упрямо помалкивал.
Закончив, Жорик аккуратно завернул обувь в пакет и вручил ей.
Когда она брала пакет, их руки на миг соприкоснулись. Она словно ощутила удар тока и резко выдохнула. Он умылся из чайника, обтёрся старым полотенцем, поспешно оделся и проводил её до дому.
Прошло несколько дней похожих друг на друга. Жанна не переставала думать о нём.Каждый день, ложась спать, она представляла в различных вариантах как Жорж под разными предлогами приходит к ней в гости. Однажды она даже на фантазировала как красавчик Аппполон лежит, растянувшись на её диване так явственно, что потом ей показалось, будто это приснилось во сне.
И так, наша героиня оказалась слишком мечтательна для своего возраста. От скуки она даже песенку сочинила про своего сапожника в стиле "рэп":

«Песенка о сапожнике»

"Сапожники, сапожники,
Вы вовсе не пирожники,
Сидите и корпите,
Над гвоздиком своим.

Вы бродите ночами
С холодными плечами,
И бранными словами
Наполнен ваш язык.

Сидите вы в каморке,
В руках у вас - иголки,
И молоток, и шило.
Ни мыла, ни воды.

Больные, злые шутки,
Нет даже и минутки,
Какой-то там минутки,
Сработать для души.

Задумался сапожник:
"Зачем я не пирожник?
За булками и тортом
Спешит к нему народ.

Слетаются как пчёлки
С утра к нему девчонки,
К тортам и шоколадкам
Ведь падок женский род".

А бедненький сапожник, 
Как тягостный заложник,
Ничем не промышляет,
Приманку не найдёт.
 
Ему б нужна девчонка,
Хоть плохонька кофтёнка,
Верней на всей планете
Девчонки не сыскать."*

В один прекрасный день у неё отлетел каблук и ей снова пришлось обратиться за помощью к "личному" сапожнику. Она с радостью поспешила к нему в каморку. Но надежды увидеть его ничем не оправдались: на двери висел замок. Расстроенная Жанна вернулась домой. На следующий день на двери его сарайчика снова висел замок и занавески опущены.
Последующие выходные она в грусти и печали провела дома.
В понедельник, после работы, Жанна на всякий случай пошла заглянуть в сапожную мастерскую. Она твёрдо решила пригласить Жоржа к себе на чай. Ещё издали увидела свет в его каморке, и сердце её возликовало от бурного прилива радости. Она, чуть ли не бегом влетела в его каморку. Но Жорж даже внимания на неё не обратил. Он был занят, выслушивая недовольство по поводу отлетевшей подмётки от туфли некой молодой особы после его ремонта. Та стояла перед ним в непристойно короткой юбке, явно демонстрируя стройные ножки. Потом Жорж холодно предложил Жанне оставить обувь и обещал занести ей домой на следующий день после работы.
От этих слов у неё аж дыхание спёрло.
"Боже мой! Неужели мои мечты воплощаются!" - покраснев, подумала она и, окрылённая любовными надеждами, понеслась домой.
На следующий день Жанна с нетерпением ждала вечера, приготовила вкусный обед.  Жорж пришёл после работы, как обещал, принёс обувь. Он попросил есть. Она с радостью накормила его. Во истину, «путь к сердцу мужчины лежит через его желудок»! Они послушали музыку. А потом началось самое интересное: неожиданно Жорж обнял её и признался, что давно искал повод придти к ней, что безумно хочет её. Он говорил всё это, растянувшись у неё на диване. Этой безумной ночью их тела и души слились в необъятной гармонии любви.

9. Шкатулка на ночь
Любовь Казазьянц
Реальная любовь всегда прекрасней любой самой феерической фантазии.

"Надо бы купить фруктов! Хочется чего-то эдакого, экзотического" - подумала Фарлина, бродя по универсаму. И вдруг она резко притормозила тележку с покупками, вперившись глазами в стоящего у прилавка статного атлета безупречной внешности, похожего на кинозвезду. "М-м-да, от такого мужчины и я бы не отказалась! Надо же,а он на меня поглядывает. Вот бы познакомиться... Ой, уже уходит. Даже полюбоваться на себя не дал. Мне всегда не везёт! Ах, такой лакомый кусочек, достанется другим. А мне – одни отходы, вроде нашего кретина – босса. Хотя надо заметить, что внешние данные у него на уровне. Но что – он, по сравнению с этаким Аполоном? Просто тюфяк и брюзга."
Она схватила с полки пакет ананасов и с недовольным видом швырнула в полупустую тележку.
"Того нельзя, этого нельзя, ...надоела мне эта чёртова диета. В конце концов, могу я себе позволить немного расслабиться!"
Фарлина расплатилась у кассы и вышла из прохладного магазина в уличное марево "хамсина". Она шла, искоса поглядывая на своё отражение в витрине.
"Ну ладно, - успокаивала она себя, - нечего расстраиваться. Если на меня такие красавчики обращают внимание, то я ещё хорошо сохранилась. Да, надо не забыть завтра, после работы - очередь к массажисту."
Она небрежно переложила купленные продукты из тележки в багажник своего оранжевого авто и укатила домой.
На следующий день утром Фарлина прихорашивалась перед зеркалом,
собирая густые тёмно-рыжие кудри на затылке, заметила морщинку под левым веком.
"Ах, - вздохнула она, - время накладывает свои отметины. Скоро я буду выглядеть как моя сестра Эстер. Правда, я ещё сравнительно молода. Но когда спрашивают сколько мне лет, стараюсь скрыть, что уже 35... Чуть не забыла, сегодня надо одеться понарядней, у шефа будут гости. Прямо не знаю, что надеть! Голову сломаешь с этими нарядами. Ага, вот этот розовый костюмчик как раз подойдёт, - и она приложила к груди костюм. - Да, да, то что нужно. Ой, опаздываю!" - воскликнула Фарлина.
Сбросив шёлковый пеньюар на застеленную кровать, она поспешно переоделась, подхватила сумочку, влезла в туфли на каблуках (подходящего цвета). И выскочила за дверь. Но на пороге наткнулась на какой-то странный свёрток. Фарлина подняла пакет и, заглянув внутрь, заметила, что посылка обёрнута подарочной бумагой и обвязана пёстрой лентой. Сверху указан её адрес и фамилия. Она взглянула на адрес отправителя и удивлённо приподняла плечи.
"Какое странное название – Пар-гис-тан! Никогда не слышала, что есть такая страна, - подумала она. Вернулась, поставила посылку на обувную тумбу у входа. - Однако, интригует, может подшутить вздумали? Жаль, смотреть - времени нет."
Она снова захлопнула дверь и умчалась на работу в своём апельсиновом "опеле".
Весь день Фарлина размышляла о посылке, старалась угадать, что в ней. Судя по небольшому объёму, ей представлялись то шикарные французские духи, то косметика. Из-за болезненного любопытства она вела себя на рабочем месте рассеяно. Шеф посмел заметить вслух:
-Фарлина, ты сегодня что-то не то съела или влюбилась?
Она даже не удостоила босса взглядом, только высокомерно хмыкнула на его колкость и демонстративно повернулась к нему спиной.
Шефа звали Грегор. В беседах с подчинёнными он любил подчёркивать, что его брокерская фирма процветает благодаря способностям умелого управления, что он советует работникам неукоснительно выполнять дисциплинарные требования. А так же умеет подколоть с иронией. Вообще-то он любил «пудрить мозги». Его любимая фраза: "Надо предупреждать нарушения, прежде, чем работник начинает нарушать требования начальства."
Что касается характера, то Грегор был просто педантом: не признавал никаких ювелирных украшений кроме швейцарских золотых часов. Он считал,
что мужчину украшает седина и шикарный галстук, подобранный в тон к дорогому костюму. Грегор был холост, хотя ему – за сорок. Его лозунгом была излюбленная фраза: "Мужчина должен как фрукт созреть для женитьбы. Вначале фрукт поспевает, а потом сам падает в корзинку, то есть в женское лоно."
По мнению Фарлины, Грегор, сравнительно с другими мужчинами, недостаточно оригинален, но внешность, положение и финансовый ореол - подкупают. Человек он порядочный, но часто бывает таким занудой, что хочется бежать, сломя голову, куда-нибудь в тридевятое царство, чтобы хоть немного отвлечься и не слышать назойливого голоса шефа.
От его нравоучений настроение у Фарлины резко упало, ей захотелось домой, расслабиться и поскорее заглянуть в посылку-сюрприз. Таким образом, после четырёх по полудни, Фарлина, жалуясь на нестерпимую головную боль, упорхнула с работы.
Она быстрее обычного доехала до дому, и, не успев войти в коридор, нетерпеливо разорвала пакет с посылкой, в котором находился сюрприз, присланный из несуществующей страны. Подарочная обёртка выглядела необычно – с восточными золочёными картинками из книги сказок «Тысяча и одна ночь», перевязанная широкой пёстрой лентой. Медленно раскрывая обёрточную бумагу, Фарлина разглядывала с детства знакомые сюжеты.
-Вот жестокий Шахриар, вот Аладин с принцессой Жасмин на ковре-самолёте, вот Али-баба перед раздвигающейся скалой... - зачарованно шептала она. - А вот и подарок!
Фарлина держала в руках необычную шкатулку из тяжёлого бархатно-синего, матового, как ночь, камня. Покрутив шкатулку, любуясь необыкновенной работой, она подумала:"Видимо предназначается для ювелирных украшений. У меня их много, теперь будет куда положить."
Но неожиданно зазвонил телефон. Это оказался её массажист – Рип. Он попросил приехать пораньше. Фарлина торопливо приняла душ и уехала на массаж. Там она встретила подругу. Они решили после процедуры пойти в ближайший бар попить кофе и поболтать о том, о сём.
Домой Фарлина вернулась в десятом часу. Включила свет в комнате. Шкатулка стояла на туалетном столике, матовая поверхность притягивала взгляд.
-Интересно, что там внутри?- прошептала молодая женщина и, умирая от любопытства, открыла шкатулку.
Зазвучала незнакомая восточная мелодия. Фарлина разочарованно вздохнула, обнаружив, что внутри ничего нет, не считая изящного изображения распустившегося цветка лотоса из перламутра на дне шкатулки и непонятных выпуклых иероглифов на обратной стороне крышки.
"Что бы это значило?"
И тут, словно в ответ, она увидела маленькую записочку на пергаменте с английским текстом, внизу – поскриптум - "читать вслух". Фарлина покрутила записочку в руке. "Не иначе чей-то глупый розыгрыш."
И она начала мысленно перебирать имена друзей и знакомых, но так и не обнаружила подходящей кандидатуры шутника.
Ей захотелось пить. На кухне она налила стакан соку и, выпив залпом, пошла в ванную, умылась. Вытираясь душистым махровым полотенцем, Фарлина взглянула в зеркало.
"Неплохо выгляжу. Мне бы сейчас мужчину, да попроворнее... Ишь, размечталась, сероглазая!.. Ладно, надо в постельку, а то завтра не поднимусь."
Она вошла в спальню, медленно разделась и села на кровать, но прежде чем выключить свет в спальне, снова взяла в руки шкатулку.
"Полюбопытствуем, что же в записке?" - подумала она и развернула клочок перга-
мента. Там было всего две строчки:
-Кто шкатулку сию открывает, Джи-Джи на волю выпускает. Удивись. Цветком Лотоса насладись!
Фарлина не заметила, как выполнила требование загадочного дарителя, прочитала записку вслух. Вдруг она почувствовала на себе чей-то обжигающий желанием взгляд. Повернув голову, Фарлина увидела стоящего рядом полуобнажённого атлета, на которого загляделась в магазине. Его призывная улыбка могла свести с ума самую недоступную женщину на свете.
"Ах, вот как выглядит Джи-Джи?!.. Подарочек кстати, как раз то, чего мне недоставало в жизни!" - подумала Фарлина, тая от горячего поцелуя. Мужские ласки пробудили в ней дремлющие желания. Бурлящая страсть затмила все остальные чувства. (В женщине иногда просыпаются дикие желания.)
Какие у неё теперь были ночи! ... Пьянящие, страстные и полные вдохновения. Она никогда ещё не испытывала такого счастливого наслаждения. Волшебный секс превзошёл все её самые смелые мечты.

Прошёл месяц. Неожиданно для окружающих, Фарлина расцвела пуще прежнего. Босс, замечая это, сходил по ней с ума, а она, как назло всё больше дразнила его, откровенно провоцируя.
Однажды, поздно вечером, после просмотра эротического фильма, ложась спать, Фарлина представила босса в постели. (Ей почему-то показалось, что из него выйдет неплохой любовник.) На сон грядущий она прочитала вслух заклинание, держа шкатулку в руках. И тотчас, перед ней появился улыбающийся шеф, в ночной пижаме. Он разлёгся на её кровати в самой непринуждённой позе.
"А он не плохо смотрится в постели, - с ехидством подумала она,- вот бы завтра ему рассказать о проведённой с ним ночи! Да он свихнётся от ревности к самому себе..."
-Начнём! – томно прошептал босс.
Утром она проснулась с трудом, Грегор всю ночь с ней вытворял такое... Теперь она имела представление какой он неотразимый в постели.
На работе Фарлина не могла без стеснения смотреть начальнику в глаза. Теперь она одевалась с особенной тщательностью.
Недели две Фарлину мучила идея - проверить каков Грегор в постели в реальности. Она придумала как осуществить эту затею. Ведь не всегда «путь к сердцу мужчины лежит через его желудок»! И вот что предприняла эта хитрая бестия: вызвать в предмете своей неуемной страсти порыв дерзкой ревности. Она договорилась со своим двоюродным братом, чтоб тот звонил ей на работу каждый день и назначал свиданья. Телефоны у них были параллельными. Шеф мог незаметно подслушать их чириканье. Так и произошло. В очередной раз их показного воркования, Грегор выскочил из своего кабинета как ошпаренный, выхватил у неё телефонную трубку и чтобы услышал абонент, так на неё наорал, что ей на месте захотелось сквозь землю провалиться. От обиды Фарлина даже расплакалась. Что выглядело очень убедительно.
После рабочего дня шеф срочно вызвал Фарлину к себе в кабинет под предлогом проверки какой-то подписи. Просмотрев дела, плавно перевёл разговор в надлежащее русло.
-Будьте так любезны, простите своего босса-невежу, наорал на вас незаслуженно. Согласитесь, нельзя же столько говорить по телефону по личным вопросам! Обещайте мне больше не злоупотреблять моим терпением. А в знак примирения я приглашаю вас завтра вечером в ресторан. Вы согласны?
Фарлина обратила внимания на выражение его лица, мол, только попробуй отказать, я тебе такую жизнь устрою, мало не покажется...
"Что и требовалось доказать, дорогой мой, - ликуя, подумала Фарлина. – Получилось", – мысленно торжествовала она.
Грегор подъехал к её дому ровно в восемь. Она наблюдала за ним из зашторенного окна уже готовая к выходу. Когда она распахнула дверь, Грегор открыл рот от восхищения: он увидел свою королеву во всём великолепии. Каких только комплиментов не наговорил он в этот вечер, а Фарлина принимала их со снисходительной улыбкой, но на самом деле она была счастлива.
Прошло время. И только через месяц после свадьбы Фарлина осмелилась рассказать мужу о шкатулке. Что тут началось! ... Грегор устроил грандиозный скандал и допрос с пристрастием. Но когда буря миновала, он нашёл веское оправдание в пользу жены.
-Дорогая, прости меня за глупую ревность, я не должен сердиться на тебя, ведь ты использовала эту проклятую шкатулку до нашего брака?
-Конечно, милый! Обещаю, я никогда ею больше не воспользуюсь, - взмолилась Фарлина, а сама подумала: «Ты никогда не узнаешь, что я была с тобой раньше, нежели ты этого захотел.»
-Любимая, давай отдадим эту диковинную шкатулку кому-нибудь? – вкрадчиво спросил Грегор.
-Что ж, не плохая идея. Но будет лучше если мы будем сдавать её в наём за хорошие деньги, а, как тебе моё предложение? – продолжила мысль Фарлина.
-Как ты себе это представляешь? – удивился Грегор. – Но вообще-то это твоя вещь, тебе и карты в руки.
-Не волнуйся, я сделаю всё через газету.
Через неделю утром за чашкой кофе, Грегор по привычке просматривал газеты и наткнулся на такое объявление: "Одиноким женщинам, желающим скоротать время в приятной неназойливой компании, сдаётся на одну ночь необычайная шкатулка. Подробности по телефону...."(в скобках был указан их домашний номер).
-Что ж, надо извлекать пользу и из неприятных впечатлений! – жуя, промычал Грегор.
Написано 1.10.2005г.

10. Волшебные ниточки из Улетное платьице
Эсти Михейчик
     — Давным-давно, — начала подружка принцессы-рябинки, — в одном селе жили-были и дружили три девочки — Марьюшка, Дарьюшкаи Забавушка. Время бежало, они выросли и стали очень красивыми девушками. И надо же такому случиться — влюбились в одного и того же парня. Да и трудно былоне полюбить его,ведь он был первый во всех соревнованиях —быстрее всех скачет на своём коне, стреляет без промаха, а поёт и танцует так, что заслушаешься и не усидишь на месте. Вот только был он одинаково ласков со всеми девушками и ни-кого из тех троих не назвал своей любимой.

      Наступил лихой год — напали на их родную сторонушку враги лютые. Все молодые ребята и взрослые мужчины стали собираться на битву — точили сабли острые, чинили кольчугистальные. А молодые девушки и женщины помогали им, чем могли: шили для воинов одеждукрепкую да тёплую, готовили еду сытую.

     Подумала Марьюшка и решила связать тому,кто так ей нравился, рубашку, которая прибавляла бы ему сил. Семья её была небогатая, но рукодельная. Как учила мама, девушка нарвала крапивы жгучей, полыни пахучей и осоки могучей, положила траву в водичку ключевую, потом расчесала гребнем костяным, села за прялку и приготовила большой клубок пряжи.

    А Дарьюшка надумала связать полюбившемуся парню рубашку, чтобы оберегала она от болезней и ран. Её семья славилась изготовлением пряжи изо льна, который они выращивали на своём поле. И девушка спряла изо льна большой клубок пряжи.

     Семья же Забавушки разводила овечек с мягкой белой шерстью. И эта девушка захотела связать любимому тёплую рубашку, чтобы мороз жгучий, да ветер колючий были ему нипочём. Взяла она высушенную и расчёсанную кудель и тоже спряла большой клубок шерстяной пряжи.

      Работали девушки целый день, устали. А когда легли спать, то ночью всем троим приснился
один и тот же сон: будто бегут три маленьких ручейка по лесу, и на один из них вдруг падает
громадное дерево. С большим трудом ручеёк смог просочиться под его стволом и поспешил дальше. На второй ручеёк откуда ни возьмись свалился огромный камень. И ему, чтобы про-
должить свой бег, пришлось сделать немалый крюк. На пути третьего ручейка оказалось об-
ширное болото, из которого слабому потоку было очень трудно выбираться. И только когда
все три ручейка, наконец, встретились и стали одной большой рекой, уже никакие препят-
ствия не были им опасны — вместе они стали сильные!

     Утром три девушки — Марьюшка, Дарьюшка и Забавушка сошлись у колодца, рассказали друг другу свои сны и решили, что надо соединить нитки из трёх клубков и связать одну рубашку. Тогда тот, кого они любят, станет сильным и ему не страшны будут ни холод, ни болезни.
Так подружки и сделали. Связали красивую рубашку и подарили её доброму молодцу.

      И когда собрались все воины, то вместе с ними в этой рубашке он и уехал на битву с врагом.
      Прошло время, и возвратилась дружина с победой. Вернулся и тот молодец — живой и невредимый. Да не один, а с двумя друзьями —такими же статными и сильными парнями. От взгляда их весёлых и добрых глаз сразу закраснелись девичьи щёки.

       Поклонились трое молодых богатырей девушкам и сказали, что встретились и сдружились они на войне. А спасла им жизнь и помогла перенести все невзгоды... рубашка, которую девушки связали и подарили одному из них. Дело было так.

      Когда ранили одного молодого ратника и нужно было чем-то перевязать его, друг от-
дал ему свою рубашку, и та за ночь залечилараны.

      В другой раз ударил такой сильный мороз и замела такая злая вьюга, что пробирало до костей,а надо было охранять спящих солдат. Эту рубашку надел второй парень, которому выпало дежурить ночью. Ему в ней было тепло, поэтому он не прятался от пронизывающего ветра и
смог вовремя заметить приближающегося врага и всех предупредить.

       А однажды у третьего друга почти иссякли силы во время долгого боя, и тогда рубашку накинули на него. В ней он без устали продолжал гнать неприятеля, и враг был побит.
— Коли любы мы вам, — закончили свой рассказ добры молодцы, — выходите за нас замуж.
Они были девушкам очень любы, поэтому скоро сыграли три весёлые свадьбы.

     Марьюшка вышла замуж за молодца, которому её пряжа прибавила сил. Увёз он её в свой
большой красивый дом в лесную сторонку.
     Дарьюшка стала женой того, чьи раны быстро залечила её пряжа. Уехали они вместе в озёр-
ную сторонку, откуда был родом её суженый.
     А Забавушка вышла замуж за парня, которого её пряжа согрела в лютый мороз. Им ока-
зался тот самый добрый молодец, которого она уже давно любила. Остались они жить в родной
сторонке.
      Все три пары жили счастливо, народили много детишек. И обязательно раз в год они
встречались — рассказывали друг другу о своём житье-бытье и радовались успехам каждого.
А если надо, то и помогали друг другу в трудностях.

      — Вот так простые ниточки, которые были сделаны с большой любовью, оказались проч-
нее врагов лютых, клинков стальных и расстояний больших! — закончила свой рассказ рябинка.

11. Женщина с шалью
Владимир Михайлов 2
На душе было дискомфортно, как в вагоне пригородного поезда. Войдя в него, отыскал удобное место и сел.
- Теперь можно ехать, - достал кроссворды и ручку.
Отгородившись от окружающего мира, погрузился в свободные клетки, заполняя их нужными словами.
А между тем, суета множила число пассажиров. Спрессованные теснотой, они ждали отправления поезда. От жары таяли голоса. Лишь один капризный ребёнок громко плакал, испытывая нервы терпеливой мамы.
Вдруг, совсем внезапно, меня оторвали от кроссворда и пронизали насквозь невидимые лучи, умывая мягким светом глаз. Это была женщина. От её взгляда в вагоне стало уютно и светло. Совсем рядом, словно журчащий ручеёк, уже не плакал, а смеялся ребёнок. Взбадривалось тело, не замечая, как душа и сердце вступали в сговор против ног.
- Нам пора выходить! - кто-то слегка толкнул меня в плечо.
Ноги послушно выполнили команду, а душа и сердце настаивали остаться.
Тронулись колёсные пары, унося поезд с незнакомкой. Ноги продолжали путь в противоположную сторону.
Эх, знали бы ноги, уносящие тело, что душа и сердце остались в ушедшем вагоне - около женщины с шалью.

12. Хвала лету. этюд
Владимир Михайлов 2
 Ну, что нам осень? Чего стОят её плаксивые тучи? А говорят, они сильны, могучи... Умытые дождём лишь ярче станут лапы сосен. Не в радость нам, гонимых ветром, листьев суета. Вот лето - это да! Когда диск яркий пучок лучей опустит на луга. Согреется земля. Цветами улыбнётся. Зачем нам грустная пора, которая очей нисколько не чарует. Костёр листвы не то, чтобы огнём - холодом дышит.
Перешагнём зиму. С любимою вдвоём в ладонях лета жар мы сохраним. Одежду сбросим, грусть, тоску, печаль... А на ветру, в любимых мной руках, как стяг, из тонкой ткани шаль...

13. Сентименталь
Анаста
Я желаю остаться в темноте. Я желаю снять тонкий ситец со своих плеч, стянуть и бросить к твоим ногам. Тоненькое платьице станет ледяным озером между нами.

Тсссс... куда ты спешишь? В темноте все краски теряют смысл. В темноте возрождается ощущение - щекотящее, пугливое, любопытное. Оно так и рвется, так и шипит жарким дыханием на коже.

В черном углу ты сидишь и пристально смотришь на меня. В твоих синих глазах пляшет интерес и нетерпение.

Соль на губах.
 Оголенный затылок.
Дрожь в пальцах и неуверенная поступь.

Медленный ритм и неуверенная поступь на кончиках пальцев.

Я пытаюсь кружиться, Я пытаюсь потерять равновесие.

Крепкие пальцы сжали мои запястья, и я увидела море в твоих глазах - синее, глубокое море. вздох, дыши... Дыши!!!
 
Ты стирал мою память каждым своим прикосновением. От тебя пахло корицей. Мы кружились в танце посреди комнаты. И темнота шептала нам неприличные секреты, и я пыталась улыбаться, а ты желал стереть мою память.

Каждый шаг был близок поцелую.
Каждый взмах руки был близок к падению.
Ты приоткрывал дверь в будущее и крепко держал меня.

Озеро под ногами, соль на губах. И ощущение обволакивающей темноты....

14. С лёгкой горечью миндаля
Владимир Крылов
Я ждал Вику в метро. Зная её необычную для женщин пунктуальность, я пришёл заранее и теперь стоял, погружённый в свои невесёлые мысли. Мимо пробегали нарядные, по-летнему легко одетые девушки, хотя уже было начало осени. Краешком своих лукавых глазок они оценивали мой роскошный букет и заинтересованно  переводили взгляд на его обладателя. Но мне было не до них. Не раз моя жизнь закручивалась в такие сюжеты, что, прочитав подобное в рассказе, я не поверил бы автору….
Вот и сейчас я ждал для серьёзного разговора женщину, которая дарила мне своё тело, но не душу, а любила сумасшедшей, единственной в её жизни поздней любовью мужчину, который жил за морем в другой стране, с другой женщиной, родившей ему детей….  Я знал, что этим летом, после нескольких лет разлуки, Сергей приезжал к Вике.
  Приехав из отпуска, я не находил себе места. 
   Через неделю после того, как, по моим расчётам, Сергей должен был уехать, я всё-таки не вытерпел и позвонил, натужно оправдывая сам себя, что звоню только потому, что уже начинаются занятия на курсах парикмахеров, на которые она мечтала поступить, чтобы иметь профессию, а не перебиваться заработками няни или уборщицы. Я собирался обеспечить их оплату. И вот, с дрожью в теле, я опять слышу её голосок!
   Я уже изучил её интонации и, договариваясь по телефону о встрече, понял, что настроение у неё неважное. Не было и следов того мурлыканья и хохотков, которые она источала во время наших прежних разговоров. Тон её был сдержанно-корректен, и не более. Мне с трудом удалось договориться о встрече. Так что я шёл на свидание, будучи на 95% уверен, что это - последняя наша встреча. 
   Мои мысли прервались вспышкой огненно-рыжих кудрей в текущей мимо толпе. Таких роскошных волос не может быть ни у кого, кроме неё! Но – увы! – они были стянуты и заколоты какими-то скрепками… Мои худшие предположения подтверждались: разве может женщина соорудить  такую гадкую  причёску, идя на желанное свидание? Где они - очаровательнейшие локоны, кокетливо обрамлявшие её лицо при прежних свиданиях? Правда, она шла с работы, но всё равно... 
     Уж, конечно, под руку она меня  не взяла и тихонько возмущалась, когда я менял направление движения, а она по инерции проскакивала дальше. Когда я направил её к дверям японского ресторана, она, опешив (видно было, что она совершенно этого не ожидала, в отличие от предыдущих наших встреч, когда она шествовала в рестораны с гордо задранным носиком), произнесла: "Может, не надо?" - чем ещё более укрепила мои предположения: она не хотела потворствовать моим финансовым затратам при её отрицательном настрое. Видимо, рассчитывала просто  коротенько поговорить и расстаться навсегда.
     Но мне уже было всё равно. Я решил идти до конца: выполню всё по полной программе, хоть сам удовольствие получу, впервые посещу японский ресторан. Давно хотелось попробовать хвалёные суши. Да и не зря же я вырядился в свой лучший костюм! Покажу ей ещё раз, какой я классный парень! И поговорить лучше за столом, поскольку было холодно, и собирался дождь.
     Так что мы вошли и сели за столик. Заказали бутылку сливового вина, оказавшегося замечательно вкусным, с лёгкой горечью миндаля. Она на удивление быстро опорожнилась, и мы заказали вторую, т.е. выпили каждый по бутылке  вина! Слегка захмелели.      
     Пока ели и пили, шёл обычный разговор о новостях в наших жизнях. Внезапно в её сумочке что-то зазвучало, и она, радостно улыбаясь, достала мобильник.      Ей подарили его хозяева, у которых она сейчас работала няней – дешёвенькая модель, но недостижимая для неё: все заработанные деньги уходили на дочку и оплату съёмной квартиры. Мне она свой номер не назвала. Ещё один тревожный симптом! Выспрашивать я, разумеется, не стал.
Любуясь её красотой и в который раз недоумевая, как такая красивая и мудрая женщина так бездарно растратила свою жизнь,  я сказал:
   - Чтобы найти свою царевну, надо перецеловать много лягушек!
     Она неожиданно эмоционально среагировала на эту фразу:
   - Ой, я этого не знала! А... наоборот? Царевича? - смотрела она на меня широко раскрытыми глазами, и даже вся подалась вперёд в ожидании ответа.
     Я был поражён её девически-наивным тоном и выражением лица! Боже, пройдя через такую череду мужиков, сохранить в себе свежесть восприятия 16-летней девочки! Сразу вспомнилось, как год назад, после рассказов о её "подвигах",  на мой осторожный вопрос: "А о принце ты в юности не мечтала?", - она резко и категорично ответила: "Принца я никогда не ждала. Так можно всю жизнь прождать!". А вот теперь пришло и её время мечтать о царевиче. Да только в том болоте, откуда она черпала своих мужиков, царевичи не водятся... И женщина, отдающаяся на первой встрече, без ухаживаний и вообще без затраты каких-либо усилий на её завоевание, не воспринимается как будущая царевна. 
     Ничего этого я ей, разумеется, не сказал, а только улыбнулся:
   - Всё ищешь? Да вот же он! - и указал на себя.
     Она промолчала...
     Но вот всё съедено, почти допита вторая бутылка, и я решил перейти к главному.      
     - Вика, ты знаешь, есть давний русский обычай, когда мужчина надевает женщине на пальчик левой руки перстенёк? Ты знаешь, что он означает?"
     Вика отрицательно помотала головкой.
   - Это означает помолвку, Солнышко! Весной, в кафе у Пушкина я сказал, что не тороплю тебя с ответом, что ещё рано. Но с тех пор минуло лето со всеми его нашими встречами: китайским рестораном, и поездкой к тебе после него, и нашей прогулкой...
   - И другое было... - тихо произнесла она, имея в виду Сергея.
   - Да, и другое, - кивнул я, превозмогая тяжесть этого напоминания. - У тебя было достаточно времени подумать обо всём. И теперь - пора!
      Весь этот монолог она выслушала, насколько я мог судить по выражению её лица, с какой-то болью и горечью в душе, совсем не так, как она слушала меня раньше. Она напряжённо смотрела на меня, словно ожидая получить какой-то  удар, обиду, и готовясь дать отпор.
     Но у меня и в мыслях не было её обижать: я слишком хорошо понимал, что творится в её раздираемой на части душе. На её месте я вёл бы себя, наверное, так же, если не ещё хуже. Я давно уже  решил принять всё, что с ней происходит: она должна пройти через это. Лишь пройдя этот путь, она может прийти ко мне. Только бы у неё хватило ума понять, что это - свидетельство не слабости моей, а силы.
     И я достал красивый, обтянутый розовым атласом футляр в форме сердца, с атласной же розочкой на крышке, и, глядя ей в глаза, открыл его. Там лежал перстень - золотое кольцо с большим янтарём, её любимым камнем. И в этом она тоже оставалась особенной, не скатываясь на банальное: «Лучшие друзья девушек – бриллианты».
   - Вот - перстень. Я надеваю его тебе на пальчик. Да?
     Вика молчала.
   - Да?, - повторил я.
   - А если я скажу "Нет"?    
   - "Значит, ничего не будет".
     И я поместил перстень обратно в футляр, ища глазами официантку: я заранее решил при таком исходе вручить перстень ей.
     Из Викиных глаз потекли слёзы, и она, глядя в сторону, сказала:
   - Я не могу сейчас ничего решить. Я разрываюсь. Дай мне время.
     Опять эти слёзы! Против них я бессилен!
   - Сергей тебе что-нибудь обещал?
     Она усмехнулась и, глядя в стол, горько спросила:
   - Тебе действительно надо  это знать?
   - Ну, может быть, он тебе сказал, что  женится на тебе через полгода.
     Я понимал, что это жестоко, но не мог не спросить. Да и она меня тоже не особенно щадила.
     Она так же горько сказала:
   - Нет, конечно.
   - Вот это мне и было важно знать. И что ж, теперь ты так и будешь убивать свою жизнь, проживая кое-как год за годом в ожидании его нерегулярных летних приездов?
     Она опять заплакала и выкрикнула:
   - Лучше повеситься!
     Я всё-таки надел ей на пальчик перстенёк. Он оказался как раз по размеру и смотрелся очень красиво. Не могу я с ней быть жёстким: она такая хорошая, трогательная...! Собирался я, в случае её "Нет", прямо у неё на глазах подарить перстень официантке, но не смог: во-первых, она не сказала  "Нет", а во-вторых, ... Да нет, в случае её категорического "Нет" я бы так и сделал. Но я видел, что её влечёт ко мне, и мне показалось, что её отношение к Сергею изменилось: раньше при любом воспоминании о нём её лицо расплывалось в блаженной улыбке, невозможно было даже вообразить те горькие интонации, которые звучали сегодня. Собственно, я это и предвидел перед его приездом: реальность редко совпадает с мечтой. В мечтах она разукрасила его во все цвета радуги, отбрасывая, как все влюблённые, всё отрицательное. А оно, видимо, случалось между ними. Недаром однажды она задумчиво сказала: "Женщина, когда очень любит, прощает...". Явно тут имелся в виду Сергей,  поскольку никого больше в своей жизни она не любила. 
     Вика молча, без каких-либо  признаков улыбки, смотрела на перстень на своём пальчике.
   - Тебе нравится?
   - А ты как думаешь? - прошептала она очень серьёзно, с набухшими губами и     слезами в глазах. На её лице читалось: Ну почему ЭТОТ мужчина совершает такие поступки, а не ТОТ, другой? 
     Ну, что ж, Солнышко, всё равно я плох тебе? Как ты сказала однажды: "Ну почему ты не родился позже?". Конечно, было бы здорово, если бы я был помоложе, да покрасивее, да повыше, да побогаче, да познаменитее... Но это уже был бы не я, а совсем другой человек с другим менталитетом. И, скорее всего, он искал бы совсем другую женщину.
     Я вынул из сумки конверт, и из него - пачку тысячерублёвых купюр.
   - Этого хватит тебе на учёбу и на жизнь, пока ты учишься.  Видишь, я сделал это. И это - не прельщение тебя деньгами. Менее всего я бы хотел, чтобы деньги играли какую-либо роль в твоём восприятии меня. И я знаю, что ты - не такая.   Это - отношение мужчины к женщине. Я бы и дня не потерпел, чтобы МОЯ женщина работала на ТАКОЙ работе. Это было бы унизительно для меня. Я бы не чувствовал себя мужчиной. Женщине - не унизительно. Женщине - честь и хвала, что она обеспечивает себя и дочь, честно работая, и все хвалят её работу. А вот её мужчине... Жаль, что ты не начинаешь сейчас учиться и теряешь ещё год. Занятия уже начались.
   - Я знаю, я туда звонила, - прошептала она.
     Как много мне это сказало! Значит, как я и полагал, всё это время она думала о своей мечте, которая проплывает мимо неё, как далёкий парусник на горизонте, а она остаётся на берегу одна со своей шваброй... И стоили ли летние события всех её жертв?
   - Может, пойдёшь учиться?
     Она покачала головой:
   - Мне сейчас платят хорошие деньги. Я впервые могу что-то скопить. Если я соглашусь, то только на будущий год.
     Интересная формулировка: "Если соглашусь"! Будто бы это МНЕ надо, и я её умоляю!
     Я убрал деньги.
   - Вика, я тебе больше не позвоню. Звони, если захочешь. Но не тяни слишком долго: ты же понимаешь, что для меня значит каждый год жизни.
   - Для меня - тоже! - выкрикнула она.
   - Счёт, пожалуйста! - подозвал я официантку.
     Она принесла счёт. Я, раскрыв бумажник, кинул небрежно одну за другой несколько тысячерублёвых купюр и вальяжно бросил: "Мы в расчёте!".
     К чёрту сдачу! К чёрту всё!  К чёрту эти деньги! Зачем они мне? Что я могу на них приобрести? "Money can't buy me love" - пели "Биттлз"... Как бы я хотел не просаживать эти тысячи в ресторанах, а отдавать ей, чтобы она покупала себе и ребёнку действительно нужные вещи! И скромно, но ласково угощала меня на своей кухонке...
     Я взглянул на Вику. Она смотрела на меня исподлобья, её глаза  как-то потемнели, а лицо стало сумрачным. Такой я видел её впервые.
   - Ты разозлился, - с упрёком тихо молвила она.
   -  Ты никогда не видела меня злым и не знаешь, что это такое!
   - Ну, не злой, а... какой-то... безразличный, что ли….
   - Интересно, а чего ты хотела? Я же должен это как-то пережить? Я просто отключился, слава Богу, я это умею!
     Мы вышли.
     Дождик кончился, и промытый воздух был чист и свеж. Смена обстановки привела к смене настроения, и Вика одним из самых лучших своих голосков пропела: "Я запьяне-ела!", хотя по ней этого абсолютно не было видно. Крепка она, однако, к алкоголю! 
     Я тормознул машину, мы плюхнулись на мягкое сиденье, я обнял её, и она восхитительно-податливо приникла ко мне.
     В машине она опять была совсем моя и даже целовалась, чего раньше никогда в машинах не допускала. Я вспоминал, как на первых наших встречах она увёртывалась от моих поцелуев, говорила, что не любит целоваться  и, наконец, однажды, после того, как я назвал её "монстром", призналась, что помнит ЕГО поцелуи. И это было спустя почти год после его приезда. А сейчас не минуло и месяца после их встречи, а она самозабвенно целуется со мной, закрыв глаза, и губки её мягки и нежны и словно полны любви. Единственное сомнение омрачало моё счастье: не было ли это её состояние следствием выпитой бутылки сливового вина?
     Боже, чего бы я ни отдал, чтобы продолжить этот вечер в её квартире! Но дома была дочка….
Вдруг Вика крикнула шофёру:
- Остановите машину!
- Что случилось? – недоумённо спросил я.
- Давай, прогуляемся! Такая хорошая погода! – и она вдруг распустила свои роскошные огненные волосы.
До её дома осталось пройти через парк. Вика обеими руками обхватила огромный букет роз, явно гордясь им и желая продемонстрировать его людям, заполнившим аллею в этот тёплый сентябрьский вечер. Я обнял её за талию, привлёк к себе, и мы медленно пошли, тесно прижавшись друг к другу.  Моя рука сама собой опустилась чуть ниже и начала играть с резинкой её трусиков – последнего рубежа обороны женщины от мужчины под тончайшей тканью полупрозрачного платья. Вопреки моим ожиданиям, она не возмутилась, а лишь разулыбалась, но её лицо вдруг густо покраснело. Я любовался, как она воспламеняется от моего огня.
- Ой! Мне в туфлю камешек попал! Подержи, пожалуйста! – протянула она мне букет и, грациозно изогнувшись и балансируя на одной ноге, стала вытряхивать из туфельки камешек к удовольствию проходящих мужчин, сполна наслаждавшихся этим дивным зрелищем. Если женщина красива, то и всё, что она делает, - восхитительно!
Я воспринял этот камешек как трюк, с помощью которого она попыталась деликатно избавиться от моей нахальной руки и, вернув ей букет, не спешил её обнять, а просто шёл рядом, но она какими-то междометиями, недоумённо-нежными взглядами, подталкиванием округлым бедром и прочими женскими штучками, на которые они так горазды, не произнеся ни слова, совершенно недвусмысленно дала мне понять, что желает «продолжения банкета».
Я вновь её крепко обнял. На этот раз моя рука, обвившись вокруг её тонкого стана, скользнула вверх, и моя ладонь  наполнилась упругой мягкостью её груди, заслонённой розами. Я почувствовал, как бешено колотится её сердечко….
Так мы прошли через весь парк. Шагнув на асфальт улицы, Вика сделала какое-то движение телом, и я понял, что сказка кончилась, и пора убирать руку.
 Мы остановились перед  дверью подъезда: неужели сейчас расстанемся?!
- Олег! – молвила она и замолкла…
Лицо её посерьёзнело, и я, ещё несколько минут назад уверенный, что наше свидание не закончится у её парадной, неотвратимо понял, что вся эта прогулка была устроена для меня как прощальный подарок, а сейчас она готовится произнести роковые слова.
- Не надо рубить хвост собаке по частям – сказал я.
- Надо было раньше сказать... Такой был весёлый... - прошептала она себе еле слышно.
Вика внимательно посмотрела на меня, затем набрала код замка. Тяжёлая железная дверь со скрипом отворилась. Она шагнула в прохладную темноту парадной… Мозг пронзило: «Сейчас позовёт зайти!». Она обернулась и вдруг несколько раз сильно поцеловала меня в губы. Затем, так же внимательно смотря мне в глаза, медленно затворила дверь, разделившую мою жизнь на две части: «до» и «после»…

15. Только предлог
Лариса Довгая
Все врут о любви.
Любовь – это огненный горн, в котором выплавляется золото, и отходит шлак.
А если золота души нет в человеке, как его переплавишь?
Любовь – это звезда. Человеку с поверхности земной кажется она далекой и нестоящей. А подойди ближе – и окажется именно твоим солнцем. Уйдешь ли от него?

Но вместо звезд привлекает внимание бульварный фонарь: ярко и общедоступно. А еще проще – картинка того же фонаря в цветном журнальчике, или экране, даже из дому выходить не надо, что уж искать по всему миру, с его морозами, ветрами, зноем? И с высоты дивана так хороша сказочка, что чья-то знакомая видела настоящий фонарь!

Сидеть, сявки. Я говорю.

Что вы устроили недавно?
Троллейбус. Младая воспитательница (или до сих пор сохранились пионервожатые?) везет группу девчушек-недоростков. Поверх коротких куртяшек (на февральском морозе), поверх неоформившихся грудок - яркие валентинки с красными бантами. И млеют: едем знакомиться с мальчиками. Подарят им записочки с чужой руки по валентинной форме и будут любить! Как настоящие люди!
А пионервожатая, знакомая с любовью по картинкам и по грязи медицинской, давно готова ко всему, везет малолеток «знакомиться», предварительно уложив в сумку коробку презервативов. Мол, все можно, день святого Валентина.
Когда отцы вели дочерей в белой фате к амвону, слышно ли было о подростковых самоубийствах? Смели ли воспитатели вверенных им детей водить «знакомиться»?
Вы не увидите любви в силу ничтожества своего.
Горько.

«…дымовая труба, дымоход, обмуровка видимых повреждений не имеют…», - привычно выводит рука в дежурном журнале.
Были дни, когда я, взрослая женщина, приходила на работу в полнейшем изнеможении. Не помогали сон, питание, таблетки. Из последних сил делала вид: все хорошо!
А перед тем я умерла. Мне сказали на Земле, что я недостойна любви.
И я умерла прежняя. А новая – еще нарождалась в страдании плавильного горна.

- У тебя, что называется, сложный случай с отягчающими обстоятельствами… - подруга Люська морщит свой психологический лоб. – Предложение он тебе делал, на колено становился, ручки-ножки целовал. Во второй раз предложение было принято, ты ему доверилась… Тут просто так по учебнику ситуацию не рассчитаешь…
Достаю припрятываемый НЗ – фляжку с коньяком, отсчитываю в чашки с кофе по пять капель.
- Лучше бы меня пристрелили…
- Это мы проходили. И не это тоже. Чай, не девочка-малолетка.
- Ты так и не поняла… Это как выхожу – руки крестом ко всему миру. Вот я. Я люблю. Стреляйте!
Она достает видавший виды журналистский ежедневник, листает.
- Ага, вот случай. Вспоминает бывший ученик школы номер… кхм… неразборчиво, – зачитывает. – «Был март 1949 года, мы, второклассники, пошли с нашей учительницей В.И. (странно, только инициалы, как же я записывала?) на прогулку в парк Демьяна Бедного (ну, это сейчас парк Фрунзе, других названий что ли для приморского парка не нашлось?), прошли на берег бухты за старой лодочной станцией. Все радовались первому весеннему теплу, и В.И. смеялась с нами, разрешила поднимать мокрые цветные камушки, мы вместе рассматривали их. Вдруг с ней что-то случилось, она вся дрожала. Вновь построила нас парами и вывела на центральную широкую дорожку парка, приказала расходиться по домам. Мы с приятелем вдвоем замедлили за кустами. Я сам видел, как она в ботиках, в хорошем пальто, в нарядной шляпке вошла в море. Был холод, волны совсем небольшие, они уже намочили ее пальто, потом обнимали плечи, потом красноватая шляпка скрылась за ними совсем. Вот так она ушла…»
- Не беспокойся за меня. Внешне все в порядке.
- Но ты оставила хорошую работу, поменяла квартиру, не общаешься с теми, кто есть твои друзья…
- Та работа вымотала меня до последнего. Квартиру мы меняли по семейным обстоятельствам. А те, кто назывался другом, пока у тебя было хорошая работа, и быстро перестал таковым быть, когда ты ушла с нее, - стоят ли они разговора? Вся эта околокультур-мультурная графомань… Добавь сюда травлю, которую они мне устроили. Мне ж докладывали, какую грязь, какую клевету льют на меня. Тоже, из «лучших» побуждений. И это могло дойти до НЕГО. Так, вдруг, не расстаются.
- Если человек ведется на чужое мнение, если не держит своего слова…
- Знаю. Это никчемный человек. Не мужчина. Но разве другие лучше? Все мы ошибаемся. А любовь – взрыв. Опалило, занялось, полыхает. Отчего – дело пятое.
- Ндаа… Внутри огонь, а внешне – все хорошо. Благо, что любовь встречается реже алмазов.

Как-то ненароком она попала в точку. Этот парк Демьяна Бедного… Пляж, старая лодочная станция, кусочек берега, еще никем не захваченный и не загаженный никем. В будни в этом самом месте хорошо дышать в одиночестве, рассматривать море со всеми его изменчивыми подробностями, подкинуть носком туфли цветной камешек. И встретиться с кем-то без посторонних глаз тоже удается.
После апрельских дождей в том году трава взвилась зеленым пламенем, было излишним беспокоить ее, молодую, хотелось дышать свежестью новой листвы. Куст тамариска процвел розовыми шариками, но и этот тонкий флер укрывал от людей. А вот и дощечка, на которую можно присесть.
Звонок мобильного.
- Я уже здесь, иди!
Мир в розовом цвете был чист и светел.
Но странное уже начало происходить. На берегу моря за жидкой стенкой поросли туи.
Где-то грянул оркестр «День Победы». А вдоль кромки шла группа подростков, все ребята и одна девчонка топлесс. Временами она по-цыгански встряхивала костлявыми плечиками и парни с гоготом хватали трясущееся подобие грудей.
Плохое предчувствие занимало душу. Но более сильным было другое, почти физическое ощущение, что два невидимых стража заняли место за моими плечами. И улыбка вспыхнула навстречу идущему:
- Я рада.
А он, человек, от каждого вздоха которого вдруг стала зависеть вся моя жизнь, стал, отведя глаза в сторону, бормотать тихо и полувнятно.
- Я должен уехать… совсем…другие перспективы… будущая жена… квартира…
Женой он назвал другую женщину. Или назовет.
И два небесных стража, два ангела держали эти плечи. Они защищали меня, давая возможность вдохнуть.
И я улыбнулась вновь.
Человек снял очки и спрятал их в нагрудный карман:
- В таких случаях обычно по лицу бьют…
- Обычно? Это обычно?
- Я ухожу. Это решено.
- Решено одним тобой. Ступай.
- А ты?
- А мне надо побыть одной.
Смотрела на его спину с втянутой головой, на длинные ноги в узких джинсах… Перед поворотом остановился, оглянулся, не случилось ли чего?
А со мной все в порядке. Я уже умерла.

…И где-то через полчаса уже я пойду по его следу прочь от розового цвета. И я уже знала, что Всевеликий Бог милосердно посылает ангелов Своих к людям в переломные минуты судьбы. Я уже знала, что ничего худшего не случится.

Возле небольшого памятника воинам-афганцам, средства на который собирали человеки с плачущим сердцем вопреки мнению властей, и смонтированный в ночное время, раздувал медными трубами праздничный марш флотский оркестр. Уже знакомые подростки, уже все в майках, поднесли вялым ветеранам цветы. Вот и Т.Ш. (не хочется расшифровывать инициалы) неподалеку. Стоит, надзирает.
Праздник, не хочется помнить недавних злых стычек с ней. Она же свое не упускает:
- Какие патриоты! Какие патриоты наши молодые ребята!
Перечить ей бесполезно.
- Ну, да, можно и патриотом побыть, раз начальству это нравится. А можно и просто родину любить…
Один из чествуемых повернулся в нашу сторону. Да, да, он, ветхий сморчок с палочкой, бывший начальник лагпункта, от которого наши «мемориальцы» шарахаются.
И девчушка, которая сейчас в майке с изображением ньюйоркских небоскребов впереди ему склабится, и он бы не прочь ее ухватить… И не спросит она с него за своих собственных замордованных в лагерях и на ссылках прабабок. Негламурно. Не знает. Уж Т.Ш. об этом незнании заботится. Так же, как сводничает под надувными сердечками святого Валентина.
Не хочу ее видеть. Ее шестерки уже «поздравили» сына, сбитого машиной, с Днем пострадавших в автоавариях. Она мстительна.

О чем это я? Ах, да.
Камера. Крупный план.

«…противопожарное состояние соответствует требованиям инструкции…», номер и содержание которой каждый должен знать назубок. По каждому предписанному пункту. Подпись. И так каждое дежурство. Во имя безопасности.
А что мы делаем, чтобы обезопасить несмышленышей на огненном участке?

Тетушке Аглае нездоровится.
- Это все 8 Марта! Я не выношу этих общественных сборищ, да еще в этом холодном ДК, но надо же было с девочками повидаться! Опять же, подарок…
Всего подарка – красная революционная гвоздичка с кульком конфет.
- Ну, неужели я бы тебе цветка не привезла?
А девочки – подружки пенсионерки, бывшие соседки и сослуживицы.
Целую ее морщинистую щечку над чистейшим вышитым воротником. Забытый запах ее мыла вызывает легкую трепетность.
- Побереги себя, – начинаю свою песню. – Предвыборный политический балаган, а не радость души. Тут у меня эклерчики свежие, пост, но крем легкий, заварной…
Оставляю ее в кресле, собираю чай. Она чуток надулась. Но женщина берет свое.
- Всегда неудобно себя чувствую, когда меня поздравляют с тем, что я – женщина! Скажи в ответ: поздравляю с тем, что Вы – мужчина! Обидятся. А нас, значит, можно? Раз в году они это изобразят с притопыванием и прихлопыванием, а потом сидят на шее и грубят круглый год! Каковы лицемеры?
Расскажет ли мне сегодня что-либо о возлюбленном своем, вспоминая святых Аглаю и Вонифатия? Отпустила, де, любимого человека, теперь только душа его рядом…
Но ее развернуло в другую сторону.
- И что эти девочки выдумали? Роза Ефимовна, нуу, ты знаешь эту семью, обеспечены, но мальчики там почти все болезненные, сватает к тебе своего племянника Аркадия! Каково? Короче, отдам в хорошие руки с материальной поддержкой…
- Надеюсь, ты поблагодарила Розу Ефимовну?
- А тут Ниночка встряла в разговор, едва Розу Ефимовну не обидела! Говорит, у меня племянник в самом Внештрансе водилой работает. Пьет только дома, зарабатывает хорошенько, и, что важно, мужское здоровье ого-го!
- Надеюсь, ты поблагодарила Ниночку?
- Но тут встряла Викторовна! У них, в группе «Здоровье», весьма интеллигентный гуру. Все книги перечитал, все истолковывает. На баяне играет! Хлипковат, но какие-то мудреные гороскопы совпадают…
- Откуда столько барахла со сватьями и советчицами? Я и так живу хорошо, у меня все есть. Надеюсь, ты поблаго…
- А я еще круче! Сашенька Гришин уходит в запас и возвращается сюда, к маменьке Лидии Сергеевне. Звание! Квартира! Пенсия!
Она торжествует.
- Ах, Аглая, Аглая, и это не мой Вонифатий!
Она долго молчит, ставит на блюдечко допитую чашку.
- Права ты только в одном случае, если твой Вонифатий живым в сердце горит. Даже после смерти.
Опускаю глаза.

