ОТ АВТОРА.
Спасибо моим любимым читателям, которые всё же убедили меня разделить мою повесть на главы, поэтому я тут и стараюсь. Для тех, кто не любит читать длинные вещи. Но если кто-то хочет поместить всю мою повесть в "ридер" и там почитать, то для них полный текст можно найти здесь:
http://www.proza.ru/2011/06/14/401
Скажу ещё, что вся повесть опубликована в русском литературном журнале "МОЛОКО", где редактором очень русская и очень литературная писательница Лидия Сычёва. Факт публикации в этом авторитетном интернет-издании несомненная моя гордость.
О Т Ч Е Г О М Е Р Ц А Ю Т З В Ё З Д Ы
(Повесть-дилогия)
1. ДЕВОЧКА ИЗ ПРОВИНЦИИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ, НО КОТОРАЯ СЛУЧИЛАСЬ РАНЬШЕ ЧАСТИ ПЕРВОЙ, ПОЭТОМУ С НЕЁ И НАЧИНАЕТСЯ ПОВЕСТЬ
АЗ ВОЗДАМ? КОМУ? ЗА ЧТО?
И, наконец, пробил час, когда я поехала в райцентр и купила билет на самолёт.
Из дневника.
«22 октября 1973 г. Настроение самое чемоданное. С 25 должны дать отпуск, 28 я должна быть в МГУ на собеседованиях. Волнения, волнения, волнения. Переживаю».
«27 октября, Москва. Первое важное впечатление – полёт. Взлёт особенно… Первый раз в жизни я летела в самолёте. Высота 10000 м, скорость 850 км/час. Удивительное дело: села в Ростове, а через час с небольшим уже в Москве».
Да, тогда я ещё и впервые, и пожалуй, единственный раз летела в «кукурузнике»: из Мартыновки в Ростов. Там вообще минут сорок пять была в воздухе. А потом из Ростова в Домодедово.
Приёмная комиссия подготовительного отделения была на Ленинских горах в «высотке». Великолепие белых мраморных стен, яркое освещение, паркет. Само здание можно рассматривать часами. Говорили, что на макушке шпиля в звезде есть комната, что там даже кто-то бывает часто. В вестибюле на входе я едва не застряла в вертящейся двери. И по каждому такому поводу комплексовала и переживала. А то в метро пошла против потока, и меня пытались остановить свистком, что осталось мною не принятым в свой адрес. Тогда служащая метро громогласно произнесла:
– Девушка в белой шапочке, там нет выхода! Там только вход!
И вся толпа, состоявшая из москвичей, таких умных и интеллигентных – а для меня они другими быть не могли, поскольку Москва – это место жительства только культурных и образованных людей; толпа, состоявшая также и из гостей столицы, приехавших со всех краёв Советского Союза и даже земного шара – вся эта многоликая людская стая глянула на меня, на мою белую вязаную шапочку; зыркнула на моё зелёное пальто с воротником из искусственной норки, купленное на рынке в Волгодонске за 90 рублей, на мои серые сапоги из какой-то полурезины на поролоновой подкладке; бросила ухмыляющийся взгляд на мою белую блестящую из кожзаменителя сумочку… И ахнула про себя! Какая же эта девушка в белой шапочке деревня: идёт не туда и не видит, куда идёт! Это едва не вызвало во мне град слёз. Ох, провинция, глухая провинция! Ты позволяешь людям расправлять крылья, позволяешь им лететь вслед за высокими небесными журавлями, но не готовишь их к таким простым и банальным испытаниям, какие можно иметь только в большом городе.
Потом было поселение всё в том же филиале Дома студента на Ломоносовском проспекте. При этом всё та же, родная, столовая, кормила меня всё тем же бефстрогановом и киселём из клюквы, а в буфете всё такой же «джентльменский набор» в меню: сосиски, салат, горошек, кофе со сгущёнкой и булочка с изюмом. Боже мой! Как мне это мило и как я по всему этому соскучилась. Это – атмосфера, окружающая среда. Её не замечаешь и даже мысли не допускаешь, что это следует ценить, когда оно есть, и этим живёшь каждый день. А когда приезжаешь и вспоминаешь, что это приметы того, что ты уже переживал, что тебе было дорого, то начинаешь впадать в сентиментальность.
