хххххххххххххххххххххх
...Он обожал – летать. Что называется «с младых когтей» все его мысли были только о полётах. Он не очень любил охотиться и запугивать, рнен любил, как многие его собратья, дышать огнём для устрашения, не любил кровь… Тем более его мало интересовали побрякушки и человеческие девицы…
Короче, это был странный дракон. Он любил летать – и жил только этим, и звали его просто и незатейливо: Горыныч.
ПарЯ в поднебесье, в яркой синеве, на широко распластанных крыльях, он купался в облаках, играл с ветрАми, упивался свободой и разглядывал диковинный узор земного ландшафта далеко внизу.
С высоты горы казались ему просто какими-то шероховатостями, неровностями... ну, бугорками! Высоченными пиками они становились, когда Горыныч опускался ниже. Смотрел на узкие ущелья, на бежавшую по дну его говорливую речушку – и снова взмывал в небо.
Но однажды он опустился на чье-то поле. Сам потом не мог объяснить, зачем – просто притянуло оно его. Само желтое, а по краям – синяя каёмка узенькая… Любопытно стало Горынычу… А поле оказалось и впрямь жёлтое - и неприветливое. Жёлтое, заросшее высокими, довольно колючими зарослями, которые немедленно поцарапали его ноги и чуть не порвали перепонку на крыле. Горыныч рассерженно выдохнул… и сам удивился, когда от его вздоха половина поля вспыхнула ярким пламенем!
-Змей! – донеслось откуда-то сбоку. – Змей Горыныч!
-Бегите! – подхватил другой голос, высокий и визгливый.
-Да что ж ты творишь-то, аспид!! – заголосил старушечий голос. – Да нешто так можно?! Да где ж это сказано, чтоб хлеб наш жечь?! Сам-то, поди, и не знает, что это такое, не знает, каково это, когда хлеба нету-у-у!!!! – и она завыла.
Горыныч неуклюже переступил с ноги на ногу, вздохнул снова – но успел вовремя захлопнуть пасть, не выпустив огонь наружу.
Огонь обжег язык и глотку, Горыныч поневоле кашлянул, успев уткнуться носом в сожженную полосу поля, крылья его чуть вздрогнули…
-Поди ж ты... – недоуменно протянул первый голос. – Неужто почуял, что нехорошее дело сотворил?!
Старушка безбоязненно подобралась вплотную к Горынычу, который всё никак не мог отдышаться, протянула сухонькую руку и погладила дракона по обожженному носу.
-Ишь, сердешный, нелегко, поди, было свой огонь-то давить… Ну, поди… поди на бочажок, недалече тут, попьешь водицы-то холодненькой, глядишь, и продышишься…
Ему хотелось лететь, попить воды, но обожженный нос и саднящее от "задавленнного" огня горло к полётам не располагали. И он - пошел пешком, стараясь не затоптать ту половину поля, которая ещё сохранилась.
Бочажок - широкая, наполненная водой после прошумевших недавно дождей, впадина и впрямь оказался недалеко. И Горыныч сунул голову в эту такую прохладную и показавшуюся просто родной воду.
Старушке он отвечать не стал. Ни к чему это, да и всё равно человеку чудовище понять трудно, несмотря на то, что его пожалели...
Поэтому Горыныч просто поднялся в воздух, сделал круг над полем - и полетел в другую сторону...
…Странный он всё-таки был, Горыныч-дракон.