- Что происходит? Почему он не видит, что отдает меня на муку?
Припоминает что-то…
- Что мне в моем погибшем имени?.. Кляни меня, но не гони меня. Убей, но не гони меня… Так, кажется, у Тарковского… Так просто!
Ее слезы не капают, падают. Отвесно. Редкие. Крупные. Одна за одной.
Достаю НЗ – фляжку с коньяком. Подливаю в кофе. Только бы она выдержала это.
- До этого, оказывается, я всего лишь влюблялась…
- Ты помнишь тот год, когда этот мелкий глупец меня бросил? Ну, я еще ушла работать в котельную?
- Кажется, что-то было…
- Теперь я тебе говорю: радуйся! Безответная любовь – диамант преображения человека. Сначала погаснет страсть. Это – год, два, три. Но если ты рассмотришь и пронесешь сквозь сжигающую страсть саму любовь – станешь иной.
Смотри, сколько людей вокруг! Мельтешат, развлекаются, хотят спать, жрать, размножаться, не слишком утрудив себя, изворачиваются, лгут сами и оттого верят раскрашенным фальшивкам. И Бог смотрит на них. Достойны ли они огромного святого Дара? Нет. Поэтому любовь реже алмазов. И кому даровано – молчалив.
А желание обладать – из дешевых рекламных бумажек. И девицы попискивают «ах-ах, хочется и мне!» А все обмануты, потому что все навязано, чтобы сделать из нас обслуживающий персонал, производственный фарш. Зачем нам суррогатная морковка? Мы – настоящие, а любовь – тяжелейшее червонное золото награды за все предыдущее, за твою человеческую состоятельность.
Ты помнишь, откуда эта фляга? Твоя память ничего не говорит тебе? Эти дороги Чечни, расстрелы Абхазии? Вот это – правда. И это твое достоинство. Хотя мы женщины, сосуды слабые, хрупкие.
Но человек, не сдавший экзамен на звание «мужчина», не поймет, что есть истинная женщина! Вернется, - значит, достоин твоей любви и человек есть. А не смог взять эту высоту, то он всего лишь предлог, буквица на новом, чистом свитке, на котором ты будешь писать сама новые события своей жизни, вдруг вспыхнувшей всеми лучами, всеми красками, радостями, музыкой. Оглянись, сколько вокруг глухих и слепых? Они готовы принять фонарь за звезду! Теперь весь мир твой. Понимаешь? И твоя огромная боль будет иной. И, преображенная, ты увидишь, какое это счастье – нести любовь! Счастье и Крест. Солнце над головой твоей. Твое солнце!





16. А ветер гнал опавшие листья
Нина Визгина
В плане безответной любви в юности все одинаковы – что белые, что черные, что в Арктике, что в Африке – несчастны, беззащитны и одиноки. И выход из подобной ситуации банально прост – плюнуть и забыть, побежать в противоположную сторону, но не слишком быстро, чтобы не проскочить мимо настоящей любви, любви навсегда.

Как легко это писать, когда подобные переживания остались в далекой промелькнувшей юности, как тяжко писать об этом, потому как раны на сердце, полученные в ту пору не заживают никогда.

В том году стояла удивительная осень, теплая, без дождей и утренних туманов, без сильных ветров и плохих новостей. В конце сентября город продолжал радовать парками и аллеями, расцвеченными богатой осенней палитрой средней полосы России.

После летних каникул, честно отбарабанив на морковных полях, мы с однокурсниками шалело носились по городу, сметая килограммы мороженного в маленьких уличных кафе, еще не успевших исчезнуть с центральных улиц до следующей весны.

В один из таких вечеров и поймал меня Герман. Мы не виделись давно, с того самого веселого Первомая, когда он уезжал на преддипломную практику. Мы познакомились два года назад на одном из студенческих вечеров. Крутясь под безостановочные там-тамы ритмов диско, каждый в своем круге, мы встретились глазами и...

И закрутилась любовь с первого взгляда. Он целовал бережно и нежно, не переходя к наглости и напору. Его снисходительность старшекурсника и моя застенчивость вызывали зависть однокурсниц и уважение его друзей. Много позже я узнала, что ему льстило то внимание мужчин, которое вызывала я своей юной привлекательностью и почти детской наивностью. Тогда мне едва исполнилось восемнадцать, и я еще не осознавала той власти, что давала порой женщине ее красота. Возможно, именно это спасло меня от самой большой ошибки, которую я могла бы тогда совершить и жалеть потом всю жизнь.

Но я была молода и наивна, какими часто бывают девочки, только что окончившие школу с золотой медалью и без особого труда поступившие в престижный ВУЗ.

Он ждал меня после лекций с цветочным букетиком, и мы бродили по городу, выбирая безлюдные уголки парков и скверов. Он любил говорить, а я слушать. Он любил космос, а я любила его. Он мечтал строить межпланетные корабли, а я мечтала быть рядом с ним. Он рассказывал мне о своих замыслах, а я своих молчала, интуитивно чувствуя, что мои мысли его не очень интересуют.

Внезапно он исчез, без объяснений, писем и звонков. Летние каникулы пролетели без забот и хлопот в круговерти родительского внимания и дружеских встреч с бывшими одноклассниками. Истосковавшиеся по дому, мы допоздна кружили с ребятами по улицам, наслаждаясь городскими забавами.

И вдруг такая нечаянная встреча. Герман, слегка приобняв меня, небрежно поздоровался, будто мы расстались накануне, а не почти полгода назад. Я видела, что он был не один – неподалеку его ждали несколько парней и девушек. Из этого общества мне знаком был только один молодой человек – Виктор, самый близкий его друг. Неожиданность встречи вывела меня из душевного равновесия - я не знала, как повести себя в создавшейся ситуации. Одна из барышень его компании весьма настороженно смотрела в нашу сторону и явно была не настроена на знакомство со мной.

Мои развеселившиеся друзья, узнав Германа, окружили нас плотным кольцом и стали, дурачась, водить вокруг хоровод, приговаривая, что не выпустят, пока не увидят страстный поцелуй. Со словами «Да с удовольствием» Герман обнял меня и поцеловал непривычно сильно и странно. Во всяком случае, я не узнавала его, но…

Но как приятен мне был этот поцелуй, как любила я его крепкие мужские объятия. Где же ты был так долго, почему исчез, куда мы идем, кто идет с нами? Я тихо задавала ему вопросы, а он отшучивался, продолжая крепко удерживать меня за плечи, иногда целуя в макушку, которой я едва доставала ему до подбородка.

Так мы оказались в незнакомом доме, где справляли чей-то день рождения. Сейчас, через столько лет, мне смутно помнится тот необычный вечер, который начинался так нежно и романтично, а закончился моей растерянностью и непониманием происходящего. Никогда я не видела, чтобы Герман так много пил. В конце концов, он исчез куда-то, и я решила покинуть чужой праздник.

В слабоосвещенной прихожей мне пришлось столкнуться с целующейся парочкой. Уже выскакивая на улицу, я поняла, что это был мой Герман. Мой? Какой же он мой, раз в объятиях держал другую? Судорожно глотнув свежего воздуха, стараясь не расплакаться от одиночества и нахлынувшей тоски, я поплелась на трамвайную остановку.

«Краски мира поблекли, звезды потускнели, сердце сжалось от потерянной любви» - подобное описание, возможно, и подходило к моему состоянию, но мне было не до мира звезд и сердечных переживаний. Мне было просто очень больно, больно и обидно. Обидно, что ждала и надеялась, больно, что мечтала и любила.

Поздний вечер захватывал город, опустошая дворы, заливая улицы мертвенным светом фонарей и нереальных в неоновой яркости рекламных витрин. Тишина ранней осени нарушалась лишь тихим шорохом падающей листвы и дальним перестуком трамвайных колес. Не хотелось ни о чем думать, только тупо ждать свой транспорт, чтобы быстрее отсюда исчезнуть. Домой, быстрее домой, забраться в постель и забыться спасительным сном. Все забыть, ни о чем не думать, не сожалеть, вернуть покой и равновесие.

Я почти успокоилась, почти поверила, что смогу вернуться к прежнему состоянию, когда все прошло, когда все прощено и забыто, вычеркнуто, зачеркнуто, перечеркнуто… и можно снова дышать полной грудью и с надеждой смотреть в будущее. В то завтра, где не будет его, где возможно будет новая встреча, где меня будут любить, и я буду счастлива.

Мои героические усилия вернуть себе душевное равновесие неожиданно были прерваны накидыванием на плечи шарфа, который я в спешке где-то обронила. Обернувшись, я встретилась глазами с внимательным грустным взглядом Виктора.

- Не бери в голову, - проговорил он тихо, - неприятности у него, но все образуется, поверь. Напрасно ты ушла, - он замолчал, видимо подыскивая слова, способные убедить меня вернуться.

Но я не дала ему возможности продолжать говорить. В это время подошел мой номер, скорее всего это был последний трамвай в этот вечер и я, не попрощавшись, поспешила в последний вагон. Какого же было мое удивление, когда Виктор заскочил в трамвай следом за мной. Он стал вдруг горячо и настойчиво убеждать меня не рвать столь решительно отношения с Германом.

- Да тебе то, что с того, будут у нас с ним отношения или нет, - в сердцах воскликнула я, не в силах более выслушивать его заверения. – Ты еще скажи, что ничего не знаешь и ничего не видел, а мне все померещилось, - уже едва сдерживая слезы, прошептала я.

Трамвай подходил к очередной остановке. Мы ехали молча - я, отвернувшись, смотрела в окно, самый близкий друг моего бывшего поклонника упорно смотрел на меня. Я знала, что Виктор все дальше уезжал от своего дома, но не выходил. В конце концов, я напрямую спросила, чего он добивается, чего от меня хочет.

- Назначь ему встречу, я передам, вы встретитесь, и все наладится. Только на этой неделе, потому как скоро он уезжает на работу в другой город.

Мы договорились, где и когда я буду ждать Германа. Упрямый попутчик мой облегченно вздохнул и выскочил на первой же остановке, на прощание слегка коснувшись губами моей щеки.

Через несколько дней теплым осенним вечером мы встретились на нашем привычном бульваре. Ветер гнал опавшие листья по мокрому асфальту, нашептывая прощальную мелодию засыпающей природе. Ни я, ни Герман не опоздали на назначенное мною рандеву. Герман был изысканно одет, красив и задумчив. Он не волновался, не спешил, но я чувствовала его настороженность и, пожалуй, некоторую растерянность. Он, конечно, извинился, что не проводил меня в тот злополучный вечер, когда напился как свинья, пытаясь забыться от нахлынувших проблем. Да, симпатичное было такое забвение, подумалось мне при вспоминании девицы, которую он тискал тогда в чужой прихожей. Но я ничего не сказала по этому поводу, просто шла рядом и слушала его оправдания.

И, возможно, мое молчаливое внимание и сослужило мне тогда хорошую службу, выведя моего спутника из равновесия. Он внезапно остановился, и приобняв развернул меня к себе так, что наши глаза встретились. Горячее дыхание любимого человека, такого близкого, такого желанного обжигало, затуманивая сознание. И я чувствовала, что готова простить ему все, и буду прощать всегда, лишь бы держал меня так крепко, лишь бы всегда был рядом, так же близко, как сейчас.

- Я не люблю тебя, - вдруг услышала я, - у меня начинается новая жизнь, у меня грандиозные планы, я скоро уезжаю. Напрасно ты мне назначила встречу. На-прас-но! – произнес он по слогам и добавил, - Но главное не в этом, а в том, что, - он сделал небольшую паузу, видимо, для усиления эффекта, а вдруг до меня не дойдет смысл его откровений, - Я тебя не люблю.

Вот так! У всех бывает признание в любви, а я получила признание в нелюбви. Вот так! Выходило, что это я, такая нехорошая, такая нахальная, назначив свидание, вынудила несчастного молодого человека придти на него – придти на встречу к нелюбимой.

От неожиданности услышанного все возражения застряли у меня в горле, я не могла произнести ни звука, только таращилась на него во все глаза, не веря, не осознавая происходящего. Его слова явились для меня до такой степени неожиданными, что я даже не огорчилась. Я и не ждала от него признания в любви,  во всяком случае, в настоящее время, вполне отдавая себе отчет, что не так просты были наши отношения, не до такой степени мы были близки.

Но зачем, почему его друг так настаивал на нашей встрече, заверяя меня, что Герман очень захочет этого свидания? Чтобы вычеркнуть меня из своей жизни, вовсе не надо было таких громких заверений в нелюбви. Я уехала бы на своем трамвае, Герман спокойно улетел бы в другой город, и мы никогда бы больше не увиделись. Разве только так, случайно, на какой-нибудь встрече бывших выпускников в стенах родного института.

Поныло бы мое сердечко и отпустило. Молодо-зелено, со временем все проходит, стихает старая боль, захватывает новое чувство. Не сложилось сейчас, значит, не твое было, отпусти, забудь, твое ждет тебя впереди. Как хорошо, как легко рассуждать, имея за плечами наполовину пройденный собственный жизненный путь. Как трудно такое осознавать в самом начале этого взрослого пути, особенно, когда тебе делают признание в нелюбви.
***
Как сказал тогда в трамвае его друг, крепче затягивая легкий шарфик на моих плечах?
- Не грусти, все уладится, - слегка коснувшись губами моей щеки на прощание.

Ну, что ж, действительно, со временем все уладилось.

Спустя семь лет, спустя долгие семь лет, когда, также легко коснувшись, поцелуем моих губ, Виктор сделает мне предложение руки и сердца, я не выдержу и спрошу его, почему, почему он так усердно добивался нашей встречи с Германом накануне его распределения на работу. Но мой будущий муж так и не ответит на этот вопрос. Впрочем, будучи уже вполне взрослой женщиной, я и сама догадаюсь, почему он так поступил тогда.
***
- Я тебя не люблю, - Герман отодвинул меня в сторону и спокойно продолжил путь.
Я не последовала за ним. Зачем идти за человеком, который только что вытолкнул тебя из своей жизни. Я молча смотрела ему вслед. Надо мной в ночном небе зажигались звезды, осыпая землю светом немыслимо далеких светил. Под ногами небесные огни отражались в мелких лужицах. А ветер все гнал и гнал опавшие листья по пустой аллее, то ли догоняя, то ли убегая от кого-то…

17. Амур - Таинство Любви
Александр Чубанов
Летним воскресным утром, в сквере на дереве, с солнечной стороны, просушивая отсыревшие за ночь крылья, сидело Любовное Божество, Стрелок, Сладострастный Охотник за одинокими сердцами – Амур – белобрысый юноша в синих шортах, подпоясанных кожаным ремешком, и белой майке.

Рядом на ветке висели:
- изящно изогнутый лук с золотым рисунком в виде дубовых листьев;
- розовый колчан со стрелами, отороченный кружевами;
- голубой рюкзачок с изображением двух обручальных колец, украшенный бисером.

Посматривая по сторонам и покачивая босыми ногами, Амур коротал время в ожидании того, кого желал осчастливить…

Наконец, на дорожке появился Объект – Мужчина зрелого возраста, в светлом костюме…

Исполняя давнишний свой ритуал, Сладострастный Охотник улыбнулся,  тихонько запел и стал готовиться к предстоящему таинству:
- уселся удобнее;
- синхронно взмахнул несколько раз руками и крыльями;
- приготовил лук и стрелу.

Тем временем, Объект, задумчиво ступая, оказался под деревом…

Продолжая напевать, Амур уперся ногами и стал прицеливаться…

Хрустнула ветка. Мужчина остановился, поднял голову и увидел Стрелка. Последовал сдавленный возглас, и Объект, уклоняясь от выпущенной стрелы, выскочил на цветочную клумбу.

На своем веку Охотник многое повидал, и привык не останавливаться на половине пути! Он перестал петь, нахмурился, и зарядил вторую стрелу…

Издавая призывы о помощи, Объект "змейкой" побежал по безлюдной аллее. Попасть в него было трудно, и еще одна стрела не достигла цели.

Оскорбленный неблагодарностью, Амур быстро повесил на грудь рюкзачок, прикрепил к поясу колчан, зарядил лук и, расправив крылья, устремился вдогонку…

Мужчина, не переставая кричать, прыгнул в сторону и укрылся за контейнером для мусора, который и отразил очередную стрелу.

Раздосадованный Охотник, интенсивно работая крыльями, на небольшой высоте завис над Объектом, чтоб прицелиться наверняка…

На беду, поблизости лежали грабли, которыми и воспользовался Неблагодарный. Быстрым движением Мужчина выбил лук у Стрелка и, голося на все лады, опять побежал…

Разозленный такой выходкой, Охотник нагнал его, на большей скорости спикировал, и свалил на землю…

Завязалась борьба, в ходе которой, физическая сила оказалась на стороне Мужчины, и он, жестко орудуя кулаками, стал подминать Стрелка под себя…

Вне себя от ярости, последний, сумел расстегнуть рюкзачок, выхватил из него небольшой  пистолет, усыпанный изумрудами, и несколько раз выстрелил Счастливчику в сердце!

18. Болеро
Александр Асмолов
 - Ну, вы знакомьтесь пока, а я ну кухню.
   Светлана серьезно глянула на своего пятнадцатилетнего сына, и тот снисходительно улыбнулся. Пришедший с хозяйкой мужчина сразу понял, что подготовительная беседа была проведена основательно. Возможно не однократно.
 - Будет проще, если станешь называть меня Сергеем, - демократично предложил гость и добавил. - Но на вы. Идет?
 Оба пристально посмотрели друг другу в глаза.
 – А ты – Данила, если не ошибаюсь.
   Парень кивнул.
 - Вот, - протянул плоский пластиковый пакет гость. – Тебе.
   Данила нехотя заглянул внутрь и медленно достал квадратный пакет из плотного картона. В таких раньше были виниловые долгоиграющие пластинки. Парень с любопытством повертел и криво ухмыльнулся:
 - Болеро?

   Они помолчали стараясь не суетиться. Положение обязывало. Оба уважали хозяйку дома. Для одного она была и отцом и матерью, для другого – поздней любовью.

 - Мальчики, - в дверях небольшой комнаты очень вовремя появилась Светлана Николаевна. - К столу.
   Не глядя друг на друга они неловко застыли перед дверью, еще не понимая, как себя вести. Выручила хозяйка. Звонко рассмеявшись, она серьезно и утвердительно заявила:
 - По старшинству.
   Мужчины повиновались. Так было правильнее, когда хозяйка все решала сама.

    За столом разговор не клеился, и все усердно стучали вилками. После дежурных комплементов кулинару красноречие мужского пола иссякло, и они набивали рот, чтобы «отсидеться в окопах». Опять выручила хозяйка.
 - Если не секрет, ты что там Даниле подарил? – ее серьезные глаза озорно сверкнули.
   Мужчины переглянулись, стараясь понять, кто должен отвечать. Ради ее счастливой улыбки они могли пойти на многое. Лишь бы не испортить этот нелепый вечер знакомства.
 - Если по старшинству, - неуверенно произнес Сергей, - то тут такое дело.

   Он замялся, подбирая слова.
   Светлана Николаевна по-девичьи прыснула, прикрывая рот ладонью.

 - Прости, пожалуйста, - она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться вголос. – Ты похож на медведя, который раздавил детскую игрушку и очень переживает. Лучше налей нам шампанского.
 - На троих? – подал голос отпрыск.
 - Мы с тобой договорились, дорогой, - хозяйка неожиданно стала серьезной. – Вот будем отмечать 16 лет…
 - Тогда пойду слушать болеро, - ехидно отозвался Данила.
   Мать вопросительно взглянула на него.
 - Мне Сергей подарил, - многозначно вытаращил глазки парень. – Настоящий винил. Раритет.

   Светлана Николаевна недоверчиво перевела взгляд на гостя. Тот жадно опорожнил высокий стакан сока и откашлялся.
 - Ты говорила, что у вас еще остался стерео проигрыватель для пластинок. Вот я и подумал…
   Гость молча наполнил два бокала шампанским, а в третий плеснул сок.
 - За болеро, - Данила торопливо поднял свой бокал.
 - Ну, во-первых, за знакомство, - тактично поправила его мать.
 - А во-вторых, я лишен голоса еще на год, - парень явно расстроился.
   Над столом нависла тягостная пауза.

 - Давайте, я все же расскажу сначала, - нашелся гость. – А потом выпьем.
   Он вопросительно посмотрел на свою избранницу, и та чуть улыбнулась, давая понять, что не возражает. Получив индульгенцию, мужчина откашлялся и серьезно начал рассказ.

 - Когда я был студентом, хотелось образовываться не только по будущей профессии. Благо в Москве можно было и в театры ходить, и в кино. Почитывал кое-что. И однажды попался мне в руки смешной рассказ.
   Он обвел взглядом притихших хозяев, и понял, что его слушают с интересом.

 - Столичный журналист поехал в командировку на крупный сталелитейный завод. Взять несколько интервью и написать о трудовых подвигах. Это сейчас только «камеди клаб» и «дом два», а в те годы – сводки с полей и ударных строек были. Короче, журналист этот берет, как положено, интервью – трудовые будни, выполнение плана, и напоследок культурная жизнь передовиков. Ему на полном серьезе заявляют, что жить не могут без болеро Равеля. Второй ударник производства тоже оказался фанатом болеро. Как ни странно, третий – тоже.
После пятого болеро у корреспондента крыша поехала окончательно.
 
Последний гвоздь в психическое здоровье инженера человеческих душ вбил машинист прокатного стана, на пятерне которого мог спокойно поместиться памятник вождя мирового пролетариата, установленный перед проходной знаменитого завода. Покручивая ус и выдержав многозначительную паузу, машинист не только поведал о своей тайной страсти к творчеству Равеля, но и попросил журналиста замолвить словечко на радио. Мол, пусть там не забывают рабочих и почаще дают послушать болеро в рабочий полдень.

  Спасло журналиста от нервного срыва признание секретарши директора. Провожая столичного гостя, она призналась, что парторг завода всем строго-настрого приказал говорить о Равеле. Мол, и мы не лыком шиты. Тогда-то уж точно о них в центральной прессе напишут.

  Слушатели за столом хихикнули, с любопытством поглядывая на рассказчика. И он продолжил.

 - Я тогда раз в месяц, после стипендии, наведывался в отдел грампластинок ГУМа и покупал что-нибудь из классики. Продавщица заприметила меня, поскольку тогда молодежь гонялась совсем за другими пластинками. Даже оставляла для меня диски Баха. Очень я органом заинтересовался.

   И вот, заявляюсь я в очередной раз, и с порога – Равеля хочу.

   По взгляду продавщицы понял я, что она тот рассказ не читала. Ну и рассказал о фанатах Мориса Жозефа. Ей так понравилось, что пластинка с болеро у меня появилась незамедлительно. Распираемый предчувствием, я бережно нес это сокровище в студенческое общежитие. Надо ли говорить, что тогда кроме тяжелого металла, там ничего не звучало.

   Представьте себе утро, когда измученные ночным бдением студенты пытаются проснуться, и тут в моей комнате звучит болеро. Перегородки тонкие, да я и дверь в коридор открыл, чтобы, так сказать, массы охватить. Остался жив, потому что рассказ о музыкальной страсти рабочего класса никого не оставлял равнодушным.
   Равель стал так популярен, что его у нас на дискотеке стали крутить. Народ безмерно веселился, когда попадался какой-нибудь новичок, не знавший, кто родился 7 марта 1875 года в маленьком французском городке Сибур. В таком случае два десятка голосов наперебой излагали бедолаге передаваемую из уст в уста байку.
   Скоро это стало напоминать эпидемию.

   Сергей замолчал, ожидая, словно приговора суда, мнение притихших слушателей.

 - И что это та самая пластинка? – не выдержал Данила.
 - Та самая, - кивнул гость.
 - Круто! – парнишка напружинился, с мольбой глядя на мать. – Я пойду. А?
 - Только не поздно, - кивнула она и тихо добавила вслед. – Вот великая сила искусства.

   Они рассмеялись и потянулись за бокалами.
 - За болеро, - улыбаясь, повторила слова сына Светлана Николаевна.
 - Это во-первых, - подхватил Сергей.

   Строгие глаза женщины наполнились теплом и каким-то удивительным счастьем, которое так просто подарить любимому человеку, и которое вспоминается потом всю жизнь.
 - Ты никогда не рассказывал мне эту историю, - она нежно коснулась его ладони.
 - Мне почему-то кажется, - он вновь потянулся к шампанскому, - что у нас появится забавная традиция.
  Она рассмеялась, понимая его намек, и подняла свой бокал навстречу.

 - За болеро.

19. Ищу одинокую душу
Алла Мартиросян
 

*  *  *
          Объявление было написано от руки, коряво, мелким почерком:
           «ИЩУ ОДИНОКУЮ ДУШУ С ЦЕЛЬЮ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОНОЙ В РОДНУЮ!»
          - Вот чудак, ни телефона, ни имени, ни адреса…
          - Разве душа нуждается в параметрах?! – ответ отчетливо прозвучал внутри ее сознания.

          Она невольно улыбнулась! Достала из пакета перочинный нож. Долго тщательно и аккуратно отскабливала листок от штукатурки дома. Некоторые прохожие бросали в нее излишки своих не очень позитивных эмоций, она не обращая ни на кого внимания, продолжала отковыривать клочок бумаги от штукатурки.

          - Кто ты? Чудак, написавший эту ерунду! Здорово, что ты есть! Пусть, я никогда не увижу тебя! Самое главное, я знаю, что ты есть!

          Неожиданно, словно, очнувшись от наваждения, она порвала объявление на мелкие кусочки.
          - Сентиментальная идиотка, дебилка, кретинка (и т.д.), кто-то прикололся, а ты повелась… Фу, дура! Противно! (многократный повтор).

*  *  *
          На следующий день она шла по улице, щедро осыпая прохожих излишками своих не очень позитивных эмоций, пока не наткнулась…

          Объявление было написано от руки, коряво, мелким почерком:
           «ИЩУ ОДИНОКУЮ ДУШУ С ЦЕЛЬЮ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОНОЙ В РОДНУЮ!»
          - Не огорчайся, родная, я с тобой! – слова отчетливо прозвучали внутри ее сознания. Текст объявления поменялся на глазах, тем же корявым несерьезным почерком, теперь было написано:
           «Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ!»

          Она не стала доставать из пакета перочинный нож. Ценою своих ногтей, содранных до подушечек пальцев, отодрала объявление от штукатурки. Ее ярости не было предела.
 
          Она бежала прочь, сжимая в окровавленном кулачке клочки бумаги, готовая разорвать весь мир вместе с неизвестным ей Чудаком, расклеившим эти «дурацкие» объявления, но, по неизвестным ей причинам, ставшим для нее самым родным человеком на свете!

          - Ерунда! Так не бывает! Люди не умеют быть родными друг для друга!

          Ветер, дождь и слезы бесновались в ее душе.
          - Так не бывает! – повторяла она, крепче сжимая в кулачке клочки «дурацкого» объявления. – Так не бывает!
          - Я всегда буду с тобой – слова прозвучали отчетливо, спокойно и уверенно…

*  *  *
          …

          Объявление было написано от руки, коряво, мелким почерком:
           «ИЩУ ОДИНОКУЮ ДУШУ С ЦЕЛЬЮ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОНОЙ В РОДНУЮ!»
          Она улыбнулась, достала из пакета маркер и приписала:
           «ПРИВЕТ, РОДНОЙ!»

          «Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ» - услышала она в ответ, положила маркер обратно в пакет, и продолжила свой путь!

20. Трудный ребенок
Алла Мартиросян
Пациента следует спросить, «что вы решили сделать со своей жизнью, когда были маленьким?»… «Я имею в виду, кем вы хотели кончить свою жизнь?»

Эрик Берн: «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры»


               

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    (Кто поймет этих взрослых, они видят не так, как оно на самом деле)               

               
Когда я была маленькой, я хотела стать героем. Герой никого не боится и всех побеждает.
Помню, мама ведет меня за руку, прохожие останавливаются, трогают меня за щеки, за подбородок, теребят бантики, «Жорина дочка, Жорина».
- папа плохой, плохой,  папа – картежник, - прохожие исчезают, мама крепко держит мою руку. Некоторые не исчезают, говорят:
- Твой папа – хороший!
Мне не нравится, когда они так говорят, потому что, тогда я должна изо всех сил махать руками, кричать, что папа плохой, я его ненавижу!
Я не знала кто такой «папа», что такое «ненавижу».
Когда я была маленькой, я хотела стать героем. Я почти была героем, потому что никого не боялась, даже маму!
Чтобы стать героем, надо было совершить подвиг, но где он находится я не знала. В селе его не было. Однажды я ушла в горы. Шла, шла. Даже услышала запах подвига. Поднимусь на самую макушку горы, внизу море. Потом вниз, потом в гору. Поднялась на самый верх, кругом горы. Нет моря. Расплакалась. Стыдно. Герои не должны плакать, а сама реву еще хлеще. Какой-то дядя спрашивает: «Ты чья?».
Надо сказать: «Я Жорина», но нельзя.
- Я не знаю чья, - обманываю я.
Мужчина принес меня в дом. Там было много детей и женщина. Я ревела как заведенная, даже когда ела какую-то еду. Меня постоянно о чем-то спрашивали, я отвечала неправду. Я не хотела домой к маме, я хотела остаться с ними. Если бы я не разревелась, можно было сказать им, что я стану героем, тогда бы они обрадовались и оставили меня жить вместе с ними.
- Что находится возле твоего дома?
- Море.
Мужчина на мотоцикле отвез меня к маме. Всю жизнь мне будет стыдно за те слезы, герои не должны плакать. Будут другие слезы. Много слез, но стыдится я буду только тех, в горах.

Помню нашу маленькую кухню. Кухня дымится от пара. Так сказочно, вода у самых моих босых ножек. Красиво! Вбегает испуганная соседка, хватает меня на руки, прижимает к груди. Растерянная мама с другой стороны парящей кухни смеется: «Перевернула ванну с кипящим бельем, и ты ж смори, даже капелькой не обожглась». Во мне возмущение, не трогала я ее корыто, я только подошла посмотреть как пар «дымится». На соседкиных руках  вид не сказочный. Потихоньку сползаю на пол. Здесь другое дело. Настоящее поле битвы. Здорово!

Вскоре я подслушаю радостную новость. Мама расскажет одной из своих подружек, как в село приезжала предсказательница и предсказала маме первую дочку, которая принесет много горя и умрет в восемнадцать лет. Умрет несчастной.
Некоторое время я буду на вершине блаженства. Если сама предсказательница сказала, что я умру в восемнадцать лет, значит, я точно стану героем, потому что восемнадцать лет – это не очень старая. У меня куча времени до смерти. Я совершу подвиг и рано умру, как в сказке!

В доме всегда были люди. Разные. Маму хвалили. Она необычная. Она умела лечить маленьких детей. Просто пошепчет, они не плачут. Однажды из соседнего дома прибегает тетя Лиза, «Ой! Ай! Третьи сутки температура… как резаный… из Киева доктор… никто ничего понять не может…». Мама пошла. Она хорошая, только непонятная.

Папу помню плохо. Помню, останавливали пожилые женщины, спешили сказать, что он хороший. Я грубила. Резко грубила. О папе с прохожими говорить нельзя – это тема запретная. Папа меня в карты проиграл, но вместо меня убили младшую сестренку. Эта история рассказывалась по нескольку раз в день всем входящим в дом.
- Почему его не посадили в тюрьму? – спросила я однажды мать.
- Он скрылся, его разыскали и посадили, через год отпустили. В этой жизни нет справедливости.
Несправедливостью для меня была смерть сестры. Во-первых, на ее месте должна была быть я, во-вторых, мне здесь не нравилось, лучше бы Светланка жила.
- За смерть Светы никто не ответит, - сокрушалась мать, - нет справедливости.
Как же нет? А я!? Я отомщу за сестру.

Мне скоро шестнадцать. Люблю бродить по ночам и вдыхать звёзды. Мне жить еще целых два года. Я счастлива, не надо строить планы и создавать семью, приобретать профессию и что-то доказывать. Здесь все что-то доказывают. Я им непонятна. Просто у меня другие проблемы. Я должна отомстить за смерть сестры и найти свой дом. Я точно знала, что родилась в другом месте, в другой семье. В детстве я бы сказала в другой сказке. Там единственное занятие – любовь и забота. Я помню свой дом.

Два месяца живу в глухой деревне в доме отца. Он инвалид, парализован на левую сторону. И с головой не в порядке, гонит всякую пургу. У него и справка есть. Глаза смущают, как-то не вяжутся ни с инвалидностью, ни с гонимостью. Прямо в глаза мне он избегает смотреть. Но все время наблюдает за мной. Я стараюсь не думать о том, что мне предстоит сделать. Сама избегаю его взгляда.

Поздно вечером гаснет свет, пробки выбило. Отец стучит из своей комнаты:
- не бойся, я сейчас войду, свет надо сделать.
Даже смешно, с чего бы я его боялась? И какого хрена стучать, если дверь не запирается. Зажигаю свечу. Папа неуклюже протискивается в комнату, волочет добротный деревянный табурет.
- Это пробки, сейчас сделаю.
- Там ток, надо рубильник отключить.
- Ничего не бойся. Я так.
В груди сжимается ком. Тот самый момент. Момент возмездия. Отец лезет в открытую проводку, имея одну рабочую руку.
- Огонь поближе подержи, не бойся.
Подхожу. Боюсь. Уже не боюсь. Я должна это сделать. Надо только легонько подтолкнуть табурет. Так просто! Убийца Светы будет наказан. Господи! Как же он управляется-то одной рукой, Хоть бы током его не долбануло. Свечу держу двумя руками. Надо взять в одну, в правую. Левой выдернуть табурет. Освобождаю левую руку.
- Папа, вдруг тебя током ударит? – зачем я спросила, голос дрожит.
- Не бойся, дочка, не бойся.
Показалось, он знает о моем замысле. Фраза прозвучала как: «Не бойся, выдергивай». Ноги будто прибиты к полу. Напрягаюсь. Отрываю правую ногу. Получилось. Теперь – левую. Нормально. Причем здесь ноги! Табурет надо выдернуть рукой. Так, приготовься… «Как же я тебя ненавижу, папа». Черт возьми, его сейчас током ударит. О чем это я? Я должна…

Загорается свет. Наши взгляды на мгновение пересекаются. Ничего особенного. Просто взгляд сумасшедшего человека. Уходит молча.  Меня охватывает отчаяние, второй раз я не смогу его убить.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…




ЧАСТЬ ВТОРАЯ

(Низкий поклон доброму человеку, взявшему на себя роль злодея, и тем самым, позволившему мне сыграть роль героя)

               

Отец умер через два года. Попал под поезд.
Я иду по пыльной улице. Солнце жжет голову. Тщетно пытаюсь создать восторг в груди. Убийца наказан! Непрестанно навязывается картинка из нашей совместной жизни; круглый стол, лампочка свисает с небеленого потолка, я что-то записываю в тетрадь, он несет ахинею о КГБ, ЦРУ. Мы курим. Иногда наши взгляды встречаются. Странный взгляд. Из бездны! Он сумасшедший. Откуда мне знать, может быть, у всех сумасшедших такие глаза. Мне уютно и спокойно. Скоро я его убью.

После смерти отца, пожилые односельчанки буквально атаковали меня. Все сговорились заставить меня сказать, что папа был хорошим. Я волчицей впивалась в их горло, материла их отверстия и выступы, пока они не исчезали с поля зрения.

Мама вскорости вышла замуж. Такой «середнячок» на десять лет младше ее и соответственно на десять лет старше меня. Упитанный, коренастый, что-то от мыши: серое и вороватое. Меня называл доченькой, дочуркой, слюняво до рвоты. Мама сердилась, требовала называть его папой.

Как-то возвращаюсь домой страшно голодная. Матери нет дома. Я на кухню.
- Дочурка проголодалась?
Не обращая внимания, шныряю по кастрюлям.
- Борща будешь? Вижу, будешь. Ну что ты как неродная.
- Я сама.
- Немедленно садись за стол, буду за тобой ухаживать. Имею право поухаживать за доченькой? Имею. Садись, садись.
Я села за стол. Он суетится, поучает, как дальше жить. Понятно. Тот самый момент. Просто так он меня не отпустит.
Ставит передо мной тарелку с борщом.
- Чуть перегрел. Сейчас сметанкой заправим.
- Я не ем сметану.
Заходит за спинку стула. Кладет руки на плечи. Кушать расхотелось.
- Ладно, неси свою сметану. Правда, горячо.
Опять засуетился.
- Вот-вот, борщ без сметанки – не борщ.
Может тарелку с борщом надеть ему на голову? Нет! Вульгарно и толку мало. Получится много грязи и криков.  А ведь, не оставит в покое. Неужели, придется. Ой, как не хочется. Делать нечего. Надо стиснуть зубы.
Возвращается на исходную позицию – за спинку стула. Ем борщ. Не выблевать бы. Может, есть помедленнее. Уже ложка по дну тарелки стучит. Его голова над моей. Сейчас слюни потекут. Рука сползает к моей груди.
Пора, тянуть некуда. Придется. Ласково задерживаю руку у самого соска.
- Пап, чайник поставь! – Держа его руку, поднимаю к нему глаза. Улыбаюсь. Есть, поймала! Мышка в клетке.
Он идет ставить чайник. Я – мыть тарелку.
- Давай,  сам помою.
- Теперь моя очередь ухаживать за тобой. Что ты как неродной. Иди за стол. Быстро. Не спорь.
Ставлю на стол чайные принадлежности на одного.
- А ты?
Наклоняюсь к самому его уху, шепчу:
- Теперь моя очередь за тобой ухаживать!
Он распластывается по стулу. Раздвигает ноги. Я наблюдаю за его промежностью. Чайник закипел. Наливаю немного заварки, теперь кипяток. Начинает расстегивать ширинку. За столом! Вот, бескультурщина. Лью медленно, тонкой струйкой. Начинает из ширинки извлекать содержимое. Смотрю ему в глаза. Улыбаюсь. Носик чайника скользит над столом. Его руки опаздывают спасти хозяйство. Нашу идиллию взрывает дикий рев. Продолжаю поливать это растение. Эволюционный процесс становления человека налицо. В нем явно пробудился зверь. Голову не трогаю. Ему еще человеком становиться. Чем же думать станет, если голову поврежу.
Чтобы не испортить скатерть отношу чайник на плиту. За скатерть мать ругать будет. Мне и без того влетит, ее любимую игрушку поломала. Дверь ломится от стука. Иду открывать.

К моему удивлению, мама отнесется к поломке спокойно. Напишу объяснительную, что не удержала чайник. Случай оформят как бытовую травму. Поставят на учет в Детской комнате милиции. Односельчане станут избегать. Окончательно объявят чокнутой. Зато, все оставят в покое.

Пошел мой восемнадцатый год. Жить оставалось совсем мало. Героем я не стала, подвига не совершила. Жизнь прошла впустую. Оставалась мечта о моем настоящем доме. Я точно знала, что родилась в другой семье, в другом царстве, там нет добра и нет зла только любовь и забота.

Ничего не случилось ни в восемнадцать, ни в двадцать, ни в тридцать…. Я научилась мыслить взрослыми категориями и не выделяться из толпы. Иногда получалось. Смерть сестры, обвинение отца в ее убийстве, моя клятва отомстить, так и не нашли своего объяснения. Круговорот жизни затянул те события на самое дно. Я просто помнила. И не больше.

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

(кто поймет этих детей, они видят не так, как оно на самом деле)

               
Мама умирала долго и мучительно. Ни от старости и ни от болезни; она умирала, потому что, не хотела жить. Она умирала, потому что сомневалась.

Что такое смерть?
Повторение? НедвижИмость? Неизменение?
Не важно, ЧТО ты делаешь, не важны последствия твоего деяния. Пока ты тверд и уверен, пока несешь в себе ответственность за последствия, пока способен отвечать за содеянное – ты жив!

Твоею рукою рисуется квадрат. Производится действие – ты живой! В квадрате – жизнь, тобою очерченная. Дальше следует рисовать другой квадрат. Но ты наживаешь на клавишу «повторить». Нажимаешь, потому что так ПРОЩЕ. Квадрат повторяет действие. Квадраты штампуются. Ты – мертв! Смерть – повторение.

Внутри бесконечного множества повторенных квадратов находится одна-единственная твоя сущность, требующая продолжения.
Тебя раздирает гнев, съедает зависть, сжигает ревность. Раздирает, съедает, сжигает – только тебя внутри твоего квадрата, очерченного твоею рукою.

Ну, же, рисуй следующий! Точно такой же, но сам.

Смерть – пауза!

В конце концов; съедаемый, сжигаемый, раздираемый, размноженный до бесконечности одинаковости, и тем умноживший страдания свои, которые станут для тебя страданиями Космоса, ибо Космос твой в квадрате тобою очерченном, до бесконечности размноженном.
Смерть не бывает вечной. И у страданий иссякают силы.

Обезумев, ты рисуешь другой квадрат. Такой же, но другой. Ни круг, ни треугольник, а именно квадрат, потому что, пока, ты умеешь рисовать только квадраты. Это – жизнь!

Смерть – пауза. Пауза между квадратами тобою нарисованными и квадратами бесконечно проштампованными.

Мама умирала долго и мучительно. Она не хотела нажимать на клавишу «повторить». У нее не было сил рисовать следующий квадрат.
                ПАУЗА.

 После смерти матери я узнала, что отец безумно меня любил.
- Мы, почему тебя запомнили, он души в тебе не чаял, он и мать твою любил, но тебя особенно. За тебя он дрожал. Работал много. Времена тяжелые были. Платили мало. Из кожи вон лез, старался. Каждую свободную секунду к тебе летел. Мы еще не видели, чтобы отец так любил дочь. Заболела ты. Совсем при смерти была. Надо было грудное молоко, я как раз Сашеньку кормила. Он стучал во все дома подряд, в глазах отчаяние крайнее на грани безумия: «дайте молока, что хотите со мной делайте, кровь, жизнь мою возьмите, только спасите мою девочку». Так что я тебе вроде как молочная мама, - тетя Люся улыбается сквозь слезы. – Твой отец был человеком большой души.
- Почему же он ушел от нас, и пить начал?
Женщины пожимают плечами.
- Что-то произошло между ними. Ушел в одночасье на квартиру и резко запил. А что произошло? Чужая семья – потемки.

После смерти матери я узнала, что отец не был моим отцом, она родила меня от другого человека. Свету никто не убивал, Света отравилась консервами, когда мать везла ее от старшей сестры. Лето. Грязный вагон.
- Он и потом тебя любил. Каждый месяц приезжал.
- Я помню.

Я поняла, почему не смогла выдернуть табурет. Нельзя убить того, кто тебя любит, даже если ты об этом ничего не знаешь.

После смерти матери, я поняла, что не было никакой предсказательницы, и неизвестно, сколько мне еще жить. Я люблю бродить по ночам и дышать звездами. У звезд есть запах – запах моего дома, там царят любовь и забота. Там его глаза, глаза человека, передавшего мне способность любить. Там его взгляд – взгляд из бездны. Он всегда за мной наблюдает. И поэтому я ничего не боюсь!

         ВНАЧАЛЕ БЫЛА СКАЗКА – ПОТОМ ПРИШЛА ЖИЗНЬ

21. Запоздалое, - прости
Алик Чуликов
ОДИН ЗА ВСЕХ!

«Детство соткано романтикой снов,

Мушкетёров – босоногих пацанов,

В стране чудес, иллюзий рос,

Носил он кличку гордую - Атос.»

 

Детство со звоном шпаги, с метким выстрелом рогатки, с расквашенным носом, синяком под глазом, босыми ногами по мячу и грязным лужам, в майке и трусах, с занозой на пальце, разбитыми коленками, купанием до одури. Горы и кусок хлеба с родниковой водой, прыжки с крыши двухэтажного дома в сугроб, красавцы голуби в небе….

 Неожиданно спотыкаешься и лбом в невидимую, непонятную преграду. Любовь! Взрослеешь. Замечаешь у своей подружки, с кем совсем недавно купался нагишом в прохладной речке, вдруг округлились две полусферы больше никогда не обнажаемой груди.

Узнаёшь через друзей, что твой заклятый враг Эргеш за рубль просил Кристину показать оголённую грудь. Ненависть колотится изнутри, сжимает твои кулаки и рвётся наружу.

Друзья успокаивают, что за тебя уже отомстили. Одноклассница Яха, красивая, смелая до отчаяния, вместе с пятью подружками, устроили Эргешу «тёмную». Подловили в мужском туалете, заперли дверь шваброй и окунули упирающегося Эргеша лицом в изгаженное очко унитаза.
Представляешь Ергеша, несущего запах туалета на  лице и сознание выдает брезгливо,-
« после человечества останутся электроны, протоны, нейтроны и дерьма тонны».

Но дух мщения кипит в молодом не перебродившем любовью разуме. Через парламентёра передаешь Эргешу вызов один на один на дуэль – драку, но с условием драться не до первой крови, так как предательский нос брызгал алой жидкостью и при слабом ударе, а до признания поражения одного из соперников.

Лупишь Эргеша так, что через короткий миг он вопит:

- Всё, всё, сдаюсь!!!

На твоем разбитом лице, как бальзам изумлённый, ласковый отразившийся свет глаз Кристины. Ты отомщён и горд.

 

Расплескала Весна бальзам цветочный, алые маки покрыли степи, колокольчики от зависти звенели и синели. Алый мак – лицо любви.

А с высоких гор тюльпаны, в бордовом бархате лепестков, смотрели чёрными зрачками с жёлтою искрой на буйство чувств соперников цветов.

Любовь - соперница Весны, отбирает разум. Сноп тюльпанов у ног Кристины. Она твоя любимая женщина? Нет, она твоя девчонка. Задумался. Мама – твоя любимая женщина! После смерти папы любая улыбка на лице её печальная. Защемило сердце. Она тоже любит цветы, но у неё нет принца. А я?

Подбиваешь друзей – мушкетёров Портоса, д'Артаньяна и Арамиса, отправляешься к Медной горе, где на крутых склонах растут редкие жёлтые тюльпаны. Не для девчонки. Для Мамы!

Первый пологий склон, изрезанный геологоразведочными шурфами. Босые ноги испачканы купоросной зелёной пылью. Голова дракона вершины и отвесный обрыв противоположной стороны горы. Золотые капли жёлтых тюльпанов на неприступном склоне. Друзья страхуют, намотав конец верёвки вокруг поясниц. Ты спускаешься в бездну. Один цветок вместе с луковицей за пазуху, ниже – второй, третий.

Д;Артаньян кричит:

- Атос, верёвка трещит. Давай наверх, - и потянули.

Ты упираешься. Мало цветов для самой любимой женщины! Тянешься ниже за следующим. Веревка обрывается, и ты летишь в пропасть.

Лишь поздно ночью обессиленные друзья, тащившие тебя, прыгающего на одной ноге (вторая разбухла и посинела), по очереди, доставляют подранка к крыльцу отчего дома.

Из сумасшедших поисков пропавших детей прибегает мама в окружении встревоженных соседей. Перепуганное лицо чёрное от слёз. Она обессилено опускается на крыльцо. Ты садишься, стараясь не морщиться от боли рядом. Достаёшь из-за пазухи жёлтые тюльпаны и протягиваешь Маме:

- Это тебе, любимая!

Мама обнимает тебя, целует, рыдает и смеётся….

Ты очень сильно повзрослел. Память ранит сердце. Смотришь на небеса и просишь:

- Прости меня, родная, за всю боль, что тебе от меня доставалась!

22. Сердце подскажет
Анна-Мария Ситникова
                Моей бабушке посвящается...


4 место в Третьем конкурсе Алые Паруса Любви МФ ВСМ: "Из бабушкиных сундуков, с дедушкиных чердаков"

         Гляжу на руки моей бабушки, мозолистые и шершавые от тяжёлой работы, но такие лёгкие и ловкие. Мелькает над деревянными пяльцами иголочка-тонкошвейка, летит за ней следом синяя ниточка - вверх-вниз, вверх-вниз. Ровненько и аккуратно ложится стежок за стежком - и расцветают на льняном полотне рушника нежные анютины глазки, бегут по подшитому краю зелёные стебельки вьюнков, горят в уголках яркие земляничные ягодки с маленькими семенами-узелочками…
        Бабуля, прищурив светло-голубые глаза так, что по щекам разбегаются паутинками морщинки, вышивает гладью. Трудное дело, скажу вам по секрету (сама-то я только-только первые стежки крестиком научилась делать по расчерченным квадратикам). Гладью  только самые искусные мастерицы владеют, потому что никаких квадратиков-помощников нет, что придётся по душе, то и расцветёт на белом чистом листе-холстине.
      «Здесь, Верочка, лимонного цвета надо бы добавить, - говорит бабушка и протягивает мне иголку с тонким вытянутым ушком, - Вдень, пожалуйста, внученька! Совсем плохо видеть стала, и очки не помогают…» - «А скажи, бабушка Люба, почему лимонный, а не оранжевый для этого лепестка нужен?» - спрашиваю я, возвращаю остроносый инструмент законной хозяйке. - «Не знаю почему, - улыбается она, поправляя накинутый на плечи старенький пуховый платок, - сердце подсказывает».
         Беру маленькие пяльцы, новую иголочку из пачки, самую красивую нитку из мотка, золотую, и жду: что сердце подскажет? Долго жду - нет подсказки, а рядышком под умелыми руками уже десятый цветок оживает, совершенно не похожий на своих братишек-сестрёнок, сиреневый, с бордовыми прожилками и капельками росы… Сколько ещё ждать-то? Раз-два - крестик, три-четыре - ещё один, снежинка вышла, правда, кособокая какая-то. «Смотри!» - кладу свою работу поверх бабушкиной. - «Молодец, Верочка, хороший одуванчик получился… Жаль, маловата ты пока, ну ничего, подрастёшь - узоры-цветики сами к тебе придут, хороводы на салфетках и рушниках водить будут»…

          Вечер. Солнечные лучи пробиваются сквозь занавески городской квартиры. Достаю «заветный сундучок» с антресолей - обыкновенную картонную коробку, обклеенную креповой бумагой. Сколько лет прошло, а всё радует она меня россыпью разноцветных бисеринок, невыцветающими моточками ниток, старыми напёрстками и обещанием чуда. Проходит полчаса. Тень от облетающих за окном тополей перебирается с пузатого кактуса на молоденькую герань. Вот отодвигаю от края стола игольницу-ёжика.
         «Готово, Наденька! Как просила - цветик-пятицветик на кармашке», - протягиваю внучке её любимую кофточку, разглаживая следы от пяльцев. - «Спасибо, бабушка Вера! Ой, и клубничный, и лимонный лепесточки, с росинками! Я теперь самая красивая в детском садике буду, все девчонки обзавидуются!» - весело тараторит пятилетняя модница и убегает к большому зеркалу. Через минуту возвращается и задумчиво тянет: «Вот, скажи, бабулечка, а откуда ты знаешь, какие надо ниточки для волшебного цветочка брать?» - «А я и не знаю - это сердце подсказывает», - отвечаю и тотчас вспоминаю тот солнечный день в бабушкином деревянном доме в деревне, её шершавые руки с прожилками вен, ловко управляющие юркой иголкой  и расстеленный на столе рушник с пёстрыми, по-настоящему волшебными букетиками анютиных глазок, пахнущими мёдом и летним зноем…

      Вихрем взмывает из-под колёс снежное облако. Кружась и сверкая от яркого зимнего солнца, падают снежинки на ракитовые кусты у дорожки. Над резным крыльцом музея-избы приветливо серебрится от инея подкова. Скрипит входная дверь, выпуская струйки пара. Целое утро вьётся из трубы дымок. Дружелюбно тявкает, вставая на задние лапки, пёс местного сторожа, Шарик, встречая приезжающих в автобусах гостей из близких и далёких краёв.
      - Проходите в следующий зал. Перед вами горница. Обратите внимание: ручная работа - праздничный рушник. Льняной холст, мулине, техника вышивки - гладь, двадцатый век, Россия, - отражается от стен строгий голос экскурсовода, девушки-студентки с тёмно-русой косой.
      С растущей у крыльца рябины срывается парочка снегирей, ярко вспыхнув алыми грудками на фоне белой равнины. Две крылатые тени пробегают по бревенчатым стенам, окнам, заглядывают внутрь жилья и снова вырываются на волю...
     - Надежда Ивановна, а уточните, пожалуйста: есть ли схемы, по которым делалась эта вышивка и можно ли найти их в Интернете? - звучит вопрос невысокой брюнетки из очередной группы.
     - Что вы, - улыбается  засмотревшаяся на птичий полёт и напрочь позабывшая официальный тон давно выросшая Наденька, - моей прапрабабушке схемы не нужны были. Ей узоры… сердце подсказывало, - и добавляет тихонько, поправив вышитый анютиными глазками шарфик: - Впрочем, как и мне…

         Мелькает над пяльцами иголочка-тонкошвейка. Ложится на полотно стежок за стежком. Бегут по подшитому краю зелёные стебельки вьюнков, горят в уголках яркие земляничные ягодки с маленькими семенами-узелочками и расцветают нежные анютины глазки…
        Секунды складываются  в часы, дни сменяются ночами, зимы - вёснами, года превращаются в десятилетия… Порхает над пяльцами иголочка… Тянется сквозь века от поколения к поколению невидимая тонкая ниточка родовой памяти… а долго ли той ниточке виться… сердце подскажет. 