Но тут ещё и другой аспект появлялся. В совхозе я жила впроголодь. Меня даже в больницу под капельницы клали, чтобы предотвратить дистрофию. И это не была дань моде – такой дикой моды тогда не было – голодать, чтобы стать стройнее. Тогда вообще не было такого нелепого стандарта красоты, какой есть сейчас в мировой моде: чем худее, тем красивее. Тогда в магазинах мало, что можно было купить. А в совхозном сельмаге вообще хоть шаром покати. Я до поездки в Москву никогда не ела сосисок, видела их только в кино «Карнавальная ночь». Чтобы жить в совхозе, надо держать своё хозяйство. У нас же это было невозможно. Именно в то время тётя перенесла сложную и тяжелую операцию, бабушка прошла курс терапии облучением в онкологическом диспансере. Брат уехал по распределению на Дальний Восток. Вести хозяйство было некому. Хорошо, что был огородик во дворе с грядками помидоров и огурцов, да десяток кур несли яйца. Кое-как ухаживали за поросёнком. Это и был наш прожиточный минимум. Поскольку у меня были проблемы с желудком, то через два дня на третий бабушка брала для меня литр молока у соседей. Моей самой любимой едой было это молоко. Но его не хватало, потому, что у соседей была всего одна корова, а желающих попить молока было много. Ни мяса, ни колбасы, ни кисломолочных продуктов в нашем рационе почти не бывало. Сало, яйца диетическими продуктами никогда не считались. У бабушки было в меню суп, борщ, картошка, блины. Мой организм такую пищу не принимал. Требовался белок, а его неоткуда было брать. Это и привело меня впоследствии в стационар.
Из дневника.
«2 февраля 1974 г. Б. Орловка. Лежу в больнице. Ужасная трусиха. Позор! Я боялась капельницы. Оказывается зря. Это совсем не больно…»
И это я описываю не времена 1913 года, по которому тогда сверяли все наши достижения. Я описываю жизнь в провинции образца 1973 года, расцвета социализма. При этом во мне никогда не возникало чувство обделённости, и я не понимала своей нищеты. Просто тогда так жили многие, а у нас в семье были особые печальные обстоятельства – болезни моих дорогих людей, отчего положение усугублялось. При этом жизнь в таком городе как Москва была эталоном и синонимом райской жизни.
Ночёвка в общежитии была всего-то одну ночь, поскольку собеседование при приёме на рабфак было кратким и проходило всего несколько минут. Но приехали абитуриенты из разных мест, с разными задатками. Я слушала девушек в комнате, их какие-то заумные разговоры и думала, что если они такие умные, то им пора поступать в аспирантуру, а не на рабфак.
Во время собеседования мне сразу стало ясно, что я опять за бортом. Строгий преподаватель задал мне вопрос, который сразу срезал весь мой полёт и все мои притязания стать рабфаковкой.
– Вы читали «Анну Каренину»?
– Да, – говорю я, хотя это не так. Сколько раз я бралась за этот роман, но не могла до конца одолеть. К тому же вещь не программная, разве я обязана её знать именно для этого случая?
– Какой эпиграф у романа? – продолжает «изгаляться» преподаватель.
– ???
– «Мне отмщение и аз воздам», – говорит экзаменатор. – Как вы его понимаете? Аз – я, – поясняет он.
– ???
Вот и всё моё собеседование, потому, что после моего молчания, последовало предложение преподавателя:
– Вы свободны.
Я не плакала, только недоумевала. Спросили то, чего я знать не могла. Ведь это библейское изречение до сих пор толкует каждый так, как понимает. А понимают его по-разному. В те времена Библию не читали, её невозможно было достать без специального на то разрешения. Я, конечно, должна была свои мировоззренческие мысли излагать, но тогда к этому не была готова. Как не могла это истолковать и гораздо позднее, до тех пор, пока сама не прочитала эту библейскую строку, где Аз написано с большой буквы, и имеет под собой «Я» – Бога. А ведь, если толковать так, как мне предложил преподаватель: аз – я, то тут сказать ничего вразумительного нельзя.
