Рубить головы и хвосты размороженной ставриде и скумбрии - одно из многих полезных родине занятий, которые не запрещены у нас шибко грамотным. Отсюда - закономерность того состояния, в котором пребывает ныне Союз Нерушимый.
Так же категорически и неумолимо передвинула Егоровна в соседнюю разделку еще нескольких "шибко грамотных" дам. Среди опальных были "не так посмотревшие" и "не то сказавшие". Была, впрочем, одна "чрезвычайно опасная особа". Когда Егоровна встала у руля шкуроварни, продукция пошла сплошным браком. Было дело. И "особо опасная" верно указала причину брака. План тогда завалили. Малоопытные работницы растерялись. Дефицитное сырье портили. Желанный продукт никак не получался. Егоровна, понимая, что это -катастрофа, хваталась за последнюю соломинку: она свалила все неудачи на качество воды. Нужно было выиграть время. А между тем, лабораторные исследования оперативно подтвердили: вода ГОСТу соответствует. И для шкуроварения пригодна. Егоровна, по образованию, парфюмер, не желая расставаться с доходным местом, попыталась в процессе варки резко увеличить процент фенола в котлах. Но, ничего не получалось. Боссы в центре нешуточно занервничали. И вдруг, ситуацию спасла скромная рядовая работница. Девушка была химиком по образованию, но боялась высовываться, ибо была предупреждена о последствиях.
Но, когда почти наступил "шкурный коллапс", в осторожной труженице заговорил специалист. Она пошла к Егоровне и поведала, что нужно делать.
...Через два месяца Егоровна нашла повод избавиться от "конкурентки". Подлой сутью своей Егоровна понимала, что та, кто помог ей в трудную минуту, в шкуроварении разбирается гораздо лучше.
Те, кто не представлял опасности, приучались к новому порядку. Лишением премий за малейшие проступки.Созданием нетерпимого окружения жертвы из числа вездесущих подхалимов начальницы.Распространением порочащих слухов, невесть откуда раздобытых и умело преподнесенных. Мне рассказали случай, когда Егоровна лишила работницу премии за позабытый в столовой талон начальницы на молоко, который следовало принести Егоровне в кабинет.
Лишались премий за отпущенное в адрес патронессы легкое словесное непочтение, за неумение скрыть чувство собственного достоинства.
Повиновение. Почитание. Молчание. Сие было присоветовано и мне. Впрочем, поработав на судах загранплавания, я научился разбираться в том, что говорить можно, а за что можно и визы лишиться. Однако, в пятилетней пароходской карьере я попадал в основном на "либеральные пароходы" и страшные рассказы о зверствах помполитов и капитанов меня как-то не коснулись. Хотя, что греха таить, любил частенько высказаться "политически незрело".
Впрочем, в шкуроварне мое положение отличалось достаточной независимостью. Я мог совершенно законно вернуться в "родной" цех при малейшем посягательстве на мою личную свободу. К тому же Егоровна в отношении работников мужского пола всегда испытывала проблему кадров. В цехе в течение полугода сменились два слесаря и грузчик. Мужики предпочитали вкалывать в разделке и никак не желали легкий труд у Егоровны.
Отсюда - столь свободное состояние грузчиков на работе в шкуроварне.
По цеху гуляли и традиционные шуточки о постельных проблемах Егоровны. Но, в ее возрасте, этобыло уже не актуально. А мужичок в доме для хозяйственных нужд у Егоровны появился. Из армии вернулся ее сын. Всезнающие рыбообработчицы в разделке болтали о неком семейном конфликте. О котором и было написано в местной газетке. Лишь позже оценил я эту статейку. Писана она была не ради копания в грязном семейном белье, а во имя раскрытия подлой сути Егоровны. Женщины со взглядом уснувшей трески. Рыбы, бывшей некогда кормилицей советского народа. И исчезнувшей ныне почти совсем. Остались лишь шкуры в коробках в огромном колхозном холодильнике.