23. Моя золотая Алька
Карин Гур
   Судя по тому, как сидящие в кафе мужчины резко повернули головы в сторону входа, было ясно, что появилась баронесса фон Смирнофф, она же Раиса Шмуклер, она же Алька - моя давняя школьная подруга.
     Раечка - поздний и единственный ребёнок в семье. Алик Шмуклер был дамский портной. Он всё боялся прогадать, не ту выбрать, пока, удивив всех, не женился  на старой деве, школьной учительнице литературы Кларе Борисовне. Жила она над озером в однокомнатной хибаре. Хозяйственный Шмуклер жилище разобрал и отстроил на его месте новый дом, три комнаты, паровое отопление, сарай с погребом. Хорошо Кларе жилось с Аликом, как за каменной стеной. Он её не обижал и никому не позволял - сиротой осталась после войны.
     Раечка, как все одарённые дети, говорить начала поздно. Алик всё сокрушался:  "Вот что значит поздние дети, дебильная, видать, получилась. Сидит целый день, играется и молчит". Раечка заговорила в четыре года и первое, что она сообщила своим ошеломлённым родителям, что вовсе никакая она не Рая, а называть себя требует только Алей. Вот так - ни Аллой, ни Алевтиной, а просто Алей.
      Вскоре она уже читала и считала до ста. Худая и сероглазая, пепельно - золотистые волосы мама заплетала в длинную толстую косу. Только это мало помогало, они непослушными прядями выбивались на свободу, лезли в глаза, нос и рот, но это Альке нисколько не мешало. Она смахивала их ладонью и углублялась в свой любимый мир букв и чисел. Мальчикам Аля нравилась с самого детства, была в ней какая-то трогательная незащищённость. Хотелось её оградить и обогреть, носить за ней портфель и сумку с физкультурной формой, угощать мороженым.  Хотелось убрать с её лица эти россыпи блестящих кудрей и заодно прикоснуться к белой коже, погладить по щеке, заглянуть в глаза. Она им снилась в тревожных мальчишеских снах.
     Всех очень быстро "отшил" от неё Жора Смирнов. Родились они в один день, мамы их лежали на соседних койках. Методом угроз, интриг и подкупа Жорик разогнал всех кавалеров, а с ним мало бы кто решился конфликтовать. Он был выше всех своих ровесников и даже мальчишек старше его на два-три года. Толстый и сильный, он внушал к себе уважение, перемешанное со страхом. Когда они пошли в первый класс, Смирнов у входа взял Альку за руку:
     - Ты будешь сидеть со мной.
     Алька кивнула сквозь вуаль свисающих на лицо волос:
     - А ты всё можешь?
     - Ага!
     - Я хочу стать баронессой.
     Семилетнего мальчика нисколько не удивила столь необычная просьба и он, долго не думая, пообещал:
     - Будешь, только подожди чуть-чуть.
   
     Альку любили все: соседи, учителя, одноклассники. Абсолютно не задавака, круглая отличница, победитель районных и областных олимпиад по физике и химии. Всем желающим давала списывать, в том числе и мне. И я частенько пользовалась её добротой - вместо того, чтобы посидеть и подумать над задачкой, шла к ней и переписывала готовенькое.         
     Возвращались мы как-то со школы, и я спросила у неё, чем же это имя Аля лучше, чем Рая. Моя подруга уже полчаса ожесточённо крутила пуговицу на новой куртке, перешитой папой из его старого плаща. Наконец, пуговица отвалилась и Алька, зажав её в кулаке, облегчённо вздохнула:
     - Вот, просила я у папы вшить мне "молнию", так он, понимаешь, твердит, что они быстро ломаются, а пуговицы надёжнее. Покажу ему сегодня, какие они надёжные! А почему Аля? Не знаю, просто так, поняла вдруг, что никакая я не Раиса, не подходит это мне и всё.
   
     В четвёртом классе началось повальное увлечение велосипедом. У Альки велика не было, Шмуклер боялся, чтобы дитя не упало и не побило коленей, но она от этого вовсе не страдала - любой мальчик  давал ей свой покататься сколько она пожелает. У Жориной мамы денег на велик не было, он рос без отца, и семья едва сводила концы с концами.
     Накануне их общего дня рождения они пришли к Альке, когда дома никого не было. Достав капроновый бант, она связала свою золотую косу над самой шеей. Потом вытащила из папиной швейной машинки большие портновские ножницы и, протянув их Жоре, повернулась к нему спиной:
     - Режь!
     Он покорно щёлкнул ножницами.
     Косу она продала местной парикмахерше и купила Жорке велосипед.
 
     Алька, несмотря на свою худобу, рано повзрослела. У неё одной из первых в классе начались "эти дела", грудь выросла и дерзко приподнимала спереди школьную форму, приводя в смущение одноклассников и мужчин-педагогов. Никаких лифчиков Аля не признавала.
       Алика Шмуклера чуть не хватил инфаркт, когда в восьмом классе на зимних каникулах она вечером привела Жорика домой и сообщила, что он остаётся ночевать. Шмуклер дошивал тёплое пальто жене директора школы, а Клара Борисовна смотрела по телевизору новости. Алик нахмурился:
     - Жора, поди-ка ты на кухню, поставь чайник.
     Когда юноша удалился, Алик произнёс:
     - Аленька, не кажется ли тебе, что ты рано собираешься... это... - он покраснел. - Клара, что ты молчишь? Я, что ли, должен дочке объяснять, что в пятнадцать лет ещё не того, не этого...
     - Папа, всё уже давно произошло, но мы не хотим шататься по подъездам, на улице холодина, а у Смирновых одна комната. Ты не волнуйся, папочка, мы пользуемся презервативами.
     Клара Борисовна вздохнула:
     - Вейз мир*, - и ушла на кухню пить корвалол, а Шмуклер чуть не пришил к пальто палец вместо воротника.
    
     После школы Алька с Жорой поехали в столицу поступать в мединститут. Алик Шмуклер дочку отговаривал:
     - Ты куда прёшься в Москву со своей "пятой" графой? Давай, я тебе помогу, иди в наш политех.
     Алька сдула со лба непослушные пряди:
     - Пап, тебе денег жалко мне на дорогу дать? Так я у Жорки одолжу.
     Жорик научился переплетать книги. У него завелись свои денежки на непредвиденные расходы.
     Шмуклер плюнул, спорить не стал и отправил дочь в Москву.
      Срезать Альку не удалось, да и её грамоты с олимпиад произвели впечатление на членов жюри. Они, посовещавшись, решили, что одна еврейка на весь институт статистику не испортит. А вот Жорик не прошёл. А это означало только одно - идти ему в армию. Шёл 1981 год, и "светил" Смирнову Афганистан.
      - Нет, - сказала Аля, - я этого так не оставлю.
      Она первый раз в жизни взяла в руки расчёску, накрасила ресницы и губы, натянула платье прямо на голое тело и, выставив острые соски, как дуло пистолета, отправилась к ректору. Что происходило за закрытой дверью кабинета, не знает никто - ни Жорик, ни я, её лучшая подруга. Жорик был зачислен вольным слушателем с испытательным сроком до первой сессии.
    
     Окончив второй курс, они уехали домой на летние каникулы. Как-то ночью, лёжа обнявшись и отдыхая от безумных кувырканий, Жорка сказал своей подруге:
     - Я, Алька, больше в институт не вернусь, не проси, не моё это, не лежит у меня душа к медицине.
     А она уже нависла над ним серпантином золотых волос и округлостью грудей:
     - И чем же ты будешь заниматься? - но он уже забыл все слова, целовал её розовые соски и гладил шею, спускаясь по спине к маленьким упругим ягодицам...
 
     Жора бросил институт. Наступили новые времена, и он решил воспользоваться предоставленной вдруг свободой. Где его только не носило, чем он только не занимался...
      
 
     В 1994 году я уже жила в Иерусалиме. Мой муж, не выдержав тягот новой жизни, "свалил" на "доисторическую" родину. Я получила маленькую комнату в недавно построенном караванном (караван - вагончик) городке. Поздно вечером кто-то постучал в дверь. Я, если честно, испугалась. Мало ли кого носит по ночам, рядом с нами арабская деревушка, иди знай. Я громко спросила (чтобы слышали соседи за стеной):
     - Кто там?
     Из-за двери раздался громкий шёпот:
     - Инка, открой, это я, Георгий...
     - Какой, нафик, Георгий, ой, Жорка, ты что ли? - и открыла дверь.
     Передо мной стоял худющий, высокий, заросший чёрной щетиной мой бывший одноклассник Жора Смирнов. Вонял он так, словно на него помочились все Иерусалимские кошки:
     Прежде чем начать интеллигентный разговор, типа, как дела, да ты откуда, я отправила его в душ, всю  одежду свернула в клубок и вынесла на помойку.
     Через полчаса он появился вымытый, побритый моими разовыми бритвами, закутанный ниже пояса в банное полотенце. Усевшись за стол, стал опустошать содержимое моего холодильника. Сидя молча, я смотрела на него. Меня всегда умиляет вид жующего с аппетитом мужчины.
     Насытившись, Жорка начал свой сбивчивый рассказ о том, чем он занимался и как попал в Израиль. Суть сводилась к тому, что один предприимчивый малый предложил Жорке поставлять в Израиль девушек, как он его заверил "для всяких домашних работ". Жорка, впервые столкнувшись с таким видом бизнеса, поверил и стал заниматься вербовкой. Желающих оказалось больше, чем нужно, в то время прожить в голодной Украине было очень трудно. Уже по дороге на судне из Турции к Израилю, из случайно подслушанного разговора, Жорик понял, для каких "домашних работ" везли сюда обманутых девушек. Ему удалось спасти шестерых и спрятать их на съёмной квартире. Троих он отправил обратно, а когда вернулся за следующими, его поймали, избили, отобрали все деньги, выданные ему, как аванс, и закрыли в каком-то вонючем сарае. Ему чудом удалось сбежать, он добрался до Иерусалима на попутках и пешком, так как знал от моего бывшего, где я нахожусь. Больше у него здесь не было никого, к кому он мог обратиться.
      Выслушав его внимательно, я поинтересовалась, что он будет делать.
      - Мне нужны какие-нибудь деньги, документы, и я уеду. На Украину я не вернусь, тут такое дело... Нашёлся мой папашка, он живёт сейчас в Германии. Вот туда я отправлюсь.
     - А как же ты выедешь в Германию из Израиля без визы?
     Он хитро улыбнулся:
     - Секрет фирмы, я за эти годы всему научился. А потом, я же не израильтянин и не репатриант, визу въездную германскую поставлю в документе и делов. Всё, давай спать, а то сейчас усну сидя.
     - А где Алька, что с ней?
     - Она ждёт меня в Москве, полгода её уже не видел, выберусь из этой передряги и к ней бегом.
      Я постелила на полу спальный мешок, сверху простыню, подушку и Жорка уснул в одно мгновение. А утром... Нет, я расскажу правду, уж раз писать, так по-честному. Он ворочался во сне, с кем-то спорил, полотенце давно сползло на пол...
      Я смотрела на обнажённого мужчину, лежащего внизу. У меня давно не было сексуального партнёра. Уже почти год, как закончился мой очередной бесперспективный роман. И я, прости, Алька, прилегла рядом с Жоркой, обняла и стала ласкать и гладить его живот, целовать крепкое тёплое тело. Он что-то прошептал и, не просыпаясь, обнял меня, прижал к себе. Жора тоже истосковался по женской ласке. Секс был терпким, долгим, острым до самого победного взлёта. Не выпуская меня из объятий, Жорка прошептал      - Что мы делаем? Это, по-твоему, нормально?
      - Нормально, нормально, не переживай, ты меня просто сделал счастливой на одну ночь. Молчи, и иди ко мне...
      И всё повторилось опять и опять.
      Я проснулась первой и спустилась в арабскую деревню Бейт-Цафафа, где магазины открывались очень рано. Купила Жоре бельё, брюки, рубашку, сандалии и вернулась домой.
      Он уже проснулся, умылся и сидел на крыльце, завёрнутый в простыню, как персидский султан. Мы не обсуждали то, что случилось прошедшей ночью. Это веками происходит между мужчиной и женщиной и нет никакой причины устраивать из этого проблему. Я бы, конечно, не отказалась, чтобы он погостил у меня ещё так месяц - другой, но пора...
      Открыв заветный ящик, вытащила оттуда пять тысяч долларов. Это была моя доля от продажи нашей квартиры на Украине.
      - Бери, это всё, что я могу тебе дать.
       Жорка обнял меня на прощанье:
       - Ты, Инка, настоящий друг, я этого никогда не забуду. - И ушёл, исчез, испарился из моей жизни.
 
      Прошло восемь лет, наступил новый век. Закончив курсы медсестёр, работаю в больнице Шаарей-Цедек, вышла замуж за хирурга Лёню, у нас родился Данечка. Лёня платит алименты бывшей жене, снимаем квартиру, но машину купили. В выходные вместе уезжаем или в Тель-Авив к Средиземному морю, или на Мёртвое море. Мечтаем о собственной квартире, но это нам, пока, не по средствам. В один из выходных дней кто-то позвонил по телефону. Я взяла трубку:
      - Алло?
      - Это Инна ...? - мужчина назвал меня по фамилии первого мужа.
      - Да, я вас слушаю.
      - Минуточку, с Вами будет говорить баронесса фон Смирнофф.
      - Кто? - но в трубке уже звенел Алькин голос. - Инуля, я через неделю буду в Иерусалиме. Давай встретимся.
    
 
      Я жду её в кафе Бейт Тихо на маленькой улочке в центре Иерусалима. Она появляется такая же, как была двадцать лет назад. Непричёсанная, не накрашенная, в открытом сарафане, без нижнего белья, идёт, пожираемая взглядами присутствующих мужчин. Рядом с ней шагает девочка лет семи с золотой гривой на голове, как две капли воды похожая на Альку. От Раи Шмуклер новую баронессу фон Смирнофф отличают сверкающие в ушах и на шее бриллианты под цвет её волос. Обнимаемся, целуемся, мы рады видеть друг друга.
      - Алька, как ты, где ты? И с чего это вдруг баронесса?
      Алька смеётся, машет рукой:
      - Жорик купил титул барона. Мы живём в Лондоне, они с папой открыли ресторанный бизнес. Сеть ресторанов "У барона Георгия". А мне купил клинику, я занимаюсь пластической хирургией. Терпеть не могу Лондон, холодно, сыро, не то что у нас на Украине или, как сейчас говорят, в Украине. Я из Израиля поеду домой. - Аля опустила голову. - Мама умерла, а папа ни за что не хочет к нам переезжать. Ему уже девятый десяток пошёл. Вот маленькую баронессу назвали Клариссой. Она у нас танцует, играет на фортепьяно. Ох, Инуля, скучно мне в Англии. Как ты?
       Я рассказываю ей о своей жизни, об общих знакомых.
       Девочка сидит молча и с удовольствием доедает фирменный суп в хлебе. Придумали же! Кушаешь суп и "тарелкой" закусываешь.
       - Kлара, my dear, go and wash your hands,* - обратилась Аля к дочке.       Девочка послушно встаёт и отправляется в туалет.
       - Она что, по-русски не понимает? - я смотрю вслед маленькой баронессе.
       - Всё она прекрасно понимает, но предпочитает говорить только по-английски.
       - Точно как здешние дети - рак иврит - только на иврите... давай выпьем за них, за наше будущее. - Я протягиваю Альке бокал.
       - Давай. Ну, Инка, как мой Жорик, знойный мужчина? - она вскинула на меня свои серые глаза. Я чуть не подавилась куском рыбы.  - Ладно, не смущайся, Жорик мне ничего не рассказывал, я сама догадалась. Да, вот, - она открывает сумку и протягивает мне тоненький конверт, - он тебе долг возвращает, бери, бери, пригодится.
     Мы вызываем такси, прощаемся и они уезжают...
     Я возвращаюсь домой. Мой Лёня уложил сыночка спать и сидит на диване, складывая высохшее бельё. Я целую его:
     - Ты возьми у меня в сумке конверт, спрячь, мне долг вернули - пять тысяч долларов. Поедем в Париж, мы так давно с тобой мечтали, ещё на подарки останется. Я пойду в душ, завари чай, пожалуйста.
     Вернувшись, застаю Лёню всё так же сидящим на диване. Он уставился  в одну точку на стене:
     - Инка, - он протягивает мне конверт, - тут чек...  на двести тысяч евро...
 
 
  * Вейз мир - боже мой(идиш)      
  * дорогая, сходи, помой ручки (англ
    
                КОНЕЦ
 09.09.2013

24. Рок-звезда
Карин Гур
    Весенний короткий вечер плавно переходил в ветреную дождливую ночь. Прохожие поднимали воротники, кутались в шарфы и спешили укрыться  в тёплых помещениях.
    Я сидела у барной стойки, потягивая через соломинку апельсиновый сок. Мне нравится это кафе, здесь приличная публика, полумрак, негромкие разговоры. Можешь сидеть часами и пить свой сок или чай и никто не косится на тебя за то, что не заказываешь спиртное или фирменную баранину. Я тихо грустила. Меня опять бросили, оставили, изменили, заменили на другую, ну, называйте, как хотите, а я опять одна. И ещё обидел, оскорбил, обозвал самым обидным...
     - Заказать девушке чего-нибудь покрепче? – Сбоку нарисовался мужской силуэт.
     Молчу, пусть постоит, полюбуется моим профилем. Я в профиль - красавица, прямой носик, вздернутая верхняя губа, тень длинных ресниц на щеках, занавешенных, как шторами, длинными прямыми волосами. Выдерживаю паузу и тихо роняю:
     - Девушка не пьёт и не знакомится.
     Отвалил.
     Не успеваю сосредоточится на собственных переживаниях, как рядом усаживается следующий кавалер. Чтобы не тратить зря время, я, не поворачивая головы (пусть любуется профилем!), произношу:
     - И не старайтесь зря, девушка не пьёт и не знакомится.
     - Чего? Да кому Вы  нужны?
     Наглость какая! Я оглядываюсь. Рядом сидит парень такого типа, который я терпеть не могу: рыжий, толстый и бородатый, типичный морской пират. Он даже не смотрит в мою сторону.
     - Бармен, пожалуйста, стакан апельсинового сока.
     Ишь-ты, трезвенник...
     - Уже нельзя мужчине просто посидеть в кафе и попить сок. Сразу начинают приставать к нему разные...
     Я к нему пристаю!
     - Послушайте, уважаемый, Вы что это себе позволяете. Я к Вам и не ... – что за чушь я несу... – А Вы кто такой?
     - Я? – Пират стал озираться по сторонам, словно кроме меня и него ещё кто-то сидел за стойкой. –  Это в каком смысле? Сейчас я просто посетитель, заглянувший на огонёк укрыться от дождя и  выпить чего-нибудь. Вас, мадемуазель, такой ответ устраивает?  Кстати, у Вас пустой стакан. Можно Вам заказать сок и мы с Вами выпьем на брудершафт?
     У меня пропала всякая охота задираться, и я кивнула в знак согласия.
     Целоваться мы не стали, но перешли на «ты».
     - Похоже, у нас одинаковые проблемы, - бородач внимательно разглядывает меня. – Ты чего волосами завесилась, как русалка?
     - А ты чего бороду завёл, как пират? – так я ему и расскажу... – Так тебя что, подруга бросила? И почему?
     - Бросила, бросила она меня из-за мечты... Я...  - он огляделся по сторонам словно собирался сообщить мне секрет государственной важности... – я мечтаю стать рок-звездой!
     Я нисколько не удивилась, по моему мнению именно так и должна выглядеть рок-звезда.
     - А ты кто, композитор, певец?
     - Я? Я – врач.
     Вот те да!
     - Какой такой врач?
     - Какой, обыкновенный, детский врач, педиатр.
     - Ты??? А дети в обморок не падают, увидев тебя?
     - Ты что? Меня детишки обожают, бороду гладят, расчёсывают. Слушай, хочешь, я тебе спою?
     Я испугалась:
     - Что, прямо здесь?
     Пират почесал бороду:
     - Да, здесь как-то не очень... А давай, поехали ко мне, у меня дома гитара, я тебе спою из репертуара Элтона Джона, моя любимая песня «Goodbye Yellow Brick Road». Знаешь о чём она?
     - Ну, о жёлтой дороге, судя по названию.
     - Да, типа того... Там слова такие классные: «Я не вещь, дабы твои друзья меня разглядывали и охали «этот мальчик слишком мал, чтобы петь блюз».  Так что, прощай дорога из жёлтого кирпича, где воют с тоски домашние собаки..»
     Мы поехали к нему и как-то в этот вечер до песен дело так и не дошло.
     Я проснулась оттого, что Пират склонился надо мною и внимательно рассматривал мои выпорхнувшие на белый свет оттопыренные уши, из-за которых все дразнили меня лопоухой. В эту ночь я впервые расслабилась  и не думала о том, что нужно их прикрывать.  Мужчина, лежащий рядом со мной, был очень красив. Я переживала ночные ощущения, когда его пушистая борода приятно щекотала во всяких неожиданных местах. Он легонько потянул меня за ушко:
     - Ты похожа на эльфа, – и негромко замурлыкал:
    
    Легкокрылые эльфы,
    Вы нежны, вы воздушны,
    Легкокрылые эльфы
    Лишь природе послушны.
    Легкокрылые эльфы,
    Человечества сны,
    Все прорвались сквозь окна
    В честь прихода весны. *

    Прошло пять лет. Певцом Пират так и не стал, у него не было ни слуха, ни голоса. Но мы купили домой караоке, и он напевает иногда по вечерам свои любимые блюзы. Я сделала себе пластическую операцию и теперь была хороша не только в профиль, но и в анфас. У нас родились два мальчика-близнеца. Они, как и ожидалось, получились рыжие, лопоухие и крикливые. Будущие рок-звёзды.
   
• песенка из мультфильма «Легкокрылые эльфы»

                КОНЕЦ

25. Туркестанские записки
Нелли Камерер
В Туркестане прошли мои студенческие годы. Любимый учитель - по рисованию и методике преподавания рис-я. Научил меня чеканке.

Осенью работали на хлопке от рассвета до заката. Бегали в аул в магазин за консервами, чтоб "макаронное" питание разнообразить. Вечером падали от усталости. Потом составили график, кто когда "болеть" будет, чтобы съездить в Туркестан в баню и один день отдохнуть. "Больной" привозил на следующий день нашу любимую студенческую еду - гренки, это белый хлеб, пропитанный в растворе яиц, молока и сахара и пожаренный в сливочном масле. Вкуснятина!

Летом практика в пионерлагере "Орлёнок", воспитательница в отряде, где одна украинка, одна русская, а 28 девочек-казашек. В конце смены уже все по-казахски общались.

А вторую осень провели в стройотряде, строили "Олимпийские" домики в микрорайоне. Мы их так называли из-за разноцветных  балконов.
 
Я работала на стройке рядом с греками, они были монтажниками-высотниками и штукатурами, красивые умные люди. Один меня всё как дочку опекал. В конце сезона пригласил в ресторан сходить с ним, а я решила, что это неправильно и не пошла. В группе у нас тоже была гречанка - красавица Лена Руденко, ей приходилось носить золотое кольцо, чтобы от неё отстали, местные парни ей не давали проходу.

А моё сердце украл Валера из Киргизии, он учился в Туркестанском техникуме и играл в ансамбле на гитаре. Это было в марте. Я только приехала с холодной Украины после практики в зимних сапогах, а в Туркестане было тепло, но мне было нечего одеть на свадьбу однокурсницы и я пошла в сапогах. Мне было так стыдно, что все девчёнки в босоножках, а я одна в сапогах, но почему-то самый квасивый парень из ансамбля, Валера выбрал именно меня и пригласил танцевать. Потом мы вместе сидели рядом на курпачах в доме у дастархана (это была казахская свадьба) и весь вечер разговаривали.

Он хотел меня проводить, но тут встряла другая, которой он тоже понравился, и утащила его её провожать. А меня с подружками проводили два его друга из ансамбля, которым понравились другие наши девочки.

На другой день та, которую Валера провожал, рассказала, что он всю дорогу говорил обо мне: "Ах, какая девушка!" Вечером все три парня пришли к общежитию. Девчёнки только их увидели и побежали к ним на улицу, и та тоже. Валера попросил её меня вызвать, но она это не сделала. Он обиделся и ушёл, а я без приглашения не вышла…

В конце курса было несколько свадеб - пара девчат из группы вышла замуж за местных парней. Ну а остальные разъехались по направлению. А я забрала документы и поехала к родителям, на Украину.

26. Подарок маме
Николай Елисеев
               
     Май подходил к концу, а с ним заканчивалась и школьная учеба. Вовка Ежов шел из школы довольный: было уже понятно, что свой шестой год учебы он закончит не только без троек, но и с несколькими пятерками. Еще его радовало приближающееся лето – то долгожданное время, когда он, наконец, сможет заработать недостающие деньги для  осуществления своей давней мечты – покупки современного спортивного велика. Об этом знали все его знакомые: одноклассники, друзья, соседи. Знала и мать, но,  как ни старалась, помочь могла мало: ее учительской зарплаты едва хватало, чтобы обеспечить им с сыном  более-менее нормальную жизнь.

     Конечно, если бы они жили вместе с отцом, было бы во многом легче. Но им с матерью не повезло: отец бросил их, когда Вовке едва исполнилось три года. Поэтому Вовка деньги на  долгожданную покупку зарабатывал, в основном, сам. Два лета подряд он с Серегой – другом из параллельного класса – работал в колхозе, потом на стройке, а в зимние каникулы разносил телеграммы и рекламную продукцию. Вот и в это лето он уже запланировал опять поработать на стройке, где заканчивалось возведение здания большого торгового центра.

     Дорога от школы до его дома проходила мимо старенького двухэтажного универмага, в который Вовка непременно заходил. Его, правда, интересовал только отдел спортивных товаров, в котором продавались велосипеды. Там мальчишку знали все продавцы и благосклонно позволяли ему осматривать и трогать любые велосипеды. К тому же они знали, что юный посетитель все это делал очень аккуратно. Вовка как всегда, прошел мимо детских и обычных великов и остановился напротив спортивных. Все модели были ему уже знакомы, от самой простой – всего с семью передачами и без амортизаторов, до самой "крутой" – c двадцать одной передачей, двойными амортизаторами, супершинами, дисковыми тормозами и бортовым компьютером. Был тут и такой велосипед, который  он хотел купить. Походив немного по отделу, Вовка пошел к выходу из магазина. Неожиданно для себя он почему-то решил подняться на второй этаж универмага, где продавали одежду, и где он был всего раза два, да и то давно.

     Переходя от секции к секции, Вовка удивился обилию красивых курток, свитеров, костюмов, джемперов и различной обуви. Осмотрев бОльшую часть этажа, он уже хотел уходить, но его заинтересовало происходящее в секции, где продавались перчатки, шарфы, платки и другие подобные товары. Там одна из продавщиц примеряла пушистые, вязаные платки, осматривая себя в огромном зеркале, закрепленном на стене за прилавком. Вовка подошел поближе.

     Платки были светло - серые и белые, с красивыми рисунками. Особенно ему понравился белый платок с рисунком, похожим на морозные узоры. "Вот бы маме такой платок к зиме!", - невольно подумал он, вспомнив, что у нее в ближайшее воскресенье - юбилейный день рождения. "Что, красиво?"- спросила продавщица с платком. Парнишка   кивнул головой и спросил: "А какой платок самый хороший из белых?" Продавщица достала с полки блестящую коробочку, приоткрыла ее и положила на прилавок – "Лучше этого нет". Вовка потрогал белый, пушистый уголок и поразился: в руке было что-то теплое, невероятно мягкое и нежное. "А сколько он стоит?" – спросил он. Одна из продавщиц повернула упаковку и показала ему бирку. Цена Вовку смутила. "Спасибо!", - сказал он и пошел домой.

     Матери дома не было, видимо, у нее еще были уроки  в школе. Вовка поел, вымыл посуду и  сел на диван посмотреть новый журнал "АвтоМото", принесенный Серегой. Немного полистав его, встал, отложил журнал,  достал свои денежные запасы  и  пересчитал. Денег для покупки платка хватало, даже немного оставалось. Он еще какое-то время  задумчиво постоял  с зажатыми в руке купюрами, потом быстро оделся и решительно пошагал в универмаг.

     В воскресенье, когда они с матерью позавтракали, Вовка достал коробку с платком и подал матери: "Мам, я тебя поздравляю с Днем рождения! А это – мой подарок тебе!" Мать достала платок, удивленно посмотрела на него и подошла к зеркалу. Осторожно накинув платок на плечи, она повернулась в одну, другую сторону, потом, прижав платок к щеке, постояла немного и подошла к Вовке. "Спасибо, сынок! Я такой платок никогда бы, наверное, не смогла купить".  Она поцеловала сына в щеку и обняла его. Он успел заметить, что в глазах у матери заблестели слезинки. Они стояли, обнявшись, и мать тихонько спросила: "А как же велосипед?" Вовка так же тихо ответил: "Да успею еще купить", и осторожно высвободился из рук матери. Чувствуя, что у него от волнения глаза тоже вот-вот станут мокрыми, он сказал: "Я пока пойду, съезжу к Сережке, поиграем с ним в новую компьютерную игру". "Иди, сынок, да пусть  Сережа тоже приходит на пироги".

     Мальчишка оделся, взял в коридоре старый - старый скрипучий "подросток" и поехал в частный сектор, где жил его друг. Настроение у Вовки было приподнятое, радость от увиденных счастливых глаз матери переполняла его. Сын был  искренне удивлен: дарить оказалось намного приятнее, чем что-то получать. Он, не спеша, ехал к другу, ни на миг не жалея потраченных денег, и на душе у него было хорошо, очень хорошо. И даже старый велик, словно чувствуя его настроение, при каждом нажатии на педали как-то весело поскрипывал, будто подтверждал: "Хо-ро-шо!  Хо-ро-шо!"

27. Рождественская история
Елена Свит
            Здравствуй, мой мальчик, садись поудобней ...  Я расскажу тебе новую историю – ведь,  именно за этим ты пришел сюда ? Мои истории похожи на сказки и в них можно не верить...но клянусь тебе, что все, рассказанное мной - чистая правда...   
            Эта история произошла  в канун Рождества. В то самое время, когда в каждом доме   наряжают рождественскую ель, отмывают все, что отмывается от наслоений прошлогодней грязи и строят планы, как провести праздник наиболее весело . Многие забыли, а кто-то вообще не знал, что  шуметь и веселиться в Рождество - вообще грешно. И встретить его лучше за совместной молитвой, перед тихой семейной трапезой. И ровно в полночь – лучше обратить взор к небу и постараться разглядеть там крылья своего Ангела. Он обязательно ТАМ ...Надо только суметь  увидеть....
             В маленьком городке, на берегу  небольшой реки жил мальчик. Его приход на  Землю двенадцать лет назад - не был ожидаем и запланирован, потому что мать мальчика была уже довольно зрелой женщиной и в ее возрасте уже не планируют иметь детей. Не будем уточнять, сколько ей было лет...В конце - концов, женщине столько лет- сколько ей хочется.
Мать мальчика чувствовала себя  двадцатилетней, но обманывать природу никогда не рискнула бы. Ведь ей не было - двадцать! Тем не менее -  природа охотно обманулась сама. Когда  ребенок впервые пошевелился в ее тепле, пытаясь набрать кислород в зачатки легких - она вздрогнула.  Ведь уже носила детей под сердцем и очень хорошо знала, что значит это щекочущее трепыхание.  "Боже! " –  воскликнула  женщина. " Что это?"- встрепенулось в ее мозгу. "Этого не может быть!" ...Но  "это",  - было.
 И... ЭТО -  было на протяжении еще пяти месяцев, и в конце концов - превратилось в чудесного мальчика  светловолосого и голубоглазого.  Родители  назвали его необыкновенно красивым именем - Александр.   Предвижу твой скепсис... Что есть  такого необыкновенного в имени "Александр" ?!  Ну,  во-первых,  мы знаем  достаточно великих людей с этим именем.  Во - вторых, это имя  существует  во многих языках мира: Сенди, Искандер, Исэнди , Санчо  и так далее...
 И в третьих - так звали отца  мальчика. Как известно, дети не появляются на свет от Святого Духа (кроме одного единственного случая) ;.Поэтому настало время рассказать и об отце. Тут  тебе  придется принять все  на веру, потому, что отец -  был, наоборот, -  молод... Почти юн. "Что за история? - скажешь ты - Уж, не бред ли? "  Нет, не бред.  Все так и было. И этот брак  никто не рискнул бы назвать мезальянсом. История занимательная настолько, что  упоминать о ней вскользь - лишать читателя удовольствия посмаковать подробности пикантных отношений. Поэтому я  просто оставлю в этом месте - небольшой  прааааааабел;.................. Так,  чтобы вернуться к ней в следующий раз.
               А пока - вернемся к нашему «Ангелу». Так звали ребенка родители. Ведь он родился от счастливой Любви.  Таких детей приносят не прозаические аисты, которым всучили  на раздаче у Бога  кулек с розовой или голубой ленточкой... а тихие, добрые ангелы.  Которые, кстати, очень нехотя отдают детей. А потом долго плачут, когда  закроется дверь дома.  Грустно...  и грустно... и грустно. Этим детям сложно жить среди людей. Они чувствуют прощальный поцелуй ангела всю жизнь. И очень скучают по нему. В будущем, из них вырастают творцы - щедро одаренные разными талантами... Чаще всего несколькими.  Вот и в нашем  мальчике  с детства  проявилась страсть к рисованию, стихосложению и музыке.  Его, как будто, жгло изнутри ... и он бесконечно рисовал , сочинял и музицировал.
 Гений! - говорили педагоги. 
Такое возможно?  Возможно ли, чтобы учителя, почувствовав   в своем ученике неординарность, самобытность и талант – с пониманием и радостью объявили об этом его родителям?!   Честно говоря, я  выдаю желаемое за действительное. Но пусть это останется между нами.
             Родители гордились своим чадом необыкновенно. И ни  в чем ему не отказывали. Ты, наверно, думаешь, что мальчик вырос страшным эгоистом?  А, может быть,  ты вообще уже все знаешь заранее? И мне не стоит рассказывать эту историю дальше?
            Конечно, - да!
Да, он вырос эгоистом, и самовлюбленным настолько, что ни один  подросток в округе не хотел с ним дружить. Осуждаю ли я его?  Нет! В чем винить бедное дитя?  Он не был счастлив. Ведь только любовь, дружба и преданность  могут сделать по - настоящему счастливым.
Рассказывать тебе о том, как   сложно жить в полярном мире обожания внутри семьи  и  стеной сопротивления и отчуждения за ее пределами -  я не буду. Слишком все глубоко и драматично, чтобы ограничиться двумя - тремя фразами.  Я просто обозначу этот факт...   Cобственно,  это и привело нашего героя в канун Рождества к реке...
Он шел туда бессознательно...
           Реку сковало льдом. Кое-где снег припорошил  полыньи , и ходить там было очень опасно.  Но  Александр шел, не думая об этом. Он размышлял над тем, как жить дальше. 
О-о...!  Подросток, размышляющий "как жить дальше", на льду реки,  среди полыньей?  Что за мысли в канун Рождества!  Его сверстники думали в это время о подарках, рождественских забавах и угощениях, а наш герой брел в одиночестве  по льду и представлял, что его вдруг не станет. И, что будут делать его папа и мама,  сверстники из класса, обидчики... и девочка, которую он любил. В этот момент он поскользнулся и, потеряв равновесие, упал на лед...
Правая рука  провалилась в маленькую  полынью . И ощущение ледяной воды  быстро привело его в чувство. Он сел  на лед и заплакал. Плакал долго и горько...Навзрыд.  Вдруг он почувствовал, как кто-то обнял его. Мальчик поднял голову - и увидел лицо ангела.
 Он сразу узнал его...
 Это называется историческая память. Ты тоже узнаешь  своего ангела, даже в толпе. Он будет смотреть ТЕБЕ в глаза.  Смотреть и ничего не говорить. Постарайся не отводить взгляд... Александр смотрел на него, не мигая.
 -Ты знаешь  меня?- наконец спросил он. 
 -Да! - ответил ангел  и погладил мальчика по голове. -  Вставай, ты можешь простудиться!
 Именно так он и сказал... Не:  Ты простудишься! - как утверждение, кодирующее на событие , а : -  Ты можешь простудиться.. .
 -ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ...Я ТАК ОДИНОК?
 -Не делай ничего.  Думая, что ищешь путь к людям, ты бессознательно ищешь  путь к cамому себе. Ты чуть не утонул сейчас. И факт твоей гибели  убил бы  родителей, но, всего лишь,  на какое-то время  отвлек соседей  от рождественских приготовлений. Их праздник все равно состоялся бы. Никто не объявит траур  в канун Рождества, мой милый.
        После этого Ангел  вложил в руки мальчика - конверт:
 -Прочтешь, когда  вернешься домой.
 И, обняв его еще раз, - поднялся в черное, звездное небо...
  Это было так завораживающе -красиво! - Огромные, белые крылья Ангела и  его развевающиеся одежды!  Александр смотрел долго, ошеломленный  увиденным....  пока ангел не превратился в точку... а потом совсем исчез, как будто и не появлялся вовсе.
 Конверт жег руки...
 Любопытство оживило выражение лица . Щеки стали румяными и глаза заблестели.
 Скорее-скорее! - подгонял  себя Александр,- ему не терпелось открыть конверт. ..
И вот, наконец, он дома.  Прыгая через ступеньки, поднялся в парадное . Через распахнутые двери зала струился мягкий, теплый свет зажженных свечей... На полу стояла  украшенная елка, под которой громоздились многочисленные коробки, с подарками.  Вкусно пахло рождественским кексом  с орехами и  корицей. Мать  координировала действия  прислуги. Отец - был занял чтением.
 Мальчик прошмыгнул в свою комнату, не отвечая на его вопрос: Где ты был так долго, дорогой?- И, нетерпеливо вскрыл конверт.  Внутри лежал, пожелтевший от времени лист, на котором было написано, хорошо знакомым с детства,  размашистым почерком матери: ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ... Я ТАК ОДИНОКА ?   
В голове помутилось. Александр почувствовал что-то, похожее на ревность.  Он бросился  в зал, подбежал к матери и развернул лист  перед ее глазами: Что это, мама?  Как ты могла? А как же мы?...  Папа и я?
 Мать улыбнулась и всплеснула руками: Откуда, Алекс...откуда  у тебя это? Это  же листок из моего гимназического дневника, который остался в Гельтце!
      Нестерпимо вкусный аромат рождественского кекса  с корицей   многократно усилился...
 Мальчик уткнулся в плечо матери и произнес : Я так люблю вас с папой... мамочка...
 
И тихо добавил: прости...

28. Любовь - не картошка
Фома Портков
        Сидел я как-то в мае в сквере, курил, погода тёплая, народу полно, все лавочки заняты. Подходит ко мне мужик лет 35 и спрашивает:
- Не подвинешься? Устал, отдохну немного.
Ну, я, конечно, подвинулся. Oн сел и тоже закурил.
Несколько мужиков стоят вокруг шахматной доски, старушки и старички обмениваются новостями и сплетнями, молодухи с колясками прогуливаются, детишки играют, птички поют. Хорошо!

        Неожиданно появилась компания подвыпивших мужиков. Один из них нёс сетку с бутылками пива, остальные шли с явно оттопыренными карманами. Мужики были разочарованы, что все лавочки заняты, они покрутились и пристроились на траве позади любителей шахмат. Мой сосед посмотрел в их сторону и неодобрительно сказал:
- Будний день, дети кругом, а они...
Он помолчал и добавил:
- Я и сам когда-то такой же был.
- А теперь что, совсем пить бросил? - спросил я.
- Ну почему же, по праздникам пью, как и все, да и в выходной могу выпить с дружком закадычным. А вот так, как эти - больше никогда не пью, отшибло, - ответил он.
- Ты что, у экстрасенса лечился? - с любопытством спросил я.
- Да нет, всё было по-другому. Могу рассказать, немного времени есть, - ответил он.

                *****

        Зовут меня Андрей, по батюшке Иваныч. Есть у меня закадычный дружок, Колька Сидоров. Мы с ним вместе в детский сад ходили, потом весело проводили время в классе, но чаще - за дверью. А в старших классах сообразили, что и прогулять не грех. Школу кое-как закончили и устроились на завод, жить продолжали весело, выпили-закусили, выпили-закусили. Но однажды пришёл конец нашей вольной жизни.

        Колька женился на Катерине, бухгалтерше с нашего завода. И началось. Закусить - пожалуйста, готовит она так, что пальчики оближешь, а вот выпить... Однако мы с Колькой ухитрялись выпивать почти ежедневно, но тайно, а это уже не то.

        Oднажды Катерина заговорила про одноклассников, они то, они сё... Увлеклась она, каждый день после работы за компьютер садится, почту электронную проверяет. И вот как-то в субботу она Кольке сообщает, что, мол, вечером меня не жди, у нас встреча одноклассников. А ему-то что, он меня вечером пригласил, у нас своя встреча одноклассников, с пивком, да с лещом, да с водочкой. Катерина вернулаcь поздно и, к нашему удивлению, увидев батарею бутылок, ничего не сказала, спать пошла.

        На следующий день, в воскресенье, я долго отсыпался после вчерашнего. Наконец проснулся и думаю:
- Дай-ка загляну к Кольке, наверное он уже от прачечной и других дел освободился, не грех нам и пивком похмелиться.
Иду я в соседний подъезд, поднимаюсь на третий этаж, звоню. Открывaет Колька, радостный, рот до ушей. Увидел он меня и нахмурился.
Я говорю:
- Колька, ты чего, другу не рад, что ли?
А он хмуро так отвечает:
- Я думал, это Катерина, вернулась, звонит, потому что ключи забыла.
- Так ты что, один? - удивляюсь я. - Что же ты меня раньше-то не позвал? Мы бы уже давно по третьей кружке пили! Собирайся, пошли, пока твоя благоверная не вернулась.
Колька ещё сильнее нахмурился и говорит:
- Да что-то неохота мне никуда идти.
 Да ты что, сдурел, - спрашиваю. - Ну да ладно, я сейчас сбегаю, сюда принесу.
Колька совсем мрачный, как туча стал и говорит:
- Неохота мне сегодня пить, настроение не то.

        Я чуть не упал. Сколько лет его знаю, никогда от него таких слов не слышал.
Пока я в себя приходил, он в комнату ушёл. Я за ним, расспрашиваю. Оказалось, Колька тоже проснулся поздно и был сильно удивлён, что жена за вчерашнее не пилит, про прачечную не напоминает, и вообще сидит перед зеркалом и мажется кремами. Потом одевается и, уже на ходу, спокойненько так Кольке сообщает, что вернётся вечером, и чтобы он её, значится, не ждал.
Колька сначала растерялся, а потом всё-таки очухался и только рот раскрыл, чтобы спросить, куда это она намылилась, как Катерина уже и дверь захлопнула. Колька так и остался стоять с открытым ртом.
- Да, вон оно как, - подумал я и предложил Кольке по этому поводу выпить, но он наотрез отказался.
Так воскресный день без толку у нас с Колькой и прошёл.

        Катерина вернулась только в седьмом часу. Вошла весёлая, глаза светятся, румяная и красивая до невозможности. Николай на неё во все глаза смотрит, потом очнулся и спрашивает:
- Ты где так долго была?
А Катерина весело так отвечает:
- А мы вчера договорились с девчонками встретиться. У Ленки Ивановой собрались, о своём, о женском от души наговорились. В субботу опять встречаемся, у Светки Одинцовой. А это моя одноклассница, Таня Жукова, за одной партой два года сидели.

        И тут я замечаю, что за Катериной какая-то девчонка стоит. Росточка невысокого, худенькая, невзрачная, но с большими голубыми глазами и толстой русой косой. Вот так мы с Танюшей и познакомились.

        С того памятного воскресенья и закончились наши с Колькой ежедневные выпивки.
Через год у Николая и Катерины родился наследник, Николай Николаевич, мой крестник. Вот такие дела.

                *****

        Андрей посмотрел на часы и заторопился:
- Ну, заговорился я тут с тобой. А меня Танюша просила детей из спортивной школы забрать. Ваське, старшему нашему, шесть стукнуло, а Светочке скоро пять. Тренер говорит, что они надежды подают, - с гордостью добавил он.

        Мы попрощались, и Андрей быстрым шагом направился туда, где его ждали.

29. Любовь Этьена. Сокращенный вариант
Екатерина Привольнева
- Этьен ! Этьен! Иди сюда, -она звала его откуда-то издалека, из глубин подсознания. Эта незнакомка в цветастом платье и с необыкновенными белокурыми волосами, развевающимися на ветру. Она наклонялась, набирала в пригоршни морскую воду и заливаясь смехом, брызгала в том направлении, где он стоял. Этьен пыталася рассмотреть ее лицо, но не мог. Девушка была слишком далеко.
- Этьен, смотри, я нашла ракушку. Какая красивая.
Ты красивая, хотелось ответить ей, каждый раз, когда видел этот сон, но  стоял вдалеке как статуя, не в силах произнести ни слова. Когда пытался подойти ближе, она тут же исчезала. В этот раз все было иначе.
- Кто ты? Как тебя зовут? – закричал он, в надежде, что девушка его услышит, и пошел к ней.
Он шел очень осторожно, чтобы не спугнуть ее. Но сегодня она не двигалась с места.
- Хорошо, я скажу тебе. Хотя, лучше бы ты сам догадался, Этьен.
- Я не знаю. Пожалуйста, скажи мне и хоть намекни, где тебя искать.
- Я…я ,Этьен, я та, которую ты…
Она не договорила, слабо улыбнулась и начала растворяться в воздухе.
- Где искать тебя, - не помня себя от горя, что она снова уйдет,  кричал он.
- Где искать…- ее голос звучал все тише.
- Скажи, где!
- Я совсем рядом. Я…
Она не успела договорить и исчезла в морских брызгах. Он снова потерял ее. Но прежде  сумел разглядеть. Девушка была юна и прекрасна. Глаза сливались с морем, правильные формы, кожа словно фарфоровая. Он никогда не видел таких красивых женщин. По крайней мере так ему казалось.

Этьен вздрогнул и проснулся. Огляделся. Еще темно. Рядом с ним, улыбаясь во сне, что-то прошептала Кло.
- Кло, – тихо позвал он, но жена продолжала крепко спать.
Он никогда не изменял ей, поэтому чувствовал себя виноватым за этот дурацкий сон, который снился ему с завидным постоянством уже третий месяц. За девушку, которую никогда не видел и которую так отчаянно любил во сне.
В реальной жизни Этьен не умел любить. Он старался не вспоминать своего безрадостного детства и родителей, которые не привили ему этого чувства. Бесконечные скандалы, пьяные драки и мальчишка, который забился в угол,  под стул или под кровать, в зависимости от ситуации, и, дрожа всем своим тщедушным тельцем, боялся выглянуть оттуда, чтобы не получить под горячую руку. Это было давно. Этьен вырос и уехал из дома навсегда. С тех пор ни разу не поинтересовался, что с родителями, и живы ли они вообще.
Этьен был врачом. Нейрохирургом. Это стало его призванием и единственным, что дорого сердцу.  В молодости у него не переводились девушки, но ни одной из них он так и не решился сказать заветных слов. Все они покидали его, одни плача и ругаясь, другие в гордом молчании, третьи смеясь над его убогостью.
Потом он встретил Клотильду. И сразу честно признался в своем недостатке. Сказал, что никогда не сможет полюбить ее. Но Кло не испугалась. Она вышла за Этьена замуж и родила ему дочь. Дочь, которая пошла в него. Которая не умела любить. Замкнутый круг. Он пытался дать ей это, пытался научить, но как может один безногий калека научить другого безного калеку ходить?!  Да и к тому же он был слишком занят своей работой. Кло тоже, живя с ним в браке, казалось, утратила способность испытывать любовь. Она воспитывала дочь в строгости, не давая никаких поблажек, воспитывала слишком жестко. Но он никогда не вмешивался. Леонор  покинула их с Кло по достижении восемнадцатилетия, сбежав с каким-то мальчишкой в Лондон, и вот уже пятнадцать лет не давала о себе знать.
Они привыкли молчать об этом. И не только об этом. Жили под одной крышей , встречаясь только в постели, чтобы спать. Но, несмотря на холод и отстраненность, Этьен никогда не изменял ей. Никогда.

Предложение лететь в Калифорнию по обмену опытом застало Этьена врасплох. Он никогда не выезжал из Франции, работа –дом, отпуск на побережье, его не привлекали дальние поездки. Но в этот раз отказаться не представлялось возможным. Этьена назначили заведующим клиникой. Произошло это сравнительно недавно. Хозяин клиники  все еще к нему пристально присматривался, так что он не мог давать поводов для его недовольства.
- Кло! – позвал он, вернувшись домой раньше обычного.
Никто не ответил. Тогда снова позвал:
- Кло, ты где? – ответом была тишина. Вязкая невеселая тишина.
Жены не было дома. Этьен посмотрел на часы и набрал ее номер.
- Нет связи - пропел милый девичий голос, - перезвоните позднее.
Наверное,  разрядился телефон. А может она едет в метро. В Париже гораздо быстрее на метро, чем на машине. Нет, когда он приехал,  ее место на пракинге было пустым.
Рейс  через четыре часа. У него есть час на сборы. А как же Кло? Ничего, подумал он, оставлю ей записку.

Самолет взмыл над вечерним Парижем, открыв взгляду Этьена всю свою красоту. Освещение придало городу фантастический вид, а посреди этого светового фуррора гордо возвышалась Эйфелева башня. Там где-то была Кло. Он представил, как она удивленно читает записку.  Интересно, будет ли скучать по нему? Хоть немного? Этьену предстояло пробыть в  нейрохирургическом госпитале Университета Сан Франциско  около месяца. Или расстроится, что не сказал ей лично. Или ей будет все-равно, и она равнодушно скажет, когда он позвонит, хорошо, удачи тебе. А может обрадуется такой возможности побыть одной.
Был солнечный сентябрьский день, когда он встретил Кло. Такую же яркую как и сам день. Он спешил на занятия и буквально сбил ее с ног на пороге здания университета. Кло выронила книги и укоризненно посмотрела на него.
- Поосторожнее нужно, - сказала она.
- Простите, - ответил Этьен и улыбнулся.
Улыбка у него была такая, что девчонки устоять перед ней не могли. Не смогла и Кло.
- Меня зовут Клотильда, - она широко улыбнулась в ответ. – А тебя?
- Я – Этьен.
Она изучала его лицо, обрамленное непокорной копной светлых чуть вьющихся волос. У Этьена была типично французская внешность. Темные глаза, нос с горбинкой, довольно пухлые губы. Если бы не цвет волос, доставшийся от матери, которая по отцу была англичанкой.
Этьен разглядывал Кло. Она не была типичной француженкой. Блондинка. Глаза голубые. Высокая, чуть ниже него, с пышными формами. Этьен подумал, что не прочь был бы провести с ней ночь. Или несколько ночей.
- Мне пора, - в голосе Кло сквозило сожаление. – Скоро пара начинается.
- Увидимся, -  Этьен прощально поднял руку.
Но прошел год, прежде чем они снова встретились, хоть и учились в одном университете.
Затяжная вечеринка по поводу выпуска. У Этьена на квартире. Повсюду пьяные лица. И его, Этьена, ничуть не лучше. Перед глазами все расплывалось, но Клотильду он не мог не узнать. Кто привел сюда ее? Зачем? На что ей сдался этот бардак?
Он устроился в углу, чтобы остаться незамеченным, но Кло уже шла к нему.
- Привет, - пьяно улыбаясь, приветствовал ее Этьен.
Вместо ответа она наклонилась и поцеловала его в губы. Ее запах напоминал запах лесной фиалки, которые росли в лесу у его дома, когда он был еще совсем маленьким, а его родители не такими жестокими. Этот запах – едва ли не единственное светлое воспоминаине о детстве.
- Ты вкусно пахнешь, - прошептал он. – Я хочу тебя.
Ночь они провели вместе, в его комнате, не обращая внимания на шум подвыпившей компании за дверью. Он закрыл ее на ключ, чтобы никто не мог им помешать.
- Я люблю тебя, - тихий голос Кло напоминал ему шорох морского прибоя.
Этьен молчал. Кло отстранилась и закрыла глаза.
- Ты обиделась? Потому, что я не сказал тебе то же самое в ответ?
- Нет, я просто устала.
- Кло! Посмотри на меня, пожалуйста. Не нужно так.
Она открыла глаза и посмотрела на него.
- Ну вот, точно обиделась. Мне нужно было сразу тебе сказать. Но ты возникла неожиданно, а я был настолько пьян и так сильно хотел тебя, что…
- Не нужно передо мной оправдываться. Ты не обязан говорить то, чего не чувствуешь.
- Я должен тебе объяснить. Я никогда не смогу сказать тебе этих слов. Я не умею любить. Простишь ли ты меня? Выйдешь за меня замуж? – когда он попросил ее стать своей женой, внутри все запротестовало.
И кто за язык тянул? Пьяный дурак!
Кло не ответила. Встала и начала одеваться.
- Ты хочешь уйти?
- Да. Мне нужно подумать.
- Но…
- Я позвоню тебе.
От нее не было вестей около двух месяцев.  Потом она неожиданно появилась на пороге его квартиры.
- Ты? – удивленно спросил он. – Что ты тут делаешь в такой час? Что-нибудь случилось?
- Да. Я беременна.
О господи, подумал Этьен.
- Ты не был осторожен в ту ночь. Я тоже не люблю тебя. Сказала тогда поддавшись моменту. Но ребенок…
- Ты права ребенок меняет все. За свои поступки нужно отвечать. Так ты выйдешь за меня?
- Да. Я буду твоей женой.
                . . .
Прощальный взмах крыла, и самолет понес его в далекую неизвестность, Париж исчез из виду, а вместе с ним и воспоминания о Кло.
В Сан Франциско его никто не встретил. Этьен взял такси и отправился в гостиницу.
- У меня забронирован номер, - сказал он по-английски, которым достаточно неплохо владел, и улыбнулся ресепшионистке. Улыбка получилась вымученной. – вот паспорт.
- Да, есть бронь на вашу фамилию. Заполните анкету, и я дам вам ключ.
Номер оказался довльно просторным со свежим ремонтом. На десятом этаже с видом на море. Он разложил вещи, принял душ, переоделся и поехал в клинику.