Из дневника.
«13 июля 1980 г. Калач. «Мне отмщение и аз воздам». Лет семь назад, когда я пыталась поступить на рабфак МГУ, на собеседовании по литературе строгий преподаватель (а то был добрейший Николай Вас. Ярошенко) спросил меня об эпиграфе к «Анне Карениной». Я не знала, он сказал и спросил, что это значит. Я опять не знала, что значит «аз воздам». Кому воздам? За что?».
Моя подруга, студентка-второкурсница, Света Вараксо, с которой мы так дружили во время абитуриентской поры, а потом переписывались, меня утешала.
– Ты не подходишь по характеристике для рабфака. Берут только ребят, в основном после Армии. Хоть они и тупые, но мужики. Посмотри, только три девчонки приняты.
Я с ней соглашалась, но обидно было и стыдно, что у меня отнялся язык, и я ничего не могла сказать вразумительного. Опять я была не готова. Время не настало.
Из дневника.
«30 октября 1973 г. Мне так не хочется уезжать из Москвы. До слёз. Раньше этого я не испытывала. Вчера я была у Светы. Атмосфера их комнаты произвела на меня огромнейшее впечатление. Мы пили чай, танцевали, слушали Чайковского и Штрауса. А потом пела песни Света. Я целый год ждала этого момента. Но её голос стал несколько тише, и от этого немного проигрывает. …Вчерашний вечер – прелесть. Я так разозлилась, что решила непременно поступить в МГУ. Печально, но пока из-за таких вот вечеров. …Журналистика – само собой. А жить такой интересной, заполненной жизнью – счастье. Рабфак не принял меня. И я уезжаю. Вот до боли не хочется уезжать. Так тоскливо».
Они жили так же, как и живут почти все в общежитии – вчетвером. Но у них, кроме меня, кто-то ещё был в гостях из провинции. Я запомнила ещё Иру Генинг – живую, с юмором девушку. Она здорово танцевала танго со Светой: со всеми разворотами, выбрасываниями ножки вверх и так далее. Мне понравилась эта свобода движений, внутренняя раскованность, абсолютное отсутствие каких-либо комплексов. Также пели тогда и ту песню, которую называли «Белогвардейским романсом», годы спустя включённую в свой репертуар Александром Малининым.
Четвёртые сутки пылают станицы,
Горит под ногами родная земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надеть ордена!
Слышал бы их тогда декан самого партийного факультета в стране. Но я в этом улавливала особую свободу взглядов, особую точку зрения, которая была совсем отличной от той, что мы имели в школе. И эта возможность отходить от кем-то, не мною, заданной программы моего бытия, меня очень привлекала. Я никогда не была диссиденткой, а жаль. Для этого нужна была особая внутренняя смелость и полная зрелость собственных взглядов на мир, чего тогда у меня не было, и быть не могло – у девочки из провинции. Этому попросту неоткуда было взяться. Ведь провинция всегда жила по чужим установкам. В этом и вся трагедия. Не было сильных партнёров для общения, не было рядом личностей, способных своё несогласие и свой протест выражать словами, а не пьяным дебошем. Поэтому на таком фоне очень притягательна была сама по себе возможность общения со сверстниками, у которых такие же интересы, как и у меня.
Я вернулась в посёлок без названия – ВДВС №3, чтобы отбыть своё время, необходимое для получения производственного стажа. Но «отбывала» я свой «срок» весьма активно и вполне эффективно.
В дневнике я занималась самоистязанием.
