Мама объявила деду бойкот. Лизе и Маше она тоже запретила ходить к нему, а если мама что-то запрещала, то это было серьезно, не дай Бог нарушить, так взгреет, мама была принципиальная.
Когда папа с мамой расходились, она тоже с ним долго не разговаривала и Лизе с Машей сказала, что они будут предательницами, если за ее спиной начнут с ним общаться. Маша и не общалась, она тогда еще в садик ходила, и мало что понимала, а Лиза здорово переживала, когда отец приезжал к школе или звонил, и с ним надо было разговаривать. Вроде и мама об этом не знала, а Лиза и в правду чувствовала себя предательницей, папа, наверное, тоже что-то чувствовал, потому что приходил и звонил все реже.
Так они и жили втроем – мама, Лиза и Маша, пока не заболела бабушка и ее не пришлось забрать к себе. Как, оказалось, болела бабушка давно, только никому об этом не говорила, а тут она слегла, к ней каждый день приезжала скорая ставила обезболивающие уколы, но уколы действовали недолго и потом бабушка начинала тихонько стонать. В маленькой квартире ее робкие стоны слышны были повсюду. Всю ночь Лиза и Маша просыпались от них и от того, что мама часто вставала к бабушке.
Утром все уходили в школу и на работу, бабушка оставалась одна, потом Лиза возвращалась из школы кормила бабушку, давала таблетки, иногда с помощью соседки меняла пеленки, к вечеру приезжала скорая, ставила уколы, приходила с работы мама и начиналась стирка пеленок из под бабушки, ее мыли, кормили, укладывали и опять наступала тяжелая ночь.
Потом врач сказал маме, что остался максимум месяц и мама взяла отпуск на одной работе и стала только дежурить по ночам 2-3 раза в неделю на другой. На самом деле к тому времени она совсем вымоталась, стала такой худой, что вся одежда была ей велика, она спала урывками, по несколько часов, и у нее не было сил даже навещать деда, теперь к нему ходили девочки, мама выбиралась к деду по выходным, лишь для того, чтобы принести воды, нарубить дров и быстро прибрать в доме, дед был инвалидом и ничего тяжелого делать не мог.
Когда бабушка умерла, мама предложила деду переехать из неблагоустроенного дома к ним в квартиру, дед отказался. С мамой случилась истерика, она кричала: «Все, я так больше не могу, я не железная… в твоем доме дров на две печки не напасешься, за водой идти в такую даль. У меня две работы, дети, если не переедешь к нам, мы к тебе ни ногой!».
Дед не переехал, «ни ногой» стало реальностью. Лиза три дня думала как он там один, даже до магазина не дойдет по гололеду, и на четвертый день, после школы пошла к деду.
То, что она увидела, поразило ее, дед был небритым, никогда раньше Лиза не видела его небритым. В доме было холодно. На комоде стоял бабушкин портрет, он был какой-то странный, размытый, в пятнах, потом она увидела, как дед плачет, целует фотографию и поняла, откуда эти пятна.
Лизе было нестерпимо жалко деда, всего за несколько дней он из властного старика, которого боялись все, превратился в беззащитного, как ребенок, утирающего слезы дедушку. Но больше всего Лизе не давало покоя, то, что дед перестал бриться, для нее это окончательно нарушило порядок того мира, где все они еще недавно так хорошо жили.
Маму тоже было жалко, она была непохожа на себя, такая уставшая и злая, что Лиза и Маша, молча, делали все, что она говорила и даже ходили встречать ее на остановку, чтобы помочь донести сумки.
А еще Лиза ходила к деду, уговаривала его растопить печь, приносила из магазина хлеб и консервы – кильку в томатном соусе, ничего другого он не ел. Похоже, дед тоже объявил бойкот маме, а Лиза металась между их упрямством, обидами, непониманием и совсем не знала как себя вести, и что будет дальше, если не прекратится этот бессмысленный бойкот. В горле все время стоял ком, он подкатывал совсем близко, когда дед спрашивал про маму, ругал ее или начинал плакать.
Потом мама все узнала. Она сначала спросила у Лизы, как там дед, Лиза вся сжалась, оцепенела, но врать она не умела, поэтому выдавила из себя: «Хорошо, только у него холодно, он печку не топит и в магазин некому ходить».
- Как ты не понимаешь, пока ты ходишь к нему, он никогда не согласится к нам переехать, я же запретила, если еще раз…
Ну и отругала Лизу хорошенько.
Прошла неделя, в школе проходил пионерский сбор, на котором учащиеся 4 «А» должны были рассказать о своих добрых делах.
Одним из первых встал мальчик, который никогда нигде не выступал, даже на уроках не отвечал, все были удивлены, а он с гордостью начал рассказывать, как они с друзьями помогают брошенному дедушке, Лиза вся сжалась и начала кусать уже давно откусанные ногти на руках. Она знала про кого говорит одноклассник, он был соседом деда.
Дальше творилось что-то ужасное, Лизе стало плохо, она была вся красная, учительница отправила ее сначала в медпункт, а потом отпустила домой.
Лиза побежала к деду. Жалкий и растерянный, он плакал, цеплялся за Лизу, ругался, что его забыли, а когда Лиза сказала: «Дедушка, пойдем к нам», просто рассвирепел и кричал так, что стекла звенели.
Вот здесь разозлилась Лиза: «Хватит на меня кричать! Вы все только кричите! Вечером мы с мамой придем!». Вечер уже наступал.
Маму она дождалась на остановке и все ей рассказала, к этому времени она уже не плакала.
- Иди домой, - сказала мама.
- Я с тобой, он ругается.
- Пусть ругается, да что я его ругани не слышала…
И пошла решительным шагом в сторону дедова дома. Часа через два она привезла деда. Его долго купали, кормили, потом он брился, плакал, его утешали, а потом он, наконец, уснул и в дом пришел покой.
Я с детства знаю Лизу, она никогда не участвовала в школьных бойкотах, даже, если разговаривать переставали и с ней. Когда мы учились уже в старших классах, и пошли в поход, у нас закончились все припасы, осталось несколько банок «кильки в томатном соусе» и хлеб. Лиза отказалась есть кильку, как мы ее не уговаривали, а потом рассказала мне эту историю про бойкот.