Этьен осматривал пациентов, когда позвонила Кло. Он извинился и вышел в коридор.
- Этьен? – ее голос звучал отрешенно.
- Привет, Кло, как ты? Я не застал тебя дома, телефон почему-то был отключен. Мне пришлось уехать.
- Этьен, я хочу поговорить с тобой.
- Что-то срочное? Это не подождет до моего возвращения? Или хотя бы до окончания смены?
- Нет, это ждет уже много лет и не может ждать дольше.
- Хорошо, я слушаю.
- Этьен. Я ухожу от тебя.
 Проклятая поездка! Если бы не она, Кло никогда бы не ...
- Ты нашла подходящий момент, чтобы это сказать.
- Извини, так получилось. Я не могла больше ждать ни секунды.
- Я вижу. Хорошо, ты уходишь. Куда? Если не секрет? Или лучше, наверное, спросить - к кому?
- Я просто ухожу. Мне осталось так мало, и я хочу попробовать стать счастливой.
- Почему осталось мало? – внутри нарастала тревога, - ты здорова?
- Да, здорова, дело не в этом. Мне уже пятьдесят два. Я не молодею. И с каждым днем жизнь в мире, в котором нет любви, дается все тяжелее. А еще, я хочу найти свою дочь и извиниться перед ней за то, что не интересовалась ею все эти годы.
- Если ты так решила, то это твое право. Но у меня есть к тебе просьба.
- Какая?
- Подожди, пока я вернусь. Не хочу, чтобы наше расставание произошло вот так по телефону. Ведь мы же друзья, не правда ли?
- Правда, - в ее голосе чувствовалась горечь. – Друзья. В этом вся проблема. Только друзья. Мы и поскандалить не можем, потому что чувств нет.
- Снова ты за свое! Я же говорил тебе, еще когда все между нами только начиналось.
- Да, говорил. И спасибо, что был благородным, женился на мне, когда узнал про ребенка. Но к чему это нас привело! Дочь потеряли, в доме пустота и холод. В нем никогда больше не будет детского смеха. Ничего нет. Да и не было. А ведь я любила тебя, всем сердцем любила, хоть и скрывала всю жизнь. Как я надеялась когда-нибудь услышать эти слова от тебя! Ну вот, теперь ты знаешь все. И я ухожу.
- Кло, сейчас не время и не место обсуждать такие вопросы, будь благоразумна. – его голос стал жестким, - я вернусь и мы поговрим. Пожалуйста.
- О чем? Я так долго была благоразумна! И к чему это привело? Тебя так и не завоевала, зато потеряла единственную дочь. Раньше у нас с тобой хоть секс был, а теперь и это ушло. Что осталось, Этьен? Скажи мне, что? Твое вечное : «я устал» и «мне плохо».
- Я не знаю, что тебе сейчас ответить. У меня работа. Если уволят, как будем жить?
Кло никогда не работала. Университет кое-как закончила и все. Вначале на руках была маленькая Леонор, потом она подросла, но Кло продолжала вести дом, Этьен поднимался все выше и выше по служебной лестнице, ему нужна была крепкая опора и поддержка. Кло стала для него советчицей, другом, матерью. Это было очень удобно. Но любимой женой…Была ли она ею? Нет, он не умел любить. Пока не встретил во сне ту вертихвостку у моря. Кто она? Если бы найти ее.

- Посмотри, солнце улыбается. - Девчонка рассмеялась и побежала по воде вдоль берега.
- Стой, подожди. Ты куда? – Этьен пытался следовать за ней, но ноги вязли в песке.
- Солнце улыбается! – она заливалсь смехом , растворяясь в его лучах и морских брызгах.
- Не уходи, - прошептал Этьен, прекрасно понимая, что не сможет ее удержать.

Он проснулся с чувством, что случилось что-то плохое. Кло. Она уходит от него. Хоть и согласилась остаться до его приезда, но он знал Кло. Она никогда не сказала бы, что покидает его, если бы все не обдумала и не решила. Что теперь будет, как жить дальше? Даже девушка из сна отошла на второй план. Этьен размышлял только об одном, как уговорить Кло остаться.
Ему больше не было интересным ни теплое морское побережье Сан Франциско, ни даже работа. Он продолжал ходить в больницу, где на какое-то время отвлекался от мыслей о Кло, затем сразу ехал в гостиницу, быстро ужинал внизу в ресторане или завтракал в зависимости от смены, поднимался в номер и ложился спать, чтобы снова и снова видеть во сне девушку у моря.
Срок пребывания в Калифорнии подходил к концу. Оставалось отработать еще неделю. Сегодня ему предстояло обследовать еще несколько тяжелых пациентов. Нужно собраться, но в голове вертелась только одна мысль : от него уходит жена, а у него слишком мало времени,чтобы придумать, как уговорить ее остаться.
Этьен понуро ходил по палатам, выслушивая истории болезней, которые монотонно читал молодой врач клиники - его помощник.
- В этой палате лежит безнадежная пациентка. Она уже три месяца в коме. После серьезной автомобильно аварии. Ехала поздно вечером из гостей вместе с четырнадцатилетней дочерью. Была нетрезва. Не справилась с управлением. В итоге обширная черепно-мозговая. Ни разу не пришла в себя. Даже не знаю, стоит ли вам ее смотреть? Вопрос состоит только в том, что мы не можем найти родственников, чтобы отключить ее от аппарата. И чтобы они оплатили счета. Страховка всего не покроет. Пациентку зовут…
На кой мне ее имя, зло подумал Этьен. Его мысли полностью занимало собственное горе и ему совершенно не было дела до чужого.
- Пациентку зовут Леонор Воленски.
Господи…Как была фамилия того мальчишки, с которым Леонор…Нет, это невозможно! Он схватился рукой за стену.
- Что с вами?  - воскликнул помощник, - вам плохо? Может вызвать врача?
Этьен мрачно расхохотался.
- Я сам врач. Не нужно никого звать. Дайте мне ее историю болезни.
Он быстро пробежал глазами строки, наисанные корявым почерком лечащего врача, который вынес приговор его дочери. Пальцы разжались, и папка выпала из рук. Страницы разлетелись по полу. Что он скажет Кло?
- Вы говорили, у нее была дочь? Где она?
- В приюте.
- Дайте мне адрес. Сейчас же.

- Вон она, - воспитательница приюта указала на застывший в углу комочек со спутанными серыми волосами. Девочка уткнулась лицом в колени, так что его было не разглядеть.
- Ее били? Почему она забилась в угол?
- Нет, ну что вы! Как можно. Ее никто здесь не обижает. У нас с этим строго.
- Тогда может быть ее мать…
- Нет. Психолог сказал, что она не испытвала насилия со стороны родных.
- Тогда почему она так сидит? И волосы грязные?
- Дело в том, что после аварии, когда мы сказали ей, что пока ее мама  не придет в себя, она будет жить в нашем приюте, девочка сбежала. Мы нашли ее спустя две недели оборваную и грязную. Когда привезли ее сюда, она все время молчала. И только на впорос есть ли у нее родные, отвечала : приедет Этьен, он обязательно приедет и заберет меня. Мы спрашивали,  кто такой Этьен, но вразумительного ответа так и не добились. Она твердила, что видела его, но где и как не объясняла. Мы предположили, что это какой-то дальний родственник, о котором рассказывала ей мать. Но наверняка ничего не известно. В школе, где она училась, нам сказали, что у нее никого не было, кроме матери. Сказали, что она была общительным светлым ребенком, который любит всех,  начиная от букашки и заканчивая… Сейчас, вот. Почти не ест, мало спит, плачет и отказывается соблюдать гигиену. Сидит в углу целыми днями. Огрызается. Горе-то какое! А вы, получается, приходитесь ей дедом?
Он слушал ее с рассеянным видом, думая только о том, чтобы побыстрее забрать девочку отсюда.
- Что? Ах, да. Получается, что так. Скажите, ее отец…О нем что-нибудь известно?
- Нет, ничего. К сожалению. Мы навели справки, девочка переехала сюда из Лондона вдвоем с матерью. Пытались найти его, предполагая, что он остался в Лондоне. Послали запрос по фамили, подумали, вдруг мать девочки носит его фамилию. Получили отрицательный ответ. На этом прекратили поиски. Я позову ее, чтобы вы могли поговорить. Мирей!
Девочка не шелохнулась.
- Мирей, с тобой хочет поговорить вот этот господин.
Она повернула голову к Этьену и спросила
- Как вас зовут? Вы же так и не представились.
Он не успел ответить. Девочка медленно подняла голову. По бледному лицу стекла одинокая слеза.Она посмотрела сначала на воспитательницу, потом перевела взгляд на Этьена. Несколько мгновений смотрела на него, затем поднялась с места и пошла навстречу.
- Этьен! Это ты. Наконец-то ты приехал! Где ты был так долго? Где? – шептала она едва слышно, затем замолчала, подбежала к Этьену и уткнулась лицом в его плечо.
- Будет тебе, девочка, - спокойно сказал он, - будет плакать. Я – твой дед и позабочусь о тебе.
Девочка подняла на него заплаканные глаза и  задала вопрос, понятный только им двоим:
- Ты помнишь, как улыбается солнце?
Этьен слегка отстранил Мирей от себя и стал пристально изучать ее лицо. Если бы не тусклые волосы и затравленный взгляд, то перед ним стояла девушка из его снов.
- Мирей, - прошептал он взволнованно, - Я люблю тебя, Мирей.
- И я люблю тебя Этьен. Дедушка.
Ему многое предстояло сделать до отъезда. Мирей не отходила от него ни на шаг. А по вечерам они гуляли возле моря. Ее белокурые волосы развевались на ветру. Сердце Этьена, несмотря на горечь потери дочери, ликовало.  Теперь она не исчезнет. Теперь она всегда будет с ним. Его Мирей.

Клотильда услышала звук поворачиваемого в двери ключа и вышла в коридор, приготовивишись прямо с порога сказать Этьену все, что о нем думает. Он должен был приехать еще неделю назад. Дверь открылась, и Кло удивленно смотрела на мужа , рядом с которым стояла юная спутница.  Вот оно что, подумала она, вот почему задержался! Любовницу завел. Да еще и притащил ее сюда!  Просил подождать его возвращения, и для чего?! Для того, чтобы представить свою новую пассию. Клотильда швырнула на пол кухонное полотенце, которое держала в руках,  резко повернулась и пошла прочь.
- Кло, подожди! Кло!
Она остановилась и гневно уставилась на него.
- Посмотри, я привез нашу внучку. Она настоящая красавица и любит весь мир. Мирей, проходи. Это твоя бабушка Клотильда.
- Леонор больше нет, - продолжил он после короткой паузы, - Я нашел ее в госпитале, где стажировался, но ничем не мог помочь. Она попала в аварию вместе с Ми. Ми отделалась ушибами, а Леонор,- он запнулся, - Леонор умерла, не приходя в сознание. Мне пришлось задержаться, чтобы закончить там все дела. Когда–нибудь мы вместе полетим  в Сан Франциско и положим цветы на могилу Леонор. А пока, вот наша внучка, наша Мирей.
- Здравствуйте, - робко сказала Мирей, выглядывая из-за его спины.
     Кло сначала отступила назад, не в силах сразу осмыслить и принять то, что услышала от Этьена, но затем, справившись с собой, пошла к ним. Когда она была уже совсем близко, Этьен почувствовал запах лесных фиалок. Он шагнул к ней, крепко обнял и сказал :
- Я люблю тебя, Кло.

30. Тайна Марии
Галина Дейнега
(Отрывок из повести «Сердце не обманет»)

В каждой семье есть свои тайны, недосказанности. В нашей семье недосказанной была история Марии — невестки нашей бабушки Моти. Прошли годы. Нет уже ни бабушки, ни Марии. Остались  в памяти только бабушкины слова:

— Мария красивая, а сына моего она не любила.

И вот я в гостях у сестры Татьяны в городе, где прошла жизнь её матери Марии. Теплый сентябрьский вечер. Мы удобно расположились за чайным столиком на увитой виноградом террасе старинного  особняка. Спешить нам некуда. Самое время вспомнить и нашу бабушку Мотю, и Марию.

— А правда, что Мария была красивая женщина? — интересуюсь я.

— Правда, — подтверждает сестра и приносит семейный альбом.

— Вот. Это она ещё до войны.

— Красивая, — соглашаюсь я и повторяю бабушкины слова, — а твоего отца она не любила. — И тут же добавляю, — как считала бабушка Мотя.

— Не права она, — возражает сестра. — Как можно судить о чужой любви? — И, немного помолчав, добавляет: — Жизнь — явление непостижимое. Порой так закрутит. Такие обстоятельства создаст.

Я готова согласиться с сестрой, но мне хочется получить доказательства любви. Время спрессовало события тех далёких лет. Остались разрозненные воспоминания, по которым мы и попытались воссоздать картины прошедшей жизни.

Иван был старше Марии на четыре года. Свои симпатии к красивой соседской девчонке он выражал дёрганьем её за косы. Длинные и толстые. После окончания школы Иван отслужил положенный срок в армии. Домой вернулся статным, грациозным парнем. Роста он был среднего. Волнистые светлые волосы красиво обрамляли мужественное лицо. Прозрачные, словно вода, глаза смотрели приветливо. Добродушная улыбка светилась на его лице.

— Мария? — удивился Иван при встрече со стройной, красивой девушкой с лучистым сияющим взглядом. Он даже не сразу узнал её. Русые косы теперь уложены в сложную причёску.

Её взгляд, походка, голос, изящные благородные руки, платье, прическа — всё это произвело на Ивана впечатление чего-то нового, необычного и очень важного в его жизни. Стал он приглашать девушку в кино, в парк, на пляж. Её простота, искренность, открытость чувств поразили его ещё больше, чем привлекательный женственный внешний вид. Влюбился Иван в Марию теперь уже по-взрослому. Серьёзно.

Шёл 1932-й год. Теперь они уже оба работали на заводе. Иван — слесарем, Мария — бухгалтером. Люди совсем взрослые, самостоятельные. Вот и принял Иван решение: ему пора жениться на Марии.

На очередном свидании Иван, сильно волнуясь, придав лицу серьёзное, даже строгое выражение, выпалил на одном дыхании:

— Я решил послать сватов к твоей матери.

— Сватов?.. Глупости!.. Какие глупости!..

И как-то вдруг Марию охватило безудержное веселье. Она разразилась громким переливчатым смехом.

— Смешно. Правда, смешно, — повторяла она, продолжая смеяться.

Чудные грёзы Ивана уступили место горькой действительности. Он был потрясён, сражён, повержен.

Мария смеялась, не замечая перемен в настроении Ивана. А тот становился всё мрачнее и мрачнее. Значит, искренность её чувств ему только показалась! Никакой любви с её стороны нет! Она обманывала его! Она играла в любовь!

Иван выругался. И эти грубые слова, сорвавшиеся с его губ, были крепкими и полновесными, как и всё в нём. Он резко развернулся и ушёл.

Мария опешила. Ощущения неприятные, оскорбительные. В одно мгновение, одумавшись и раскаявшись, она смолкла. Но было поздно что-либо изменить. Именно, поздно что-либо изменить.

С того вечера Иван перестал замечать Марию и вскоре женился на дочери попа. Девушке аккуратной, хозяйственной, согласившейся и на сватов, и на венчание. Теперь для Марии он был потерян НАВСЕГДА.

Лето выдалось прохладным. Мария ходила на пляж. Часами лежала на берегу, с грустью перебирая в памяти дни, проведённые с Иваном. Мысли одолевали однообразные, неотвязчивые, ненужные. Появился кашель. Неприятный. По вечерам повышалась температура. Пришлось обратиться к врачу. Диагноз страшный — туберкулёз лёгких. Лечение сложное, длительное. Не всегда успешное.

Марию захлестнуло горе. «Почему? Почему ещё и эта напасть? Почему?» — вопрошало всё её существо в бессильном возмущении. — «Почему?»

Она прошла курс интенсивной терапии. Болезнь удалось приостановить. Появилась надежда на выздоровление. Для закрепления проведённого лечения по рекомендации врачей Мария отправилась в санаторий. Здесь и суждено было ей встретить Тимошу.

Тимофей Павлович, по-домашнему просто Тимоша, — молодой человек, роста выше среднего, с тонкими благородными чертами лица, светлыми шелковистыми волосами, голубыми глазами и удивительно бледной кожей. После окончания университета получил направление преподавать историю в техникуме. Его сразу же полюбили и студенты, и преподаватели. Уважали и за хорошее знание предмета, и за широкий кругозор. Его выступления, начинающиеся, как правило, словами «друзья мои», тепло принимались аудиторией. Талантливый педагог вскоре стал старшим преподавателем.

Шёл 1934 год. Обстановка в стране сложная. С трудом преодолён голод . Ослабленных людей косит туберкулёз. Лёгкие Тимоши тоже поражены туберкулёзным микробом. Лечение, санаторий.

От природы спокойный и добрый, Тимоша, обладая холодным и практичным умом, относился к той категории людей, которая бежит от брака. Заинтересовать его могла разве только «непрочитанная книга». Волей всемогущего случая именно такая девушка и повстречалась ему в санатории.

Красивая, стройная, с лицом, словно высеченным скульптором на камне, с лучистым сияющим взором. Её серые глаза смотрели как бы сквозь окружающие предметы, что придавало ей особое грустное очарование и какую-то отрешённость от всего. Одета девушка была с отменным вкусом, не лишённым экстравагантности. В своих платьях: жёлтом, зелёном, голубом, которые подчёркивали линии фигуры и своеобразие лица, девушка казалась нарядной и здоровой. Держала она себя просто и уверенно. К тому же оказалась интересным собеседником, способным рассмешить и поднять настроение. С ней легко было говорить на любую тему. Её интересовало всё, что ново, что будоражит воображение.

При каждой встрече с этой девушкой Тимоша вновь и вновь ощущал то же самое воздействие красоты, так взволновавшее его при первом взгляде. Теперь он улыбался какой-то новой, радостной, счастливой улыбкой. Его жизнь наполнилась огромным чувством, что не было ни беспочвенной романтикой, ни сентиментальностью. Никогда ранее он не испытывал подобного безумства. В душе пел праздник.

И вдруг он понял, что произошло. Он влюбился!

Раньше Тимоша никогда не думал о женитьбе. Теперь у него возник интерес к браку, как к чему-то тайному, непознанному. Жизнь без этой девушки казалась ему бесконечно однообразной, скучной, бессмысленной, а женитьба на ней чем-то само собой разумеющимся. Срок пребывания в санатории заканчивается. Потерять эту девушку Тимоша не может. Он должен что-то предпринять!

Тёплая южная ночь. Светит полная луна. Тимоша провожает девушку после концерта.

Как хорошо чувствовать её рядом! В лунном свете красиво переливается серебристое платье девушки, облегающее её стройную фигуру. Рукава — крылья... Птица... Серебряная птица...

Тимоша обнимает девушку, осыпает поцелуями её лицо, плечи, руки, губы...

Прикосновение губ — очень сильное ощущение. Сладкий водопад радости пронзает тело, подавая сигнал, что скрытые в нём силы пробудились...

Тимоша смотрит в освещённое луной лицо девушки. На её глазах блестят слёзы. Эти глаза... Они говорят больше, чем она могла бы сказать словами...

Тимоша берёт девушку за руки и произносит чётко, размеренно:

— Я люблю тебя...

Девушка осознаёт слово «люблю» таким, каково оно на самом деле. И это прекрасно до головокружения...

— Согласна ли ты стать моей женой?

Склонив голову, Тимоша с волнением ждёт ответа на своё признание.

Сердце девушки выстукивает: «Да, да, да...»

— Да, — тихо озвучивает она веление своего сердца...

Утром влюблённые отправились в загс. Подали заявление. Их тут же расписали. Так, не успев и глазом моргнуть, не сообщив родным, не получив их благословения, Марусенька, как её ласково теперь называли, стала законной женой Тимоши.

По окончании санаторного срока молодожёны отправились в путешествие, которое стало эрзацем свадебного. Сначала заехали к матери Марии. Затем —  к матери Тимоши. Та была удивлена скороспелым  решением сына. Курортный роман. Что от него ожидать? В любви Тимоши она не сомневалась. Он такой порядочный, честный, верный, надёжный Но любит ли его эта девушка? А что такое любовь, Матрёна знала. Сама любила. Сильно, страстно, самоотверженно.

Невестка показалась Матрёне девушкой странной. На её лице то восторг, то уныние, то радость, то грусть. Порой она хорошая хозяйка, а иногда домашняя работа ей будто осточертевала, она всё бросала, и целый день читала книгу. Могла и обед мужу не приготовить. Её нельзя было упрекнуть по поводу подгоревших котлет или немытых полов. Она тут же обижалась, замыкалась в себе.

Свекровь старалась понять: любит ли Мария Тимошу? Присматривалась к ней. Да что можно увидеть? Глазу доступна лишь малая толика того, что происходит в действительности. А внутренние чувства вообще недоступны наблюдению. Может быть, любовь Марии и не была похожа на любовь Матрёны, но правил-то у любви нет! У каждого любовь своя.

В 1935 году состояние здоровья Тимоши резко ухудшилось. Его перевели на инвалидность, назначили скромную пенсию и рекомендовали пожить год в Теберде.

— Интересно, — рассуждаю я, — целый год Мария и Тимоша прожили в Теберде, а в семейном альбоме нет ни одной фотографии.

— Да, — соглашается сестра, — в семейном альбоме нет ни одной фотографии того периода. Да и вообще в альбоме только одна фотография Тимоши. Маленькая, какие обычно делают на документы.

Горноклиматический курорт Теберда пошёл молодым на пользу. Здоровье значительно улучшилось. Тимоша получил направление в город Ливны. Стал директором школы. Вскоре родилась дочь Татьяна.

Наступили летние каникулы. Мария повезла дочь в приморский город к бабушке на юг Украины. Тимоша отправился в санаторий на север Украины. Переписывались. Строили большие планы. Будущее казалось светлым и радостным...

Новость пришла внезапно, с неожиданной стороны. Она в корне изменила всю дальнейшую жизнь.

Срочная телеграмма: «ПРИЕЗЖАЙ КУРСК ПОХОРОНЫ ТИМОШИ КОЛЯ». Почему Курск? Какие похороны? При чем тут Тимоша?..

Всё это казалось неправдоподобным, ненастоящим, невероятным... Секунду Мария была как бы вне времени и пространства. Потом её пронзила острая боль. Она осознала случившееся. Сердце, казалось, остановилось. Всё вокруг поплыло...

Внезапная смерть. Кто это может постичь? Никто! Жил человек и нет его. Он ещё здесь, но его уже нет. Он больше уже ничего не скажет. Всё кончено. Всё... Всё... Всё...

Прямого поезда на Курск не было. Марии пришлось добираться с пересадками. На похороны она опоздала. Посетив в Курске больницу и кладбище, Мария отправилась в Ливны. Потрясённая внезапной смертью мужа, она была в каком-то оцепенении. Не плакала, не успокаивала свекровь, потерявшую своего горячо любимого сына. Она замкнулась в себе. Молчала. Разум отказывался что-либо понимать, решать. Мысли путались. А сердце советовало: «До-мой, до-мой, до-мой...»

Романтические мечты о будущем, столкнувшись с действительностью, рассыпались в прах. Мария наскоро собрала вещи, торопливо попрощалась и вернулась в родительский дом. Молчаливая. Убитая горем.

Долго не решалась Мария сказать дочери, что папочки больше нет. Сама росла без отца. С шести лет ей была знакома сосущая пустота отцовского отсутствия. Теперь эта пустота будет и у дочери.

Жизнь продолжалась. Мария устроилась на работу в заводскую бухгалтерию, дочь определила в детский сад. А дальше была война... Она всё решила по-своему, всех раскидала, всё смешала, перемешала, перепутала.



Чаепитие наше затянулось. Сентябрь — есть сентябрь. Тепло-то тепло, но уже по-осеннему. Да и смеркалось рано. Пора было прервать наши воспоминания и перебраться в дом. Информации получено много. Её надо было обдумать, осмыслить.

На следующий день с утра зарядил вроде бы дождь. Мелкий, моросящий. Осенний. Завершив все плановые дела, мы расположились в удобных креслах в гостиной. Сестра поставила на журнальный столик шкатулку и вазу с гроздями домашнего винограда.

— Я жду подтверждений твоей правоты, — напоминаю я сестре.

— Будут, будут подтверждения, — успокаивает она меня. — Причудливая судьба спустя десятилетие снова свела Марию и Ивана, который остался вдовцом  с двумя малолетними детьми. Они создали семью. А вот совместных детей Ивану и Марии Бог не дал. А они очень хотели этого.

— Так и жили. Тихо. Спокойно, — заключаю я.

— Нет, — возражает сестра. — Иван был страшно ревнив. Ревность у него была какая-то пространственная. Его одного должно было хватать, чтобы заполнить всё пространство вокруг Марии.

Прожили они долгую совместную жизнь. Дождались и внуков, и правнуков. Иван умер в возрасте восьмидесяти лет. На год больше восьмидесяти прожила Мария.

— Вот такая история, — заключила сестра.

— Да. Но я так и не получила подтверждений любви Марии к Тимоше.

—  Сначала надо было проследить весь жизненный путь Марии. Понять её.

— Иван это вся жизнь Марии. Тимоша — всего пять лет. Но каких! Разбирая вещи Марии, — продолжила сестра, — дошла до её несессера – особого чемоданчика, где она хранила набор принадлежностей для шитья. Открывать его нам, детям, категорически запрещалось. Там я и обнаружила свёрток. Вот, — сестра указала на шкатулку. — Сюда, в шкатулку, я и переложила всё, что в нём было.

Не открывая шкатулку, я уже догадалась, что в ней. У каждого человека есть хотя бы две вещи, которые он не хотел бы терять ни за что. Были такие вещи и у Марии!

— Я всё поняла! – восклицаю я.

— Что ты поняла? — спрашивает сестра.

— Во-первых, что Мария была очень мудрая женщина. Она могла не показывать, что там у неё внутри. Во-вторых, я поняла, что так бережно хранила Мария более полувека. Конечно же, память о Тимоше. О том времени, когда они любили друг друга и были счастливы.

Я открываю шкатулку и получаю подтверждение своей догадке. В шкатулке лежит маленькое серебряное платье. Рукава — крылья.

Какая она была изящная эта Мария в свои двадцать лет! Птица... Серебряная птица...

Здесь же в шкатулке письма из санатория с большими планами на будущее и... фотографии. Те самые фотографии, сделанные в Теберде.

Я с интересом рассматриваю молодого человека, который прожил всего три десятка лет, а оставил о себе такую славную память. В его облике есть изящество, грациозность и... благородство. Это главное. Ибо ничто не украшает так лицо человека, как благородство!

Глядя на фотографии, где Тимоша и Мария такие молодые, улыбающиеся, счастливые, я представляю себе, как они жили в Теберде. Понимаю, что в их чувствах сочетались бережность, сострадание, нежность, забота, любовь. Что любовь оказалась той областью, где лучше всего проявилась внутренняя сущность Марии, раскрылось богатство, сложность её натуры.

Ради семьи, ради детей Мария приняла Ивана таким, каким он был, и убрала с глаз всё, что напоминало о Тимоше. Убрала с глаз, но не из сердца. Частичку той, другой жизни, жизни с Тимошей, она бережно хранила более полувека! Ревность Ивана была не беспочвенна. Пережить любовь можно только один раз!

31. Руки
Анатолий Куликов
                Руки

Глухое раздражение не покидало Светлова уже два часа. Два часа они с женой простаивают у прилавков, стоят в очередях, разглядывают, щупают, меряют. Два часа Алексей, как нитка за иголкой, таскает медленно наполняющиеся сумки за своей женой и возмущённо пыхтит. « И сколько же можно! Никакой экономии времени! Встанет у прилавка и стоит, стоит, смотрит. Полчаса может простоять. А потом вздохнет и  отходит. А то ещё лучше: меряет, меряет. Ну, в пору же! Нет, опять отдаёт со вздохом. И, что зря ходить-то? Добрые люди пришли, купили и ушли. Пять минут! А эта только продукты и покупает, да и то те, за которыми очереди несусветные. Не было этой тринадцатой зарплаты и не надо бы!» Он слегка наклонил вспотевшую голову к уху жены и прошептал: "Маш, давай купим вон ту люстру и пошли домой. Скоро футбол начинается.»  «Отстань, я сама знаю, что купить!»- раздражённо отмахнулась жена, и пошла к выходу.
При входе в следующий магазин он демонстративно сел у дверей на подоконник и поставил тяжёлые сумки между ног. « Всё, хватит! Пускай сама ходит!» Но жена, как будто не замечая его прошла к прилавкам. «Эх! Вот такой у нас совет да любовь! И, ведь, всё равно ничего не купит. Мне лично ничего не надо, ну, разве туфли…»
   Домой они ехали в переполненном автобусе. Поставив сумки между ног Светлов слегка повёл плечами, расталкивая не в меру наседавших на него пассажиров. Перед глазами тянулся в глубь салона лес рук, уцепившихся за навесные поручни. Руки были разные. Тускло блестели кольца, браслеты, стекляшки часов. «Старушку посадить не могут» - подумал Светлов, увидев маленькую морщинистую ручку с выступающими под побелевшей кожей суставами. « Бабка стоит, а они сидят! Ну, наглость! Кто, там рядом? Во, охломон в наушниках!»  «Эй, молодой человек, посадите старушку.» Он приподнялся на цыпочки и сквозь мохнатые шапки впереди стоящих пытался увидеть седую старушку. И осел. Сдулся. Это была Катина рука…  Как-то непонятно закружилась голова, потом пришло раздражение: «Чёрт те что! Есть же какие то крема, мази….» Сердце резанула необъяснимая щемящая тоска. Перед глазами встали другие руки. Нежные розовые пальчики с блестящими от лака ногтями. Как ласково он гладил их, целовал, прижимал к щеке! А потом… Потом надел на безымянный палец кольцо. Вон оно блестит среди моря рук.  И опять руки… Они прижимали к себе кулёчек из белого одеяла повязанного синей лентой и слегка подрагивали. И глаза, так счастливо вглядывающиеся в его поглупевшее лицо.
   Сойдя с автобуса он подошёл к ожидавшей его жене и поставил сумки рядом. « Слушай, Лёша, такой хороший костюмчик я Сашику присмотрела на день рождения, жаль денег не хватило. С получки купим, ага?» « Кать, Кать погоди!» - Светлов взял жену за плечи и посмотрел в милое лицо. В горле стоял какой-то ком. "Катенька… ты… ты не болей, ладно. Ты береги себя. И я тоже буду…»  «Чу, дурной, пошли, дети ждут».
И они пошли по тропинке навстречу многоэтажкам.
А жизни, такая проклятая и интересная продолжалась…

32. Спасибо за любовь!
Надежда Сергеева
Жаркое летнее солнце опускалось за горизонт, на котором не было ни единого облачка.
- Погожая завтра погода будет, - улыбнулась Ольга, - а раз нет проблем с нею в день свадьбы, значит, прекрасно сложится семейная жизнь.
Бросив последний взгляд на половинку рыжего диска, она  вошла с балкона в комнату.
- Я - невеста, - сказала девушка громко, прислушиваясь к звучанию этого слова. - А завтра стану женой.
Ольга встала перед свадебным платьем и чуть коснулась пальцами ткани.
- Ты будешь самой красивой невестой, - вдруг услышала она приятный голос и с удивлением оглянулась.
На подлокотник кресла опускался, взмахивая золотистыми крылышками, человечек ростом с ладонь, одетый в белый смокинг, в белоснежном цилиндре.
- Ой, ты кто? - еле смогла проговорить девушка.
- Амур, - представился человечек.
- Какой Амур? - удивлению Ольги не было конца.
Человечек пошевелил золотыми крылышками, и вздохнул:
- Тот,  кто соединяет влюбленных.
- Ты ж должен быть.... Ну,... голенький, - смутилась Ольга.
- Ну, сказала! - рассмеялся Амур и не упал бы  с кресла, если бы не крылья. - Что ж это я чужой невесте буду являться обнаженным?! Я ж все-таки с визитом.
- И чем же это я обязана этому визиту, -  улыбнулась девушка.
- Ты оказалась самой неподатливой, - Амур, нахмурившись, сделал несколько шажочков по подлокотнику.
- Неподатливой? Ты это о чем?
- О чем? - Амур взлетел, покружился перед лицом Ольги и, опустившись на кресло, грустно сказал, - о том, милая девушка,  что я несколько раз пытался поразить твое сердце своими стрелами, но безрезультатно...
Амур  снял цилиндр, который вдруг превратился в белую палочку со звездочкой.
- А ты ничего не путаешь? - смогла лишь прошептать удивленная Ольга.
Гость прошелся по подлокотнику.
- Понимаешь, - заговорил он, - любовь проникнет в сердце, если я одной, всего одной стрелой сражу два сердца. Тебя же, почему-то, мои стрелы не задевали.
- Что-то я ничего такого не припоминаю! - пожала плечами хозяйка.
- А вспомни, в институте? – нахмурился Амур.
- Вот тут я могу тебе сказать только одно. Я обещала отцу закончить вуз, - Ольга пыталась говорить спокойно, но это давалось ей с трудом.
- Да-да, учеба на первом месте. Перед этим я был бессилен, - вздохнул Амур и взмахнул своей палочкой, наполнив комнату серебристыми искорками.
- Ой, что это? - немного испугалась хозяйка.
- А, не обращай внимания. Это мои эмоции, - грустно проговорил человечек, - пронзить стрелой твое сердце мне было  трудно потому, что с годами у каждого человека сердце черствеет, и редко открывается, чтобы я смог пустить стрелу.
- И как же это тебе удалось? - поинтересовалась девушка.
- Я просто поймал момент, когда ты себя не контролировала, - улыбнулся Амур, - ты упала с лодки,  Игорь тебя спас. И вы не избежали моих волшебных стрел.
Гость взмахнул палочкой, вызвав  звездопад.
- Опять эмоции? - Девушка подставила ладонь под искорки.
- Это уже от радости, ведь я, наконец, выполнил свое предназначение! Наполнил ваши сердца любовью! И завтрашняя свадьба тому подтверждение! - Амур закружился по комнате, рассыпая серебряные искры, и вылетел в открытую балконную дверь.
- Ты будешь счастлива, - донеслись до Ольги его слова.
Девушка  вышла на балкон, солнце, скрывшись за горизонтом, окрашивало летнее небо.
- Спасибо за любовь! – прошептала невеста.

33. любовь И жизнь
Татьяна Арутюнян
Они шли под руку по заснеженной улице большого города. Город мерзло и зависливо зиял глазницами многоэтажек.А они шли...и шли...тестно прижавшись друг к другу.Им казалось, что это дорога в никуда и она никогда не закончится.Разговор неочем ..то вспыхивал робким огоньком,то затухал под тяжестью дыхания.Снег кружился...а иногда тупо падал откуда то оттуда...сверху...с неба.Она подняла голову и счастливо зажмурилась... Небо...небо у нас одно.Это всегда было первое,что приходило ей в голову,когда ее глаза встречались с небом.Слезы тихонько покатились из уголков глаз.Она научилась плакать улыбаясь.Небо у нас одно...вдруг сказали ее губы. И испугано проглотили: а вот земля разная.....
Он смотрел прямо перед собой..курил и морщась поддерживал бессмысленный разговор.Оба понимали,что надо расставатся. Странное чувство,знать, что пора умирать....Ты точно знаешь,что умрешь...но всегда кажется,что этого не произойдет никогда.Ну вот как это возможно?!.. Ты дышишь.., улыбаешся...,живешь....просто живешь...и счастлив...Как ты можешь вдруг..вот так вот ..вдруг...взять и умереть?
Но они оба знали,что это будет...просто не верили....
К смерти нельзя привыкнуть...это невозможно.Всегда все по другому.  Им не дано было знать, как это будет в этот раз...
Он судорожно прижал ее руку и она истово прильнула к нему.Город злорадно молчал.Он ждал пока подъехавший Хирон предложит их подвезти....Они молча сели и отдав причитающуюся монету пересекли Лету. Глупый поцелуй ...неглядя...
Если есть смерть, значить есть и рождение....
У бога на каждого из нас свои планы....

34. Сказка о двоих
Инна Димитрова
                Сказка о двоих.

Говорили ей, что не прорастают цветы из увядших лепестков, но она собирала их повсюду и сажала, веря истово и наивно.
Говорили ему, что босиком не ходят до звёзд, и пыль не идёт в небеса. Но он рвался к звёздам, и они звали его.

Прошло три года. И внезапно проросли цветами все лепестки, ушедшие с добрых ладоней в землю, и наполнился благоуханием целый край.
И внезапно ушёл по небу босоногий юноша с палкой под рукой. И всё было как-то не так…

Девушка смотрела на цветы и вспоминала, улыбаясь, свои ответы на то, что цветы лишь растут из семян: «Но и в увядших лепестках таится сила, рвущаяся к жизни, и нужно ей лишь чуть помочь». Она радовалась солнцу и грустила, созерцая звёзды. Эти цветы были ещё слишком холодны и далеки.

И бродил юноша босоногий меж звёзд, и пыль от его стоп разгоралась, рождая искры. И не вспоминал он слов, оставленных позади, а шёл всё дальше, пытаясь заглянуть за горизонт…  Пока не обернулся однажды на Землю, и не почувствовал что-то новое, иное, будто расцвела и раскрыла к нему навстречу руки для объятий.

И пошёл он на Землю. И встретила его девушка, живущая в маленьком домике, тонущем в необъятных полях цветов.
- Где граница твоим цветам?- спросил её юноша.
- Нет границ жизни и прекрасному,- ответила ему девушка,- но всегда есть место для новых стремлений.
Согласился он с ней.

- Я – дочь Земли, А ты – сын Небес. Что привело тебя к нам, и видел ли ты предел звёздам?
- Необъятен Космос, но тесно в нём Живому Сердцу. Рвётся оно к беспредельному познанию и сжимается о том, что покинуто.
Я – такой же сын Небес, как и ты – дочь. Мы – вечные гости в Космосе, а где Дом – никак необрящем…
Лишь цветы и звёзды способны звать, но не знал я прежде, что цветы твои могут быть сильнее всех звёзд…

Долго они говорили, и спустя много-много лет стал бродить по дорогам Земли странный старик в соломенной шляпе, поднимающий  сухих и поломанных бабочек, и вдыхающий в них жизнь.
- Дороги смерти проложены людьми, но не соединяют они сердца и отнимают трепетные жизни. Не ласкают стопы Землю, а чёрный панцирь её тяготит. Лети кроха к солнцу и мечтай о возврате людей к Жизни! Пусть твоя пыльца будет угодней Земле и сильнее смрадного дыхания дорог!

35. Повесть Дом Сердца
Инна Димитрова
                Повесть «Дом Сердца».

Вика совсем запуталась. Идя тёмным переулком, она всё пыталась обдумать и решить как ей поступить, что выбрать. С одной стороны, ей совсем не хотелось разводиться, но с другой стороны, отношения с мужем достигли предела. Да ещё и сын… растить без отца? Конечно, лучше порой вообще без отца, чем с некоторыми, но мальчику отец необходим…
Она отвела ребёнка к матери, скучавшей по внуку, а сама пошла куда глядят глаза – лишь бы не видеть никого, лишь бы отрешиться от всего навалившегося…
Дома сменялись домами, и улицы похожи одна на другую… Что она находила в этих бессмысленных скитаниях? И находила ли? Кружа потерянной птицей без родного гнезда…

Наверное, она слишком сильно задумалась, ушла в воспоминания и ожидания. И не заметила корочки льда, предательски скользкого, да и угла оставленного ящика. Один удар – и она отключилась. Всегда мы получаем то, что ищем, на что ориентируемся. Забвения и отрешения требовалось ей, жаль, что форма этого попалась болезненная…
Проходивший мимо молодой человек хотел было ей помочь, но не успел – руке в чёрной перчатке не хватило пары сантиметров… Он вызвал скорую и сидя в ней, пытался безуспешно узнать что-то о девушке.
- Света, - чуть слышно произнесли губы Вики сразу после падения, но больше он так ничего и не добился. «Как мало света… Где же свет?» - последние слова были в затухающем мозгу девушки, но как странно преломились они в имя!

Юноша на удивление был очень заботлив – приходил навещать, но Вика впала в кому и не видела ни его, ни его цветов. То забытьё, которого она так страстно желала, распахнуло для неё свои приветливые объятья…
В больнице посчитали этого юношу её женихом, но не знавшим о девушке ничего кроме имени – и такое бывает! Первое свидание, и даже дома у неё не был. Розыск по имени ничего не дал, да Вику не сразу бросились искать. Она нырнула в забытьё с головой, и оно стало работать на неё… Даже позже на сделанной фотке она выглядела на 20 лет старше своего возраста. Вселенная услужливо скрывает прячущихся в тень…

Рихард сам не знал зачем ему всё это нужно – что заставляет его ходить в больницу к незнакомой девушке, но он делал это обстоятельно, как многие щепетильные немцы. Потомок ассимилировавшихся ещё в досоветское время немцев, он ничем уже не отличался от местных, лишь имя его выдавало – это дед с какой-то дури настоял на «историческом» имени для внука, и с ним не стали спорить. Чем бы дитя не тешилось – лишь бы не кричало. Может, от деда у него  такое чудачество, множество необъяснимых поступков и неуёмное желание найти чего-то невероятного, особенного – отсюда и постоянная смена работ и съёмных квартир – нет, не по душе ему была мертвенная стабильность…

Время шло, а Вика не пробуждалась. Уже давно залечили и гематому, и трещину на затылке, а спящая царевна не открывала вежд…
Её уже вовсю искали и мать, и муж, и требовал маму до крика и слёз сын, но всё проходило мимо неё как пурга, как метель за плотно закрытым окном…
Долго блуждала эта странная мысль о спящей царевне в сознании Рихарда, пока однажды, повинуясь этому неясному порыву, он опасливо приблизился к Викиному лицу и легонько поцеловал.
Нет, ничего не изменилось  И, уже собираясь уходить, он всё-таки рискнул поцеловать не в щёку, а в губы…
Выдох шумный услышал Рихард, показания приборов ускорились и задрожали ресницы девушки. Он и желал страстно этого пробуждения, и боялся неведомо чего. Но не стал уходить.

Она открыла глаза, и увидела его. Он показался очень приятным ей, но почему – не могла понять. Осмотревшись, она поняла, что явно не дома, а в больнице, но при слове «дома» ничто не всколыхнулось в ней, не отозвалось. Она не помнила ни кто она, ни откуда.
Рихард пытался напомнить: «Света». Но это был пустой звук, никак не применяемый к ней. А поскольку других вариантов не было, она согласна откликаться на Свету. Что ещё от неё хотят? Назвать номер полиса? Какого полиса? Адрес? Но всё это было настолько ей чуждо и нелепо, что она твердила как заведённая «не знаю», «не помню»…

Рихард был в отчаянии. Что ему теперь делать? Больница не держит здоровых, а потеря памяти не лечится. Оставалось забрать её к себе домой или просто перестать приходить? Нет, он должен ей помочь, должен суметь подсказать, намекнуть, направить, пробудить память. Он слабо себе представлял защитные силы самоохранения  психики…
Она с радостью согласилась поехать к нему – пребывание в больнице её тяготило, а ей он казался знакомым, а потому – не опасным. Забрав вещи, он вызвал такси. Снимаемая квартира требовала ремонта и казалась большой из-за отсутствия почти всей обстановки. Но Свете она почему-то очень понравилась. Пустынная квартира казалась ей новым этапом, ассоциировалась с началом новой жизни…

Странная девушка теперь предстала перед ним – чарующая и пугающая одновременно. Как воспитанный джентельмен, он не стал склонять её к определённым отношениям, но кровать, хотя и очень широкая, была одна, стесняясь, он сказал, чтоб она устраивалась, я ему надо по делам…
Но дел-то никаких не было. Как и податься к кому-то тоже не представлялось возможным. Он мерил пустоту шагами и лишь фонари заглядывали ему в лицо и как бы говорили: - А что теперь? Ну, как дальше?

Он пришёл глубоко за полночь. Света уже спала. Присел на краешек кровати и, глядя на её лицо, он думал о нежности, безучастной, бесконтрольной, трепетной.
Все эти переживания последних месяцев вымотали его и он, почти не раздеваясь, лёг у края – чтобы не мешать спящей. Будильник в сотовом проверил – завтра на работу. И как он всё объяснит ей?
Но она раньше проснулась, отключив гудок. И, глядя горящими весёлыми глазами на него, произнесла:
- И кем мы работаем?
- Экспедитором.
- Давно?
- Пару месяцев.
- Нравится?
- Не то чтобы…
- Ясно. Деньги. А я так чудесно выспалась – она томно потянулась, отчего грудь острее проступила сквозь тонкую одежду. – Что будто заново родилась!

Рихард быстро отвёл взгляд, стараясь об этом не думать. Нет, так долго продолжаться не может! Но что сделаешь?
- Возьми меня с собой!
- Нет, - ласково, но твёрдо.
- Я не буду тебе мешать, честное слово! – и куда только подевалась её прежняя разумность, продуманность, осторожность? Будто от той личности не осталось и следа…
- Рихард, ну что тебе стоит? – взгляд был просящим, но юноша вполне отдавал себе отчёт, что тогда точно весь день ему будет не до работы. Она захватывает всё внимание, поглощает как пучина…
- Н-н-нет, определённо! Подожди меня здесь. Работать необходимо, а поговорить мы сможем попозже…

Он постарался побыстрее всё сделать – ну, там, утренний туалет, дежурный бутерброд и тихо шмыгнул за дверь, тут же со стороны лестничной клетки прижавшись спиной к двери… Весь задор слетел с лица девушки. Она задумчиво опустила взгляд, поднеся кулачки к губам, прислушиваясь к шорохам за дверью. Вот Рихард собрался с мыслями, чувствами, зашуршал плащ и послышались шаги по лестнице. Света метнулась к окну, ища его взглядом… Он уходил со двора наискосок направо. Но не было уверенности в его шагах…

Что я делаю не так? – думала Света. – Он тяготится мной? Мне нужно уйти? Но куда? Да нет, он бы так и сказал – видно, какой он честный – Ри-хар-д, - она растягивала его имя, будто пробуя на вкус и с каждым разом оно всё больше нравилось ей, - Ри-хар-д…
Из найденного в холодильнике и шкафчике она сварила борщ, полила какой-то цветок в горшке неопределённой наружности (такого у неё прежде точно не было), подмела пол, плюнула, увидев эффект, и помыла. Телика не было. В чужой комп не рискнула залезть без спроса. День близился к концу. Сидя на подоконнике и листая какую-то брошюрку, найденную в стопке печатного материала, а другой рукой кусая найденное единственное яблоко, она поджидала Рихарда…

А вот, кажется, и он – тут же спрыгнув с подоконника, она пошла ему открывать, тихо стоя за дверью и поджидая приближающиеся знакомые шаги. И когда он хотел было позвонить, она открыла… Он смотрел на неё, не отрывая взгляда, она будто читала в них увлекательный роман.
Но к себе его она не примеряла.
Неловкое молчание затянулось, она отступила в сумерки прихожки, он прошёл в квартиру. Она разогрела ему суп, он принёс хлеб. Как ни хотелось им обоим поговорить, они молчали…

Наконец, собравшись с силами, Рихард заговорил:
- Я понимаю, как тебе здесь неуютно – я не обжил  ещё здесь… но другого предложить не могу…
- Нет, нет! – она вскинула голову вверх, и тут же скромно потупила взгляд,  - мне всё здесь нравится. Не знаю почему… Будто на выселках, будто скоро снимемся с места и отчалим… или только приехали… Прости,  я перебила… - снова смущение, и правой руки кулачок к губам.
- Да, это не очень подходящее холостяцкое жилище для девушки, к тому же… даже кровать у меня только одна… чтобы не подумала… - он снова осёкся, и она будто подхватила упавшую нить разговора:
- Она волшебная! Я так чудесно давно не высыпалась, будто её волшебник делал, или на ней спит… - она робко перевела взгляд на него.

Рихард сам всего стеснялся и робел, будто мальчишка. И намёки на волшебника его несколько сбивали с толку.
- Словом, живи сколько тебе понадобится. Я прогонять не буду. Но тебе нужно всё вспомнить. Понимаешь? Постараться…
- Не надо, Рихард, я всё понимаю. Но мне не куда идти. – И чуть жалобней:  - Не прогоняй меня!
Снова установилось неловкое молчание.
- Ты только скажи что надо делать – ну, стирать там, готовить… я постараюсь… как могу…Ну, какие дела чисто по-женски…
Ему в который раз приходилось брать себя в руки…
- Ну как на работе? Всё нормально?
Он кивнул.
- А как ты без телика обходишься? Интернет?
- А… да нет, новости и на работе все рассказывают. Мне хватает.
- А родители у тебя есть?
- Да.
- Расскажи!
- Как-нибудь потом…
- Извини, тебе, наверное, отдохнуть хочется…
Ну тогда ложись – я посижу тут…
- Нет, не надо что-то делать не по себе. Мне это не нравится. Делай что хочется. И… постарайся что-нибудь вспомнить.
Она сникла: - Постараюсь.
Он заметил потухший огонёк в глазах, но как иначе можно разрешить эту ситуацию…

День сплетался за днём, она привыкла к его отстранённости, но лишь слабый отголосок какой-то неведомой тоски порой долетал до неё. Будто когда-то давно прежде у неё была семья и ребёнок, мама и… что-то ещё. Она честно старалась вспомнить, но всё оставалось на уровне домыслов.
Нежность испытывала Светка по отношению к Рихарду, но судя по его поведению, он терпел её только из жалости. Нет, это её не злило и попыток «охмурить» его она не делала, но даже к отцу или брату испытываешь чувства и хочется их выразить, а тут…
И порой ночью, когда Рихард крепко спал, она чуть трогала его локоны и смотрела вдаль… Она не знала, сколько ему стоило сил казаться спящим.

Смутные предчувствия всё больше сплетали свою сеть. Она стала больше ходить по улицам и что-то вроде узнавать. Полностью память не вернулась, но Света ужаснулась, убедившись, что у неё есть и мать, и муж, и сын – ведь они где-то живут и наверняка ищут её!
Почему же она никак не вспомнит их? Сенная улица, дом 6. Она чуть задержалась. Что-то казалось ей чуть более знакомым, она вошла во двор и пыталась узнать подъезд. Точно, третий! Она таким же образом «нащупала» квартиру, но на звонок никто не отвечал. Она ушла.

Первые поиски ничего не дали. Жизнь шла своим чередом. Рихард пообвыкся и перестал стесняться и теряться в её присутствии. Он не мог открыться, чтобы не поставить её в неловкое положение, а она не догадывалась о тщательно скрываемых чувствах Рихарда. Хотя, зачем ещё молодой человек столько внимания будет уделять девушке? Но ведь бывают же рыцари, интеллигенты и всё такое…
Света стала искать себе работу давно, но без документов кто её возьмёт? Подрабатывала уборщицей, ходила по улицам, прислушиваясь к себе – не отзовётся ли что-то внутри?

А потом однажды спросила напрямик:
- Рихард, а почему ты меня терпишь? Из благородных чувств или…по другой причине? Ведь я тебе – кто?
Рихард упорно прятал глаза, но ничего не отвечал.
- Ну скажи, пожалуйста! – она пыталась заглянуть в отражение души, но оно у Рихарда упорно сопротивлялось этим попыткам.
- Ты знаешь, я не хочу больше стеснять тебя. Смутные предчувствия уловила я, что есть (или была) у меня семья и ребёнок. Где – я не знаю, но мне нужно выбрать наконец: искать их до конца, или бросить эти попытки. Понимаешь, это зависит от тебя…

- Искать семью   обязательно надо, тем более, если есть ребёнок…
- А как же ты… мы… ну, чёрт! Скажи – ведь я тебе не безразлична? – её голос дрогнул.- Ты что-то испытываешь в отношении меня…
Молчание повисло чуть ли не клоками как в стихотворении про зиму, но пробить прочную оборону не очень-то получалось…
- Хорошо, ты – упрямый, а я – больше. Подумай, почему я так решительно всё забыла – на это же должна быть какая-то причина? Может, мы поругались, или разлад какой, может, мы почти развелись… Ну скажи хоть что-то! -  она коснулась его плечей, обхватила руками, пытаясь заглянуть в глаза, но Рихард их упорно прятал.
- Ну же! Рихард!

- Да.
- Что да?
- Да, ты права. Всё так. Мне не хотелось бы тебя терять, но семью надо найти. – Рихард так и не рассказал как он потерял семью, а потому острее чувствовал ценность того,  что потерял…
- Глупенький, какой же ты глупенький! Ну неужели раньше ты не мог сказать? – она прижалась к нему, чувствуя трепет… - но он стал отстраняться.
- Я не смогу дольше терпеть. Лучше не надо…
- Рихард, Любовь моя, что тебе ещё надо? Я не помню мужа, если он вообще есть… - но тут она вспомнила.
- Бог мой, точно, Игорь… - от открывшегося она стала терять сознание, но он успел её подхватить и отнести на кровать. Глядя на неё, он понимал, что осталось уже не долго это делать. Дальше она вспомнит всё остальное и уйдёт… навсегда. Сколько тягостных мгновений он думал об этом…
Чуть очнувшись, она попыталась тут же задержать очередную попытку его уйти.
- Рихард! Не уходи. Не просто так мы встретились. У нас натянутые отношения были с мужем. И зовут меня Викой, и ребёнок есть, да, но… если ты скажешь остаться, то я останусь… Рихард!