«29 ноября. …Посмотрев фильм «Гойя», я, как и вчера, как и всегда спрашиваю: «Что я сделала хорошего?», «Кому от моей жизни сделалось празднично?», «Что я способна сделать?». …Кто знает, кому дано? Кто такое придумал? Ведь предопределения нет! Лень. Работать не привыкла. Жалею себя. И только сейчас так мудр Горький: «Не жалей себя – это самая гордая, самая красивая мудрость на земле. Да здравствует человек, который не умеет жалеть себя». А мне кричать хочется: «Жалейте себя! Как жалки ваши потуги стать человеком. Жалейте себя во имя познания мира. Жалейте о каждом мгновении, которое вы потеряли. Жалейте, что вы – бездарны!».
Перед своим днём рождения я подписала себе открытку.
«Катя, непослушный мальчик Икар! Поздравляю тебя с Днём твоего рождения. Не огорчайся: 19 лет – ещё не старость. Это счастье – 19 лет, это великое счастье – жизнь! Никому не известно, сколько отпущено тебе. Поэтому не разбрасывайся, дорожи временем, торопись жить, жалей об утерянных минутах, о пустых часах, днях. Это ужасно – пустой час, ещё ужаснее – пустой день. Не будь ханжой, не жалей себя. Не говори того, чего не сможешь сделать. Верь в алость своего паруса, верь в мечту, любовь и дружбу. Будь весёлой, не потакай своему дурному настроению, которое навещает тебя весьма часто. Ну, живи! Я верю в тебя, завтрашняя Катька! 4 декабря 1973 года. Катя-восемнадцатилетняя».
У меня всегда был внутренний конфликт с моими ровесниками в школе, с моими комсомольцами в совхозе. Я всегда это глубоко переживала и мучилась. Осуждала себя за то, что не могу дружить, быть компанейской…
«5 декабря. …Этот день – мой. И я одна. Мне грустно. Я счастлива. Я не люблю дни рождения. Я их просто ненавижу. Пойду учить польский…»
Я тогда плохо понимала, отчего так происходит, отчего у моей какой-нибудь очередной подруги резко менялось настроение, и она заводила себе новую товарку. Слово я подобрала меткое. Вот оттого, что я не хотела быть ничьей товаркой, я и была одинока. И это ведь не только в юности такое было, это длится всю жизнь. Внутреннее одиночество возникает именно из-за недостатка полноценного интересного общения. Этого общения не достаёт тогда, когда человек попадает не в свою среду: работает не там, где он должен работать, живёт не с тем человеком, с кем должен был бы жить. Иное дело при этом уживчивость, терпимость, снисходительность. Это элементы воспитанности, они нужны для спокойной и мирной жизни, но никак не могут решать проблему внутреннего одиночества.
«25 декабря. Как можно? Как можно так пусто ставить свою жизнь?! Это я о ребятах. Ну, чем же они занимались сегодня целый вечер? Сидели, вырезали снежинки (такая невинность) и ругались матом, не стесняясь, даже как-то очень искренне, словно вели интересную деловую беседу. Как можно?! …Я смогла найти другие интересы. И меня тошнит от мата, мне претит уважать этих девчат и ребят, мне противно быть их комсомольским секретарём.
…Я не могу прощать им этой пошлятины. Почему же они не могут сопротивляться этой тупости, которая овладела ими? Что мне делать? Ну, случается мат в сердцах, с кем не бывает. Но чтобы так трепаться. Какая убогость, какое оскудение. За что же уважать?».
После поездки в Москву, моя тоска по университету стала постоянной. Я смотрела по вечерам программу «Время», чтобы быть в курсе событий. Но особо ждала сюжета о погоде под музыку «Манчестер и Ливерпуль», где показывали Москву: спешащих горожан, мчащиеся машины, дождливые или солнечные городские улицы… Гораздо позже я написала цикл стихов «Московский Университет», где в первом стихе очень точно передала это настроение, которое меня тогда одолевало.
I.
Облака плывут над Москвою.
На экране зажегся свет.
Сердце окатит тоскою,
Как хочу я в Университет!
Сообщает «Время» погоду.
Я печально смотрю на экран.
Жаль, не то сейчас время года,
Собрала бы давно чемодан.
А в родной деревне все лица -
Как давно примелькались они!
Ах, как хочется мне в столицу,
Где заманчиво светят огни.