- Нет, Вика! Уходи! Я не хочу становиться препятствием… Да и ребёнку нужен отец…

Слёзы стояли в её глазах, всё не решаясь сорваться, но она собралась.
- Рихард!
- Я говорю нет, Вика! – но как нежно он произнёс это имя!
Она терпеливо вышла за дверь, сказав: - Прости. Он ответил: - Прощай!
Лишь закрылась входная дверь, она медленно осела по ней вниз и слёзы полились градом.
«Ну почему всё так? Почему, когда обретаешь любовь, вынужден расставаться?.. За что?» Слёзы всё текли, но она не уходила, не замечая, что сидит на грязном полу…

Рихард понимал, что поступает правильно, но всё его существо терзалось и рвалось на части. Ещё немного, и он бы…
Она стала стучать в дверь, дубасить по этой бестолковой железяке…
Нет, определённо так больше продолжаться не может – он рывком оказался у двери, махом открыл, и она упала в его объятья.

P.S. Странны порой Пути Любви. И причудлив Её узор. Но идущие по Нему со всем бесстрашием находят Искомое. И Сердце обретает свой Дом…    

36. Птица в огне
Карин Андреас
Птица в огне

     В одной деревне давным-давно жили девочка и мальчик. Жили они в соседних домах и дружили с самого рождения девочки.
     Когда родилась девочка, мальчику было почти два года. Мама вместе с сыном пошла посмотреть на новорожденную.
- Ляля! – Восторженно воскликнул мальчик, указав пальчиком на девочку.
     С тех пор девочку все называли Лялей.
     Как только Рома, так звали мальчика, стал самостоятельно ходить, он направился в гости к девочке. Рома учил Лялю ходить и говорить.

- Твой сын так заботится о моей девочке! – Восторгалась мама девочки.
- Готовит себе невесту, - говорила мама мальчика, - пожалуй возьму ее в свой дом.

     Как только дети чуть подросли, матери разрешили им ходить по ягоды.
     Вот так, случайно дети оказались свидетелями одного очень необычного явления.

- Она горит, - девочка горько плакала, прижавшись к мальчику.
Оба плакали и смотрели с жалостью на птицу, охваченную огнем.
- Мы не можем ее потушить, Рома? – Девочка с надеждой посмотрела на мальчика.
- Не.е.т, в лукошко воды не наберешь, - всхлипывая, ответил мальчик.

     Девочке было лет пять, а мальчику семь. У обоих в руках были лукошки с ягодами.
     Птица обуглилась полностью.
     Пламя погасло и птица упала на землю, раскинув то, что было крыльями.

- Какая она была большая, - с восхищением и жалостью произнесла девочка.
     Она присела у птичьей головы, ее лукошко перевернулось, из нее на землю выпала большая горка ягод.

- Ой, Ляля, собери ягоды.
- Нет, пусть лежат, я пойду еще нарву.

     Девочка встала и шагнула в сторону, но вдруг остановилась.
- Рома, а давай ее похороним.
- Как это, землю копать что ли?
- Нет, давай нарвем во.о.н тех зеленых веток и прикроем ее.

     Мальчик посмотрел в ту сторону, куда указала девочка – там были заросли пушистой туи.
- Зачем? – Спросил мальчик и пожал плечами.
- Ну, чтоб ее никто не затоптал.
- А кто ее может затоптать?
- Может наши охотники, а может звери, - серьезно сказала девочка.
     Мальчик послушно направился в сторону кустов туи, девочка присоединилась к нему.
     Они нарвали охапку веток.

     Девочка подбежала к птице и стала осторожно накрывать ее ветками.
- Ее теперь совсем не видно, - девочка осталась довольна своей работой.

- Угу, пойдем уже, нарвем ягод и домой, нас будут ругать, - сказал мальчик.
- Ром, а мы ведь никому не расскажем, да?
- Как скажешь, я думаю, это никому не интересно.
- Все равно: интересно или нет, никому не рассказывай, обещай!
- Ладно, ладно, обещаю.


- Где вы так долго пропадали? – Встретил их сердитый голос матери мальчика. – Слышь, соседка, это все твоя дочь моим сыном руководит.
- Ладно тебе, не ворчи, - отмахнулась мама девочки. – Не ты ли говорила мне, что возмешь мою девочку в невестки?
- Кажется уже жалею  о том, что тогда сорвалось с языка, - уже мягче сказала мама мальчика.
- Иди, поешь, нагулялся, - обратилась она к сыну.

- Завтра пойдем еще, Ром? – Тихо спросила девочка.
- Завтра он отцу помогать будет, - отрезала мама мальчика, - пора ему делом заниматься.


- Лялечка, ты ведь обещала бабушке с пряжей помочь.
- Ой, устала я сегодня, бабуля.
- Иди сюда, садись, отдохни, хочешь сказку расскажу...

     Мысли девочки были там, с той птицей...

- ... от птицы той жар идет, светится она вся, - говорила бабушка,
- как ты сказала? Жар идет? Расскажи еще, - встрепенулась девочка,
- эта птица большая и очень красивая, живет она долго, пятьсот лет и называют ее жар-птица.
- Почему ее так называют?
- Она вся светится, ночью от нее светло, как днем.
- Она не сгорает от жара?
- Она сгорает однажды, когда постареет, и из пепла рождается заново.
- Как это? Новые перышки вырастают?
- Да, именно вырастают.
- Откуда ты это знаешь, бабуля? Ты видела, как она сгорает?
- Мне моя бабушка рассказывала, а ей рассказала ее бабушка, но я не знаю кто это видел.
- Значит она оживет, - задумчиво произнесла девочка.
- Кто оживет?
- Ну сначала сгорает, потом оживает, ты ведь сама сказала.


- Ромка, я что узнала, ни за что не догадаешься, - таинственным голосом произнесла девочка.
- Опять секреты? Куда в этот раз поведешь моего сына? – Раздался голос матери Ромы.
- Ягоды были вкусные. Можно мы еще раз пойдем туда за ягодами? – Глядя на нее большими невинными глазами, спросила девочка.
- К лесу ни на шаг! Слышишь, Ляля? – Вмешалась в разговор мама девочки. - Рома, ты старше, следи за ней.
- Твоя дочь им командует. Разве она его послушает? – Сердито сказала мама мальчика.
- Ляля, слушайся Рому! Иначе больше никуда не пойдешь гулять.
- Хорошо, мама, я все поняла.


     Дети пошли на ту же поляну и нарвали ягод.
- Что ты хотела мне рассказать? – Спросил мальчик.
- Мне бабушка рассказывала, что птица, которая горит, на самом деле не сгорает, а родится заново.
- Как это?
- Она оживет, угу. Бежим туда, проверим!

- Ой, а кто съел ягоды? – Девочка осторожно отодвинула зеленые веточки.
     Голова птицы пошевелилась.
     Девочка в испуге отпрянула, потом стала потихоньку убирать ветки, которые покрывали птицу.

     Птица попыталась встряхнуть с себя пепел.
- Может она голодна? Поест и сил наберется.
     Девочка высыпала перед клювом птицы все ягоды из лукошка. Птица стала клевать ягоды.
     Девочка тихо, но восторженно захлопала в ладоши.
     Дети присели на корточки и с интересом стали разглядывать птицу: на розовой коже едва проглядывался пушок.

- Нам нужно ее спрятать, - не по-детски деловито сказала девочка, - вдруг наши охотники сюда придут.
     Она вдруг вспомнила, как их сосед с ножом в руке гонялся за курицей.

- Нужно найти дупло, - сказал мальчик.
- А охотники в них не заглядывают?
- Нет, они охотятся на медведей.

     Они подошли к лесу и прошли чуть внутрь.
- Вот смотри какое дупло, - мальчик приподнялся и попытался заглянуть в него.
Девочка подтолкнула ему под ноги корягу, мальчик встал на корягу и посмотрел в дупло.
- Никого нет, кажется, дай мне ветку, - девочка дала ему сухую ветку.
     Мальчик поковырял веткой внутри и спрыгнул на землю.
- Сейчас принесу птицу сюда.

     Мальчик осторожно поднял птицу, она не сопротивлялась.
- Мы тебя спрячем, - сказала девочка птице, - чтобы тебя случайно не нашли люди или звери.
- Положи туда зеленые листья, - сказала девочка и стала рвать листья.
     Мальчик опустил птицу на землю, нарвал еще листьев и встал на корягу.
     Все листья он положил в дупло. Девочка присела рядом с птицей.
- Ты там сиди тихо, - сказала девочка птице, - мы завтра еще придем.
     Мальчик взял птицу и осторожно положил в дупло.
- Положи туда ягоды, - девочка подала мальчику лукошко.
- Давай еще тех веточек нарвем и закроем дупло, - сказала девочка, - вдруг она ночью светится.

     Дети быстро справились с задуманным и остались довольны своей работой: дупло было прикрыто ветками.

- Надо нам и завтра прийти, птице помочь, - сказала девочка, когда они нарвали ягод.
- Тогда бежим скорее, чтобы нас не ругали.

- Что-то вы часто за ягодами ходите, - встретила детей мама мальчика.
     Брови девочки поднялись наверх, она пожала плечами и посмотрела на мальчика.
- Тебе не понравились ягоды, мама? – Спросил мальчик.
- Ягоды понравились, но вы только за этим ходите? – Строго спросила его мать.
- Ты на что намекаешь, соседка, они же дети, - вступилась за них мама девочки.
- Завтра будем гонять кур у нас во дворе, - тихо сказала девочка.
- Еще чего! Ладно, только побольше лукошко возьми, чтоб всем ягод досталось.
- А может я два маленьких возьму? – Спросил сын.
- Ладно, уговорили.


     На следующий день дети, набрав ягод, побежали к лесу.
     Дупло оказалось пустым.
- Ой, а где наша птица? – Девочка растерянно оглядывалась вокруг.
     Сверху послышался шум крыльев – птица кружа опустилась рядом с детьми.

- Какая ты красивая! – Девочка восхищенно погладила птицу. – Уже летаешь.
- Вот здорово! – Кивнул мальчик и протянул птице лукошко с ягодами.
     Птица уткнулась клювом в лукошко и как-то быстро лукошко опустело.
- Ты сильно проголодалась, - рассмеялась девочка, - пойдем нарвем еще ягод.
     Птица взлетела, покружила над ними и они направились на ягодную поляну.


- Нам пора, - сказал мальчик, - не то нас больше не пустят.
- Ты смотри, прячься, не все такие добрые, как мы, - сказала девочка птице.
     Птица кивнула будто поняла, что ей говорит девочка.
- Ну лети в лес. А там садись на верхушку дерева, чтобы тебя не было видно. Ночью спи, чтобы скорее выросли перья.

     Дети помахали взлетевшей птице и побежали к деревне.

     Вдруг они услышали жалобный вой волка.
     Дети оглянулись и увидели, как птица бьет волка крыльями.

- Ой, волк нашу птицу убьет, - испугалась девочка.
- Нет, это наша птица его бьет, а он плачет. Смотри он убегает в лес. Бежим скорее домой .

- Вы пошли в сторону леса? Вы слышали волчий вой? Больше вы никуда не пойдете, - встретила детей сердитая мама мальчика.

     Прошло много дней, но детей больше не отпускали на прогулку. Они сидели во дворе.
- Как там наша птица? – Задумчиво произнесла девочка.
- Она наверно уже выросла и улетела в теплые края, - ответил ей мальчик.
- Хорошо бы увидеть ее еще раз, - вздохнула девочка.


     Прошли годы. Дети выросли.
     Несмотря на возражения матери, мальчик решил жениться на девочке.
- Мне она не нравится, - сердито говорила мама мальчика, - она тобой командует.
- Я ее люблю с детства, - упрямо твердил мальчик, - и она меня слушается.

     Делать нечего, решили сыграть свадьбу.
     Невеста со своими родителями вышла из дома. У них во дворе стоял жених со своими родителями.
     Неожиданное событие произошло на глазах у всех.

     Что-то блестящее упало на плечо невесты и скатилось ей под ноги. Мама невесты наклонилась и подняла золотое ожерелье. Девочка посмотрела вверх и увидела жар-птицу.
- Птица, птица! – Радостно закричала невеста и помахала ей обеими руками.
     Жених подбежал к невесте, встал рядом с ней и тоже замахал руками.
     Вся деревня разинув рты смотрела в небо, где красивая жар-птица описывала над ними круги.

- Что бросила невесте жар-птица? – Спросила мама жениха у мамы невесты.
     Та молча показала ей ожерелье из золотых пластинок.
     Жених взял ожерелье и одел невесте на шею.

- Это свадебный подарок нашей жар-птицы, - с гордостью в голосе произнес жених.
- Вот значит о чем вы все время секретничали, - понимающе сказала мама жениха и обратилась к невесте, - Ляля, расскажешь свекрови о вашем секрете?
- Если муж разрешит, - улыбаясь ответила невеста.
- Я подумаю, - серьезно ответил жених.

     Жар-птица поднялась очень высоко в небо и улетела.

37. Однажды двадцать лет назад
Карин Андреас
(картина Элизабет Андриасян "Лестница в рай")

Она шла под зонтом, прячась от палящего солнца, опустив голову. Она уже устала, но не было конца этой дороги. Только почти час спустя она осознала какую ошибку совершила, согласившись идти пешком. Хотя выбора у нее не было: кавалер взял ее на руки и пошел. Ей было неловко с ним препираться, потому что они подошли к деревне, так что сразу стали центром внимания. В деревне он ее опустил на землю и она пошла с ним рядом - так они они вышли на трассу.
Конечно нужно было дождаться автобуса, который наверняка уже уехал, так что идти назад тоже было бессмысленно – будет ли следующий автобус и когда?
«Хоть бы кто-нибудь знакомый подвез…», - она смотрела на пустующую дорогу. Знакомый, незнакомый – машин не было вообще, могло и не быть – нехватка топлива. Время для пешей прогулки они выбрали очень неудачно: после полудня зной только усиливался, одна надежда на чудо.

Они опаздывали на встречу. Водитель выжимал из этой машины всё что мог. Глушитель шумел. Трасса была пуста, не было помех. Им с трудом удалось достать нужное количество бензина. Солнце пекло неумолимо - конец августа. В машине их было четверо.
По встречной полосе им навстречу по трассе под зонтом шла девушка, а за нею понуро плелся парень.
Главным в этой четверке был Леонид. Он сердито вскинул брови - девушка была ему знакома. Когда они были достаточно близко, он убедился, что это именно та девушка.
- Тормози, - резко приказал он водителю.
Послышался скрип тормозов – машина прокатилась несколько метров и остановилось.
- В чем дело, командир? – Спросил один из сидевших сзади.
- Я ее знаю, под этим зноем она не дойдет до автостанции. Сколько мы едем оттуда? – Спросил Леонид.
- 10 минут.
- Она еле тащится. Вряд ли в ближайшие часы здесь появится машина, так что на попутку у нее надежды нет.
Леонид вышел из машины. Они обогнали ее, она не оглянулась, хотя конечно же слышала скрип тормозов. Видимо у нее нет надежды уехать.
«Идет медленно – еле тащится. Как она оказалась на этой трассе? Почему пешком? Наверно из-за этого придурка.»
- Как она могла с этим придурком в путь отправиться, - вслух, сердито сказал он.
Он всегда был лидером, а в последние годы привык, что его называют командиром, решения принимал быстро, тем более, что сейчас у них не было времени на раздумья. Да, они решают глобальные проблемы: судьбы и жизни многих людей зависят от его решений, хотя многие об этом даже не догадываются. Но почему он должен пренебречь жизнью этого действительно дорогого для него человека, пусть даже она об этом не знает.
Леонид наклонился, заглянул в салон.
- Выходите из машины, ребята, нам придется подождать здесь. А ты, - он обратился к водителю, - развернись, отвези ее на автостанцию и быстро назад. Нам некогда.
Приказ командира никто и никогда не обсуждал – ребята вышли из машины, а водитель развернул машину и подъехал к девушке.
Водитель открыл переднюю дверь машины.
- Садитесь, я подвезу, - решительно сказал он девушке и открыл заднюю дверь.
- Спасибо, - обрадовалась девушка и села.
Ее попутчик, который плелся где-то сзади, подбежал и быстро сел рядом с ней, будто боялся, что его оставят здесь одного.
«Да кто она такая, - сердито подумал водитель, - из-за нее командир и мои товарищи стоят под палящим солнцем.»
Он сердито нажал на газ – машина сорвалась с места.
Водитель стал поправлять зеркало, чтобы лучше рассмотреть девушку.
«Подумаешь, так себе, таких здесь много: черноглазая, черноволосая.»
- Могу довезти только до автостанции, - сказал водитель.
- Да, конечно, спасибо, - сказала девушка.
Он всем корпусом развернулся к ней.
- Как ты могла с этим, - кивнул в сторону ее попутчика, - в путь отправиться.
Попутчик запыхтел, но промолчал, понимая, что это его вина, что они пешком плелись по этой трассе.
«Я его знаю? – подумала девушка. – Нет, он почти на десяток лет меня моложе, бороду пытается отращивать, чтобы старше выглядеть. Читает мне мораль?»
Она улыбнулась.

Они доехали до автостанции, девушка со своим попутчиком вышла из машины.
- Спасибо, счастливо вам, - сказала она водителю.
Он кивнул сердито, развернул машину, нажал на газ и уехал обратно.
«Странно, - подумала девушка, - почему он уехал обратно. Он что подъехал ко мне только для того, чтобы подвезти меня? Но я его не знаю. Неужели это та машина, которая резко затормозила там на трассе. Может зря я не оглянулась. А может тот кого я знаю остался там на дороге? Водитель был сердит. Почему? Что я ему сделала? Он явно спешил. Кто-то ему велел меня подвезти до автостанции и вернуться к ним. Иначе никак не объяснить это. Кто бы это мог быть?»

*****
P.S.
Леонид и водитель погибли, о других сведений не имею.

Август 2010г

38. Родинка
Ольга Клен
   - Мама! Мама! - такой незнакомый и такой родной голос, звучащий словно издалека, снова распугал остатки неглубокого старческого сна. Это слово, вышедшее из употребления уже более полувека, заставило сильнее забиться сердце Снэры. И тут же изменение ритма зафиксировал датчик на руке, пискнул противненько и послал сигнал на пульт медицинского работника. "Ну вот, теперь опять придётся правдоподобно врать, что же меня так взволновало во сне", - Снэра с раздражением смотрела на приближающуюся к ее кровати медсестру. Средних лет вышколенная серенькая мышка быстро привела сердце Снэры в порядок, одновременно записывая на диктофон её объяснения о причине ночных треволнений. Запрещенное слово "мама" так и не услышали серые безликие стены комнаты интерната для выполнивших свой жизненный долг. Это было престижное социальное заведение с хорошими условиями жизни, но Снэра не любила свой последний приют.
   Она помнила дом, где родилась 85 лет назад. Там все было по-другому, там была жизнь, там была любовь, там была радость... Там были мама и папа, сестра и два братика. Сейчас эти слова тоже отнесли в разряд архаизмов. Снэра часто вспоминала свой первый и последний юбилей в кругу семьи, - 5 лет. За окном падал пушистый снег, был конец декабря, все готовились к встрече 2019 года. А Снэра с нетерпением ждала возвращения папы с работы, ведь тогда только все сядут за стол, мама торжественно внесёт торт со свечами, и папа протянет свёрток с подарком. Потом был Новый год. А вскоре после него жизнь маленькой Снэры, да и всей семьи круто изменилась. Пришли какие-то взрослые тёти и дяди и забрали всех детей из семьи, сказав, что на время, пока разберутся. В чём они разбирались, Снэра плохо понимала, но всё это произошло после того, как младший братик опрокинул на себя горячий чайник и попал в больницу. Больше Снэра никого из родных не видела. Она выросла в детском учреждении. В 18 лет её направили на комиссию, которая распределяла молодёжь по профессиональным департаментам на основании всевозможных тестов, обследований и необходимости. Снэра попала в демографический департамент и до 40 лет рожала миру здоровых, красивых детей, каждый год - по ребёнку. Кто-то скажет с завистью, мол, повезло, работа не пыльная, да и на пенсию рано отпускают. Но Снэра после каждых родов долго не могла отогнать от себя воспоминания о своём счастливом детстве, тихонько плакала и просила акушера дать посмотреть на своего ребёночка хоть одним глазком. Ответом всегда был приход психолога, который умело вправлял мозги странной роженице, объясняя ей, насколько цивилизованней стала наша жизнь, когда и воспроизводство, и воспитание будущего поколения взяло на себя государство, когда исчез такой анахронизм, как семья, когда каждый может полностью реализовать себя, не отвлекаясь на ненужные обязанности.
   В 2054 году Снэра родила последнего ребёнка. Мальчика. С огромными синими глазами и смешной коричневой родинкой на правой щеке. Это было подарком судьбы, наградой, - то, что ей удалось увидеть своего мальчика! Медичку, уносившую новорожденного, кто-то окликнул, и она остановилась рядом, не подумав, что мама и сын встретятся взглядами.
   И вот теперь это слово "мама" во сне!
   Снэра лежала с закрытыми глазами и думала о своём последнем сыне. Сколько ему сейчас? 45 лет. Взрослый мужчина. Как бы хотелось его увидеть хоть одним глазком! Тогда и помирать не страшно.
   
   Утром в комнату вбежала молоденькая медсестричка: пульт возвестил о проблеме с сердцем у Снэры. Через полчаса "скорая помощь" уже мчалась в кардиологическую больницу.
Врачи успели спасти пожилую  пациентку.
   Когда Снэра пришла в себя после операции, на неё смотрели синие-синие глаза хирурга:
   - Как Вы себя чувствуете?
   При каждом слове у врача на правой щеке смешно шевелилась большая коричневая родинка.
   - Словно заново родилась!

39. Судьба или бабушка?
Ольга Клен
   К ногам своего будущего мужа я рухнула фигурально. То есть, всей своей пышной фигурой. Плашмя. Звуковое сопровождение этого спонтанного действия напоминало смесь воя раненого животного и рева реактивного самолета. Пройти мимо было невозможно.
   А всё началось с давно умершей бабушки. Стоит ей присниться, как на следующий же день я вывихиваю лодыжку или растягиваю связки. Вот и в тот раз накануне ночью мне приснилась бабушка. Она укоризненно качала головой и молча протягивала мне руку с обручальным кольцом, мол, хватит сидеть в девках, пора и мужем обзавестись. Утром, смыв остатки сна душем, я отправила в канализацию и память о странной примете по поводу своих ног.
   Приоделась, нафуфырилась, как это принято у нас, русских девушек, и отправилась в магазин при полном параде, готовая ко всем поворотам судьбы (мало ли куда занесёт молодую, незамужнюю?). Освободив стонущие полки прилавков от нескольких килограммов продуктов, отправилась обратно. И тут... То ли зазевалась на блеск промелькнувшей иномарки, то ли мысли какие посетили мою голову и отвлекли от действительности, но в тот момент под ноги я посмотреть забыла. А зря. Небольшой такой камешек бросился мне наперерез и нырнул нод правую стопу. В полете меня сопровождала единственная мысль: вывих или растяжение? Хотя, какая разница! Хрен редьки не слаще! Дикая боль и в одном, и в другом случае.
   Голос, раздавшийся над ухом, принадлежал мужчине. О чём он спрашивал, было совершенно неважно, но моё возвращение к жизни сопровождалось одним вопросом: как я выгляжу. Это потом, после одергивания юбки и ривизии причёски, боль в лодыжке дала о себе знать.
   Надо же, при тщательном визуальном осмотре оказалось, что голос принадлежал соседу с первого этажа, отцу-одиночке, воспитывающему двух мальчишек, приятелей моего сына! Мы часто встречались во дворе, но мне и в голову не приходило рассматривать его в роли своего мужа. А тут всё произошло как бы само по себе. Он помог мне подняться, проводил до квартиры, стал по-соседски заходить в гости... Вот только само ли по себе? Ну, бабушка!

     *            *            *

   Иду я в то утро из магазина, а передо мной девушки так и падают, так и падают! Только что в штабеля не укладываются. Ну ладно, воображение занесло: не девушки, а всего одна девушка. Зато рухнула прямо передо мной, чуть не зашибла. И ведь ничто не предвещало такого поворота событий! Ну упала и упала, ногу подвернула. Не оставлять же её лежать на тротуаре. Да и не каждый день девушки к твоим ногам падают. Не поднимешь ты, поднимут другие. Так что, мне ничего не оставалась, как помочь ей покинуть тротуар и отправиться отдыхать на собственный диван.
   Знаете, а под ногами можно иногда найти, действительно, что-то очень ценное! Это я понял только потом, когда мы соединили свои судьбы и своих детей. Вначале у нас было трое сыновей на двоих, а потом родился и четвертый, общий.
   Сколько раз я видел эту девушку во дворе! Сколько раз она угощала моих мальчишек беляшами и булочками собственного приготовления! Но никогда я не думал о ней, как о своей будущей жене. Спасибо судьбе, исхитрилась нас, дураков, бросить в объятья друг друга. А от неё нигде не спрячешься, что задумает, то исполнит обязательно.

40. Воспоминания о моей маме
Вера Шкодина
Моя мама..     Она родилась в далёкой сибирской деревушке в еще более далёких двадцатых годах в семье уральского казака.
   Моя мама….   
Я могу рассказывать о ней   с болью сердца. С чувством вины за недостаток внимания, да и понимания тоже.. Я теперь так часто вспоминаю  о ней.
В семейном альбоме осталась её фотография,  там она , юная и строгая, в пёстрой кофточке  и с гитарой в руках.
         Пытливые, светлые, широко  распахнутые глаза, упрямый маленький рот и удивлённо приподнятые брови.               

Я смутно вспоминаю , как  будто  из немого кино, одну картинку, она наплывает на меня неожиданно и словно поглощает…
Моя рука крепко схвачена сухой и горячей ладошкой. Мы идём рядом, входим в строящийся дом.
Сверху летят стружки, длинные, пахнущие сосной, чуть влажные, весь земляной пол в этих завитках, они шелестят под ногами.
     Я смотрю вверх и пытаюсь  поймать падающие жёлтые пружинки, и мы обе радостно смеемся.
Сколько мне было тогда?
Три – четыре года? Мама уверяет, что я не могла  этого  помнить.
А я помню. И знаю, что вела меня за руку она, моя мама.
Тогда строился наш дом.
Её дом, дом  и её матери, дом  родителей.
         Порой мне кажется, что  я   инопланетянка и только что ступила  на эту землю.
Такими обжигающе яркими вдруг кажутся мне жёлтые листья на чёрном асфальте, которые так похожи на жёлтые звезды…
       И  тёплый  тополиный снег, сводящий с ума в начале каждого лета… и дождь, дождь, дождь!      
Какое это упоительное, сладостное чудо – земной дождь!
«Ты что с Луны свалилась?- часто смеялись надо мной в детстве.-
Спустись на Землю, тебе же будет  проще и легче».
      А я смотрю на фотографию своей мамы с прекрасным именем Татьяна и не могу оторваться.
Что связывает нас? Откуда эти чувства, будто я и она – одно целое?
«Мама, расскажи мне о себе»,- просила  я.
И  она как бы  продолжает…
        …Двадцатые годы…
Одиннадцать детей в семье.
Она – последняя.
В живых осталось только четверо, остальные умерли от болезней и голода.
Умер от туберкулёза и её отец,- весельчак, гармонист, завсегдатай всех свадеб и торжеств.
Она была самой младшей в семье.
Когда разъехались старшие, на её руках, пятнадцатилетней девочки, осталась семидесятилетняя мать.
 Уже в девятом она начала работать… учителем математики в пятых классах.
Её упросил директор: учителей не хватало, а математиком, она была незаурядным. Кроме того  играла на гитаре, фотографировала и сама делала фотографии, увлекалась физикой и астрономией.
 Мама показала мне фотографию её выпуска.
 Это был  1940 год…            
 Из 16 мальчиков  с войны вернулись  только четверо.
Не вернулся и её любимый.
Когда его забрали,  она пошла на курсы  медсестер.
Пошла в военкомат. Не взяли: старая мать на руках.
Горькие слезы бессилия и обиды.
   А между тем фронту  требовалась  помощь  тыла.
После работы  она шла  на колхозный ток и грузила зерно, зимой  - на заготовке  дров, летом – всем колхозом косили сено.             Имея коров,  сдавали молоко, масло, мясо со своих подворий.
Не  было слов об усталости, не было понятий – своё или чужое.
  Всем миром спасали страну.
 Она получила медаль за самоотверженный труд в тылу, но это потом, потом…
 Пришло время заводить семью.
 В их колхоз с фронта после тяжелого ранения прибыл молоденький офицер.
   Долго она сопротивлялась, сказывалась незалечённая сердечная рана.
 Но мать настояла: «Не век в девках вековать, а он плотничает, дом-то  совсем развалился, без мужской  руки не прожить».
Вышла.  Родила троих. Двух сыновей и девочку.
«На радость старухе», - повторяла.
     Долгие и тяжкие были эти годы, годы войны.
Но вот пришла победа. А мужчин в деревне все равно, считай, что нет. Один без ноги,  другой контуженный, третий – инвалид израненный.
     Работала в школе в две смены. И дома – хозяйство.
Иначе не прокормиться.  Вскоре умерла первая и незаметная помощница – мать.
 Отец её детей целыми днями на ферме или в поле.
Огород  - на ней, распилить дрова – дети с одной стороны, она – с другой.
    А зимы в Сибири такие долгие,  и такие  злые морозы.
Поленница должна быть внушительной, а дрова сухими.
 Дом – развалюха тепла не держал.
    И затеяли они стройку, да в послевоенное время, когда каждый гвоздь – на вес золота….»


             Моей  маме...
 Я дарю тебе звездный дождь.
В жизни каждого человека бывают звездные дожди, чистые, удивительные.
 Если не дни, то хоть редкие часы, полные  звездного света, или хотя бы минуты, пусть даже мгновения…
   Я дарю тебе звездный дождь, моя дорогая  мама.
Взгляни, его капли я принесла тебе в ладонях….
               …Я очень люблю дарить цветы.
Учителям тоже часто дарят цветы, особенно в сентябре или в мае, такая уж у них профессия.
                Я представляю, как ей тоже приносили цветы.
Гордые гладиолусы, которые молчат даже тогда, когда ломаются их хрупкие стебли.
 Скромные гвоздики и печальные георгины, томные лилии и коварные красные розы, готовые даже в счастливые для вас минуты исподтишка выпустить свои шипы.
                А я люблю жёлтые розы, жёлтые, будто с  опалёнными лепестками, с лепестками, сожжёнными по краям.
                Это потому, что они  обожжены огнём, который у них внутри…


..Дом был построен. Половина была собрана из старого, из того, что не сгнило..
          Выросли дети, Разлетелись из гнезда. Старики остались одни.
Она умерла рано, едва дотянув до шестидесяти.
         Вся деревня  провожала её.
Редко кто не был её учеником.
         Последний её путь был устлан цветами осени.
Багровыми, оранжевыми, белыми, жёлтыми…
                Стоит  удивительная, теплая, светлая ночь.
Полнолуние. Низкие колючие звёзды….
Такие яркие  звёзды бывают только осенью.
        Они тихо-тихо звенели, запутавшись в листве ясеней и тополей…
С тихим звоном ложились на землю опалённые звездным светом листья..
           В день учителя я пойду в школу с большим букетом цветов…
Я поклонюсь до земли великому званию – Учитель.
Для меня эта профессия – основа, фундамент всей нашей жизни, её
сути.
         А сейчас я стою на старом.  замшелом крыльце и дирижирую ночным оркестром.
         Деревьями, луной, звёздами.
Осенним миром.
          И музыка эта для меня, для тебя, для всего мира.
          И музыка эта о ней тоже…

41. В гости
Вера Шкодина
   ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ПРОСТО СОСЕДИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
 ВТОРОЕ МЕСТО в конкурсе  ВСМ    
 
Май. Скоро май!  Душистый, теплый, с   прозрачно   голубеющим бесконечным небом, кучерявыми веточками сизых акаций, с лапастыми, просторными листьями клена, с пронзительно-горьковатым духом тополей, с дурманным запахом свежевспаханной земли, скоро закружит по селу.
Это предчувствие бодрило старых, сводило с ума молодых и совсем уж не давало передохнуть и без того неуемной, горластой, под стать весенним  грачам, поселковой  детворе.
        Вызревало и ширилось половодье вечно могучего, весеннего обновления.
Зима завершилась.
И хотя помнятся еще слепые метели февраля,которые частенько пеленали безликие, стылые мумии одинаковых деревьев, морозы улеглись.
   Воздух стал мягче, шалым духом оттаявшего снега повеяло в молчаливый полдень.
Завозились, запрыгали воробьи по скользким, обледенелым веткам.
  Просел снег и под тускловатыми оконцами бревенчатого домика Шатровых.
     Мать, уходя на работу, приказала Саньке и Володьке поотбрасывать  снег хотя бы от глинобитных сенцев.
- Раскиснет начисто, - хмурилась Антонида, оглядывая заиндевелые углы. – А топить, какую пропасть дров убухаешь. Ничего, -  с нажимом  повысила она голос, - потихоньку, здоровые дылды уже. Слышь, Вовка?
- Угу, - буркнул тот, перелистывая толстенный технический справочник.
- Санька, собирай Леника, букварь не забудь положить. Руки ни до чего не доходят!-
В сердцах хлопнула печной вьюшкой,- Грязью все позарастало!
 Каша тут да борщ, поесть не забудьте! Вечером приду, проверю! –  прикрикнула она,-
И сейчас же марш на улицу, лопаты под лабазом, Вовк!
- Да слышу я, слышу, -нетерпеливо поерзал на стуле восьмиклассник Володька, - иди уже, все будет о,кей!
- У тебя вечно все о, кей. И - на месте, - буркнула  Санька,  выходя из горницы.
- Леньку собрала? Пол помоешь. Да сена надергайте, корову не забудь напоить!
Да идите  уже откидывать снег! – устало  закончила мать.
- Ну, никак эта пуговка не лезет, - дернула в досаде Леника за полу  сестра.
-Вечно у тебя, руки-крюки, - фыркнула мать, нагнувшись  над младшеньким. – Букварь не забыл?
- Не-а-а, - засопел медлительный Леник.
Наконец,  они шумно выкатились из избы.
Повисла в комнате тишина. Санька нырнула за печку, высунулась с книжкой.
- Уже уцепилась, -  искоса глянул брат,- теперь хоть трактор вызывай, ничего не услышит!
- А сам, - огрызнулась Санька, -выразительно кивнув на стопку книг на столе.
- У меня серьезная литература, - ухмыльнулся старшой, - это ты все сказочки шмаляешь, шпана!
- Сам шпана! – буркнула Санька и перевернула страницу.
        Через час брат с сестрой откидывали снег. Умаявшись, грызли сосульки, свесившиеся с карниза, в заключение накидали друг другу снега за воротник.
Санька, размазывая слезы посинелыми руками, выцарапывала попавшие на голую шею снежки.
- Рыжий, конопатый, убил бабушку лопатой,- зло сощурившись всхлипывала она , -
 я вот скажу папке, получишь, рыжий!
- Сама рыжая, - равнодушно отозвался брат, - не умеешь играть, не лезь! Рева-корова!
- А ты! А ты! – задыхалась Санька.
- Пошли греться,- флегматично  пожал плечами Вовка. И первым пошел в избу

      Дверь не поддавалась. Рвали ее за ручку, рвали по очереди. Кряхтели, сопели.
 Нет, пристыла.  Ни в какую. Вовка принес топор, подковыривал, порог измочалил, а дверь не  идет. Попрыгали в сенцах, попрыгали. Холодно.
- Пошли к Мадам, - сообразил старшой.
      Мадамами звали  приезжих соседей, мордву по национальности.
Леник называл их так. Еще в военные годы эвакуировали их откуда-то из-под Москвы. Они жили напротив, в низенькой сырой  землянухе.
     Сама хозяйка,  тетка Мария,  работала на ферме,  дома бывала только набегом, как она  выражалась.  Детей у нее было четверо, самый старший – Вовкин ровесник.
    Отца,  как и многих отцов той поры, убили на войне. Вот и маялась семья без кормильца.
 Четверо  ртов, да еще бабка старая.  « Все как-никак , а за детьми приглянёт,- вздыхала Мария, -все помощь, а то куды  бы я с этими  оглоедами».
    Каждый год собирались они в родные места податься, да сколько уж лет все собирались.
 -А мы к  Вам,- солидно сообщил Володька, едва приоткрыв  дверь.
Старуха подслеповато щурилась,  стараясь разглядеть в клубах морозного пара вошедших.
- А-а,  Вовушка,- обрадовалась она,-  и  Ляксандра с тобой,  заходьте,  заходьте!
- Мы дверь не можем открыть,- пискнула Санька.
- Ну,  залезайте на печку, печка горячая. Ишь посинелые ! Стрекайте, стрекайте!
Картоха  вот-вот поспеет. Похрущайте там сухарями. Вон, на печурке лежат.
- Сюда, сюда!-  звал  пятнадцатилетний Митька, свесившись курчавой головой с печки,-
Я тут уроки учу. А Витька ушел в школу на секцию.
- Ничего себе! Как тут учить?- удивился Вовка,- все перепачкаешь и помнешь.
- А ничо!- протянул Митька,- спихивая замусоленную тетрадь на полати.
       Вкусно запахло вареной картошкой. На столе - ломти черного хлеба.
Санька завороженно уставилась на них.
- А у нас такого нет,-  протянула она.
- Дак ,  где ж у вас быть!  Кормилец  поди  не позволит. Трудодни. Да мать -  учительша.
      Из этого высказывания Санька не поняла ничего, но хлеб ухватила и осторожно лизнула языком. Кислый и колется.
- А ты ешь, ешь,- утешила бабуся,- может, и не придется такой попробовать, так хоть вспомянешь.
- Я тебе, вот, -  молочка, како есть,  вкусное молочко, неразбавленное.
      Санька откусила липкий кусок, поворочала во рту -  колется. А выплюнуть неудобно.
Напротив -  Митька с двумя младшими братишками откусывали  крупные куски.
Санька замусолила краюшку, крупно запивая молоком и с облегчением принялась за мелкую, с голубиное яйцо, картошку в мундирах.
- По  гародам  собирали, своей  рази  хватит на эту ораву, - пояснила старуха.
- Как это по гародам?- удивилась Санька.
- А вот когда все выкопают, свои гароды, тады, ничего, пускают, - вздохнула она.
- Вот они! – влетела Антонида,  вся в клубах морозного воздуха. И, едва переводя дух, выпалила. - Обыскалась вся! Людей объедают, дома им нечего есть!
- Погодь,- остановила ее старуха,- не объедят- поди.  Дверь, видать, пристыла, дергали, да никак. И вот к нам забёгли, греются.
- А-а, - протянула  Антонида, -  да с этим плотником!  То сама она  открывается, то примерзает..
Ну что,- обратилась она к детям, - вкусно – черный хлеб с мундиром?
- Ничего, - успокоил Вовка, - пойдет.
- Ага, - кивнула Санька.
- Ну- дак у нас знаешь, как вкусно, ежели шестеро за столом-то .  Успевай ломти подрезывай.
- Я  вам сала пришлю, -  пообещала Антонида, - да два ведерка картошки, у меня есть.
- Ничего, ничего! – замахала руками старуха. - Обойдемся, вот молоко,  вишь, какое.
- Пришлю, пришлю.  И хлеба. Вчера напекла.  Белого...

42. Принц
Ольга Борина
или
Чёрный кот с золотым носом

Весеннее ясное утро. В доме все ещё спят, и только чёрная кошка со звучным именем Василиса, бродит по квартире.
Вчера она в первый раз выбиралась на улицу. Тайком, через балкон…
По старому высоченному тополю, нагловато прилипшему к пятиэтажке…
А там…
Улица…
Мурлыканье звуков города и мерцание лунных бликов в первых лужицах…
Было приятно впервые почувствовать это состояние свободы и кошачьей неги. Больше это состояние уже не повториться никогда.
Василиса шарила глазами по подворотням, скребла коготками первые проталинки…
Нервничая и прячась, пробиралась она по тихой ночной улочке в неизвестность…
- Мур… - непонятно откуда сказало неизвестное существо.
- Мур! – вежливо ответила воспитанная Василиса.
Кто здесь?!
 - Я!.. Мяу!..
- Где Вы? – спросила Василиса, - Я Вас не вижу?!
- На крыше… - ответило кто-то.
- Зачем? Что Вы там делаете?
-… - в ответ странное молчание.
Василиса в тревоге нырнула в ближайший подъезд.
Подъём на пятый этаж не занял у неё много времени.
Лестница, люк…
Крыша…
Он…
Чёрный, как ночь, крепкий красавец с шикарным хвостом толщиной в хозяйскую ладонь.
Он сидел на фоне полной луны и смотрел на звёзды.
Василиса замерла и затихла от такой картинки…
- Мяу… - как можно спокойнее произнесла она.
Кот вздрогнул и обернулся.
- Вы?.. Ну, зачем Вы здесь?! Хотя…
Он многозначительно вздохнул и повернулся в профиль.
Лунный свет падал на его мокрый блестящий носик, делая его золотым и необыкновенно привлекательным.
- Василиса…
- Люкс…
-…??? Что?!
- Вот-вот, Люкс! Надо же было так издевательски назвать меня?!
Все коты смеются! Больше не могу! Хватит…
И Люкс решительно повернулся к краю крыши.
Василиса осторожно подошла к нему. И села рядышком.
- Можно? – как бы, извиняясь, спросила она.
- Что?
- Ну, я тоже посижу, посмотрю, помечтаю…
- О чём?! – с явным непониманием спросил Люкс.
- Как о чём? О новом имени!!!
- …??? Об имени?!.. мяу… - не думал никогда…
- Так… - стала рассуждать Василиса. Ну, например, Борис или Фантик?
Или…
Знаешь, никогда я не встречала такого необычного чёрного кота с золотым носом…
 Слышала, такие носы бывают только у принцев из сказочных королевств.
Ты будешь Принцем!
Моим Принцем…
Согласен?!
- Согласен! Я, правда, не знал, что мой нос Золотой…
- Золотой! – хитро улыбнулась Василиса.
Они бежали по тёмному подъезду вниз, нежно жались друг к другу. Их чёрные шубки, как тени скользили в темноте.
- До завтра! – шепнула Василиса.
- До завтра! – откликнулся Принц.

P. S.


Она сидела на подоконнике красивая и влюбленная.
А под её кошачьим сердцем уже зародились три славных чёрных комочка с золотыми лунными носами…
Маленькое кошачье счастье…

43. Воскресший из небытия
Владимир Зангиев
  Труп молодой девушки лежал головой на восток, с широко раскинутыми руками и неловко
подогнутой под себя правой ногой. Визуально никаких следов насилия на теле заметно не
было. Только при более тщательном осмотре в области левой подмышечной впадины был
обнаружен едва заметный след укола.
  Красивое лицо в обрамлении пышных белокурых волос исказилось застывшей посмертной
гримасой.
  В квартире кругом царил беспорядок: ящики комода были выдвинуты, а всё содержимое из
них выброшено наружу, посреди комнаты валялось опрокинутое кресло, скатерть со стола
была небрежно сдёрнута и наполовину открывала его полированную поверхность, с полок
книжного шкафа были сброшены книги, у подоконника среди глиняных черепков разбитого
цветочного горшка оголённой корневой системой беспомощно высыхал кустик герани.
  В квартире, где произошла трагедия, явно что-то искали. Но преступника, однозначно,
интересовали вовсе не общепринятые ценности, ибо на левом запястье погибшей девушки
блестел золотой браслет с часами "Ролекс", а в брошенной на диване раскрытой дамской
сумочке оставалась нетронутой чековая книжка...

*  *  *

  Своей яркой внешностью Жанна всегда привлекала внимание мужчин. Потоки комплиментов
щедро сыпались на неё везде: на улице, в транспорте, в магазине, в университете.
Поклонников было много, но тот единственный и неповторимый никак не появлялся среди
изрядно надоевшей массы назойливых домогателей. Девушка тяготилась положением
истомившейся девы на выданье.
  Невзрачная пучеглазая подруга по курсу Сима ни единожды убеждала:
- Ты, Жанночка, выбери себе богатого олигарха, а со временем и любовь придёт. Так все
девушки мечтают. И совсем в этом нет ничего предосудительного. Ведь известно же, что
самые устойчивые браки по рассчёту.
- Оставь, Сима,- обычно отмахивалась Жанна,- я так не хочу и без любви не собираюсь с
кем попало избывать жизнь.
- Удивляюсь я тебе: при таких возможностях и столь легкомысленное нежелание достойно
устроить свою судьбу.
- Ты хочешь сказать не устроить, а пристроить.
- Называй это как хочешь, но время бежит неумолимо и годы уносят с собой свежесть юного
тела. Только я не стану долго копаться в своих чувствах: подхвачу подвернувшегося
женишка и за жабры потащу в ЗАГС.
- Ну и что хорошего из этого получится? Потом развод и раздел имущества, делёжка детей...
- Зато хоть какое-то время поживу в своё удовольствие, а там и трава не расти.
- Тебе видней. Каждый волен распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению.
  Неприхотливая в жизненных принципах подруга не унималась в любопытстве:
- Неужели ты, Жанна, никогда никого не любила?
- Почему ты так решила?- изумилась разборчивая красавица.- Был у меня парень. Мы в одной
школе учились. Он на год старше меня.
- И что же потом случилось? Ты никогда про него не рассказывала,- заинтригованная новым
обстоятельством из прошлого подруги, заинтересовалась Сима.
- Там всё кончено,- на глазах у Жанны заблестели слёзы.- Его забрали в армию. А через
полгода из Чечни его родители получили официальное письмо от командования воинской части,
что сын их погиб.
- Бедная Жанночка, я от души тебе сочувствую,- нежно обняла скорбящую подругу Сима.- Я
представляю каково тебе было хоронить любимого человека.
- Нет, Симочка. Похорон не было.
- Как так?
- Он сгорел вместе со своим бензовозом.
- И никаких останков не нашли?
- Ничего.
- О, боже!
- Да, вот так бывает, дорогая Симочка.
- А как установили, что он сгорел?
- Господи, очевидцы засвидетельствовали. С ним же были сослуживцы, которые остались в
живых после боя.
- Да. Ну, конечно... понимаю теперь. Но погибшего не вернёшь.
- На прощание мы поклялись друг другу в вечной любви,.. но как давно это было.

*  *  *

- Жанна, мой кузен Прохор на днях перебирается сюда, в Краснодар,- сияющая, как
новогодняя ёлка, сообщила радостную весть Сима.- Он уже купил в Яблоновке дом и в
следующее воскресенье мы с тобой идём на новоселье.
- Ну, ладно, ты: он твой кузен. А что же - я? Удобно ли идти к незнакомому мужчине?- вы-
разила сомнение Жанна.
- Ты что. Даже не вздумай отпираться! Ты моя лучшая подруга и этим всё сказано. А с ним я
тебя скоро познакомлю. Он славный. Мы выросли вместе, хотя Прохор на два года старше.
Всегда меня защищал от нападок соседских мальчишек, я ведь в детстве была большая
проказница и часто попадала в разные истории.
- Охотно верю. Ты и сейчас подвержена всяким авантюрам,- с добродушной улыбкой
согласилась подруга.- И чем твой Прохор намерен здесь заниматься? Чем прославился в миру?
- Он серьёзный человек. Держит собственную строительную фирму.
- Олигарх значит.
- Это, пожалуй, будет громко сказано. Но вполне обеспеченный человек. Возводит
фешенебельные особняки - уютные гнёздышки для олигархов, где те и строят своё семейное
счастье.
- Хм-м! Что ж, посмотрим на персону, приближённую к олигархату,- небрежно хмыкнула
красотка.
- Думаю, что Прохор произведёт на тебя впечатление. Он спортивный парень, не ханжа,
обладает чувством юмора, и вообще, довольно хорош собой,- красочно живописала кузена
осчастливленная Сима.

*  *  *

  Жанна уже второй год жила на съёмной квартире на "Юбилейном". Хозяйка сдавала
доставшуюся ей в наследство двухкомнатную квартиру вместе с мебелью, сама же проживала
в другом районе Краснодара и наведывалась сюда лишь раз в месяц, чтоб получить плату за
сдаваемое в наем жилище. Родители Жанны обитали в Таганроге, в семье царил достаток и
дочь не испытывала нужды в насущных вопросах. Студенческая жизнь протекала насыщенно,
учёба давалась вполне успешно. Что ещё нужно особо не обременённой бытовыми заботами
молодой девице?..
  Сегодня девушка не пошла на занятия, она испытывала недомогание и по этой причине
оставалась дома. Из-за повышенной температуры тела её слегка лихорадило и, приняв
жаропонижающее средство, больная укрылась пледом и прилегла на диване.
- А всё из-за открытого окна в такси. Подумаешь, жарко мне стало! Теперь лежи тут,
борись с инфекцией,- донимала себя самобичеванием девушка.- А впрочем, есть повод
задуматься о сущем.
  ...Вечер, посвящённый новоселью, прошёл нескучно. Присутствовало десятка два довольно
амбициозных молодых людей с очаровательными спутницами. Все они являлись деловыми
партнёрами виновника торжества. Сам Прохор вёл себя непринуждённо: остроумно шутил,
интересно рассказывал разные случаи из жизни и, в то же время, не был назойливым и
совсем не производил впечатление ограниченного рамками предпринимательства бизнесмена.
Собой он представлял некий тип северного варяга: высокий голубоглазый блондин с могучим
торсом, с приятной располагающей улыбкой, открывающей ровный ряд зубных жемчугов, и
мужественным изломом белёсых бровей. Жанна про себя невольно отметила, что кузен
подруги действительно хорош собой и притягивал к себе личным обаянием.
  Время торжества пролетело мгновенно. Из всех впечатлений наиболее ярким осталось
ощущение нежных мужских рук на талии во время танца. Жанна и сейчас всё ещё чувствовала
прикосновения Прохора на своём теле. На прощание радушный хозяин любезно вызвал такси и
усадил в него девушку, задержав при расставании в своей ладони несколько дольше
принятого её миниатюрную ручку.
  В девушке рождалось что-то новое, всеобъемлющее и неведомое.
  Подруга Жанны тоже свела знакомство с одним из гостей двоюродного братца и вскоре её
случайное увлечение переросло в нечто большее и Сима стала строить далеко идущие планы
на будущее. Так, не закончив университет, она подхватила своего богатенького
предпринимателя - одного из партнёров кузена, и собралась отбыть с ним в другой регион
заводить совместное хозяйство. Жанна пыталась убедить подругу не совершать поспешных
необдуманных действий, о которых в последствии придётся сожалеть. Но Сима была всецело
поглощена личностью своего избранника и ничего слушать не желала, что бы, по её мнению,
воспрепятствовало их счастью.
- А из краснодарского университета я переведу документы в другое учебное заведение,
расположенное поближе к дому.
- Симочка, но вы ведь ещё официально даже не оформили свои отношения.
- Ничего, мы пока поживём в гражданском браке, а там видно будет: вдруг не сойдёмся
характерами или ещё что-нибудь помешает нам, тогда и разбежаться не будет проблемой.
- Ты ещё не вступила в замужество, а уже помышляешь о расторжении отношений. Не находишь
ли это очень странным?
- Отнюдь. В жизни надо быть практичной и готовой к худшему развитию сценария.
- Однако, как ни крути, а я не приемлю твою философию.
  Сим разговор девушек был исчерпан и вскоре Жанна осталась без подруги. Но это не
особенно отразилось на её текущей жизни, ибо все её помыслы были устремлены на
собственного избранника, всецело охватившего личное пространство девушки.

*  *  *

  Роман Жанны и Прохора развивался бурно. Они скоро очертили круг обоюдных интересов,
который с течением времени непрестанно расширялся. Теперь они вместе проводили всё
свободное от бытовых обязательств время. Их влечение друг к другу неуклонно росло и,
несомненно, это была любовь. Как один день промчались два года и счастливая героиня
нашего повествования уже находилась на последнем курсе университетского обучения.
Недавно приезжали из Таганрога родители Жанны, чтоб познакомиться с женихом дочери.
Состоялась официальная помолвка, где Прохор подарил возлюбленной кольцо с дорогим
бриллиантом. Да и вообще, он не скупился на подарки для своей будущей спутницы жизни,
что уже не подвергалось сомнению ни одной из сторон. Жанна беззаботно принимала щедроты
от любимого человека.
  Наконец, был назначен и день свадьбы. Всё складывалось как по счастливому сценарию.
Молодые люди уже считали себя без пяти минут супругами. Прохор заботливо опекал
любимую, ограждая её от всяких текущих проблем. Он даже настоял на том, чтобы Жанна
позволила открыть на себя банковский счёт и сама бы могла распоряжаться необходимыми ей
в быту средствами.
- Тем более,- рассудительно убеждал Прохор,- предстоит свадебное мероприятие и к нему
нужно достойно подготовиться.
- Аргумент, бесспорно, убедительный и я покорно подчиняюсь всеподавляющему мужскому
началу,- согласилась девушка с таким доводом.

*  *  *

- Ну и денёк сегодня выдался замечательный!- подумала Жанна, возвратившись вечером домой.
  Весна вступила в свои права. Всё кругом радовалось жизни, возрождалось и трепетало,
словно овеянное благодатью.
  Девушке казалось, будто и у неё душа благоухает, как тот раскрывшийся цветок, который
подарил сегодня Прохор. Возвышенность переполнявших её чувств была вполне созвучна с
поэтическими строками прочитанного недавно стихотворения:

    Весенние ветер
    свеж и весел,
    рисует вензель
    в облаках.
    Для просыпающихся
    чресел
    живителен
    его вокал.
    Он воскрешает
    мир растений,..
    навеет в души
    благодать,..
    аж в ленте
    тайных сновидений
    снаружи
    главное видать.
    Вот и прими
    его порывы,
    так, без отрыва
    от чудес,
    под радужные
    переливы
    разволновавшихся
    небес.

  Весна, молодость, нерастраченный запас нежности взбудоражили в девушке женские чувства.
И в этот момент вдруг громко прозвучал дверной звонок, бесцеремонно прервав приятные
размышления. На пороге стоял незнакомый мальчишка с неподписанным почтовым конвертом
в руке:
- Просили вам передать.
  Жанна в недоумении повертела в руках странный неподписанный конверт:
- От кого бы это могло быть?
  Вскрыв конверт, она извлекла наружу тетрадный листок, исписанный торопливым
неразборчивым почерком. Из письма выпала фотография незнакомого молодого бородатого
мужчины в военной камуфляжной куртке. Впрочем, при более пристальном рассмотрении едва
улавливалось что-то знакомое в отчуждённом взгляде незнакомца.
  Заинтригованная девушка погрузилась в чтение послания. На лице её выразительно
отразилась крайняя степень волнения. Закончив чтение, Жанна принялась нервно теребить
свесившийся со стола край скатерти. Мысли заметались в голове, как тени по стене при
вспышках молнии во время грозы. Она снова схватила дрожащими пальцами фото и впилась
лихорадочным взором в изображение бородатого мужчины.
- Воскресший из небытия,- наконец вымолвила вслух взволнованная девушка. - И что теперь
делать? Поздно ведь. Но он ничего не знает. Необходимо объясниться. Он должен понять.
И уйти. Ничего не поделаешь - судьба распорядилась так за нас.
  На улице совсем стемнело. Жанна поспешно вздёрнула руку с часами к глазам:
- Господи, уже одиннадцатый час! Сейчас он придёт. Надо спрятать письмо, чтоб случайно
не попалось на глаза Прохору. Он сейчас такой счастливый и не хочется омрачать ему дни
перед свадьбой.
  Едва только Жанна успела сунуть полученное письмо в одну из книг, стоящих в шкафу, как
в прихожей прозвучал звонок.

*  *  *

  ...Сергей расположился на диване, а Жанна умышленно села в кресло, чтобы тем определить
дистанцию в их нынешних отношениях. Она поняла, что не испытывает к сидящему перед ней
человеку никаких чувств - он ей был абсолютно чужой. Но во имя связывавшего их прошлого,
соблюдая приличия, необходимо было выслушать его. Заранее пресекая всякие надежды и
рассчёты бывшего своего возлюбленного, Жанна в двух словах рассказала свою историю и
даже пригласила Сергея на предстоящее свадебное торжество.
  От услышанных новостей на лице воскресшего не дрогнул ни один мускул, оно оставалось
угрюмым и безучастным. Только в глазах на короткое мгновение отразился холодный блеск и
тут же исчез, затерявшись в глубинах души. Наступило тягостное молчание. Девушка
чувствовала, что Сергею необходимо исповедоваться и она решила дать такую возможность:
- Что это мы всё обо мне. Сергей, как же тебе удалось выжить?
  Уронив голову, он сдавленно произнёс:
- Все эти годы я жил тобой. И только благодаря этому выжил.
- Но прошло столько времени. Всё так изменилось. Мысленно тебя все давно похоронили.
- И ты?
- Да, Сергей. Согласись, за все годы ты не подал о себе никакой весточки.
- У меня не было такой возможности. Всё это время я был в плену. И как только удалось
вырваться, я поспешил к тебе. Пока нашёл тебя в другом городе. И вот я здесь. Ты должна
последовать за мной.
- Ты с ума сошёл. Всё изменилось. Обстоятельства властны над нами. У меня теперь другая
жизнь. Да и ты стал другой.
- Это так, я другой. Но тебя люблю попрежнему. Нет, даже больше.
- Теперь ничего не изменишь. Нужно смириться с судьбой. Но расскажи как ты остался жив?
  Шумно вздохнув, словно набрав воздуха перед прыжком в холодную воду, Сергей погрузился
в воспоминания:
- Мы попали в засаду. Когда произошёл взрыв, меня выбросило взрывной волной из кабины.
Я оказался в какой-то расщелине присыпанным землёй. Видимо поэтому по окончании боя
наши не нашли меня. Нашли чеченцы. Они ночью вернулись за телами своих погибших. Меня
обнаружили раненного и контуженного в бессознательном состоянии. Одна чеченка выходила.
У неё вся семья погибла при бомбёжке и она была немного не в себе от постигшего её горя.
Все эти шесть лет она меня и опекала. Когда чеченцы поняли, что не дождутся за меня
выкупа, несколько раз пытались казнить. Она меня спасала. Пришлось многое испытать:
издевательства, побои и тягло изнурительной работы. Иногда совсем невыносимо было,
хотелось руки на себя наложить. И в такие моменты в сознании возникал твой образ, и ты
спасала меня. А ещё та чеченка.
- Где она теперь?- захваченная услышанным, спросила Жанна.
- Подожди, не перебивай и слушай дальше. После контузии я долго не говорил, но много
думал. Бежать было бессмысленно: кругом на многие километры громоздились горы. Аул
располагался в глухих местах. Несколько раз я пробовал бежать, но с моей хромой ногой
меня быстро настигали преследователи, потом долго и жестоко избивали и запирали в сарае
на несколько дней. Одна Амина сочувствовала мне и просовывала в  темницу еду и воду.
Рано или поздно расправа неминуемо настигла бы меня. Чтоб спасти мою жизнь, Амина
однажды предложила жениться на ней. Но прежде необходимо было принять ислам. Это был
единственный шанс. И я им воспользовался. Мулла сначала с недоверием отнёсся к нашей
затее. Но увидев моё рвение, сам увлёкся и стал обучать постижению Корана. И ты знаешь,
в этой мудрой книге я нашёл много созвучных моему мировоззрению мыслей. Так я душой
принял идеи мусульманства и уже не смог их предать. Теперь моё имя Махмуд и двое
сыновей ждут моего возвращения там, в горах. Ты станешь моей второй женой и поедешь
со мной.
  При этих словах Сергей поднял голову и опустил тяжёлый взор на поражённую услышанным
Жанну. Его яростный безумный взгляд своей невменяемостью подействовал, как гипноз,
сковав и обездвижив тело трепещущей в страхе девушки. Бородатый безумец мрачно
придвинулся к жертве. И превозмогая себя, Жанна решительно вымолвила:
- Этому не бывать. Уходи.
  И девушка, вытянув руки, попыталась отстраниться.
- Тогда не достанешься никому!- сквозь побелевшие губы тяжело выдавил из себя
новоявленный мусульманин.
  Краем глаза Жанна успела уловить быстрое движение Сергея под её левой рукой и
мгновенно ощутила укол с левой стороны... и провалилась в бездну...

*  *  *

  За окном зарумянилось утро. Первый солнечный луч вскоре вспыхнул на востоке. Махмуд
понял, что нужно немедленно уходить, пока не проснулся город. О нём в этом мире все
давно забыли. Нужно только не оставить после себя улик. Он склонился над распластанной
на полу в опрокинутом кресле жертвой и, вынув торчащее в левой подмышке шило, спрятал
орудие расправы в карман.
  Невзначай встретившись глазами с остекленевшим взором некогда любимой девушки, убийца
испытал некоторое сожаление, но чувство ревности погасило проявленную слабость и он
исступлённо произнёс:
- Это не убийство, а акт возмездия! Она должна была ждать.
  После этого он оттащил бездыханное тело на середину комнаты, расположив головою на
восток согласно мусульманскому обычаю, и принялся над трупом совершать утренний намаз.
Он пылко просил Аллаха принять вновьпредставшую неверную душу заблудшей христианки.
Закончив молитву, бородач вспомнил о написанном им письме к убитой. Его нельзя было
здесь оставлять...

44. А вдруг получится?
Лана Невская 2
Серый мартовский вечер тянулся долго.  Я мыла посуду,  кошка, сидя на подоконнике в десятый раз за день вылизывала свою пушистую  шубку, а Анюта вертелась рядом и пыталась найти себе достойное занятие, чтобы ее не  отправили спать.
Тут ей на глаза попалась моя тетрадь с записями кулинарных рецептов.
- Бабушка! Можно я посмотрю эту тетрадку? Может, мы что-нибудь приготовим из нее? – с надеждой спросила внучка.
- Посмотри , выбери  рецепт, а завтра мы постараемся это сделать,  - попробовала я перевести стрелки на завтра.
- Не-е-т! Я хочу сегодня! – быстро поняла мой маневр Анюта..
- А что ты хочешь приготовить: мясо, салатики или пирог?
- Я хочу… - она подняла глаза к потолку, - Я хочу торт!
- Анечка! Торт делать все-таки долго. Давай завтра сделаем?
- Нет, сегодня!- упрямилась Анюта, разложив тетрадку на столе и разглядывая записи. 
- И что же ты хочешь? Выбрала торт?
Анюта сосредоточенно читала названия рецептов, выясняла непонятные и листала дальше.
- А что такое «Чель-пек»? Что еще за «Штрудель» такой? – она явно играла.  Ее не очень интересовали мои ответы, а  просто нравилось вслух произносить интересные незнакомые слова.
Вдруг она спросила:
- Ой, а что еще за «Мишка»? Бабушка! Давай «Мишку» сделаем!- она нашла знакомое слово и ухватилась за него.
Это был старый рецепт довольно примитивного торта. И записан он был только потому, что в детстве у дочери была аллергия на некоторые продукты, а в этом торте не было яиц. Но Анюта уцепилась за него мертвой хваткой
- Бабушка! Я хочу «Мишку» и больше ничего! – канючила Анюта.
Я пробежала глазами рецепт: все ингредиенты были в наличии, тесто простое - типа пряничного. Взглянула на часы –  19.50. 
Ладно! До девяти вполне успеем! – опрометчиво сказала я Анюте. – Тащи из шкафа белую миску, будем делать тесто. И большую шоколадку принеси из комнаты.
Анюта резво понеслась по квартире, выполняя мои указания, а я стала  класть в миску все составляющие.  Она принесла стул, умастилась у стола рядом со мной и стала мешать тесто.
- Бабушка! А мишка какой будет – белый или бурый?
-Гималайский! – пошутила я, сделав ударение на третий слог.
- Это как? – не поняла Анюта. – Он что, еще и лаять будет?
- Обязательно! – не очень задумываясь над ответом,  сказала я, а Анюта застыла, перестав мешать тесто.
- Но ведь медведи не лают, а рычат. – размышляла она. – а как можно сделать, чтобы торт рычал? – снова потекли ее исследовательские идеи.

- А это обязательно? Может, обойдемся без звукового оформления, а то гости испугаются и  разбегутся, не успев попробовать твоего торта.
- А какие гости? Разве у нас будут завтра гости? – удивилась Аня
- Ну, раз будет торт, значит,  и гостей нужно позвать на чай с тортом. Не будем же мы его одни есть! Позовем наших соседей – тетю Иру и тетю Лену с Максимом. Вот они обрадуются!
- А Максима я не хочу!
- Почему?
- Я его почти не знаю, только один раз видела. И вообще, мальчики сладкое не любят. А мы тут одни девочки будем.
- А дедушка? Он тоже за девочку сойдет?
- Бабушка! Дедушке же торт нельзя! - и она шепнула мне на ухо, почему ему нельзя.
 
- А из чего мы глазки будем делать мишке? – спросила Анюта.
- Какие глазки? – автоматически спросила я, и вдруг внутренне похолодела.
- Какие-какие! – возмутилась Анюта.  - Мишкины! Он что,   слепой будет? 
- Анечка! Торт просто заливается растопленным  шоколадом, застывает в холодильнике – и все!

- Не-е-т! Так дело не пойдет! У него должна быть мордочка как у настоящего мишки: с ушками, глазками, носиком, ротиком и язычком.
Вот тут я поняла, что влипла.  Причем, основательно.  Я понятия не имела, как должен выглядеть «медвежий лик» в домашнем исполнении. Но отступать было уже некуда: коржи  пеклись в духовке, растопленный шоколад остывал в кастрюльке, а крем уже сбивала миксером  Анюта.
Таланта к рисованию у меня никогда не было, и я честно сказала об этом внучке.
- Бабушка! Ты сумеешь! У тебя получится, я в тебя верю! – повторяла она услышанные где-то  штампы.
- Может, все-таки обойдемся без лишнего натурализма? – пыталась я увильнуть от урока рисования. – А вдруг у меня ничего не получится?
- Получится! – заверила меня Анюта. – Я тебе помогу,  - и она убежала из кухни.
Через несколько минут она вернулась с какой-то детской книжкой, где в манере компьютерной графики были сделаны иллюстрации  к сказке «Три медведя».
- Вот! – гордо сказала Анюта, - смотри и рисуй! У тебя получится! – и она пошла  к столу мазать коржи кремом, А я взяла верхний корж, и стала  соображать, как сделать из него более-менее похожую медвежью морду.
       И ведь знает, проказница, чем меня можно взять! Никогда не смогу признаться ей, что чего-то не умею! По отнекиваюсь для порядка, а в голове уже мысленно прокручиваю, как и из чего делать буду ее очередную задумку! Бабушка должна все знать и уметь! Нельзя авторитет терять!
Поэтому, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Время перевалило за девять, пора было вплотную заняться  дизайном медвежьей морды. Я взяла лист бумаги, вырезала круг размером с корж и стала примитивно набрасывать на нем карандашом черты медвежьего «лица», пытаясь скопировать книжку.
Затем я прорезала глаза . ноздри и рот, вырезала ушки и приложила этот макет к коржу.  Насыпала в маленькое сито сахарной пудры и посыпала бумагу. Затем сняла ее, и у меня получились контуры морды. Теперь я уже могла по ним нарисовать ее на корже. Но чем?
Ага! Нужно быстренько сварить молочно-сливочную глазурь или помадку! Сказано – сделано!
Через 20 минут помадка была готова, и я вновь приступила к творчеству.
Время приближалось к десяти, а медвежий процесс был в самом разгаре.
- Анютка! Поздно уже! Давай-ка, иди спать. Я сама доделаю, а завтра посмотришь, - попыталась я отправить ее в кровать.
- Ну, уж нет! – обиженно сказала Анюта. - Это мой мишка, я тебе его придумала,  вместе и рисовать будем.
Возразить было нечего, и мы приступили к работе. По-хорошему – надо было поставить торт в холодильник на часок, чтобы шоколад застыл, глазурь  была бы чуть теплой. Тогда и рисовать было бы удобнее.  Но время поджимало,  Анюту надо было укладывать спать, поэтому процесс провернули по ускоренному варианту, с нарушением технологии. 
Нарисовали глазурью контуры морды, карамель «Москвичка» разрезали на кружки как колбасу – получились отличные медвежьи глазки! Из клубники вырезали язычок и ушки, - вроде похоже получилось, хоть и растеклось немного.
Я облегченно вздохнула, нанесла последний  штрих и сдала работу внучке.
- Ну, как? – гордо спросила я, оглядывая свое творение.
- Я же говорила, что у тебя получится, а ты не верила! Пошли дедушке покажем.
Но дедушка сам уже шел на кухню «на запах».
- И что это вы тут творите? – спросил он, подходя к столу и оглядывая нашего медведя. – Ну, вы даете! – только и мог сказать дед. - Это кто же такое придумал?
-Это я мишку в тетрадке нашла, а потом книжку про медведей нашла,  а потом я крем делала, а потом мы мишку пудрой рисовали, - затараторила   Анюта.
-  Вот это медведь получился! – восхищался дед. – Хоть сейчас в цирк!
- Нет, дедушка! Сейчас – в холодильник! – со знанием дела возразила Анюта, убирая тарелку с тортом  в холодильник. – А завтра будем  есть вместе с гостями.
- А гости тоже вкусные будут? – пошутил дед, услышав двусмысленное объяснение.
- Дедушка! Ты что? Не понимаешь,  что ли?  Не мы гостей есть будем, а они -  есть наш торт! – возмутилась Анюта непонятливостью деда.
- А сейчас мне нельзя кусочек попробовать? А то вдруг торт не удался, и его нельзя гостям подавать? – опять  спросил дед.
- У нас с бабушкой  всегда все удается! У бабушки невкусно не бывает! – отчеканила Анюта, а мое сердце растаяло от такого комплимента.
- Ну, я пойду  спать, а вы уж тут доубирайтесь без меня! Спокойной ночи! – завершила свою деятельность Анюта, и отправилась в ванную.
- Да-а! Растет девочка! А хозяйка да кулинарка какая будет! Вся в тебя! –  получила я очередной комплимент.
-  Не знаю, будут ли вообще готовить дома через 15-20 лет. А то вся моя наука забудется за ненадобностью, а все записи полетят в помойку!
- Ну, будем оптимистами!  Даже если дома не готовить, то где-то поесть людям все равно надо. Вот и будет она шеф-поваром какого-нибудь ресторана с домашней кухней.
-Нет! Никакой ресторан, даже с домашней кухней, не заменит уютного, вкусного, семейного  ужина на своей кухне, сказала я  и пошла ликвидировать последствия нашей бурной деятельности.
Когда я заглянула к Анютке, она уже крепко спала и чему-то улыбалась во сне. Наверное, ей снился  мишка,  ее новый друг…

45. Да разве гармонь виновата?
Наталья Рыжих
Дмитрия не даром называли первым парнем на деревне: красивым он был, черноглазым, с косою саженью в плечах и смоляным чубом волной. А уж на гармошке как играл! Сколько девчат по нему сохло!
Когда Дмитрий стал встречаться со скромницей Машенькой, деревенские кумушки зашушукались:"Не пара они! Больно робка девка да и собой неказиста!" Но у молодых дело сладилось, вскоре зашумела-загудела веселая деревенская свадьба. Надолго запомнилась она односельчанам: страдания, частушки звучали почти без перерывов, от плясок едва удерживался пол, а молодые дуэтом исполняли красивые задушевные песни. На удивление у скромной Машеньки нежный грудной голосок прорезался.
- Эх, женился Митяй, утратил свободу, теперь перестанет на гуляниях играть!, - сокрушались друзья. Но молодожен, как и прежде, не расставался с гармошкой. Их с женой приглашали на свадьбы и дни рождения, крестины и проводы в армию.
Марии, с появлением малыша, стало некогда мужа сопровождать, потому все чаще она говорила: "Люди праздника ждут. Сходи один, я не возражаю!"
Где есть гулянка - там вино рекой.
- Чего скромничаешь, выпей, ведь жены же рядом нет - контролировать некому, - уговаривали хозяева. Все чаще приходилось Марии, повесив через плечо гармонь, забирать еле на ногах стоящего мужичка с застолья.
- Вот сожгу я однажды, Митяй, твою гармошку! - грозилась она наутро. - Сколько можно такого бугая на себе таскать?
- Ладно-ладно, исправлюсь, - убеждал ее Дмитрий, но окорота ему не было, все повторялось снова и снова. 

Однажды поздним осенним вечером вела вдоль оврага Мария своего пьяненького мужа с очередной гулянки. Он постоянно спотыкался, падал. Дорога была скользкая от слякоти. Женщина выбилась из сил. После очередного падения супруга она не выдержала и в сердцах выбросила гармошку в овраг. Та покатилась вниз, жалобно пискнув мехами.

На следующий день Дмитрий, виновато отводя глаза, спросил:
- А где гармонь? Неужто ты обещание сдержала?
- Да, сожгла. - с достоинством спокойно ответила Мария.
- Как ты могла?! - неожиданно тихо спросил муж.
Женщина видела, как Митяй тщательно осмотрел все в доме, а затем, понуро склонив голову брел по дороге, которой вчера они возвращались с гулянья, видимо, надеясь найти гармонь.
После работы вернулся он сам не свой, в глазах поселилась горькая тоска,  будто потерял близкого, родного человека.
- Ну что стоишь, как истукан, пойди хоть мне лампу из спальни принеси, - проворчала Мария.
Дмитрий зашел в спальню, а там на столе стоит его любимая гармонь... От изумления и счастья он замер на месте.
- Разве гармонь виновата, что хозяин контролировать себя не умеет? - тронула мужа за плечо Мария.
Она не стала рассказывать, с каким трудом, цепляясь за бурьян, спускалась она по сырому склону оврага, волнуясь за то, что хрупкий инструмент мог разбиться при падении.
Какова была ее радость, когда гармошку удалось обнаружить целой и невредимой. Мария прижалась к ней щекой. Вверх по склону женщина взлетела как на крыльях.
Ей казалось, что и гармошка вместе с ней ждала возвращения Дмитрия с работы.
случай тот на мужчину повлиял - раздружился Митяй с зеленым змием.
С тех пор прошло немало лет. Выросли дети, появились внуки. Все они любят собираться в уютном родительском доме и слушать, как играет на гармони дедушка Митя и подпевает ему бабушка Маруся. 

46. Мезальянс
Наталья Рыжих
Сегодня я узнала, что ушел из жизни знакомый: спокойный, рассудительный, мастеровитый человек в возрасте около 70 лет. Осталось у него двое сыновей: одному - сорок пять, а второму - четыре годика. О необычной судьбе своего земляка мне захотелось вспомнить в этот день.


... - Дядя Колечка! - раскрасневшаяся от бега худенькая девчушка, широко раскинув руки, с радостной улыбкой бежала навстречу крепкому загорелому мужчине лет под пятьдесят.

Тот подхватил ее на руки: - Как ты тут, стрекоза? Не обижают тебя?

Подошедшая следом мать девочки покачала головой: - Балуешь ты ее, Алексеич! Я всегда завидовала, когда видела, что детишки бегут отца встречать. Наши-то, только на порог папаша появится,разбегаются, прячутся кто куда, чтоб под горячую руку не попасться. А Танюшка и вовсе пугливая, боится на глаза лишний раз людям показываться, а к тебе сама на руки заскакивает, удивительно даже.

- Хорошая она, твоя Танюшка, душа у нее чистая, нежная, вот к доброму человеку и тянется. А я ей то конфетку, то пряничек...

- Как устроились на новом месте, Алексеич? Не тоскуешь по деревне?

- Как же не тосковать-то, всю жизнь здесь прожил. Но сын с невесткой хотят, чтобы я рядом был. В райцентре все же поближе к цивилизации, чем в глухой деревне на три двора. Внучок в школу пойдет, за ним приглядывать надо, мать с отцом же на работе. А для меня это дело привычное, я ведь и Славку сам вырастил-воспитал, восемь лет ему было, когда мамку схоронили..

- Что же ты так и не женился с тех пор? Ты и сейчас еще мужчина хоть куда - орел!

- Как то не пришлось: то не хотел чтобы у сына мачеха была, а теперь уже и привык один. Старого петуха не уваришь, старого мужика не уженишь... - Николай поставил девочку на землю и слегка подтолкнул к играющим неподалеку сестренкам.- Ты, Марья, я слыхал, стала вместе со своим Митякой к бутылке в последнее время прикладываться. Не дело это - ребятишки у тебя, им материнское внимание и забота нужны.

- Все я понимаю. Алексеич, но иногда такая тоска нападет... ладно, завяжу я с самогонкой, обещаю. Ты, когда в деревне будешь, заглядывай к нам, не забывай, чай, соседями были. Да и Танюшка по тебе скучает...


Не думал тогда Николай, что в следующий раз увидит Танюшку только через десять лет. Много воды с тех пор утекло. Внук подрос, в институт поступил, сын с невесткой квартиру в городе купились, своей семьей туда перебрались. А Алексеич в райцентре остался, жил один, обособленно, не слишком разговорчивый, с соседями мало общался. Ему и так не скучно было: для умелых рук и в доме, и во дворе всегда занятие найдется.

Вышел он однажды с авоськой за хлебом. Движется не спеша, погруженный в свои мысли, как вдруг звонкий голос откуда-то: - Дядя Колечка!

Глазом Николай моргнуть не успел, а у него в объятиях - девица-красавица, свеженькая, крепенькая, кровь с молоком, прижалась к нему пышной грудью, аж в жар мужика бросило, даром что пенсионер.

- Танюшка, ты ли это? - спросил охрипшим голосом.

А та, будто почувствовала что-то, вдруг залилась краской, отчего еще милее стала, будто роза майская, но из объятий вырываться не спешила. Так и стояли какое-то время, прижавшись друг к другу, не в силах оторваться.

Усилием воли деликатно отстранил Николай девушку: - Что же мы на улице стоим, пошли в дом, расскажешь, что да как, Танюша!

Через несколько минут он уже сидел на диване на просторной кухне и наблюдал, как ловко хозяйничает девушка: стирает со стола, расставляет посуду, разливает по чашкам душистый чай, и думал: - Как же давно за мной никто так не ухаживал...

А Танюшка щебетала о том, что заканчивает сельхозтехникум на ветеринара, что отца три года назад схоронили - замерз зимой пьяным,что брат в тюрьме, а сестры замуж повыскакивали...

- Мамка? Мамка спилась окончательно, дядя Колечка. Мне туда, если честно, и ехать не хочется. Дома постоянно собутыльники околачиваются. Мне она деньгами и не помогает почти - вся пенсия по инвалидности на самогонку уходит. Я наведываюсь изредка, чтобы хоть картошки с собой в общежитие взять, а сегодня вот на автобус в деревню опоздала. - рассказывала с грустной улыбкой девушка. - Дядя Колечка, можно я у Вас переночую, а завтра уж тогда за картошкой к матери мотанусь?


Почему Николай не предложил тогда Танюшку на своей "шестерке" до деревни подбросить? Он и сам не знал ответа на этот вопрос...


Утром он поверить не мог в то, что произошедшее между ними ночью, случилось наяву , а не во сне. Чувствовал он себя совершенно счастливым, будто крылья за спиной выросли, помолодел лет на тридцать, а все же совестно было, что не устоял перед чарами пришедшей к нему в постель юной обольстительницы.

Когда румяная Танюшка из спальни к нему на кухню в куцем халатике вышла - даже глаз поднять не смел, оробел, как мальчишка, замер на месте - приговора ждал. А она как ни в чем не бывало, проходя мимо, чмокнула его в щеку: " Доброе утро, Колечка!" и прошествовала к умывальнику.

Она осталась у него до вечера, потом Николай проводил девушку с тяжелой сумкой, где кроме картошки были и другие гостинцы, на такси в город.

Танюшка стала ездить к нему каждую неделю. Алексеич помогал ей деньгами и продуктами, купил красивое платье к выпускному вечеру в техникуме.
С дипломом девушка вернулась в райцентр и устроилась на работу в ветлечебницу. Стали они уже в открытую жить как муж и жена.

По поселку поползли слухи.Донеслись они и до города,до сына.

Вячеслав, который раньше редко здесь появлялся, примчался к отцу незамедлительно:

- Пап, это правда, что люди говорят? Ты что, на старости лет уже совсем ума лишился? Благотворитель нашелся, приютил бедняжку! Тебе деньги девать некуда? С кем ты связался? Да гулящая она девка, обдерет тебя как липку и бросит.Во внучки тебе эта деваха годится, одумайся, пока не поздно!

Тут из спальни вышла Танюшка с заметно округлившимся животиком.
Славка от неожиданности выпучил глаза и стал хватать ртом воздух, не в силах произнести и слова. Махнул рукой, выскочил на улицу, сел в машину и спешно уехал.
Младшенький, Сергуня, родился у Николая уже в деревне.
Мать Татьяны умерла, отравившись паленой водкой, вот и перебралась эта необычная семья в опустевшую запущенную хатку. Вскоре благодаря умелым рукам мастера и стараниям молодой жены, стала она уютной и ухоженной.
Дом в райцентре Алексеич продал, а деньги отдал сыну и внуку.
В деревне им с Танюшкой было лучше: тише, спокойнее, никто не бросал вслед косых взглядов, не шушукался за спиной. Татьяна сначала находилась в отпуске по уходу за малышом, а когда ему три годика исполнилось, решила на работу больше не выходить.
Хотелось все время находиться рядом с мужем и сыном. Пенсии мужа на удовлетворение скромных потребностей вполне хватало. В деревне у тех, кто любит и умеет трудиться все свое: И молочко, и яички, и мясо, и овощи. Жили в ладу и согласии, Сергунькиным шалостям радовались.
Одно только тяготило душу Николая: Славка деньги за дом взял, но отца так и не простил. На звонки не отвечал и сам не позвонил с тех пор ни разу.
Не привыкший сидеть без дела, Алексеич много времени проводил в мастерской. Вот и этим вечером задержался там допоздна. Татьяна укладывала Сергуньку спать, да и сама задремала нечаянно. Проснулась уже далеко за полночь, а мужа нет в доме. Выглянула в окно - свет в мастерской горит. Пошла туда.
- Колечка! - раздался ее душераздирающий крик. Не помня себя, она трясла, целовала уже бездыханное остывшее тело.
Врачи потом установили диагноз, приведший к летальному исходу: инфаркт.
... Сидели возле гроба на машине два сына: уже зрелый мужчина и совсем еще малыш. Вячеслав и Сережа никогда раньше не видели друг друга. Может, смерть отца поможет им осознать, что они все же - братья.

47. Блестящее предложение
Вячеслав Вишенин
           Он шел к ней с решимостью сказать все, о чем думал последние три месяца. "Или сегодня, или никогда". Его уверенные шаги гулко отдавались в ночной тиши. "Даст она свое согласие или нет?" - эта мысль вот уже много дней не давала ему покоя. Он потерял аппетит, думая об этом, и иногда просыпался ночью в холодном поту, когда ему снилось, что она ему отказывает. "Должна согласиться, - думал он, - ведь она - умный человек и должна понимать, что это ее последний шанс". И он радостно прибавлял ходу. Но тут же в задумчивости останавливался. "А ведь может и не согласиться. Тогда все, конец".

          Она была неглупа и давно уже замечала, что последнее время с ним творится что-то неладное. Он похудел, стал задумчив и иногда мог подолгу молчать, уставившись в одну точку. "Мучается, бедняга, - думала она, - знает, что нужно сказать, а решиться не может". И она всегда старалась быть к нему внимательной, вежливой и доброй, уверенная, что лишь заботой и вниманием ускорит начало откровенного разговора. Но он молчал как рыба и от переживаний худел еще больше.

          "Согласится или нет? - думал он поднимаясь по лестнице, - Если нет - будет хуже для нее же". Перед ее дверью он потоптался в нерешительности, но потом набрался духу, перекрестился, плюнул три раза через левое плечо и, тяжело вздохнув, нажал на кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу же. На пороге стояла она, вся такая красивая, нарядная и мило улыбалась. "А я чувствовала, что ты сегодня придешь. У меня целый день все из рук валилось". Она подошла к нему и чмокнула в щеку. "Ну что же ты стоишь? Проходи". От такой улыбки, от нежных слов вся его смелость куда-то мгновенно улетучилась. "Да я, в общем-то, на минутку", - он замялся теребя в руках шапку.  "Ну что с тобой? Говори!", - она засмеялась. "Ну начинай, идиот. Ты же сюда за этим пришел", - гневно думал он про себя. Он еще пару секунд помолчал, затем понял, что от судьбы все равно не уйти, и произнес:"Ты знаешь, я давно тебе хотел сказать...".  "Ну-ну"...  "Я хочу сделать тебе предложение", - выдохнул он.
         "Ну, наконец-то, - облегченно вздохнула она, - решился". Она отступила на шаг, чтобы он не увидел, как она вмиг покраснела до корней волос и мочек ушей. Пением райских птиц показались ей его слова "я хочу сделать тебе предложение". Она ждала этого, ждала давно и верила, что этот момент рано или поздно наступит. И вот он решился. "Какой он у меня умный, сильный, красивый", - она посмотрела на него с умилением. "Выходи за..." "Я согласна!" - она чувствовала себя витающей в облаках. Все в этом мире казалось ей таким розовым, чудесным и добрым. Ей хотелось петь и танцевать. Она любила весь мир.
         "Выходи з-з-завтра со мной утром бегать. Выйдешь?" - он с надеждой поглядел на нее. "Бегать?" - переспросила она - Завтра утром?". Румянец сошел с ее лица. Все цветные краски разом померкли, остался лишь один черно-белый цвет.  "Ты шутишь?..." - произнесла она, понимая, что все ее мечты разрушились в один момент. "Нет, вполне серьезно. Ты посмотри на себя. Молодая, красивая, а разнесло тебя так, будто на дрожжах растешь. За фигурой следить надо... Вот я предлагаю тебе вместе со мной..., это... по утрам...". "Нет, не могу, - упавшим голосом выговорила она, - И вообще, некогда мне… У меня дел полно.  Я - то думала… А ты… Надо же, какой ты дурак", - добавила она, когда он уже уходил.
          Он шел домой и недоумевал. И все-таки его распирала гордость за то, что он выполнил трудную, но такую нужную и ответственную  миссию. "Не хочет - не надо. Буду бегать один. Вот только почему она меня дураком обозвала?"

48. Любовь
Татьяна Чехова
 «Мне стало трудно жить
Без мысли о тебе»
            /Дмитрий Афанасьев/.

      Петр думал о ней. Теперь это было  постоянно. А началось со случайной встречи в трамвае. Тогда, мужчина, сидящий рядом с ним, неожиданно вложил ему в руку купюру. Поднеся близко к глазам и увидев, что это деньги,  Петр протянул их назад:

- Не надо, что Вы!
- Возьмите. Не обижайтесь. Я знаю, что такое слепота и поэтому…, - попытался уговорить  мужчина.
- Нет, не надо. Я  еще вижу. Не надо. Благодарю.

       Любаша слышала этот разговор и обратила внимание на Петра.  Они вышли на одной остановке. «Может, помочь  перейти  дорогу? Здесь, она такая оживленная» подумала Любаша и предложила:
- Разрешите, я Вам помогу.
- Спасибо, - улыбнулся Петр, - но, это лишнее. Я нормально перейду. Я вижу.

Им было в одну сторону, и  они пошли рядом, перекидываясь друг с другом, ничего не значащими словами. Оказалось - живут рядышком. На повороте остановились. Почему-то им не хотелось расходиться,  и они простояли еще час, разговаривая о том, о сем.

        Когда расстались, Петр долго смотрел в ту сторону, куда ушла Любаша. Его мысли витали  вокруг этой маленькой  женщины с  удивительно приятным голосом, нежным и особенным. Прошел час, другой, третий. Что-то мешало ему сосредоточиться на обычных  заботах. Он и не подозревал, что частица другого человека уже проникла в него, чтобы остаться там навсегда.

        Отныне его прогулки изменились. Он во что бы то ни стало,  хотел  найти ее.  Проходя знакомыми  дорогами, он силился разглядеть ее силуэт, напрягая подслеповатые глаза. С ним творилось непонятное,  и он  пытался разобраться.  Сначала приписал это долгому отсутствию тесного общения с женщинами, игре гормонов. Но, у него были подобные встречи и даже более длительные, чем их короткий разговор. О них он забывал мгновенно, никто не сумел оставить  след.

        Петр не верил в любовь с первого взгляда и в очередной раз, не встретив ее, думал - «Забудь о ней! Забудь!». Но, разве забудешь! Это было выше его сил,  и он продолжал поиски.

       Судьба улыбнулась. Он шагнул навстречу Любаше, ничего не подозревавшей о его чувстве. Петр старался сохранять самообладание. Как она отнесется к этому? Он очень боялся быть отвергнутым. При встрече пытался запомнить, как можно больше, ведь возможно, придется жить этими воспоминаниями. Маленькая ручка, хрупкие плечики, карие глаза, родинка на подбородке, легкая походка. Почти слепой, остро ощущал,удивительно волнующий запах. В ней была  необъяснимая мистическая сила, невероятно притягательная, приятная и непреодолимая.

     Их прогулки, сначала редкие, а потом более частые стали необходимы, как воздух.  И прощаясь, он ощущал тяжелое чувство расставания, словно вместе с Любашей уходит что-то важное, огромное, жизненно необходимое.

     Ему  хотелось знать о ней, как можно больше. Постепенно он  многое узнал  и испугался, что для нее будет иметь значение  их  ощутимая разница в возрасте. Мысли о ней трансформировались в стихи, которые он,  неожиданно для себя, стал писать:

*Ты шагаешь по лужам, я шагаю по лужам,
Город нынче ветрами простужен.
Словно кашляет город и гудя пароходом,
Сыплет тысячей брызг назло пешеходам.

Где-то там ты сейчас в этом городе мокром,
Грустно смотришь на мир сквозь трамвайные стекла.
И ладошки сложив, ты негромко чихаешь,
Может быть, ты сейчас обо мне вспоминаешь?

Ну, а я все бреду сквозь холодную жижу
И на небо гляжу,  словно там тебя вижу.
Небо, небо,  одно ты сейчас -  надо мной и над нею,
Сжалься небо, прошу, над Любовью моею!

Небо зимним дождем все сугробы разрушит.
Пусть ей будет сейчас хоть немножечко суше!
Пусть нескользкими будут дорожки!
Пусть не промочит зима ее милые ножки!
И пусть больше она нигде не споткнется!

И пусть в ее сердце солнце вернется!
А если вернется в ее сердце солнце,
Она для меня в нем откроет оконце.
Забуду тот час о погоде унылой,
Лишь только услышу: - «Ты, мальчик мой, милый».

Ползу по воде я огромной улиткой,
Ползу,  согреваем твоею улыбкой.
Иду, сочиняю, пусть капли за ворот.
И кашляет где-то простуженный город.

       Впервые за последний год,  он был счастлив.   

49. Мелодии сердца
Олена Братель
Композитор проводил долгие часы, вслушиваясь в мелодии своего сердца и пытаясь их записать, но у него это никак не получалось. И он снова и снова обреченно шел на работу, где был одним из многих музыкантов, создающих по мановению волшебной палочки чарующее единство из разнообразия аккордов.

И вот однажды он увидел Ее, свою Музу, которая зачем-то пришла работать в их оркестр. У Композитора сразу мелькнула мысль, что эту Богиню, сошедшую с небес, чтобы озарить светом жизни избранных, наверняка уже кто-нибудь приютил. И правда, оказалось, что у нее есть известный в некоторых кругах супруг и две белокурые дочки-погодки.

Композитор видел, что его Муза счастлива, и никоим образом не хотел нарушить эту редко встречающуюся гармонию жизни. Он просто был благодарен небесам за то, что его облагодетельствовали ни с чем не сравнимыми чувствами, которые появились в его сердце после  первой встречи с Нею.

Композитора охватила незнанная доселе эйфория - он вдруг осознал, что наконец-то сможет записать мелодии своего сердца.Окрыленный существованием своей Музы, с помощью обычных точек и палочек Композитор  фиксировал свои мысли и ощущения, которые приходили друг за другом, как волны океана, и выплескивались на берег разлинеенной бумаги. Композитор вдохновенно работал, делая перерывы лишь для того, чтоб сходить на репетиции оркестра и что-нибудь перекусить, а потом мчался домой творить, как будто боялся не успеть описать все, чем наполнена его душа.

Конечно, Мария однажды заметила,  как во время репетиций на нее  обожающим взглядом украдкой  смотрит пожилой скрипач. Как только она это заметила, в тот же день рассказала о странном коллеге  мужу, а потом  смеялась над его шутками по этому поводу. Муж Марии всегда шутил над ее прихотями, вот и сейчас он снова начал иронизировать по поводу того, что ее блажь работать в оркестре скоро пройдет.

Для Марии репетиции были возможностью хоть на короткое время вернуться к себе настоящей, к той подающей большие надежды молоденькой скрипачке, которая совсем  не подозревала, что через какое-то время ей придется запереть свою легкокрылую мечту о сцене в позолоченную клетку, и повесить эту клетку с мудреным переплетением металлических прутьев на своей огромной кухне в новой квартире недалеко от центра города.

Мария  почти не удивилась, когда на ее день рождения пожилой скрипач попросил у нее разрешения сделать ей необычный подарок. И вот под вечер к  ее дому привезли резной деревянный письменный стол и конверт, перевязанный красной ленточкой. Стол, который никак не вписывался в интерьер квартиры Марии, было решено отправить в загородный дом, чтобы не обижать отказом от странного подарка  чудака-скрипача. А письмо Мария спрятала в папку с документами, так и не решившись распечать конверт. Она подозревала, что там будет особенное признание в любви, которое может всколыхнуть тихий омут ее размеренной жизни.
Однажды, прийдя на очередную репетицию оркестра, Мария почувствовала, как тянет зловещим холодом от того места, откуда она раньше ловила такой согревающий душу взгляд, и узнала, что чудаковатый скрипач умер. На какое-то время яркие краски ее солнечных дней посерели, но очень скоро Мария продолжила плыть по течению своей жизни, которая с готовностью  вернулась в прежнее русло.
Шли годы, и однажды Виктория, внучка Марии, перебирая документы, нашла пожелтевший конверт, перевязанный красной ленточкой, и принесла его бабушке. Слезы заструились по глубоким бороздкам многочисленных морщин Марии, когда она, аккуратно открыв конверт, принялась читать. Нет, это было не признание в любви, как она долгие годы считала. Это было пожелание стать известной скрипачкой и описание того, как открыть потайную полочку в подаренном ей столе, куда Композитор сложил все произведения, которые он сочинил для нее.
Когда Виктория начала исполнять на конкурсах и концертах произведения никому не известного Композитора, о ней сразу заговорили как об очень талантливой скрипачке, в то время как новость о случайно найденных гениальных произведениях молниеносно достигла всех, кто в какой-либо мере интересовался музыкой. А Мария, затаив дыхание, снова и снова с  восхищением слушала, как ее внучка мастерски исполняет мелодии ее сердца, которые однажды  услышал и записал Композитор.

50. Чемодан
Виктор Панько
                ЧЕМОДАН

Дяде Пете Романюку заниматься воспитанием детей было некогда.
Во-первых, потому, что он – механизатор, тракторист. А трактористы, сами знаете, всегда заняты: запчасти, солярка, солидол, магнето, скаты, «трах-тарарах-трах-тах-тахпших-тара-рах»… вот такая у механизатора, понимаешь, музыка… весенний сев, пахота, культивация, ремонт, линейка готовности.
Во-вторых, он не просто механизатор, а бригадир тракторной бригады. А это значит – сюда нужно добавить:  доставка обеда в поле, исправность огнетушителей, соблюдение техники безопасности. Что еще добавить? Всего и не упомнишь. 
В–третьих… а, хватит и этих двух причин, вполне достаточно.
Нельзя сказать, что дядя Петя Романюк не любил детей. Кому не хочется в воскресенье, когда выдалась свободная минутка, забыть обо всех тревогах, о недавно прошедшей войне, в которой он удостоен медалей «За Отвагу», «За освобождение Праги», забыть обо всем, посадить себе на ногу трехлетнего малыша и  раскачать его, приговаривая: «Гуца, гуца, баба Куца», держать его за крошечные ручонки и  слышать звуки детского счастья, даже отдаленно не напоминающие рокот мотора какого-нибудь  ДТ-54. Или – посадить себе на шею это маленькое существо, и, совсем  как какой-нибудь чокнутый, с левой резьбой, прыгать и смеяться, смеяться просто от счастья и все тут.
Конечно, таких моментов у дяди Пети было достаточно много во взаимоотношениях со своим сыном Мишкой, но, поскольку описание этих событий не входит в рамки нашего рассказа, то мы их с сожалением опускаем, так как пора перейти к этому самому чемодану.
Но для начала нужно сказать, что у дяди Пети выработалась своя точка зрения на воспитание Мишки. Не имея возможности, а, может быть, и желания ознакомиться поближе с выдающимися педагогическими теориями Яна Амоса Коменского, Песталоцци, Руссо и других светил, он придерживался укоренившейся в наших краях традиции: «Ребенка нужно любить, но он не должен догадываться об этом. Люби как душу, а тряси – как грушу». Вот и вся наука. Но, прямо скажем, следование ей может привести к потрясающим результатам, о чем и свидетельствует этот пример с чемоданом.
Возможно, дядя Петя, прежде, чем принести в дом этот чемодан, не раз мысленно сравнивал музыку своих тракторов с мелодиями вальса, хоры и сырбы, а, может быть, и с горячо любимым им «Полонезом Огинского». Мы об этом не знаем. Может быть, кроме этого, заметил он в характере Мишки какую-то особую упертость, унаследованную, по-видимому, у  него самого, у дяди Пети.
Короче – принес он как-то в воскресенье этот чемодан, положил на край софки, бережно накрыл его вышитым рушником и, увидев любопытствующий взгляд мальца, нахмурил, насколько мог, брови и сказал: «Боже упаси тебя сюда лазить. Будешь наказан. Посмотри  вон туда. Видишь? Запомни!». Как не видеть и как не запомнить! На  своем обычном месте висел тяжелый отцовский ремень, используемый весьма редко, но довольно эффективно. (По уточненным сведениям это действенное средство воспитания не было использовано дядей Петей ни разу, а имело лишь символический смысл.(Прим. В.П)).
Конечно, если бы не эта, подмеченная отцом, Мишкина упертость, то, возможно, этот чемодан так и остался бы неоткрытым по сегодняшний день. Но как раз она и сыграла роль в этой поучительной истории и привела к упомянутому потрясающему результату. Разве может что-либо сравниться по своей притягивающей силе с детским любопытством?
Неизвестно, сколько времени внимание Мишки раздваивалось и переходило от таинственного чемодана к неинтересному отцовскому ремню, но, наконец, он решился…
Осторожно сняв с чемодана рушник, он сначала потрогал один и второй замки. Оказалось, что это не замки, а какие-то защелки, которые совсем даже легко можно открыть. Ну, что же там, внутри? Приоткрыв крышку чемодана, Мишка увидел черно-белые полоски клавиатуры. Аккордеон!!! Во дворе раздался какой-то подозрительный звук,  Мишка захлопнул «чемодан» и поспешно накрыл его полотенцем.
Вечером, придя с работы, отец первым делом – к Мишке с допросом:
–Лазил?
–Н-не-е!
–Ты смотри у меня!
Конечно, дяде Пете не нужен был рентгеновский аппарат, чтобы увидеть реальную  картину. Но разве Мишка мог, в силу своего сопливого возраста, представляя себе лишь неприятности предстоящего наказания, обратить внимание на довольный блеск в глазах отца и едва заметно прорывающуюся откуда-то изнутри, с большим трудом скрываемую улыбку.
А дядя Петя, поспешно выйдя из комнаты, не сдерживая уже улыбку, довольно потер руки. «Теперь пойдет», - сказал он вслух, ни к кому не обращаясь.
И, действительно, он оказался прав. Пошло, да еще как!
Мишка, втайне от отца все чаще и чаще стал смотреть на аккордеон, потом – брать его в руки, потом, понемногу,–играть. Затем он закончил музыкальное  училище, потом работал художественным руководителем районного Дома культуры, учителем пения в средней школе, преподавателем в музыкальной школе. Так вот, на протяжении более 40 лет, прилепился он сверхпрочно к этому «чемодану», о чем свидетельствуют многие Дипломы и Почетные грамоты, за участие в музыкальных фестивалях и конкурсах, а также многие добрые слова в его адрес, сказанные его учениками и коллегами-музыкантами.
Прошло много лет,  давно уже нет в живых дяди Пети Романюка и многих его ровесников. На место тогдашним мелодиям, которые уже по праву называются «старинными», пришли другие, современные, с другими ритмами и другими инструментами.
Может быть, у этих инструментов сегодня -  значительно больше возможностей и больше эффектов. Но, когда Михаил Петрович Романюк вынимает из «чемодана» аккордеон и проведет нежно по клавишам, то, играя полузабытую мелодию тех дней, дней  своего  щемящего  детства, увидит на миг натруженные руки и строгое лицо своего отца.
И чудится ему в отцовских глазах такая глубина, и столько в них добра и теплоты, скрываемых за этой строгостью, что играть об этом спокойно невозможно…

51. Подача крюком
Виктор Панько
    Учитель физики Евгений Петрович – несгибаемый оптимист экстравертивного типа, мужчина лет пятидесяти, среднего роста со стального цвета глазами, в которых так и искрится некоторое ехидство, но этот блеск можно расценить также и как доброжелательную улыбку.
    До всего ему есть интерес, и всегда у него готов к вам какой-нибудь вопрос: «Ну, как сегодня настроение?» или
«Что нового в Вашем здоровье?». Здороваясь с людьми своего возраста, он всегда представляется шутливо: «Дядя Женя».
    Те, кто его хорошо знает, могли бы с уверенностью сказать, что Евгений Петрович – многосторонне талантливый человек и интересная личность. И это действительно так: он любит физику и шахматы, играет на гитаре и на трубе, интересуется баскетболом, футболом и многими другими, неведомыми нам вещами.
    А также – волейболом. По этой и другим спортивным дисциплинам он когда-то защищал честь физико-математического факультета и даже всего Бельцкого пединститута на республиканских соревнованиях среди вузов. И, по всем признакам, я думаю, защищал успешно, коль, помнит до сих пор подачу крюком. Но об этом – наш рассказ впереди.
    Было это лет десять назад, и как раз об этой самой подаче крюком стоит вам рассказать до самых тонкостей, тогда вы и познакомитесь, с этим потрясающим воображение методом педагогического воздействия.

                ***
     Прекрасное время года – весна. Солнце греет, птички чирикают, школьники резвятся, травка зеленеет, небо голубеет и так далее… Конечно, это все – так. Но, если посмотреть глубже, то найдется какая-то причина для задумчивости, хоть ты и несгибаемый оптимист. Да-а-а…
Что-то беспокоит Евгения Петровича. И, видать, не на шутку, раз здоровается без «Дядя Женя».
    - И что мне с ними делать?- думает он. - Вроде бы серьезных оснований для беспокойства и нет, все идет нормально, не хуже, чем в других классах, но не нравится мне эта тенденция. Девятиклассники, вроде пора им выбираться из подросткового возраста, и как будто все это происходит в рамках допустимого, но – нет, не нравится мне тенденция. Ребята стали опаздывать на первые уроки. Причина ясная: лень-матушка. Андрея встретил вчера с сигаретой. Увидел меня – спрятал. Сегодня пока спрятал. А завтра? Некоторые стали прикладываться к пиву. Сегодня – к пиву…. Подтянуться на турнике десять раз – для многих проблема, где уж там говорить о том, чтобы «крутить солнце»! Надо что-то делать. Но – что? Что?
                ***
   Классное собрание.
   - И вот вам итоги минувшей недели. Можно считать – средненькие. Так посмотреть – вы могли бы показать себя значительно лучше. Но – не хотите. Лень. И – апатия. И – другие интересы возникают…. Я не буду говорить о вреде курения, а тем более – пьянства, и, тем более, – в юном возрасте. Вы можете воспринять это как нотации или нравоучения. Но я много думал на эту тему и решил, что пора этим лентяйским привычкам положить конец. Вы не цените свое здоровье и не укрепляете его как раз теперь, когда оно очень сильно нуждается в этом укреплении. Вас захлестнула гиподинамия, ваш мозг еле-еле соображает, потому что кровь в нем пульсирует слабо, ваше сердце не укреплено физическими упражнениями, ваши легкие опоганены дымом сигарет, и  некоторые из вас выглядят по своей осанке, походке и энергичности старше по возрасту, чем я – ваш учитель, которому исполнилось 49 лет (тогда было 49). А вам – 16. Шестнадцать!
Вы знаете, что я к вам хорошо отношусь. Дай Бог, чтобы вы так относились к физике, как я – к вам. Так вот, именно потому я не намерен дальше терпеть такое положение дел! (Совсем не случайно в конце предыдущего предложения поставлен восклицательный знак! «Не намерен терпеть!». Может, Евгений Петрович при этих словах даже стукнул кулаком по столу!?).
     С сегодняшнего дня мы с вами начинаем новую жизнь. И вы увидите разницу между прошлым и будущим. И вы убедитесь, что разница эта – существенная, и я даже могу сказать – большая. Я думаю, что вам это будет интересно, и даже очень интересно. Потому что я предлагаю вам пари. На спор.
    А пари такое. Вы выбираете из всего класса шесть самых сильных ребят (девушки не участвуют) и создаете классную волейбольную команду. Видели, как играют люди в волейбол? Так я вам обещаю вот перед всем классом, что, хотя мне и 49 лет, я один… (Тут, видно, из скромности он и не поставил восклицательный знак, но, скорее всего интонация его содержала целых два таких знака). Один!! Против вашей шестерки. Выиграю, как бы вы ни сопротивлялись.
(Шум в классе. Беспокойство.  Какое-то бубнение. Удивленная паника, скорее напоминающая нахальное недоверие).
     Успокойтесь. Все равно я выиграю. Потому что я ценю свое здоровье, занимаюсь спортом и не курю, как некоторые, не будем называть фамилий, Встаю рано, делаю зарядку и обливаюсь холодной водой, а не сплю до середины первого урока как некоторые, не будем тоже называть фамилий.
     - А-а-э-э-э, Евгений Петрович, это Вы уже загнули!.... Один – против нас шестерых – и всю партию выдержать? И еще – выиграть?! Что-то нам не верится про такие подвиги…. Какая-то фантастика братьев Стругацких….
     - Так что, вы не согласны? Если я проиграю, то я буду не только публично опозорен, но и поставлю всем членам команды девятки по физике. А вы знаете, как вы физику знаете, извините за тавтологию. Это тавтология, да? Или – плеоназм?
       - Как это -  «Не согласны»? Как не согласны? Кому не хочется выиграть у Евгения Петровича, да еще и получить девятку по физике? Хоть сейчас!
       (Нахалы! Они не знают, с кем имеют дело, и не ведают, что такое подача крюком! Ха-ха-ха!).
      - Да что вы говорите! Прямо сейчас? Смотри ты! Ну, пусть будет прямо сейчас. Спортзал открыт. Мяч там есть. Девочки, ведите себя спокойно, прочитайте следующий параграф в учебнике и не высовывайтесь в коридор. Дирекция нас простит за это маленькое нарушение, а мы идем решать спор. Шестерка играет, остальные смотрят. В спортзал идем тихо, на цыпочках. Берегите энергию, она вам еще пригодится!
                ***
Первая игра.
Команда слева: Андрей, Боря, Володя, Денис, Максим, Сергей.
Команда справа: Евгений Петрович.
Подача слева. Подает Денис.
Евгений Петрович не успевает к мячу.
 1:0.
В зале гвалт, шум, крики, смех.
Подача слева. Подает Андрей.
Недолет. Потеря мяча.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Ха! Вы позволяете себе смеяться над своим классным руководителем? Ухмыляться над старым (правда, - некурящим) человеком? Вот вам!
 Пок! На тебе, Андрейка, бутылочку пива! Кишиневское Светлое! С пеной! (Все эти слова, перед каждым «крюком» он произносит, естественно, в уме).
      Куда им парировать подачу перворазрядника по волейболу, защищавшего честь целого института! (Правда, это было довольно давно). Интересно, ядра из пушек при Полтавской битве летели с такой скоростью, или – помедленнее?
1:1.
    Зал притих.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Шутить со мной вздумали?
Пок! На тебе, Боречка, будильничек, чтобы вставал пораньше, потренируешься перед игрой с дядей Женей! А заодно и на уроки не будешь опаздывать.
1:2.
В зале тишина. Все понимают, дело не в Боре, а дело – в крюке. Без тренировки крученый мяч парировать невозможно. Можно пальцы поломать, а траекторию не изменишь.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Вспомним молодость!
Пок! Вот тебе, Володя, сигарету «Ляна»! Она – дешевая и без фильтра. Будешь хрипеть против моего крюка, пока курить не бросишь!
1:3.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Смеяться над учителем! Ладно, я понимаю – чувство юмора. Но так нагло!
Пок! Вот вам, ребятки, подача крюком! Просыпайтесь! Что вы толкаете друг друга невпопад?
1:4
     Зал потрясен, но очевидная истина слишком медленно и туго доходит до сознания болельщиков. Они не верят, что шестерка не сможет парировать ни одного (!) мяча с подачи крюком.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Дорогие мои, нужны тренировочки. Нужно учитывать обстановку. Нужна дружная работа, а не обвинения друг друга в ошибках, как у вас теперь. Что ты, Сережа выясняешь с Максимом? Сейчас я вас помирю!
Пок! Вот так!
1:5.
 Команда в замешательстве. Просит минуту перерыва. Пожалуйста! О чем-то шепчутся. Меняют систему обороны.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Эх, дети, дети! Волейбол в спортзале – это не на вольном воздухе. Надо учитывать потолок и стены, соразмерять силу удара.
Пок! Пиво!
1:6.
Пок! Сигаретку?
1:7.
Пок! Чинзяк (пятьдесят граммов) самогона!
1:8.
Пок! Просыпайтесь!
1:9.
Пок! Пок!Пок!...Пок!!!
1: 15.
Игра окончена.