Где всемирно известные Горы,
Где стоит уже столько лет
Прекрасный в любую пору
Московский Университет!
Тогда ещё не было столь употребительно слово «ностальгия», а если его и употребляли, то только в одном изначальном значении: тоска по родине. У меня была тоска по Москве, по толпе, по суете – по большому городу – ностальгия.
Был у меня в это время и любимый мальчик, с которым всё было непонятно. Он – один из братьев-близнецов, поэтому всё, что он предпринимал, делалось синхронно: точно так же поступал и его брат. Задумали они уехать в Москву. Вместе отправились в столицу. Работали на «Скорой помощи» – это всё, что я знала. Мы переписывались. На праздники они приезжали домой. Мы общались. Но никаких объяснений у нас не было, никаких планов на будущее мы не строили. Мы общались вполне целомудренно. У меня сохранилось его письмо, присланное им уже из Ростова-на-Дону 18 марта 1975 года. У них с братом тоже не получилось жизни в лимитной Москве. На конверте мой тогдашний адрес: 117192, Москва, Ломоносовский пр., д. 31, корп. 3, к. 419. Скольким моим однокурсникам он покажется милым и ностальгическим. Ведь начиналась наша студенческая жизнь именно в ФДС – филиале Дома студента.
Из письма Коли Карасёва.
«…Очень часто, когда вспоминаю Москву, вижу тебя, коротко подстриженную и переживающую за исход экзаменов…
Зайду в магазин пластинки покупать и вспоминаю «Болеро». Всё-таки тогда… счастье было, цветы живые были, радость была, «Болеро» с Чайковским были…
Сейчас, Катюша, я везде тебя ставлю себе в пример. Всё-таки, ты сильный человек. Я имею в виду силу воли и упорство в достижении цели. Не каждый так сможет, не каждый. Конечно, ещё много сил надо, чтобы достичь этой цели, но я не сомневаюсь, ты сможешь, Катюша. У меня какой-то толчок произошёл, появилось желание учиться, и цель ясна…».
Пожалуй, с этого письма можно и начинать абсолютно новую, звёздную, главу в моей жизни. Но письмо опережает события, а ещё тянулись серые будни в ВДВС № 3, ещё были маленькие события в моей жизни там, но всё равно период уже начинался именно звёздный.
Это сейчас известных журналистов, особенно с телевидения, принято называть звёздами. Тогда всё было скромнее. Для меня профессия журналиста звёздной не была. Я стремилась к ней только потому, что она могла дать мне интересное общение, возможность путешествий и, нечего душой кривить, некий социальный статус, отличающийся от всех. Но всё равно, обучение этой профессии, учёба в Московском университете – несомненно, самый звёздный период в моей жизни. Это потому, что тогда я не только своего журавля небесного поймала, а ещё и хватала звёзды с неба.
Но звёзды не горят ровным светом. Помните, ещё пятиклассницей я писала в «Пионерскую правду» и спрашивала, отчего мерцают звёзды? Так и в жизни получается, что все наши звёзды мерцают, готовые погаснуть или разгореться с неимоверной силой. Получается, что я ещё в детстве совершила поступок, ставший впоследствии, через много лет, началом моей повести о моих однокурсниках по факультету журналистики Московского Государственного университета имени Ломоносова. Ведь это здесь тогда обучались почти все сегодняшние известные журналисты. К сожалению, время быстротечно, оно не только само уходит, оно уносит и многие свои атрибуты и приметы. Время утаскивает за собой в Реку Памяти многие имена, и лица, обозначенные этими именами, их поступки и их дела, а в журналистике – это целые эпохальные пласты, которые были отражены каждым из нас, кто стал журналистом не только по диплому, а и по принадлежности.
На этом заканчивается первая книга "Девочка из провинции".
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. Вторая книга "Журавль в руках". СИНУСОИДА НА ТЕЛЯЧЬИХ РОЖКАХ, ИЛИ ПРОЩАЙ, ХОНДУЛАЙ! http://www.proza.ru/2012/03/01/1678