                ***
      Реакцию разгромленной команды смог бы описать коллектив авторов в составе:  Александр Сергеевич Пушкин, Лев Николаевич Толстой и Георгий Константинович Жуков, но не я. У них - опыт описания Полтавской битвы, Бородинского сражения и краха третьего рейха. У меня же такого опыта нет, поэтому предоставим читателю свободу воображения.
Скажем только, что это был для ребят такой же шок, как для Карла, Наполеона и Гитлера. Но разве мы могли бы на  месте этих девятиклассников смириться с очевидностью, которая не лезет ни в какие ворота? Наверное, нет. Поэтому они запросили реванша.
     Реванш закончился с тем же результатом.
    15:1 в пользу Евгения Петровича.
    И вот, что-то начало меняться.
    Ребята начали ходить по секрету после уроков в спортзал, бегать по утрам, закаляться.
Третья игра 15:6
Четвертая игра 15:8
Девятая игра 15:12
Десятую игру, которая закончилась со счетом 11:15 и стала первой победной игрой шестерки против учителя, Евгений Петрович назвал: «Проигрыш, который - выигрыш».
     «Чему же вы так ехидно улыбаетесь? Я – один, а вас – сколько! Да к тому же я – стар, а вы – в расцвете сил».
    И поставил каждому девятку по физике.
    Но это были вполне заслуженные девятки, потому что ребята стали лучше воспринимать учебный материал, так как бросили курить, стали делать зарядку.
   И физику одолели, и здоровье укрепили.
   И, если когда-нибудь в разговоре с вами Евгений Петрович скажет непонятную никому фразу: «Приятно вспомнить былые поражения», знайте, что эта фраза связана с описанными здесь событиями.

52. Грушевый сок
Стальная Анжела
         Звонкоголосая, подвижная пятиклассница Ира договорилась пойти с
одноклассницами на новый анимационный фильм. Встал вопрос, где до пятницы
взять денег на билет? Семья жила трудно. Отец перебивался временными зара-
ботками, мать смотрела за братиком - инвалидом с детства и подрабатывала
уборщицей на местной почте. Девочка решила не вносить деньги за эту неделю
на школьные обеды, как-нибудь перебьётся.

         Наступила долгожданная пятница. Ира торопливо, перепрыгивая лужи,
шла домой под ярким зонтом. Мыслями девочка была уже в кинозале, она видела
красочную афишу и напевала мелодию из нового фильма, которая запомнилась по
рекламному ролику.

         Войдя в прихожую, девочка скинула мокрый плащ, поставила в угол зонт,
с которого тут же натекла маленькая лужица. Из кухни доносились громкие голоса.
Видимо, отец опять пришёл выпивший и как всегда раздухарился. Назревал скандал.
"Только не это" - вздохнула Ира. Она знала, ничего хорошего её не ждёт. Отец будет
скандалить, пока не выпросит хоть немного денег на выпивку. А мать будет стыдить
и припоминать все свои обиды, пока не пойдёт к соседке, чтобы занять денег. И
длиться этот скандал будет долго.

         Обычно мать одевала сынишку-дауна и просила Иру погулять с братом, чтобы
дети не болтались под ногами, пока ситуация не "устаканится" и отец, успокоившись,
не ляжет спать. Вот и сейчас, как только она услышала шум в прихожей, тут же
привела сынишку из комнаты и торопясь начала его одевать. Из кухни послышался
крик отца и звук разбитой посуды.

- Доченька, миленькая. Погуляй с братом часик-два, пока этот буянит, - кивнула в
сторону кухни женщина.
- Мама, ну сегодня  никак не могу, мы в кино идём с девчонками.
- В кино? Откуда у тебя деньги на кино? - спрашивала мать, сидя на
корточках и продолжая обувать сына.
- Меня Оля пригласила, сказала, что купит билет, - соврала Ира. - К тому же, на
улице дождь сильный.
- Ничего, зонт возьмёте. На Виталика накидку непромокаемую надену.

          В этот момент из кухни пошатываясь, вывалился отец и с криками набросился
на жену:
- Ты ещё здесь? Дай на бутылку говорю!         
Девочка накинула мокрый плащ, взяла в углу не успевший просохнуть зонт и
схватив братика за руку, выбежала на лестничную клетку. Из-за двери продолжали
доносится крики родителей.
          Ира шла под зонтом, крепко держа за руку брата. Она никогда не гуляла в
своём дворе, потому что соседские мальчишки и девчонки начинали тыкать в Виталика
пальцем и смеяться. Правда - не все. Некоторые дети просто с любопытством наблюдали
за странным мальчиком. А он в ответ всем улыбался, не говоря ни слова.
          Девочка гуляла с братом просто по улицам города. Незнакомые взрослые люди,
если и проявляли интерес к этой паре, то делали это ненавязчиво, украдкой оглядывались.
Бабули вздыхали и охали вслед. А если какой-то ребёнок показывал на Виталика пальцем,
то родители сразу делали ему замечание.
          Ира завернула за угол и увидела невдалеке смеющихся одноклассниц у местного
кинотеатра. Они ждали её. Девочка с братом перешла дорогу и остановилась у уличного
лотка. Под навесом продавались свежие фрукты. Ира сделала вид, что внимательно их
рассматривает, а сама, чуть отодвинув зонт, наблюдала за подругами.
           По щекам её катились слёзы от горькой обиды. Тут она почувствовала, как
за руку её дёрнул брат. Он смотрел на красиво выложенную горку груш, показывал на
них пальцем и улыбался. Ира посмотрела в сторону кинотеатра ещё раз. У входа уже
никого не было. Девочки, не дождавшись её, вошли в фойе.
           Ира нащупала в кармане отложенные на билет деньги и протянула продавцу,
попросив две больших груши. Только сейчас почувствовав как голодна она вытянула руку
и  помыв под дождём, одну грушу отдала брату. Вторую с аппетитом стала есть сама.
           Груши были сочные и сладкие.
           Сестра с братом гуляли по улицам города под дождём, ели спелые груши и
весело смеялись. Прохожие оглядывались в недоумении.
           По щекам детей стекал вязкий грушевый сок.

53. Быть мужчиной!
Сергей Маслобоев
       Началось всё это в одном иностранном порту. В каком? Не помню. Давно это было.
Я тогда только что завершил свою долгую, нудную учёбу, и был это мой первый рейс, в который я пошёл штурманом. Третьим штурманом. Ужасная должность! Об этом можно рассказывать бесконечно. Если коротко, то по жизни третий штурман, как самый младший на судне командир, виноват во всём, что происходит плохого, даже если погода испортилась. Вообщем, человек без права на жизнь. Но мне повезло. Капитан попался хороший. Издевался на до мной в меру.
       На судне закончилась выгрузка угля, и нас поставили прямо к городской набережной для зачистки трюмов. Я думаю, не стоит объяснять, что такое – зачистка угольных трюмов. Работа каторжная. Когда совсем стало туго, выбрался я на крыло капитанского мостика, чтобы немного глотнуть чистого воздуха.
       Стою. Курю. Вдруг, на набережной останавливается машина. Да, какая машина! Я даже в кино таких не видел. Роллс-ройс чёрного цвета с занавесками на окнах. Выскакивает из машины такой шустрик в смокинге с бабочкой, оббегает вокруг жуткой длины капота машины и помогает выбраться женщине. Ну, цаца, я вам скажу! Одна только шуба на ней стоит дороже нашего теплохода.
       И вот так они гуляют. Любуются пейзажем. А я стою в грязных сапогах, в замызганном  комбинезоне, весь чёрный от угольной пыли. И так мне стало обидно.
   -Эхо хо,-
даже сплюнул я.
   -Ты чего, штурман?-
послышался за спиной голос капитана.
   -Чего, чего. Вот. Живут же люди! А тут…,-
безнадёжно махнул я рукой.
       Он подошёл, внимательно посмотрел на гуляющего с дамой шустрика и презрительно оттопырил нижнюю губу.
   -Фи! На роллс-ройсе, да в смокинге любой дурак может. А ты вот в грязном ватнике подсуетись. Для этого нужно быть мужчиной!-
многозначительно поднял он палец.
       Если сказать, что меня потрясла глубина этой мысли, значит, ничего не сказать. Всю свою дальнейшую жизнь я стремился следовать этому принципу. Но что из этого порой получалось? Вот о двух таких случаях я и хочу рассказать.
       Спустя пару лет довелось мне ходить уже вторым штурманом на теплоходе река-море.
Работа на этих судах очень своеобразная. После огромных, шумных иностранных портов приходится забираться в такие щели на наших речках, что от контраста голова гудит.
       Грузились в тот раз мы солью в одном из таких маленьких волжских городков, расположенном даже не на самой Волге, а на одном из её притоков. Я, как лицо, отвечающее за груз, пошёл оформлять документы. Отыскав убогую, одноэтажную хибару с гордой вывеской «Управление порта», захожу туда.
       За столом сидит молоденькая, прехорошенькая девушка и что-то пишет. От удивления, что в этой дыре можно увидеть такое чудо, даже оробел. Но только на секунду. Прямо на пороге, сделав собачью стойку, беру себя в руки и смело бросаюсь вперёд. Раскладывая на столе документы, начинаю заливать, что в море волны бывают выше местного сельсовета, у моряков такая трудная и опасная жизнь, а порой так хочется тепла и ласки.
   -Зашли бы в гости кофейку бразильского попить с наполеончиком,-
заканчиваю свою речь приглашением.
   -А вы кто?-
она не сводит с меня восхищённых глаз.
   -В каком смысле?-
уточняю я.
   -Ну, кто по должности?
Я с полным чувством собственного достоинства встаю в третью позицию:
   -Второй помощник капитана!
   -Вот, если бы капитан,-
мечтательно закатывает она глаза.… На улицу я вышел униженным и оскорблённым.
       Вернувшись на судно, сразу же двинул отчитываться пред начальством. В капитанской каюте за столом сидел старпом, и что-то читал, нацепив на нос свои дурацкие очки. Капитан, одетый по-домашнему, стоял у иллюминатора и курил. Спросив разрешения войти, я сразу же приступил к докладу.
       Покончив со служебными делами, укладывая документы в дипломат, я как-то само собой начал рассказывать о том, что произошло со мной в управлении порта. Когда повествование подошло к тому месту, где она поинтересовалась должностью, в каюте вдруг повисла какая-то вопросительная пустота. Я поднял глаза. Капитан был уже в новых брюках, белой рубашке с галстуком и надевал парадный китель. На мой удивлённый взгляд он попросту наорал на меня:
   -Штурман! Когда ты научишься начинать с самого главного?
Отчитав меня, как последнего поскрёбыша, он выскочил из каюты. Через минуту его белая фуражка замелькала по причалу.
   -Жизнь – суровая штука!-
задумчиво развёл руками старпом и снял очки.
       Вечером из капитанской каюты слышалась музыка и женский смех. Очевидно, там пили бразильский кофе с наполеончиком.
       Я решил, как можно скорее, всё это забыть. Но, надо же! На этом же судне. Буквально в следующем же рейсе случилось такое, что до сих пор вспоминать неудобно.
       Пришли мы на Сицилию под генеральный груз. Стоянка в порту обещала быть очень короткой. Итальянцы грозились начинать работать на все трюма одновременно. Что в город мне на этот раз сходить не удастся, понял я сразу. Да тут ещё перед рейсом прислали нам нового старпома. Молодого, но раннего. Не успел появиться на судне, как сразу стал затягивать гайки. А кому это может понравиться? Естественно, отношения у нас с ним не сложились.
       Утром вызывает меня к себе в каюту капитан, а этот уже сидит там, и говорит:
   -Сергей Александрович, погрузка будет сложная. Виталий Георгиевич тебе поможет. А я схожу в город.
   -Да я и сам справлюсь,-
обиделся я.
   -Ты не кипятись. Сначала дело, а потом амбиции,-
отрезал он и оставил нас со старпомом наедине. Тот взял со стола копию грузового плана:
   -Бери на себя носовые трюма, а я полезу в корму.
       Началась погрузка. Всё завертелось в привычной суете. Улучшив минутку, я побежал посмотреть, как обстоят дела у моего коллеги. Старпом стоял возле рядов ровно уложенных ящиков и выговаривал что-то бригадиру докеров. Видно, дело своё он знал.
       К вечеру с погрузкой было покончено. Вернувшийся из города капитан внимательно просмотрел документы:
   -Ребята, вы – молодцы. В море мы сегодня выходить не будем. Мне тут сообщили, что забастовка в порту. Так что завтра оба можете сходить на берег.
       Утром, почистив пёрышки и приодевшись, мы со старпомом перешли на «ты» и вышли в люди.
   -По магазинам шляться не хочу. В этом порту мне уже доводилось бывать. Тут недалеко подвальчик есть.… Там чинзано дешёвое,-
вопросительно посмотрел он на меня.
   -О чём базар,-
моментально понял я намёк.
       Вино в подвальчике оказалось не только дешёвым, но и хорошим. Через час мы в приподнятом настроении обошли практически весь городок и уже не знали, куда себя деть. И тут по тротуару мимо нас прошла женщина. Высокая, стройная, симпатичная. Ну, в общем, всё при ней. Мы, конечно, догнали ее, и пошли следом.
       Есть у русских моряков за границей такая глупая игра. Заходишь, например, в магазин и начинаешь болтать всякую чепуху, благо нашего языка там не понимают, а сам при этом вежливо улыбаешься. Продавец, конечно, суетится, чтобы тебе услужить, а твои друзья в это время падают со смеху.
       Вот этим мы и занялись. Идём за итальянкой и обсуждаем её в полный голос:
   -А какие ножки! А какая попка!
И всякие прочие такие пошлости. Перебрали мы её всю от маникюра до педикюра.
А потом старпом, как вцепится мне в рукав, да как закричит:
   -Серёга! Но ведь спит же с ней кто-нибудь?
А она поворачивается и на чистейшем русском языке говорит:
   -Такой же дурак, как и ты.
       Я оглянулся, а старпома и след простыл. Как ветром сдуло. Стою один. Получается, это она мне говорит.
       Когда мы шли на судно, я пытался хохочущему до икоты старпому объяснить, что поступил он не по-товарищески. Но он только махал руками и вытирал слёзы.
       Не успели мы вернуться, как нас вызвал капитан.
   -Вечером консул приедет с женой. Поварёнок готовит праздничный ужин. Наденьте парадные мундиры. Встречать будешь ты. И смотри, чтобы всё было на уровне,-
ткнул он в меня пальцем.
   -Подумаешь, консул со своей бабой едет. Надо будет, мы и английскую королеву встретим,-
отвернулся я и пошёл переодеваться.
       Через какое-то время на причале остановилась машина. По трапу стал подниматься прилично одетый мужчина средних лет, ведя под руку женщину. Я, печатая шаг, подошёл к ним, взял руку под козырёк и открыл рот, чтобы, как положено, отдать рапорт. Рот-то
открыл, да сказать ничего не смог.
       Рядом с консулом стояла и обворожительно улыбалась, глядя на меня, та самая женщина, которую мы со старпомом обсуждали на улице утром. Что было дальше, даже вспоминать не хочется…
       Но вечер получился хороший! Уже потом, когда я её пригласил на танец, она шепнула мне на ухо:
   -А всё-таки в моряках есть что-то такое!

54. Эйфория
Алексей Аксёнов 2
                Посвящаю Элоне из сказки.


          Эйфорию я считал всегда примитивным состоянием человека, уделом холериков. Однако  жизнь перетрясла устои,  внесла коррективу в заблудшую мою голову. Я сам стал носителем эйфории и проникся её глубиной. Так усердно нырял в глубину психологии и нервных потрясений, что себя стал бояться. А может это патология? А может я псих уже? … Аналогию провёл с историей. Да нет, всё как у людей, всё как всегда.

        В семнадцатом году, какая масса народа в эйфории стала крушить привычный уклад жизни?! Разрушили мир до основания, а потом в эйфории строили непонятно самим что. …  С эйфорией на защиту власти и вождя встали как один. Строчат вражеские пулемёты, а наш человек в эйфории кидается на пули своим животом. Брр-р-р!

        Ну, это всё когда-то и с кем-то, а я – сермяжный как вляпался?! Да, очень просто, через интернет, хотя ход жизненных событий совершенно не предвещал это. Но предтеча была.

        Дочка всё звала в Израиль:
       – Приезжай. Осмотришься. Понравится, тогда и останешься тут. Хватит куковать в  одиночестве. Израиль не Россия – тут тепло, тут яблоки растут.
Я покумекал и решил: – Почему бы нет?!  – И отправился стылым декабрём в  доселе вовсе неизвестную тёплую страну.

        Дочь встретила в Тель-Авиве вооружённая автоматом. У меня глаза на лоб от имиджа её, а она смеётся:
       –  Не успела дома разоружиться.

        Быть в терминале с оружием  – это плохой тон даже офицеру, поэтому меня скоренько под белы руки и в машину.  «Хундай» стального цвета ей выдала армия согласно должности и воинского звания. Вот и явился я в страну под охраной автоматчицы в казённом автомобиле.

        Впечатления были уже из окна машины и они были разными. … Апельсиновые рощи с упавшими плодами на земле. … Средиземное море с пенным прибоем. … В кабину задувал тёплый ветерок, а я в мозгах всё не согреюсь от домашних морозов. … За городишком Кацрин насторожило минное поле от военных времён. Оно было рядом с дорогой за символической оградой – перешагнуть можно. Но дочь сидела за рулём спокойно, успокоился и я.

        Страна небольшая как российская губерния, и через пару часов были уже на её крайнем  севере.  Начались  Голанские высоты. Дорога запетляла серпантином и, наконец, вот он – совершенно очаровавший меня кибуц Эль-Ром, напоминающий наши курортные сёла на тёплых морях.
   
        Дочка завела в свои апартаменты. Крупная псина по кличке Шкода обнюхала на пороге и  благосклонно вильнула хвостом. … Хозяйка закинула автомат на антресоль платяного шкафа, а я оглядывал жильё. … Конечно, это не российский вариант. Валенки надо было прихватить, колготиться тут по каменному полу. …  И замок на входной двери только от  мух. Тьфу! И это притом, что в доме боевое оружие готовое стрелять. А с резонной стороны оправдывал дочь -  оружие не на глазах же, а спрятано в платяном шкафу.  … Из окон зала вид на кибуц, а в моей комнате ливанский кедр упёрся в стёкла зелёными лапами с громадными шишками. Это впечатляло, отстраняло от суеты и настраивало философствовать о жизни, её ценностях.

        Прилетел с гостинцами. А как же?!  Едальную ностальгию дочери знал – это и картошка, и ржаной хлеб, и сала шмат,  лично засоленный с чесноком. Ну, а бутылочка – это уже свободная импровизация, предназначенная от меня мне же самому.

        Так  началась моя жизнь в Израиле. … С утра гуляли со Шкодой среди кипарисов, попутно собирая в корзину грибы. И все как один – крепкие, с могучей шляпкой. Не доводилось доселе мне заниматься этим в декабре. …  На высотке старая траншея от прошлых военных времён и пустые бетонные блиндажи. Да и сейчас откуда-то  слышались автоматные очереди, бухали взрывы. Неизвестность напрягала. А с другой стороны, на вершине горы сидят наблюдатели ООН. Им там картина виднее, и свистнут поди, если нам драпать надо будет. Так что паниковать причин не было, да и собака была спокойной, успокоился поэтому и я.

         Трудно привыкал в социуме, но через полгода уже был своим в доме и на улице, любезно кланялся знакомым:   
         – Шалом!
 Народ одетый демократично и даже более того.  Насмотрелся на улицах вдосталь  на разномастные женские попы и животы в их полуобнажённой прелести.  … Иудеи в широкополых шляпах и в чёрных костюмах шествовали по жаре благопристойно, без легкомысленных  улыбок. … Если встречал в вечернем променаде опрятных, празднично одетых стариков, то это были мои соотечественники.

        По-первости смущал автотранспорт. До жути!  Сойдёмся на зебре, и кто кого перестоит.  Приоритет мне понятен, но по-российски опасался быть сбитым лихачом. А тут водители приглашающим жестом мне из кабин, битте-дритте, якобы, сначала вы, закон на вашей стороне.  … Жить по закону мне нравилось всё больше и подспудно зрело решение, чьей конституции отдаться. Но … !

        Интернет в доме у дочери, конечно же, был,  вот он и расстроил все мои планы.
        Вылез на литературный сайт со своими россказнями.  Меня обласкали, обогрели, приютили. Контингент солидный, простолюдинов не было, все господа – инженеры человеческих душ и ушлые политологи. Читатели приняли тоже благосклонно, а были такие, что даже глазки строили мне.  Лобастенькая Наталья Филипповна из Саратова особенно ласкала мне душу дифирамбами. … Начала присылать свои стихи в ответ, которые я для осмысления переводил на понятную мне прозу. … Потом завалила меня фотографиями на почту. Очаровала совершенно с подносом полным возбуждающих пирожков.  Познакомился заочно с её матушкой, сыном, подружками и начальником на работе. Трещала сорокой по скайпу, но видео не включала, хватит, якобы, мне и фоток.  А мужик-то любит живьём,  глазами!

        Понятно, что картинка на мониторе являлась апофеозом, когда предстать надо не абы как. Войти в тонус, натренировать глазки, отполировать фас, профиль, и  чтобы всё это стало беспроигрышным козырем, как и повелевает женская этика.
        Это женские дела, мне понятные, но ждать резона уже не было. Мобилизовал обаяние и дожал-таки я Наталью Филипповну, её прорвало как чирей. По-девчоночьи всхлипнула в микрофон:
        – У меня морщинки под глазами.
        – Господи! Так ведь и мою лысину уже никогда не согреют кудри! – отчаянно парировал я.
        И сподобилась она, наконец, открыться. Наталья была очей очарованье. В дымчатых очках предстала мне юной девушкой восемнадцати с половиной лет, а что сыну её двадцать  я напрочь забыл.
        Призналась, что ждёт меня в Саратове, что жить без меня не сможет боле, что грядки на даче некому копать, что дверь дома перекосилась, и что встречать будет непременно  с пирожками.
          Головой признал доводы резонными, а сердце уже приказывало:
        – Бери шинель, иди домой. Там вкуснее: и воздух, и вода, и булки! Там Наташа, грядки, пирожки!
        Дочка пыталась урезонить меня, да где уж там, когда вожжа попала под хвост. Эйфория брызгала через берега:  – Хочу в глушь, в Саратов, к милой!
        В Тель-авивском аэропорту чуть было не купил сигареты, но спохватился вовремя. Израильские цены на табак  вредили моему здоровью целых полгода. Настала пора переосмысления жизни и свершения героических подвигов.
        Курить бросаю. Грядки копаю. Дверь на место ставлю. Живу самодостаточно, дружу с головой и никаких митингов на улице.  … Ну, где тут пулемёты?! … Жертвы неизбежны в эйфории, я готов!

55. Три ступеньки
Лана Кузьмина
1.

Многие люди боятся одиночества.
«- Что такое счастье?
- Никогда не быть одной», - прочитал я в каком-то интервью. Смешно. Меня одиноче¬ство лечит. Представьте себе: вечер, приглушенный свет в заставленной книгами гостиной, чашка чая на низеньком столике и тишина... блаженная, никем не нарушаемая тишина. И тебя больше нет, ты сливаешься с миром, становишься его крохотной частицей, растворяешься во вселенной. Прекрасное чувство. Все так четко и осязаемо: шершавые ручки кресла, выцветшие надписи на полуистлевших корешках, запахи...

В последнее время я лишен и этой радости. Во всем виновата Вера, прицепилась ко мне словно пиявка, вьется вокруг меня целыми днями: «Юрочка то, Юрочка это... А не хочешь ли чаю?»
- Вера, - говорю я, - тебе больше нечем заняться?
- Нечем, - отвечает она, не понимая намека, и принимается мыть посуду. Это ее люби¬мое занятие.
Вера заявилась ко мне сразу после бабушкиных похорон и заявила, что она меня не бро¬сит.

- Я буду покупать продукты, убираться, готовить и всякое такое прочее... - сказала она.
Я ответил, что готовить мне не нужно, руки у меня еще не отсохли, протереть пыль я тоже в состоянии, а насчет такого прочего пусть даже не мечтает. Вера покраснела и пробор¬мотала еле слышно, что под таким прочим мы, наверное, понимаем разные вещи. Надо ска¬зать, за год она значительно превысила свои полномочия. Самое дурацкое во всей этой ситуации то, что без нее я действительно не могу обходиться, точнее, без ее помощи.

Влюбилась она в меня, что ли? Да, нет, не может быть! Хотя бы уже потому, что никакой любви в природе не существует. Ее придумали для оправдания своих дурных поступков. Легче всего сказать: «Я влюбился» судье, который рассматривает дело, надоедливой старой супруге, родителям. Два простых слова и дальше можно говорить что угодно. Любовь, как нечто иррациональное, уже не поддается объяснению, как и вызванные ей поступки. Очень удобно.

Я много думал, что же так тянет людей друг к другу? И наконец понял: всего лишь инстинкт. Человек – стадное животное.
А как же я? Я выше всего этого. Я подавил свою животную сущность, вознесся над ней, я полностью свободен. Вера считает, что я лукавлю. Ничуть.

- Вера, никакой любви нет, - вдалбливаю я в ее головку, - только закон притяжения, за¬ставляющий сбиваться в стаи ради продолжения рода, удовлетворения собственного тщесла¬вия, амбиций...
- Просто, ты никогда не любил.
- Можно подумать, меня любили! - возмущаюсь я.
- А как же Зинаида Андреевна? - не унимается Вера.
- Бабушка? - я задумываюсь. - Понимаешь, есть определенный тип людей, добровольные мученики. Взваливают на себя непосильную ношу, гордятся собой, выставляют на показ ми¬лосердие...
- Дурак ты, Юра!
- Я не дурак, я – ноша.

Интересно, заметила ли она тогда, что я врал? Увидела, как больно мне вспоминать? Ведь, на самом деле, только бабушке я и был нужен.
Бабушка была доброй. Она всех подбирала. Меня, например, словно брошенного в подъезде котёнка. Несколько лет назад на одном из московских вокзалов подобрала она и Веру. Семнадцатилетняя девчонка стояла у пригородных касс и ревела белугой. Оказалось, она приехала в Москву из Рязани поступать в пединститут. В привокзальной толчее у Веры вытащили кошелёк («А ведь говорили умные люди: не клади все деньги в одно место») и те¬перь она не знала, что делать. Бабушка, конечно же, потащила её к нам в Подмосковье.

Помню свой шок от увиденного. Вера в жуткой вязаной кофте с огромными  пуговица¬ми (она никогда не умела нормально одеваться) стоит, уставившись на моё кресло, и наивно так заявляет: «Ой, а у него что, ножки отсохли?» Ещё одно её уникальное качество – приду¬мывать одной ей понятные слова и выражения. И этот человек мечтает стать учителем! С та¬кой-то речью! В тот момент мне захотелось дать ей по голове чем-нибудь тяжёлым. Я уже приготовил было ехидную фразочку и даже открыл рот, чтобы её произнести, как вмешалась бабушка и рассказала душещипательную историю о том, как на меня пятилетнего грохнулась с крыши ледяная глыба и переломила мой позвоночник, погребя под собой не только моё хрупкое тельце и способность ходить, а также отчего-то всю любовь и нежность моих роди¬телей.

- Понимаете, Вера, - сказала она в конце. - Не у всех, к сожалению, хватает душевных сил заботиться о больном ребёнке. И не нам осуждать людскую слабость.
Что ж, а вот я осудил.
Бабушка Вере дала денег, поселила у нас, пока та не поступила в институт и не получи¬ла место в общежитие.

У нас постоянно кто-то жил. Лет пять назад обитался один бомж: помылся, отъелся, взял взаймы на билет до Волгограда и исчез. Другой его собрат церемониться не стал и в первую же ночь стащил все наши сбережения.
- Бог дал, Бог взял, - сказала на это бабушка и продолжила приводить в квартиру всех нуждающихся.
- Ты горд, наверное, через неё, - говорит Вера.
- Не через неё, а ей! - почти кричу я, подавляя рвущееся наружу раздражение. Ненавижу её манеру выражаться. - И совсем не горд.

В нашем доме бабушку считали, если не сумасшедшей, то с небольшой придурью это точно. Её называли «кошатницей», хотя постоянно кошки в квартире не жили. Они приходи¬ли несколько раз в день, через открытую форточку забирались в кухню, где их всегда ждали миски с едой и свежая вода в блюдце. Наевшись, кошки тем же путём уходили на улицу. Зимними ночами грелись на расстеленных у батареи ковриках. Именно поэтому в кухне и коридоре у нас было холодно словно в Антарктиде.

После бабушкиной смерти кошачий поток иссяк. Осталась одна Рыжуха, старая облез¬лая кошка. Её левый глаз видет из рук вон плохо, правый покрывает мутная плёнка. На ули¬цу она теперь выходит цивилизованным путём – через дверь.


2.

Это было в конце декабря. Вера влетела ко мне словно за ней гналась стая бездомных собак.
- На улице чудеса просто! - заявила она, стряхивая снег с куртки.
- Замечательно! Теперь у меня на придверном коврике будет холодно и сыро.
- Ну, что ты всё ворчишь и ворчишь? - Вера закружилась по комнате.
- Ты пьяная? - её румяное лицо и лихорадочно блестящие глаза вызывали подозрение.
- Да нет же, дурачок! Просто на площади такую ёлку классную постановили!
- Что сделали? Постановили?
- Ну, в землю воткнули.
Молчу. Говори, не говори – толку не будет. Постановили! Надо же!

- Юрочка, - продолжала Вера, - там такая погода замечательная! Снег как ледушки про¬зрачный!
- Зима, - возразил я, - это мороз, темнота в четыре вечера и гололёд. А ещё ледяные глы¬бы на крышах, которые никто не убирает и которые потом калечат жизнь невинным людям.
- Какой же ты бука! - она потрепала меня за волосы. Идиотская манера! Ненавижу, когда меня трогают!

Бормоча под нос песенку о маленькой ёлочке, взятой домой из лесу, Вера отправилась в кухню греметь посудой.
- Кстати, - крикнула она через несколько минут, - ты когда последний раз был на улице?
- Лет пять назад.
- Пять лет? - Вера появилась в комнате, с её рук безобразной белой массой свисала мыльная пена. Отваливаясь неровными кусками, она падала на ковёр, оставляя на нём белё¬сые пятна.
- Ты чего делаешь? - разозлился я. - Зачем столько пены?
- Посуду мою.
- Какую посуду? Она же и так чистая!
- Так Новый год же! - Вера встряхнула руками, поселив мыльные пятна ещё и на стене. - Я и окна помыть хотела. А чего ты так долго на улицу не выходишь?

Вот те раз! Ничего, что я в инвалидном кресле сижу?
- Подумаешь! - улыбнулась она. - Живёшь на первом этаже!
- А крыльцо?
- Всего-то три ступеньки!

Это для неё всего-то. Даже для трёхлетнего ребёнка не составит труда сбежать по ним, потом взобраться наверх, считая громко на весь подъезд: «Один, два, три». А для меня это горы, Эверест, недостижимая высота...
- Между прочим, - добавила Вера, словно прочитав мои мысли, - я слышала про одного мужчину без ног, который покорил какую-то пику.
(Думаю, она имела в виду пик. Пора начинать составление словаря с вериного языка на русский).

Я промолчал, решив не связываться. Но тут Вере пришла в голову «сногсшибительная идея», и на меня впервые за последние годы обрушилась паника.
- Пойдём гулять! - объявила эта сумасшедшая девица и принялась рыться в моём шка¬фу, пытаясь отыскать хоть какие-то зимние вещи.

В конце-концов она нацепила на меня ярко-красный пуховик, девяностого года рожде¬ния. Подозреваю, что это тот самый, в котором любила щеголять на даче бабушка. На шее у меня очутился голубой вязаный шарф того же возраста, на голове синяя шапочка с надписью СССР.  Ноги согревали бабушкины же войлочные сапоги «прощай молодость».

Вера выглядела не лучше. Как я уже говорил, у неё совершенно нет вкуса. Цыплячьего цвета пальто, красная шапка с огромной розочкой на макушке и зелёный палантин – не луч¬шее сочетание.

Такими вот двумя пугалами мы и выбрались из подъезда, очутившись на широком в вы¬боинах крыльце. Откровенно говоря, сопротивлялся я только для вида. На самом деле мне страсть как хотелось снова оказаться на свежем воздухе.
- Ну? - спросил я. - А дальше-то что?
- Ерунда! - расхрабрилась Вера. - Три ступеньки всего! Сейчас я тебя свезу!

Моё телосложение очень обманчиво. Это только на вид я худой и лёгкий, а на самом деле – семьдесят пять килограмм. Прибавьте к этому вес моей железной колесницы, со¬творённой гениальной советской мыслью, не стремившейся облегчить конструкцию. И вы сразу поймёте, почему хрупкая Вера не сумела удержать нас двоих на обледенелых ступеньках, и мы, набрав приличную скорость, прокатились через весь двор, воткнувшись наконец в сугроб на детской площадке, летом служивший деревянной бабой-ягой.

Снег был повсюду – в ушах, глазах, во рту и в карманах. По спине текла противная ле¬дяная жижа. Я чувствовал себя идиотом, и первым моим желанием было прибить эту неснос¬ную девчонку, которая вечно всё портила.

- Чудо в перьях! - захихикала Вера, не дав мне и рта раскрыть. - Красный пуховик! Ха-ха-ха! Сапоги войлочные! Бабка старая! - и захохотала.
- Между прочим это ты на меня напялила! - проворчал я. Чувство злости незаметно меня покинуло.
- А у тебя больше ничего не было! - Вера слепила снежок, махнула рукой для броска, но не устояла и грохнулась на землю. Настал мой черёд смеяться.

Вот уж не знаю, сколько времени мы провели на этом месте, тыча друг в друга пальца¬ми и хохоча до упаду. Никогда ещё я так не веселился.

А потом мы долго гуляли по городу, смотрели на мигающие гирлянды, которыми были украшены улицы. И в душу мою невольно закрадывалось совершенно чуждое мне чувство. Я не знаю, как его назвать. Может быть, счастьем?

Но за все нужно платить. Даже за несколько счастливых часов. Почему всегда после безмерной радости на меня сваливается горе? Как часто бывало, что я, гуляя с бабушкой в приподнятом настроении от яркого солнца, тёплого ветра и запаха сирени, от встречных лю¬дей получал лишь оскорбления. Дело дошло до того, что я уже начал бояться собственного счастья. Я шарахаюсь от него как от прокаженного, предчувствуя ту величайшую бурю, что разразится впоследствии. В природе все также. Днем – яркое солнце и чистое небо, вечером – пронизывающий пригоняющий облака ветер.

В тот день оказалось, что если мы с Верой и сумели с грехом пополам спуститься с крыльца, то забраться наверх у нас никак не получится. Мы стояли у подъезда. Стемнело. Я продрог и начинал злиться. А во дворе ни души.

- Может, я тебя на руках донесу? - предложила Вера и тут же добавила, - согласна, мысль идиотская.
Подъехала машина. Сергей из четвёртой. Вера бросилась к нему.
- Помогите, пожалуйста, - попросила она, - нам только через три ступеньки пройти и всё.
- Делать нечего! - возмутился Сергей, но потом передумал и затащил меня наверх.
- Носит вас чёрт знает где, - возмутился он, - таким надо дома сидеть и не высо-вываться! Последний раз. Я вам не нанимался!

Вот тут то меня и переклинило. Я начал кричать. А так как Сергей уже ушёл, вся моя злость досталась Вере.
- Почему ты всё время везде лезешь? - орал я. - Чего ты привязалась ко мне со своей ду¬рацкой прогулкой? Ты глупая, наглая, невоспитанная девка! Жил я без тебя и дальше прожи¬ву! Незаменимых нет! Какая разница, кто продукты таскает!
Конечно, она расстроилась. Залилась слезами и убежала. Больше мы не виделись.


3.

Через три дня в дверь позвонили. На пороге стояла некрасивая круглолицая женщина. Сказала, что она соцработник и будет теперь помогать мне по хозяйству. Думаю, без Веры тут не обошлось. Не бросила всё-таки на произвол судьбы, договорилась, где надо. Галина в основном молчит. Ну, и пусть. Так даже лучше.
И снова тишина, блаженная, никем не нарушаемая...

В мае меня залил сосед сверху. Пришёл, долго извинялся и даже побелил мне испорчен¬ный потолок. Соседа зовут Андрей Сергеевич, ему семьдесят один год, живёт совсем один.
- Скажите, Юрий, - спросил он однажды, - а вы умеете играть в шахматы?
Я признался, что нет.
- Могу научить, - предложил мой новый знакомый.

Так мы и сошлись. И жизнь моя потекла по привычному руслу. Но всё-таки в глубине души грыз меня незаметно крохотный червячок, мешающий насладиться спокойной жизнью.  Я никак не мог понять, в чём дело. Неужели, мне не хватает... Веры? Да нет, ерунда какая!

«Глупо, - думал я ночами, - она мне больше не нужна. Галина в сто раз лучше. Она не лезет в душу, не болтает без умолку. А поговорить можно и с Андреем Сергеевичем. Он ум¬нее и образованнее этой девчонки».

И однажды, проснувшись утром, я внезапно всё понял. «Я люблю Веру» - бесчисленное количество раз проносилось в моей голове. Всё сразу встало на свои места. Но разве смогу я сейчас объяснить, что такое любовь? Это также невозможно, как объяснить незрячему разни¬цу между красным и синим цветом. Человек, не любивший прежде, никогда не сможет по¬нять влюблённого. Это чувство нельзя описать, его можно только почувствовать.
Жизнь моя превратилась в ад. Я скучал по вериной манере говорить, по её вязаной коф¬те, по особенному запаху её волос. Прошло больше шести месяцев, а она так и не появилась. Я позвонил в институт. Оказалось, что Вера уже получила диплом, и уехала на родину. Адреса мне не дали. И я сидел целыми днями у окна, мучая себя мыслью, что больше никогда её не увижу.
В тот вечер было особенно тоскливо. Начинался октябрь, дождь вторую неделю полос¬кал обезлюдевшие улицы.
«Нужно написать на телевидение, - думал я, - в программу, которая ищет потерянных людей. Иначе сойду с ума».
В дверь позвонили. Я не двинулся с места. Зачем? Кого может принести в такую мерзо¬пакостную погоду, точно никого хорошего. Замочная скважина зазвенела, и через несколько секунд в комнату вбежала промокшая до нитки Вера.
- А у меня ключ остался, - виновата сказала она.
Я улыбнулся. На ней был зелёный плащ и красные сапоги на шпильках. Безжизненно висящие волосы напоминали мочалку. Но несмотря на это я знал, что она у меня самая лучшая.

56. Здравствуй!
Любовь Олейникова
Здравствуй!
Дорогой мой, здравствуй!
По щеке Елены скатилась светлая слезинка и упала на розовую щёчку маленького чуда, завернутого в пелёнки и лежащего у неё на руках. Губки скривились. Чудо секунду подумало и распахнуло свои глазёнки. То ли голубые, то ли синие, то ли зелёные…
Елена всматривалась в это родное личико, и слёзы уже просто лились по её щекам.
- Прости меня! Прости меня, мой родной!
 Чудо хлопнуло своими ресничками, и маленькие губки растянулись в улыбке. Елена замерла.
- Он улыбается, - чуть слышно прошептала.
- Да не умеют они еще улыбаться! И видят всё вверх ногами. – Тяжёлая грузная женщина, сидевшая на кровати напротив, держала свой свёрток у груди и смотрела по сторонам.
- Да нет же! Улыбается! – Елена не могла оторвать взгляд от своего чуда. Губы помимо её воли продолжали шептать:
- Дорогой мой! Дорогой!
И трудно, невозможно было поверить, что ещё некоторое время назад она никак не хотела этого дня. Не любила она это чудо, живущее в ней. Не мечтала об этом крохотном комочке, прильнувшем сейчас к её груди, сладостно посапывающим и покряхтывающим.
***
Елена стояла в тамбуре и курила. Нервно подрагивали тонкие пальцы, сжимавшие сигарету. Она смотрела на пробегающие за окном деревья и слышала не перестук колес, а голос Вадима. Ласковый, убаюкивающий, требовательный… Облачко дыма рассеивалось, оставляя в воздухе еле ощутимый приятный запах. Как же ей хотелось, чтобы также рассеялись её тревожные мысли. Поезд дёрнулся, качнулся на повороте, чуть заметно сбавляя скорость, прогрохотал по мосту, и опять понеслись вдаль деревья, поля, дома.
Елена вернулась в купе. Пассажиров в вагоне было мало, и попутчиков у неё пока не было. Немного радуясь этому обстоятельству, девушка забралась на верхнюю полку. Закутавшись в одеяло, она провалилась то ли в дрёму, то ли в забытье…

…Лёгкий теплый ветерок нежно обдувал её лицо, путался в прядях распущенных волос, ласково обнимал за плечи. Елена смотрела на корабли в морской дымке, стоящие далеко на рейде, на белых чаек, ныряющих в волны, слушала шорох волны, набегающей на гальку. Ей до сих пор не верилось, что она здесь, на тёплом юге, что у ног плещется море. Вот оно, большое синее, и кто додумался назвать его Чёрным?
Когда Юрий Петрович, заведующий отделом технологий, предложил Елене недельную командировку в Новороссийск, она не поверила. Командировка в Новороссийск? В бархатный сезон? На неделю? Да не может такого быть! Но вот она здесь. Первые три дня Елена проводила на производстве большую часть суток. Добиралась до гостиницы затемно, валясь с ног от усталости. А вот сегодня – нечаянный выходной, и она решила прогуляться по пляжу. После серого стылого неба в её далёком северном городке, южное дышало синью и теплом. На пляже было ещё довольно многолюдно. Елена долго не раздумывала. Сбросив одежду, она, чуть волнуясь, вошла в воду; набежавшая волна заставила её охнуть.
- Да Вы не бойтесь! Море любит смелых, – услышала она за спиной приятный, чуть хрипловатый голос. Обернувшись, Елена увидела темноглазого молодого человека, смотревшего на неё с лёгким прищуром и весело улыбавшегося.
- Я и не боюсь, - ловко вскинув руки, Елена поплыла. Она хорошо плавала, и действительно не боялась воды. У себя дома каждую неделю ходила она в бассейн. Это была её отдушина. Заплыв подальше от людей, барахтающихся в прибрежном прибое, Елена, раскинув руки, легла на спину и засмотрелась в далёкое небо. Волны нежно и убаюкивающе покачивали её, гомон людей и крики чаек как-то сразу стихли, и возникло ощущение, что она одна в этом мире. И этот мир любит её и бережёт.
Вернувшись на берег, она увидела неподалеку того самого молодого человека. Он смотрел в морскую даль, и, казалось, был полностью погружён в свои мысли. Усмехнувшись, Елена неожиданно для себя покраснела. Разве могла она тогда представить себе, чем закончится эта нечаянная встреча, какие грозы пронесутся над её головой, какая тяжесть ляжет на её хрупкие плечи, и какое неведанное счастье ждет её, в конце концов…
***
Два месяца Вадим звонил ей каждый день, и счастливая Елена, купаясь в любви и грёзах, не могла до конца поверить в это своё счастье. Как могло так случиться, что один день перевернул всю её жизнь? Один день и одна ночь… Та единственная и неповторимая ночь, что даётся каждому из нас один только раз…
Девушка! Что с Вами? Вам плохо? – какой-то мужчина, подхватив её под руки, усадил на скамейке в парке. Елена потрясла головой, ничего не понимая. Вокруг собралось несколько человек.
- Скорую надо вызвать! Зелёная вон какая!
- Да уже вызвали!
- Такая молодая, а смотри…
- А всё экология…
- Да помолчите вы! Не видите, человеку плохо!
Елена слышала только звон в ушах, плохо понимая окружающих. Звук сирены, белые халаты, что-то больно кольнуло её в плечо. Когда она вновь открыла глаза, то увидела белый потолок и лицо, склонённое над ней.
- Ну, слава Богу! Очнулась.
- Где я? – Елена попыталась приподняться.
- Лежи, милая, лежи. Сейчас доктора позову, - и видение в белом халате упорхнуло за дверь.
- Ну, что тут у нас? - пророкотал бас над её ухом. – Полегчало?
Кто-то взял её запястье, считая пульс.
- Ну, неплохо, неплохо. И как это Вас, милочка, угораздило? Такое давление, а вы гуляете? Это же форменное безобразие. Это такая безответственность…
Елена вытаращила глаза на бородатого крупного мужчину в белом халате.
- Вы еще скажите, милочка, что ничего не знали о своей беременности?
- К-какой б-беременности? – заикаясь, еле проговорила Елена.
- Ну и молодежь нынче,.. - заявило за спиной давешнее видение, и попятилось назад, встретившись взглядом с доктором.
- Ну и ну, - Вы что, в самом деле, не знали, что беременны?
Елена молча помотала головой.
- Ну и ну, - еще раз пророкотал доктор. - Ладно, сейчас лежите, отдыхайте, а все разговоры завтра.
Наутро Елена проснулась с чистой свежей головой. Вчерашнее событие казалось ей каким-то далёким и нереальным. Беременность… Лёгкий испуг, новизна ощущений. Сомнений не было. Пока ещё не радость, но явное её присутствие рядом.
- Здравствуйте, милочка. Как спалось? Как сегодня чувствуем себя?
- Хорошо, доктор. Всё хорошо. - Елена приподнялась на кровати. – У меня всё в порядке. – А домой… можно домой? - Её неудержимо тянуло туда, где они с Вадимом вместе будут ждать свою радость, где всё ещё случится, где…
- Да пойдёте, пойдёте домой! Проведём обследование и домой. А пока, милочка, задержимся здесь дня на три-четыре.
Оказалось, что ничего страшного у неё нет, просто так бывает иногда в начале беременности. Елена с нетерпением выслушивала последние рекомендации доктора. Домой она шла неторопливо, боясь поскользнуться на недавно выпавшем снегу. Всё вокруг радовало свежестью и чистотой. Так же светло и чисто было и на душе Елены. Она думала, как сообщит Вадиму такую важную для них новость. Вот сейчас, сразу, как только придет домой, позвонит ему и скажет. Нет, так нельзя. Надо сказать, глядя в глаза. Она хотела увидеть радость, которая отразится в них. Нужно ехать к Вадиму.
И скорый мчал её навстречу неушедшей осени.
- Привет!
- Привет! – Вадим поцеловал её холодными губами. В руках он держал поздние осенние хризантемы. Где-то в глубине сознания лёгкий укол. Елена даже не осознала его. Она прижалась к Вадиму, чувствуя непреодолимое желание рассказать ему сейчас же, сию минуту, ради чего она примчалась сюда.
- Вадь!
Он посмотрел на неё очень внимательно.
- У меня… у нас… будет ребёнок.
Опять лёгкий укол в сознании, но уже гораздо ближе.
- Леночка! Милая! Я очень рад. – Вадим взял её под руку, ведя к машине. Где-то не так далеко шумело невидимое море. Осенний напоённый солёной влагой воздух отчего-то напоминал слёзы.
Уже потом, сидя в гостинице и перебирая в памяти слова, жесты, взгляды Вадима, она пыталась понять, что же произошло. Но смысл всего был один – ребёнок не нужен. Рано. Не ко времени. Позже.
А на следующее утро тот же самый скорый вез её обратно. В прежнюю жизнь, изменившуюся, ставшую чужой.
И полетели долгие ненужные семь месяцев. Она одна. Нет любви. Нет радости. Нет желаний. Вначале было одно. Острое, резкое – вернуть назад время, вернуть Вадима. Потом была любовь к началу новой жизни. Потом такая же страстная нелюбовь к ней же. А потом не стало ничего. И Елена просто жила, каждый день, глядя на отмеченную красным дату в календаре.
***
Одинок. Каждый одинок. Каждый одинок в этой жизни. От рождения до смерти. Несмотря на наличие родни, знакомых, друзей, любимых… Душа бьется в силках жизни одинокой птицей. Вырваться на свободу. Свободу от жизни? Куда вырваться-то? И зачем? А затем, что больно и страшно биться одной. Родня, знакомые, друзья, любимые… А душа одинока. Пусть и чувство-то это не постоянное, а лишь иногда приходящее. Может быть, и приходящее на мгновение раз в жизни, но… приходящее… Елена замычала от боли и проснулась. Сердце билось в груди тревожно и ранимо. Дрожащими руками взяла она со стола календарик, где красным кругом была отмечена дата. 5 июня. Дата чего? Жизни? Смерти? В глазах ещё плескалась тоска. Невидимые щипцы, сжимавшие сердце и душу, отпускали медленно и неохотно. Елена встала и побрела на кухню. Поставила чайник, прислушиваясь к себе и со страхом улавливая что-то необычное, непонятное. Боль опять пронзила её. Вот оно что. 5 июня.
Скорая неслась по пустынным улицам городка взрывая его предутреннюю тишину рёвом сирены.
- Тише, тише, мамочка, спокойнее. Скоро приедем. Всё будет хорошо. Совсем немного осталось. - Молодой врач, держа Елену за руку, говорил мягко и убедительно. Она искусала себе все губы. Боль была такой острой, невыносимой, и Елене казалось – нескончаемой. Дальнейшее она плохо помнила. Вот несут её на носилках куда-то. Вроде бы раздевают, кто-то в белом склонился над ней.
- Потерпи, милая, потерпи.
- В операционную! Быстро!
Душа Елены не билась больше раненой птицей, она порхала, плыла. Безмятежность и покой, которых так давно не было, пришли и прочно поселились в ней. Свет и тепло. И нет боли. И кто-то рядом с ней. Кто-то дающий ей силу, надежду. И хочется быть рядом с Ним всегда, вечно.
- Позволь?!
- Нет, милая, нет! – Чуть заметна усмешка. – Тебе надо быть там, на земле, рядом с ним!
Елена хотела крикнуть, остановить уходящего, но свет начал рассеиваться.
***
- Открывай, открывай глазки, милая. Всё хорошо! С сыночком тебя!
Чья-то теплая рука протирала Елене лицо влажной салфеткой. Она еще цеплялась сознанием за тот ускользающий свет и покой, где так было радостно и хотелось остаться навсегда. Но жизнь настойчиво пробивалась к ней.
Одинока. Нет! Что-то новое, пока необъяснимое, заставляло чувствовать иначе.
- Сыночек! Он!
Елена вглядывалась в сморщенное красное личико, и где-то далеко-далеко, на самом краю сознания мелькнуло:
- Одинока?
- Нет!!!
Чудо в белых пелёнках закряхтело у неё на руках, и палату вдруг огласил громкий здоровый плач. Не вытирая своих слез, улыбаясь всей душой, Елена поднесла чудо к груди. Засопел приноравливаясь, и громкий плач сменило удовлетворённое тихое почмокивание.
- Здравствуй!
- Дорогой мой! Здравствуй!

57. Колючка и Кузнечик
Евгений Терёхин
Недавно я прогуливался вдоль берега реки и увидел, как расцвели несколько кустов репейника. Зачарованный этим чудесным превращением, я подошел поближе и стал пристально рассматривать одну из расцветших колючек. Она, по-видимому, была польщена моим вниманием и рассказала мне, вкратце, старую легенду о том, как и почему колючки репейника превращаются в прекрасные темно-малиновые цветы. Эту самую легенду я и хочу вам рассказать:
 
Жила-была на свете колючка, и звали ее Скарлет. Росла она на ветке репейника, неподалеку от реки, и была такой колючей, что все, кто подходил или подлетал к ней, касались ее колючек и с ужасом отскакивали в сторону. Только другие колючки, которые росли на той же ветке, и которым некуда было деваться, всегда были рядом. Когда над поляной пробегал легкий ветерок, куст репейника начинал покачиваться из стороны в сторону и, конечно, колючки налетали друг на друга и кололись нещадно, крича и ругаясь: «Куда тебя несет! Не видишь, что я тут стою?!» И так далее. После таких колючих разговоров они надолго замолкали и не хотели друг с другом общаться. Понятно, что каждая колючка чувствовала себя одиноко и не хотела иметь ничего общего с другими колючками.
Иногда колючки срывали дети и бросались ими друг в друга. Колючки быстро прилипали к их одежде и, уцепившись за людей, держали их в своих объятьях до тех пор, пока те их силой не отдирали и не выбрасывали – колючкам страшно хотелось к кому-нибудь прилепиться. Но, увы, долго ими никто не интересовался. Кому понравится, чтобы на тебе кто-то висел и…кололся.
Так и жила колючка Скарлет долгое время, пока, наконец, не пришла к выводу, что никто ее не любит. Даже дерево, в тени которого она росла, казалось ей высоким и враждебным. Оно закрывало собой солнце, и колючка всегда находилась в его тени, наслаждаясь лишь случайными прикосновениями ласковых солнечных лучей, которые время от времени просачивались сквозь его плотную листву. Когда к ней подлетал воробей, и смотрел, как умело она ловит мух – те прилипали к ее липкой поверхности, и им приходилось оставаться с нею навсегда – она искоса поглядывала на него, и думала: «Вот сейчас посидит немного, а потом налетит ветерок, качнет меня в его сторону, я коснусь его иголками, и он улетит навсегда». Ну вот, что я говорила…
Но однажды утром колючка проснулась оттого, что услышала где-то очень близко стрекотание кузнечика. Он сидел на высоком стебле полыни и с восхищением смотрел на ее красивые темно-малиновые волосы. Иголочки на самой макушке репейника почти всегда окрашены в темно-малиновый цвет – если вы не знали. Кузнечик стрекотал песню о том, как ему понравились эти волосы, и, увидев, что колючка проснулась, он сказал:
 
-         Простите, пожалуйста, можно я посижу рядом и полюбуюсь вашей красотой?
-         Ну посидите, – сказала колючка, – только я не уверена, что я так уж красива, и что вас надолго хватит.
-         Почему же?
-         Все, кто приближается ко мне, говорят, что я слишком колючая, и уходят.
-         Я не уйду, – сказал кузнечик. И остался.
 
Так прошло несколько дней, пока погода не испортилась, и не поднялся сильный ветер. Колючка ничего не могла с собой поделать. Куда бы она ни отклонялась, ветер упрямо бросал ее прямо на кузнечика, и она колола его своими иголками.
 
-         Ай, больно, – кричал кузнечик, – и колючка отвечала:
-         Я же тебе говорила, я колючая. Чуть меня качнет, как я начинаю колоться. И ничего не могу с собой поделать. Это ветер виноват. Если бы он не дул, я никогда бы тебя не колола.
-         А почему бы тебе не втягивать колючки, когда ты прикасаешься ко мне? Ведь репейник колется, только если к нему сильно прижмешься. А если не сильно, то почти не колется.
-         Тебе меня не понять, – ответила колючка. Когда ветер бросает меня из стороны в сторону, я очень боюсь оторваться и упасть на землю, и от страха растопыриваю все колючки, и уж никак не могу их втянуть.
 
«Сейчас ускачет», – подумала колючка, но кузнечик остался. На следующий день колючка проснулась рано, и оглянулась вокруг. Кузнечик сидел рядом на своем месте, и стрекотал новую песню о ее красивых темно-малиновых волосах. Песня была и грустной, и веселой одновременно, и колючка на несколько минут застыла в оцепенении, вслушиваясь в эту мелодию. Но когда кузнечик заметил, что она проснулась, она постаралась скрыть свое восхищение.
 
-         Тебе понравилась моя песня? - весело спросил он.
-         Ничего, – устало ответила колючка и нахмурилась. Грустно мне. Хочется солнца, тепла, дождя, а вместо этого живу я в тени какого-то вяза, солнца не вижу почти круглый год, а когда идет дождь, половину влаги забирают его корни, и я все время хочу пить. Где тут веселиться? Вот если бы я была кузнечиком, я бы тоже пела и веселилась все лето. А так…
 
Кузнечик ничего не сказал, но только прыгнул куда-то в сторону, и очутился прямо перед корнями большого раскидистого вяза.
 
-         Простите, пожалуйста.
-         Что такое? удивился вяз, глядя себе под ноги, как бы не понимая, откуда идет голос.
-         Вы не могли бы отойти на пару шагов назад? Дело в том, что тут человек без солнца погибает. А если вы отойдете, то и ему солнца достанется.
-         Вот еще, – самодовольно ответил вяз. Ты что, не знаешь, что мы, деревья, никогда не переходим с места на место. Это вас, насекомых, вечно бросает из стороны в сторону. Все вы мечетесь, места найти себе не можете. А мы существа постоянные; прорастаем корнями так, что нас и с корнем не выдернешь. Так что извини.
 
Кузнечик немного постоял, подумал, а потом быстро поскакал к реке. Там он набрал в рот побольше воды, развернулся и поскакал обратно, к колючке. Приблизившись к ней, он с радостным видом открыл рот, и вылил всю воду ей прямо на корни. Но когда он поднял глаза, то понял, что сделал что-то ужасное.
 
-         Ааааа! закричала колючка и побагровела от негодования. (Тут как раз и ветер поднялся). Что ты наделал?
-         А что? - удивился кузнечик. Я принес тебе воды.
-         Ты что не мог догадаться, что я такую воду не пью? – гневно проговорила колючка. Мне нужна только дождевая, высшего качества. А ты вылил на меня грязную воду из реки, да еще и выплюнул ее изо рта! Фу, какая гадость. Да как ты после этого можешь говорить, что я тебе есть до меня дело!
 
Колючка сморщилась, и ветер начал раскачивать ее из стороны в сторону. Конечно же, она сильно уколола кузнечика, и тот скорчился от боли. «Сейчас ускачет, – подумала колючка, – ну и пусть. Больно он мне нужен. Но все-таки…».
 
Следующие три дня они почти не разговаривали. «Почему он не уходит? – гадала колючка, – я бы уже давно ушла. Странный какой-то…». Время от времени она продолжала колоть кузнечика, потому что тот упрямо продолжал носить ей воду из реки и выплевывать ее изо рта на корни. Так же регулярно он обращался к старому вязу с просьбой отойти на пару шагов. Колючка в душе радовалась такой неотступности, но виду не подавала.
Через месяц колючка заметно подросла. Ее корни получали больше влаги, чем обычно, да и солнце почему-то стало светить на нее чаще, наверное, потому, что вяз, увидев упорство кузнечика, решил, что лучше пойти ему навстречу – то есть, совсем даже наоборот: время от времени отходить на пару шагов назад, – чем постоянно выслушивать его вежливые, но докучные просьбы. Когда же на колючку попадало солнце, она возмущалась: «Ой как жарко. Я всегда раньше думала, что буду счастлива в солнечных лучах, но я ведь не знала, что они так жгутся!»
-         И почему ты не попросил вяза отойти только на один шаг? – недовольно спрашивала она кузнечика. Но кузнечик почему-то никогда не отвечал на ее простые вопросы прямо. Вместо этого он посмотрел куда-то в темно-синюю даль горизонта и загадочно проговорил:
-         Скоро закат…
-         Ты никогда не меня не слушаешь! Тебе просто нет до меня дела. Тебе на меня наплевать! – сказала она после того, как кузнечик вылил на нее очередную порцию речной воды.
 
На берег реки налетел легкий ветерок, на востоке небо затянулось серыми тучами, и все предвещало скорую бурю. Кузнечик поежился, зная, что скорая буря предвещает ему. Временами ему становилось жутковато, но он чувствовал, что за всем этим что-то кроется, и внутренний голос говорил ему: «Не отступай». И он решил не отступать.
-         Знаешь, – внезапно сказала колючка и посмотрела кузнечику прямо в глаза, – я иногда думаю, и почему это ко мне пришел кузнечик. Разве кузнечик может принести счастье колючке? Почему я согласилась дружить с тобой? Да, конечно, ты очень верный, но ведь это не все, что мне нужно. Тебе, конечно, меня не понять. На тебя ветер так не влияет, как на меня. Тебе на него наплевать, как, впрочем, и на меня. Ты умеешь не колебаться и никого не колоть. А я – нет. Но уж ты меня прости: ты – вовсе не самый лучший на свете. И не воображай. Думаешь, мне нужна твоя верность? Да я всю жизнь прожила на одном месте, и света белого не видела. А ты прыгаешь, где захочешь, и стрекочешь со своими друзьями. Ты думаешь, что меня осчастливил своими ежедневными плевками, разговорами с вязом и утренними серенадами? Да если бы ты знал мою душу, и чего мне на самом деле нужно, ты бы иначе запел.
 
И она отвернулась в сторону вся в слезах. Тем временем начиналась сильная гроза. Порывистый ветер раскачивал куст репейника из стороны в сторону, и кузнечику ничего не оставалось делать, как только сидеть рядом с колючкой и терпеливо принимать все ее уколы. Уходить он не хотел. Вдруг в небе прямо над ними сверкнула молния, и почти сразу же раздался оглушительный раскат грома. От страха и неожиданности колючка вздрогнула, раскинула своими шипами и…налетев на кузнечика, поранилась своим собственным шипом. С гневом и ненавистью посмотрела она на кузнечика.
-         От тебя одни неприятности. Уходи. Не нужен мне такой. Того и гляди, ветер сорвет меня с ветки, а ему и дела нет. Сидит и молчит. АААААА!
 
Тут сверкнула еще одна молния, и послышался такой оглушительный хлопок, что колючка рухнула на кузнечика и вонзилась в него всеми своими шипами…
 
Когда она пришла в себя, она увидела, что кузнечик держит ее на руках, что светит солнце, что ветер не сорвал ее с ветки, и что кузнечик все это время истекал собственной кровью, опасаясь отпустить ее и отдать на волю злым ветрам. В страхе она отпрянула от него, и тот, убедившись, что все в порядке, тихо соскользнул со своей травинки и…упал на землю. Из ран его все еще сочилась алая кровь. Колючка стояла в оцепенении. Она поняла, что кузнечик умирает, и вдруг с ее глаз как бы спала пелена, и она увидела, как он был ей дорог. «Что я наделала?» причитала она, и слезы струей полились из ее глаз. Одна из капель соскользнула с ее щеки, покатилась по стеблю и упала на кузнечика. В следующее мгновение кузнечик исчез, и на месте, где он лежал, начал расти красивый василек. Он вырос очень быстро, зацвел и начал источать прекрасный аромат, но колючке было уже не до него. Она плакала и плакала, пока слезы не закрыли ее глаза плотной пеленой, и она не заснула.
В эту ночь ей приснился необычный сон. Ей снилось, что она научилась летать, как бабочка, и ей уже не обязательно было все время сидеть на одном месте. Все вокруг нее было голубым и зеленым, она порхала над изумрудной полянкой, пока вдруг не долетела до реки, из которой кузнечик носил ей воду. Взглянув вниз, на реку, она вдруг увидела в мутной воде свое отражение. Отражение заговорило с ней насмешливым тоном и сказало: «Эх ты, колючка... Потеряла такого друга. И все из-за своей вредности. Да кто после этого будет с тобой дружить?» В первую секунду колючке захотелось упасть на это отражение и больно уколоть его, но что-то внутри у нее изменилось, и она тихо сказала: «Да, я виновата». Как только она произнесла эти слова, она увидела, что ее отражение в воде тоже стало меняться, как будто кто-то провел по воде рукой и смыл с поверхности все, что было прежде. А когда вода разгладилась, колючка увидела, что на нее из реки смотрит какая-то красавица с прекрасными темно-малиновыми волосами. Вглядевшись в новое отражение, она вдруг поняла, что это она сама. Она потрогала свои волосы и застыла от изумления – вместо шипов и иголок ее голову украшали пушистые темно-малиновые пряди.
Проснулась она оттого, что услышала во сне дивную мелодию, которая заставила ее забыть обо всем, что было с ней и во сне, и наяву. Она открыла глаза и ахнула: перед ней на открывшемся цветке василька сидел кузнечик, смотрел ей прямо в глаза и пел песню. Она посмотрелась в его глаза как в зеркало: в них отражалась все та же красавица с темно-малиновыми волосами.
-         Здравствуй, Скарлет, – сказал кузнечик и протянул ей белый камень…
-         Здравствуй, – ответила Скарлет, – и прикоснулась к нему своими мягкими, совсем не колючими прядями.
 

58. Нежность с колючками. Сказка, похожая на правду
Игорь Кручко
    Музыка к произведению: http://www.youtube.com/watch?v=Bsv0pTIBg7g


   Сердце так сильно бьется при мыслях о тебе, что становится больно…

   В далекой волшебной стране, не нашедших свою любовь людей, превращали в самые обыкновенные кактусы. Их вывозили в пустынные места и оставляли там влачить жалкое существование.
 
   Ему не повезло... Теперь, припорошенный пылью Кактус, часто смотрел на ночное небо. Там, на фоне  холодных, равнодушных звезд, исполняли свой замысловатый танец его мечты, которым так и не суждено было сбыться. Иногда, с небосвода срывалась редкая звездочка и падала на землю. Он провожал ее долгим взглядом и, раз за разом, загадывал желание.

    Он молил небо только об одном: чтобы в пустыне выпал снег. Чтобы холод насквозь сковал покрытое иголками, тело: просто уже не было сил выносить  страдания.
 
    Однажды, чьи-то руки выкопали его из песка и посадили в горшок. Затем, кактус был перемещен в мир обыкновенных людей и был продан там за копейки.

                ***

     Я был влюблен в нее, но понимал, что у меня нет ни единого шанса,  видя высоких стройных парней рядом с ней. На большее, кроме робких знаков внимания в ее сторону, я не решался.
 
    Однажды она позвонила мне и пригласила на свой День рождения. Это было для меня полной неожиданностью. Я сидел за столом и растеряно думал о том, какой  же выбрать подарок. Мой взгляд рассеяно скользил по предметам в комнате, пока не остановился на недавнем приобретении.
 
                ***

    Обведя взглядом комнату, заставленную шикарными букетами, я протянул девушке небольшой бумажный сверток:

    – Поздравляю!!! Я желаю тебе, прежде всего, счастья! Остальное не так уж и важно...

   –Спасибо большое! – поблагодарила она, и с нескрываемым любопытством стала разворачивать подарок.

   – Осторожно! Можно уколоться! – предостерег я девушку.

   – Что там? – вопросительно посмотрела на меня именинница.

   Я снял подарочную бумагу и протянул ей небольшой вазон с растением.

   – Это кактус? – с удивлением спросила девушка.

   – Видишь ли... – стал объяснять, – это необычное растение. У него очень нежное ранимое тело, словно душа. Поэтому, чтобы обезопасить себя, кактус имеет множество колючек.
 
   Я пристально посмотрел  девушке в глаза:

   – Этот кактус цветет всего лишь один раз. У колючего растения необыкновенной красоты цветы… Это... Словно моя любовь к тебе... Один раз и на всю жизнь... Понимаешь?  На всю  мою оставшуюся жизнь!

   Девушка бережно поставила кактус на подоконник рядом с розой. Потом она подошла ко мне.
 
   В этот момент, часы небесные замедлили свой бесконечный ход, а затем,  и вовсе остановились. Для влюбленных время перестало существовать.

                ***

    Это был нежный, беззащитный цветок. Кактус часто засматривался на Розу, предаваясь мечтаниям. На ее фоне, он был просто безобразным чудовищем, с искривленным телом и множеством колючек.
   – Она так прекрасна! Странное дело... Неужели я влюбился? — думал Кактус о Розе. – Неужели, для того, чтобы испытать это чувство, мне было нужно превратиться из человека в растение? Затем он опечалился:  – Кому я нужен такой неуклюжий и безобразный?
   Роза была чутким и внимательным цветком. Она угадала мысли Кактуса и пригласила  его на свой День рождения.

                ***

   Наконец наступил день, которого он с таким нетерпением ожидал.

   Принимая подарки, красавица каждому улыбалась нежно и чуть печально. Последним к Розе подошел Кактус.
   – Я желаю тебе  ласковых солнечных лучей и утренней росы! Я долго думал, что тебе подарить... Кроме этого, – кактус протянул ей колючки, – у меня больше ничего нет. Прими это в качестве моего подарка. Без них, ты такая беззащитная! Тебя так легко обидеть!
    В знак благодарности, Роза протянула  влюбленному Кактусу один из своих шелковистых лепестков. Он сначала очень растерялся, а затем... просто зацвел от радости. Это был  необыкновенный, долгожданный цветок любви!
   Когда Счастье обнимает нас, то время приостанавливает свой бег. Для счастливых людей оно… просто перестает существовать! Понимаешь? Просто...  перестает... существовать!

59. Шум тишины
Михаил Тепляшин
Гомон.
Вокруг всё время какие-то голоса. В магазине, в автобусе, на улице.
Едва сдерживаю себя, чтобы тоже не включится в общий рокот их голосов.
Дом.
Наконец то!
Пустынно. Вокруг не души.
Голоса не стихают. Они перебрались внутрь головы. За день их набилось туда, как голубей под крышу мельницы. Что-то говорят, на что-то подбивают, унижают, возвышают, заговорщицки оглядываются. Стараюсь не поддаться. Заглушаю шумом душа. Потом телевизора. Потом книгой. Стоит расслабиться, они тут как тут. Но когда становится всё неважно, они затихают сами. Что взять с человека, которому на всё наплевать!? Это всё равно, что гнать волну назад в море, со временем теряешь интерес. Просто становиться бессмысленно.
Стемнело. Постель.
Время 23.23.
Разговоры перешли на шёпот.
Ночь. Бессонница.
Время 01.01.
В ушах гомон тишины.
За стенкой женский стон и плач одиночества.
Гвалт тишины тихо перерастает, в гул. Сначала как писк, потом как стон проводов, потом как несмолкающий двигатель самолёта. Этот голос в голове такой громкий!
В постели становиться неудобно.
Женское одиночество за тонкой стенкой растёт.
Бессонница уже даже не напрягается, она расслабилась, видя свою абсолютную победу, у неё всё идёт как по маслу. Хоть кто-то добивается своего.
Гул в ушах разбегается и бьётся в перепонки, пытаясь прорваться наружу.
Я кричу. Но ему наплевать.
Ёрзанье в постели сбросило одеяло на пол.
Скрючился. Нет, не от холода, от ледяного одиночества.
Ещё немного и будет трудно его сдерживать.
Оно словно стужа расползается мгновенно, если не закрыть плотно за собой дверь, в зиму, на балконе.
Снова удар в уши. Мозг предлагает уже сдаться, но сердце почему-то просит не торопиться. Оно всегда было подвержено мазохизму. Смакует боль, словно входя в холодную воду, не окунаешься сразу, а сантиметр за сантиметром, заходишь, лишь усугубляя, оттягивая неизбежное. И уже назад выходить из воды как-то смешно и вперёд двинуться не можешь. И просто стоишь, растерянный, терзаемый сомнениями, что-то бормоча в голове, уговаривая прекратить всё это и либо уйти, либо идти вперёд.
На лбу испарина.
Удар в уши.
Свет с улицы оккультный чертит круг по комнате.
Зажал уши руками.
Не в силах сдерживать тишину, выбежал голый на улицу, тяжело дыша, корчась от боли в ушах.
Все конечности, моего нагого тела, растянуты в стороны, как на дыбе. Жилы напряглись, вены, набухли, словно какой-то безумный врач вшивал мне под кожу толстые провода.  Скрипящие зубы стиснуты в болезненной гримасе.
Открыл глаза. Нет, я в постели. Улица померещилась. Это было просто в голове.
Ты сегодня была щедра, как никогда, на жестокость. Ты весь день с таким упорством готовила её, а я встретил сегодня новую музыку, мне с ней так было хорошо, и отказался глотать твою злобу.
Ты слишком усердно скоблила язвительной улыбкой мою душу, пока не открылась рана.
Ты кричала.
На часах 02.02.
Я молчал.
Ты вновь звала.
Я не ответил.
Врач сказал, что тебе вредно кричать и увёз тебя в операционную.
Я думал ты всё ещё выталкиваешь из себя обиду, слеза за слезой, в соседней комнате.
Но врач вертел в руках свою силу воли, всё своё мужество. Ведь я умолял, чтобы он спас тебя….
Нас….
Мы давно стали одним целым, а ты вдруг решила, что пора ампутировать меня.  Видно ему было стыдно за несдержанное обещание.
Жаль.
Ты ещё утром говорила что устала.
Теперь я в постели.
Один.
И эта орущая тишина всё же прорвалась наружу сквозь ноющие барабанные перепонки.
Но я слышу тебя.
Твой голос выделялся среди сочувствующих мелодий.
Я не знаю, как я буду без тебя.
В шуме тишины.
Почему ты умалчивала, что тебе не хватает?
Почему я молчал?
Сколько раз я должен убить тебя, а ты меня, чтобы понять, что не можем жить друг без друга?
Стена между нашими кроватями все же разбилась после молчаливого света из окна, начерченного чьей-то машиной.
Я вытер твои слёзы.
Ты стерла мою печаль.
Луна очертила твоё тело, гибкое, хрупкое, вызывающее.
Я решил, что может сердцу пора сдаться? Пора окунуться в холодную воду, ведь после этого всегда становится так хорошо. От всего, что смог, что справился, что можно теперь обрести покой.
А если нет, то, что потеряю?
Твои пальцы, скользящие по моей груди и задержавшиеся внизу живота?
Может твои губы, так долго державшие моё начало, что я взорвался?
Может твоё тело, которое мои губы старались запомнить, как можно тщательнее и потому ты так долго удерживала мою голову руками и извивалась ногами и сжимая свою грудь тонкими пальцами?
Наверно поэтому я был рад твоим крикам сегодня. Ведь ты готовилась весь день. Ты глотала мои обиды, а я твои.
Мурашки бегали, скраивая мне новое тело, из новых чувств.
Мозг торопил. Он запутался. Он не знал, верить ли тебе. Как знать, может, ты будешь всё же думать о моих чувствах немного больше, а я буду терпеливее?! Но сердце просило, чтобы ты смогла стать хоть чуточку счастливее. И разум замолчал.
Ведь он видел это в твоих глазах.
Без шума. Без торопливого гомона. Глаза сказали, что ты была счастлива. Просто блеснув.
Без всяких слов. Просто коснувшись моих губ.
Сердце колотилось в бешеном ритме, пока полоска света не порвала горизонт, и мы не упали обессиленные, горячо дыша, блестя мокрой кожей.
Хорошо, что ты не стала слушать врача и не легла на операционный стол.
Просто вернулась ко мне.
В тишину спальни.

60. Узлы
Ниниван
Между ними лежали города и тысячи километров. Но через все препятствия и преграды тянулась тоненькая ниточка её любви и едва заметная линия его надежды. Они то и дело соприкасались и связывались самыми прочными в мире узлами…
Про эти узлы не знала она, не думал он, но оба они невольно могли сказать точную дату возникновения  каждого из них…
«Знать бы,  в чём оно, счастье…» - первый узел. Он спросил не просто так, она не сразу смогла ответить. У них появилась общая тайна, которая не нужна и не доступна  никому другому.
Затем узлы пошли плотной чередой, укрепляя связь, руша стены, убивая расстояние. Они радовались друг другу, словно дети. Только с ним она могла быть собой, не лгать, не играть, не задумываться на мгновение, прежде чем что-то сказать. Только ей он мог ответить «Я тоже» на любой рассказ, на любую реплику. Она мечтала когда-нибудь сказать ему те же два слова, только вложив в них глубочайший смысл. Он знал, что это может случиться…
«Зачем я тебе – абстрактный персонаж?» Последний узел ослабевает, держится только на одном её дыхании. Своим ответом она может не только разрушить узел, но и надорвать одну из связующих нитей. Вся вселенная замирает в ожидании.
«Ах ты, абстрактный персонаж!!! Сейчас я всё брошу и поеду через всю страну, чтобы надрать тебе уши!!! Может у меня просто хобби такое – собирать вокруг себя абстрактных персонажей!!! Какое тебе дело, зачем ты мне? Нужен и всё!!!»
Узел затягивается прочнее прежнего. В тишине интерактивного поля явно слышится облегченный вздох. «Ну ладно, не кричи. Я просто болен. У меня температура и искаженное восприятие реальности». Еще один крошечный узелок.
Она знает, что он болен. Она чувствует это очень остро. Но не может так же легко, как он в свое время, раздавать распоряжения по поводу таблеток, горячего чая и теплого одеяла. В этом они разные. Он умеет проявлять заботу на огромном расстоянии, ей было бы проще быть рядом и держать прохладную ладонь на его горячем лбу.
Они очень похожи. Но, в то же время, они совершенно разные люди. Они выросли в разное время в разных местах, слушали разную музыку, смотрели разные фильмы. Только всё это стерлось в тот миг, когда он написал ей первое сообщение.
-Я сразу чётко знала, с кем из ста пятидесяти человек буду общаться!
-А про меня знала?
-Догадывалась…
Только о нём она всё и знала. С первого взгляда, с первого вздоха. Из огромной веселой толпы выделила только этого хмурого парня, который мгновенно превращался в душу компании, когда к нему кто-то обращался. Он был не такой, как все. Он был такой, как она сама.
Неправда, что противоположности всегда притягиваются. Здесь этот закон дал сбой. Они притянулись друг к другу именно своей похожестью, своей наигранной беспечностью, своими тайнами, мгновенно гаснущими улыбками за спинами уходящих друзей. И никто не знал, как одиноки эти два человека, вечно окруженные хохочущей молодежью.
- Знаешь, я люблю девушку, которая от меня просто отказалась…
- А я пять лет до полного самоуничтожения любила совершенно недостойного человека…
И всё это абсолютно спокойно. Как лучшему другу. А точнее, как человеку, которого никогда больше не увидишь.
-Ты такая клёвенькая!!! Приезжай ко мне!
- …
Она очень боится возможной встречи. Она опасается быть для него «клёвенькой»
-Мы с девчонками решили поехать в отпуск вместе…
-И я с вами!!! Вы же возьмете меня???
Она готова взять его за руку и идти хоть куда, только бы вместе.
-Я так устала…
-Возьми себя в руки!!! Ты же сильная!
- Я устала. Устала быть сильной!!! Ты не представляешь, как я хочу, чтобы меня взяли на ручки, покачали и пожалели…
- Представляю…
Он готов вечно держать её на коленях и теребить спутанные волосы, укрывая эту сильную, но такую ранимую девочку от всех печалей и тревог.
- Слушай, а правда, что все мужчины хотят сына?
-Не знаю, я был бы рад и дочке. Это же мой ребенок.
Она три дня вынашивала этот вопрос. Он ответил за три секунды.
-Стареешь, мать!
-Всё, сейчас повяжу косынку и пойду в храм (туда все время наяривает моя бабушка)
-Я пошутил.
-А я серьёзно!
Они совершенно несерьёзно подходят к очень сложным вопросам, а затем часами говорят обо всём на свете, даже о том, что является слишком личным, слишком важным.
- Я люблю готовить…
- Я тоже!!!
- Я ходила на стрельбу.
- Я тоже.
- С мамой сегодня поругалась…
- Я тоже…
- Очень люблю эту песню.
-Я тоже.
- Ты меня пугаешь!
- Просто мы очень похожи. Так бывает…
Да не бывает так!!! Все люди разные!!! Все судьбы разные!!! Так почему же снова и снова звучит из его уст «Я тоже»? Почему она отвечает ему тем же?
Месяц. Они знакомы всего месяц. А кажется, что прошло сто тысяч лет. Они легко живут друг без друга. По отдельности просыпаются по утрам, не вместе пьют кофе, не по одним дорогам бегут на работу. Более того, она встаёт в то время, когда он ещё досматривает утренние сны, а он ложится, когда она уже ровно дышит, обнимая подушку. Они живут в разное время в разных местах. Но, в то же время, они удивительным образом чувствуют и понимают друг друга.
Возможность встречи… Судьба дает им еще один шанс… А они не знают, смогут ли воспользоваться им. Он не уверен, что отпустит работа. Она не верит, что сможет взглянуть ему в глаза. Они слишком сблизились в виртуальном пространстве для того, чтобы быть рядом в реальности.
Но это будет не сегодня, и даже не завтра. Впереди еще много дней и ночей. Очень много времени для того, чтобы все осмыслить и принять.
Иногда он пропадает из сети. Не отвечает на письма, не реагирует на фотографии. Она очень тревожится в такие дни. А он… Он просто боится. Боится слишком привыкнуть, попасть в зависимость от этих отношений, потерять себя  в них. Но, рано или поздно, он открывает страницу с сообщениями, машинально считает грустные смайлики, и начинает писать. Снова, как в первый раз. Много-много, обо всём, что произошло в его жизни без неё. Наверное, в этом и заключается их счастье. И их печаль.
- Я очень одинока…
- Я тоже.
- Но никто не знает этого.
- Я знаю.
- Но ты же никому не расскажешь?
- Мне просто некому это рассказать, я тоже очень одинок…
- Как все-таки хорошо, что мы встретились – два одиночества…

61. Моим незримым друзьям посвящается...
Ниниван
 Питер Пен… Моя первая любовь, моя первая боль. Как рыдала я, сидя в темной комнате, и слушая пластинку. Я всегда старалась включить эту сказку потихоньку, чтобы не было рядом родителей, чтобы только я и мерцающие огоньки проигрывателя, только я и Питер. Сейчас я понимаю, что даже ревновала его. Я ненавидела предательницу Венди и точно знала, что дождалась бы Питера, сделала бы всё, чтобы не расти. Но я росла, и с каждым годом всё острее осознавала, что ОН не прилетит ко мне никогда… И все-таки я старалась держать окно открытым.
 Он так и не прилетел… А я, глупая и наивная, плакала в канун своего восемнадцатилетия, плакала в комнате студенческого общежития, понимая, что никогда нам уже не встретиться. Когда у меня будет дочка, я обязательно расскажу ей про Питера, сделаю всё, чтобы она полюбила его так же, как я. Человек жив, пока о нём помнят. Питер, я помню тебя!
 
 Но был в моей жизни еще один летающий персонаж. Мужчина в полном расцвете сил… Да, Карлсон, который живет на крыше. Как же я верила в него!!!
 
 В доме напротив было слуховое окно на крыше, и моя мама постоянно говорила, что это домик Карлсона. Я днями просиживала у окна в надежде увидеть в крохотном оконце веселую рожицу. Не буду кривить душой – пару раз там мелькала клетчатая рубашка, что приводило меня в неописуемый восторг.
 
 Чуть ли не с первого моего дня рождения, у нас появилась традиция – ставить в открытую форточку тарелочку с куском торта и конфетами. К вечеру тарелка неизменно оказывалась пустой, а на месте торта лежал маленький подарок. А иногда я слышала шум моторчика за окном, или тихий стук. Этого чуда я ждала весь год. Я не могла спать в ночь перед днём рождения, в предвкушении новой встречи. Я очень хотела увидеть его, но всё время что-то отвлекало, и торт исчезал именно в тот момент, когда меня не было рядом. Так было много-много лет. И мне было невдомек, что это не моторчик жужжит, а мамин фен, что специально отвлекают меня от окна, что родители убирают торт и кладут подарок. У меня была сказка, и был незримый друг.
 
 Когда я была в первом классе, мы переехали на новую квартиру. И всё было хорошо, но перед днём рождения я впала в истерику, что ОН не прилетит. Меня успокаивали, что он знает адрес, а я не верила...
 
 Но 25 мая девяносто какого-то года под окном зажужжал моторчик, а я помчалась за тортом. Люди, вы не представляете, какое это было счастье!!!  Я придумала себе новый чердак, и все стало по-прежнему.  А потом мои родители решили, что я выросла. Не было ни подарка, ни стука в форточку... И я ревела. Сидела на окне с куском торта и ревела... Мне было лет восемь наверно. И это было ГОРЕ. Куда как более страшное, чем то, что Питер Пен не прилетит никогда.  А потом мы снова переехали, и чердак последний было видно из окна, и не верила я больше... Страшно, когда тебе дарят сказку, а потом убивают её.
  Еще вчера я бы закончила этот рассказ именно так. Но ночью я вдруг вспомнила. Вспомнила, что была у нас еще одна встреча, точнее – одно письмо. Утром, дрожащими руками, перебирала я коробку с письмами, сама не зная, что хочу найти. Я не помню, был ли это конверт, или открытка, помню только, что мне исполнилось восемнадцать… Как, оказывается, много всего произошло со мной в этот день. Письма в коробке не было. Но я отчетливо помню, как наполнились влагой мои глаза, когда я увидела строчки, написанные ровным, слишком ровным для НЕГО, почерком. Кажется, это были стихи… Мой друг прощался со мной. Он говорил, что я уже большая, что нам пора расставаться, что это последняя наша встреча. И я ревела, как будто прощалась с детством, прощалась с родным человеком. Я и сейчас плачу. Карлсончик, ты слышишь? Я помню тебя, и я тебя люблю…
  А тогда, теперь уже много лет назад, когда мои девчонки легли спать, я украдкой поставила на подоконник тарелочку с тортом. Я знала, что он не может не прилететь со мной попрощаться. Хотите, верьте, хотите, нет, но утром тарелка была пуста. Привычного подарка тоже не было, но я его и не ждала – у меня уже было письмо. И я обязательно найду его, я не могла его не сохранить.
  Странно, что эти воспоминания не нахлынули на меня раньше. Странно, что не возникло желания ими поделиться. Хорошо, что это все-таки произошло. Здорово, что есть человек, который меня к ним подтолкнул…
  Спасибо большое Дж. Барри и Астрид Линдгрен за то, что подарили мне настоящих друзей, моей маме – за то, что берегла нашу дружбу, Питеру и Карлсону – за то, что были и есть в моей жизни, за то, что заставляют меня плакать, как в детстве. Спасибо за всё…

62. Август
Марина Бродская
 Август; предвечернее... Момент, когда жара уже спАла, а мягкое тепло, которое все еще держит в себе солнечные лучи, окутывает тебя, гладит по плечам, и это состояние можно определить только словом НЕГА...
В конце двора старое-престарое абрикосовое дерево. Не то оно всегда было диким, не то одичало, выродилось со временем. Плоды у него маленькие, мелкие, ароматные. Местные называют их "ЖЕРДЕЛЯ". Жердели темнее абрикос по окраске и во сто крат вкуснее.
В течение лета зеленая завязь плодов поначалу с жадностью поглощала солнечные лучи, впитывала в себя воздух, аромат, тепло. Созрев, уже насытившись, вынашивала в себе эту амброзию и, дойдя до эпогея совершенства, переполненности и момента неизбежности назначения, мягко и бесшумно отрывалась от ветки и падала вниз, этаким беременным
 ангелом ложилась в траву под деревом, прислушивалась к шепоту корней жердельного дерева, и сколько АРОМАТА и выношенного за лето солнечного тепла в этом маленьком плоде! Жужжание пчел дополняло это, оформляло его звуками, как конечный аккорд содеянного природного волшебства.
Под деревом, на старом ватном одеяле, мы лежали навзничь, почти рядом, и уже врозь, в разных мирах, уже заранее наполненные памятью момента почти физической близости,
все еще (всего-навсего) детской влюбленности, но созревшие, как жердельки...
Плоды сыпались на одеяло почти беззвучно, и незнакомое, непонятное и бесконечно желаемое чувство переполняло и не находило определения, и не приносило чувства законченности...
Потом было много летних прелестей и неги угасающих августовских дней, переходящих в томление сумерек, и много-много чудес неповторимых возможностей окружающей нас природы.
Но ЭТО мгновение "падающих жeрделек" неповторимо. Такие чувства бывают только один раз в жизни. Потому что это – в первый раз...

63. Звездная пристань
Мария Орфанудаки
- Привет, как прошел сегодня твой день?
- Привет! Столько дел было... Устал. А ты как? Что нового?
Они познакомились на одном из сайтов знакомств, которых в Сети было множество. 
- Меня зовут Виктор.
- Здравствуй, я - Юнна. Мир тебе, добрый человек.
Ей казалось, что она знает его очень давно. Такое вот странное ощущение, неподдающееся здравому смыслу. Точно они давно не встречались, она почти что забыла его, и вот снова вспомнила. И что из того, что они жили в разных странах? Север — юг. Ровесники, родившиеся на территории страны, которой больше не было. Бывшие союзные республики. Дальние расстояния не мешали им соприкасаться душами.
- Привет, чем ты по жизни занимаешься?
- Я - писатель.
- А я - художница. 
От его миниатюр, посвященных любви, ей хотелось плакать. Как может мужчина так тонко чувствовать женскую душу? Неужели такое возможно? Мужчины и женщины - это разные миры: Венера и Марс.
- Привет, какая у вас погода?
- Привет, у нас жара страшная. Как ты?
- Потихоньку. Замерзаю в холодном, сером Питере. Хочу на юг. Обожаю жару! Вот, везунчик!
Расстояние и время не является препятствием  для родственных душ.
- Здравствуй, родной. Снова свиделись, слава Господу. Как ты?
- Хлопотный день выдался. Только что домой пришел. Ты как?
- То же самое: беготня, возня всякая. Еще один суматошный день прошел. Соскучилась.
В Питере осень сырая, слякотная, не хватает солнца и жары. А в Молдове виноград такой вку-у-усный.
- Привет, куда пропал на целую неделю?
- Да, вот навалилось всякого-разного. Всего и не расскажешь.
- Расскажи то, что ты посчитаешь нужным. Я всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки, чувствую твою радость и боль, разделяю их. Ты чувствуешь мое присутствие?
- Да, всегда. Вспоминал о тебе сегодня и скучал.
- И я тоже.
У каждого из них своя жизнь, работа, друзья. Какое же это невероятное везение — найти родную душу, близкую и понятную, разделяющую мысли и чувства, пусть и живущую вдали от тебя. Милость Божья. Они нашли друг друга. Он начинает свою мысль — она ее заканчивает. Почему же они не вместе? Их разделяют границы.
- Привет, поздравляю с персональной выставкой!
- Спасибо, Витя! А у нас с тобой сегодня годовщина.
- Да? Какая же?
- Год, как мы познакомились в Сети. Думала о тебе и злилась.
- Почему?
- Ты слишком много стал значить для меня. Я стараюсь не привязываться к людям, а ты нарушаешь мои правила. Принимаешь меня такой, какая я есть, со всеми моими чудачествами, странностями и не отталкиваешь. Скучаю.
- Я тоже.
Сырая слякотная осень, холодная суровая зима, а потом пришла весна, полная томления и надежды. Они поссорились из-за какой-то ерунды и прервали переписку. Минуло пол-года молчания.
"Да, пошла ты в задницу, Молдова! Питер рулит" - тоскливо думала она, всячески пытаясь забыть его: "Не более, чем совпадение интересов. Двое встретились в Сети и общались какое-то время! Было и прошло".
- Привет. Сколько зим-лет, бродяга! Рискнул первым добавиться?
- Да, долго этого хотел и боялся, что не примешь обратно. Я обидел тебя незаслуженно. Прости.
- Знаешь, кто старое помянет — тому глаз вон. Рада тебе. Я так соскучилась, Витя.
- Что нового у тебя? Что произошло  за время нашей размолвки? Поделись!
- Всего уже и не вспомнить. Как во сне все было... Мне так тебя не хватало, родной мой. Ты - моя звездная  пристань.
Родственные души всегда находят друг друга из жизни в жизнь. Из воплощение в воплощение. Радуются, обретя друг друга и тоскуют в разлуке, ощущая, что кусок сердца точно вырезали, а оно кровит.
- Мои двери всегда для тебя открыты. Заходи и оставайся навсегда.
- Какие-то документы тебе нужны?
- Конечно, нет. В моем сердце у тебя давно уже постоянная прописка.
- Постоянная? Но ты никогда мне об этом не говорила!
 -А ты ведь и не спрашивал об этом никогда...

64. Усталый странник
Мария Орфанудаки
Я скучаю по тебе. Это так, то грустно, то радостно. Радостно от того, что ты есть на свете. Читать твои сообщения, даже пару-тройку скупых беглых строк, для меня всегда счастье. Немного боюсь, вдруг опять решишь надолго пропасть. Любишь ты бродяжничать, мотаться по свету. Ты не пропадай только. Я прошу тебя. Не пропадай. Ты же стал частью меня. Как рука, как нога. Как я смогу жить безрукой - безногой? Я думаю о тебе постоянно. Мысленно разговариваю с тобой все время.
Не пропадай. Я не такая сильная, как ты думаешь. Скорее слабая. Ты мне очень дорог, важен, нужен. Ты - моя Вселенная. Я слышу тебя в словах песен, в звуках музыки. Вижу тебя  в свете солнца; чувствую в дуновении ветра, и он  шепчет мне тихо имя твое.
Знаю, ты сегодня грустишь. Милый мой, родной, солнышко моё... Так бывает, что грусть подбирается к самому сердцу, и теребит-теребит его, не желая уходить.  Мне ведь тоже знакомо это состояние. Оно - мой частый гость. Стараюсь на что-нибудь отвлечься, не думать о грустном, но с переменным успехом это получается. 
Ты у меня такой молодец. Я очень тобою горжусь. Мысли о тебе греют мое сердце, заставляют улыбаться и двигаться вперёд.
Увидеть радугу - хороший знак. Очень. Я думаю, что это не простое совпадение. У тебя должно быть всё хорошо. Я прошу об этом небеса. Слышишь, мой родной? Ты достоин счастья и всего самого светлого.
Чувствую твои сомнения и беспокойство. Я всё понимаю. Миленький, постарайся успокоится. Знаю, что нелегко. Это просто затянувшаяся чёрная полоса, за ней должна последовать светлая. А как иначе?
За окошком  настоящий шторм, он выгибает деревья. Я не знаю, кому сейчас тяжелее, мне или тебе? Я очень тебя люблю и готова взять всю твою боль на себя, вдвойне, только чтобы у тебя ничего не болело.
Прошу тебя, доверься мне. Я никогда не предам тебя, слышишь? Ты для меня самый лучший.
Сегодня я стояла на крыльце и думала о тебе, и вдруг рядом со мною, на газон опустился белый голубь. Он принялся прогуливаться по травке, негромко воркуя. Чуть позже голубь улетел, и пришла трёхцветная кошка. А такие кошки приносят счастье. Она, мяукая, терлась об ноги, ластилась ко мне. После прилетели две небольшие желтые бабочки. Одна из них опустилась мне на голову, другая же на плечо. Словно сама Вселенная показывает мне разными способами, что мы должны быть вместе. Что нужны друг другу, как воздух, как сама жизнь. Я верю в судьбу и провидение.
Прошлой ночью мне приснился странный сон. Я находилась в незнакомой, покрытой  чахлой  растительностью  местности. Было пасмурно. Кругом ни души, но страха от этого я не испытывала. Только грусть и одиночество. И вот издалека я увидела бредущего навстречу мне человека. Чем ближе он подходил ко мне, тем всё более отчётливее я понимала, кто он - этот человек... Это был ты. И я пошла тебе на встречу.
Местность начинала оживать. На деревьях стали появляться листочки, а потом и бутоны. Тусклые краски стали расцвечиваться, серое становится радостным и цветным. Из-за туч пробились лучи солнца. Ты был уже совсем рядом, всего в каких-то двадцати-тридцати шагах от меня. Я видела на твоём лице счастливую улыбку и улыбалась сама.
И вдруг в эту минуту налетел смерч - мрачный, безжалостный, смертельный. Крутящаяся адская воронка, соединившая землю и небо. Он приблизился к тебе, и стал отрывать от земли. Меня объял леденящий страх, потому что я почувствовала, что этот смерч - абсолютное зло. Нечто, старающееся поглотить тебя полностью, без остатка.
Я  поняла, что ещё немного, вихрь победит, и я потеряю тебя навсегда. И  раскрылась изнутри, навстречу ревущей тьме и злу, превратившись в луч света. Уже почти отчаявшись и сдавшись, я мысленно обратилась за помощью к Высшим силам. В тот же миг смерч стих, словно его и не было. А на небе, разноцветным коромыслом раскинулась радуга. Я вырвала тебя из когтей страшной силы, вымолив у небес.
Настоящие чувства не вычеркнуть.

P.S. Возвращайся, усталый странник. Я очень тебя жду.

65. Хороший знак
Анна Анакина
  Я шла по аллее парка и вспоминала нашу первую встречу. Сегодня четырнадцатое февраля, ровно год назад мы познакомились. Моя машина застряла, и он предложил помощь. Надо же столько было снега, а в этом году уже почти весна. Снег тает, солнышко светит так ярко и почки на деревьях уже налились. Всё полно жизни.
   И почему именно сегодня он должен подписывать этот контракт? Вот обижусь, и не буду ждать. И что тогда? Нет, не смогу. Кого я обманываю. Я уже тогда, год назад, как только взглянула в его глаза, поняла — это ОН.
Мне надоело мерить шагами дорожку. Остановившись, взяла из сумочки пакет и, подстелив его на скамейку, присела, с удовольствием вытянув уставшие за день ноги. Мы договорились, что встретимся в пять, а уже семь. Хорошо, что на улице тепло, но так мариновать меня…
   Вот придёт, обязательно выскажу. Подумаешь, важный контракт.
Мимо прошла пожилая пара. Они нежно придерживали друг друга, опираясь на тросточки. Остановившись чуть поодаль, у другой скамейки, старичок вынул из кармана пальто газету. Смахнув остатки снега и облупившуюся за зиму краску, положил газету на скамейку и усадил свою спутницу, что-то тихо говоря ей на ухо. Она улыбнулась и нежно взглянула на него.
  «Надо же, такие старые, а туда же. Любовь…» — подумала я.
А его всё не было. Я взглянула на часы, полвосьмого. «Всё, жду ещё пятнадцать минут, и ухожу», — решила я.
  Старички, продолжая, с любовью смотреть друг на друга, нежно ворковали. Иначе их беседу нельзя было назвать. Свет от фонаря падал на их счастливые лица. Хоть это и не красиво, но я прислушалась.
  Понять было не сложно. Они отмечали годовщину свадьбы.
Сбежали от накрытого стола, где дети, внуки и правнуки ожидали юбиляров. Это был их день, и они решили провести его только вдвоём.
  Я смотрела на счастливые лица стариков и понимала, что хотела бы вот так прожить всю жизнь с одним единственным. Так же сбежать от праздничного стола и гулять по аллее с ним. Но что-то он задерживается. Я повернулась и тихо вскрикнула. По освещённой фонарями аллее, с огромным букетом роз, бежал мой любимый. Присев рядом, улыбаясь, он сказал:
  — Прости, это был очень важный контракт, и теперь мы можем быть спокойны за наше будущее.
  «Наше», — промелькнуло в голове.
 — Прости, что заставил тебя столько ждать. Выходи за меня замуж, — и протянул мне футляр для кольца в виде сердца. Я взяла его, но, не открыв, повернулась к пожилой паре.
Они уже встали и, придерживая друг друга, направились дальше гулять по аллее. «Как хочется вот так, как они…. Наверно, это хороший знак», — я обернулась к любимому лицу и ответила:
  — Да!!!

66. Любовь. Какая она?
Анна Эккель
Женщина – начало всех начал во всех своих ипостасях! Какие мы все разные, словно цветы земные. Каждый мужчина может найти себе подругу по вкусу. Диапазон простирается от скромного лютика до вычурной орхидеи, от «черной вдовы» и стервы, до кристальной монашеской чистоты и подвига верности умершему мужу – самосожжения! Выбирай на свой вкус, кому что нравится.

Больничная палата вмещала две кровати.
Кровать ПЕРВАЯ.
- Да, жизнь странная штука! Вот только посмотри на меня, - и Зоя, встав со своей кровати, прошлась павой.
- Если я не ЖЕНЩИНА, то и Волга не река!
Соседка невольно посмотрела на неё. Действительно, хороша! Высока, стройна, белокожа, с толстой русой косой. Красавица.
- А какая я хозяйка! Мой борщ – самый вкусный, моё белье – самое белое, мой дом – в идеальном порядке.Поженились мы десять лет назад. Взяла в мужья, извините за выражение, замухрышку безродного, чтобы мой был полностью и другие не завидовали. И начала творить, как Пигмалион - свою Галатею. Бросила свой бизнес, полностью растворилась в муже. Отмыла, откормила, обула и одела. Подключила все свои связи – сделала ему карьеру. На служебной машине теперь рассекает. Рано ещё спит, а я уже делаю ему свежевыжатый сок, чтобы успеть подать к пробуждению милого. Каждое утро свежее белье. Рубашки и галстуки, костюм не костюм. Барином уходит на работу. К приходу его ванна вспенена, полотенца и халат прогреты. Ужин в духовке, чтобы не простыл. Кресло, плед, газета, баночка любимого пива  нужной температуры. Живи и радуйся. Как сыр в масле катался. Зоя вдруг прервала свой страстный монолог и сев, на кровать, отвернулась.
- Не поняла, - сказала, словно спросила, Анжела, - Что, замолчала-то? Начала говорить, так и закончи,- нетерпеливо требовала соседка. Зоя, не поворачиваясь, только безнадежно махнула рукой и всхлипнула.

Кровать ВТОРАЯ. Анжела- скорее всего имя ненастоящее- была небольшого роста, сухонькая, востренькое личико с бешеным количеством косметики,  даже ресницы наклеенные. На голове - крашенные в иссиня-черный цвет почти неживые волосы, начёсанные и лаченные, изображали художественный беспорядок. На руках длиннющие ногти красного цвета со стразами дополняли этот колоритный образ. Бельишко, правда, дорогое. Красивый халатик, неприлично короткий, и шлепанцы «а ля мадам Помпадур». Анжела сунула свои маленькие ножки в атласные туфельки с помпонами и подошла к Зое, которая плакала, отвернувшись к окну.
- Ну Зоечка, ну не надо плакать,- сюсюкающим голоском сказала Анжела, гладя соседку по плечу,- Ну,что дальше-то? Что случилось?
После паузы Зоя, глубоко вздохнув, выдала:
- Увели. Ушел к другой. Потом мне передали, кто видел, что ОНА - ни кожи, ни рожи. Маленькая, тощая, одни мослы торчат. Теперь они на съемной квартире живут, в грязи. Жрут, что из ресторана закажут, - зло сказала Зоя, не поворачиваясь.
Помолчали. Анжела поняла, что подробностей не последует. Взмахнув театрально ручками, посеменила к своей кровати. Рядом стояла тумбочка, которая утопала в цветах, хотя до 8 марта была ещё целая неделя. Букеты были разнокалиберные. Анжела нагнулась и взяла с полки красивую коробку дорогих конфет. Молча, ни кому не предлагая, жеманно  отправила конфетку в маленький ротик, накрашенный алой помадой. Облизав поочередно пальчики, сказала:
- Да, мужчины неблагодарные существа и поэтому я ничего не вкладываю в них, а только беру. Надо уметь так себя поставить, чтобы он ползал у тебя в ногах и умолял. Поводок нельзя ослабить даже на минуту,- уже совсем другим, нравоучительным тоном продолжала поучать Анжела. Маска на мгновение слетела, и Зоя увидела настоящую Анжелу. Женщина походила на маленького хищного зверька с жадным взглядом и острыми коготками, который никогда не упустит свою добычу из цепких лапок.
- Вот видишь, я вся в шоколаде и в прямом, и в переносном смысле, - сказала уже прежняя Анжела, хихикая и кокетливо показывая ушки и пальчики, унизанные немалыми бриллиантами.
- Что же ты такое делаешь?- спросила Зоя, смотря на неё ещё влажными от слез глазами,- или лучше спросить, ЧТО я такого не делала?
Анжела часто заморгала искусственными ресницами, что сделало её личико совсем кукольным, запрокинув головку, звонко засмеялась. Выдержав паузу, чтобы придать своим словам большую значимость, тихо сказала назидательным тоном нараспев, словно выдала великую тайну.
- В постели, милочка, надо было быть искусницей, а не на кухне!
И залилась серебристым смехом. Зоя, широко открыв глаза, смотрела на соседку, пытаясь осознать сказанное.
Вдруг зазвонил Анжелин навороченный мобильник.
- Это ты, Папусик? Поднимайся, у меня палата № 3, - приторным голоском сказала Анжела и многозначительно посмотрела на Зою. Быстро осмотрела себя в зеркало, проверив свою боеготовность. И живописно присев на кровать, стала выжидающе смотреть на дверь. Через несколько минут в коридоре послышались шаги, и через миг открылась дверь. Сначала в проёме появился огромный букет алых роз, затем из-за него послышался такой же игривый голос:
- А где  здесь моя  куколка?..
С этими словами букет опустился, и обе женщины
одновременно сказали:
- Виктор?!