Остров Где-то-тут

Елена Добровенская
Начало
Родителей своих я помню очень плохо. Помню только то, что они были птицами
редкого полета - я еще только вылупился, а они уже летали выше всех в стае,
- и мне хотелось туда,  к ним, в высокое небо, но крылья мои еще не
окрепли, и в тот день, когда разбушевалась гроза, я попытался взлететь
высоко в первый раз. По человеческим понятиям мне было пять лет.
Так как я рассказывал всем, что самая большая моя мечта - летать выше всех,
меня прозвали "Тот попугай, который хотел летать выше всех". А потом уже
звали просто - Тот.
И вот наконец-то я услышал от мамы эти заветные слова:
- Малыш, лети сюда, сегодня мы поднимемся высоко!
И мы поднялись высоко. Мое птичье сердце защемило от восторга и ужаса.
Ничего подобного я никогда не испытывал - я весь был полетом, воздухом и
светом. И я кричал: "Это я! Это я!" - а мама с папой смеялись от радости.
Небо вспухло тучами и почернело так внезапно, будто какой-то злой попугай
скомандовал ему. Гром, молнии, ливень - и больше я ничего не помню.
Рассказывали, что я камнем упал вниз, но не разбился, потому что упал в
Мяку - это такая мягкая высокая трава. А отец закрыл маму от молнии; молния
ударила в него, и они погибли оба - мама и отец, а я остался жить у маминой
сестры - тетушки Ляхи. И больше всего я жалел, что молния не ударила и в
меня.
 
В Стае.
Многие попугаи любят напиток под названием "О-хо-хо". Когда они пьют много
"О-хо-хо", то совершенно не хотят ничего делать, они даже есть не очень-то
хотят. Чаще всего, выпив "О-хо-хо", они ругаются друг с дружкой, а потом
спят двадцать часов кряду.
Тетушка Ляха тоже очень любила "О-хо-хо". Когда она выпивала много этого
напитка, то кричала: "Твои родители - наглецы! Как они смели оставить меня
с таким вот +пучком перьев+". И так она кричала и бурчала на меня и
говорила мне, что я "еще тот" и швырялась в меня разными вещами и называла
все это воспитанием.
Потом она засыпала, и я вздыхал посвободней. После того как мама с папой
погибли, в стае был объявлен запрет на полеты. Крылья у  попугаев начали
слабеть и становились дряблыми и вялыми.
Ночью, когда все спали, я тайком пробирался к реке - пешком! И там
тренировался, каждый раз взлетая все выше и выше. Но так как я очень боялся
разбиться, то решил учиться не только летать высоко, но и падать.
 
У реки.
Однажды, когда тетушка Ляха особенно разозлилась на меня за то, что я не
прибрал в гнезде и вообще "вылитый папаша", и, наоравшись до хрипа, уснула,
я, как обычно, пробрался к реке. Я давно уже не был наивным малышом и не
хотел больше летать выше всех. Я хотел просто летать, а еще я мечтал - хотя
бы на миг - увидеть маму с папой. Но я знал - это невозможно+. Поэтому у
реки, надышавшись свежестью, я пел благодарственную песню:
Я - Тот, попугай, эту песню пою
Реке, потому что я реку люблю.
Ведь нету здесь шума и гая,
Никто здесь меня не ругает.
 
Все свежестью дышит, дрожу я, но вот
Я крылья расправлю, отправлюсь в полет!
 Здесь можно о папе и маме мечтать+
Я очень упрямый - я буду летать!
И тут прямо посредине песни раздался писклявый голосок:
 - Поешь? Ну-ну+
Я вздрогнул, но потом подумал: "Может быть, это мой внутренний голос?"
- Пою! - весело ответил я голосу. Потом я начал летать над самой водой так,
что крокодил едва не схватил меня за хвост!
Это был очень ленивый крокодил, и все знали, что он ест только то, что
попадает ему прямо в рот.
- Да-да-да! - сказал я громко - И я был бы попугай "Тот, что попал Ленивому
крокодилу прямо в рот",
Крокодил опять уснул, делать лишние движения ему было лень, и он, как
никогда, напоминал замшелое бревно. И я взлетел выше.
 - Летаешь? Ну-ну! - раздался тот же писклявый голосок.
- Кажется, это не внутренний голос, - подумал я.
Может, это крокодил со мной разговаривает? Но, бросив взгляд на тупую морду
с закрытыми глазами, я понял, что это не крокодил.
Когда я вдоволь налетался, то начал учиться падать. И вот тут-то голосок
раздался в третий раз.
- падаешь? Ну-ну! - сказал голосок. Как раз в этот момент я очень удачно
приземлился и увидел около самого клюва крепенькую такую козявку-бузявку.
- Упал? Ну-ну! - сказала козявка-бузявка, и я как-то сразу понял, что
наконец-то нашел друга.
Этого друга, верней, подругу, звали Муля, Мулечка. Она тоже любила петь - и
пела очень высоким писклявым голосом и неожиданно низким, почти басистым+.
Она на ходу придумывала слова и мелодию, и звезды качались в небе в такт
Мулиной песне - так хорошо она пела, моя маленькая подружка. И еще она
умела летать и летала довольно высоко, особенно для козявки-бузявки. Но
мало всего этого - Муля еще умела падать! И тоже кое-что знала про
"О-хо-хо". Муля, как и я, была круглой сиротой, она сбежала от других
козявок-бузявок, оказалась возле реки, и вот тут-то появился я.
Муля рассказывала мне про свою жизнь, а я думал: "Неужели весь мир так
одинаков? Никто и не думает летать, потому, что это опасно, везде едят,
пьют "О-хо-хо", ссорятся и спят?"
Муля вся светилась, и глазки ее таинственно  мерцали при лунном свете. Но
вот стало потихоньку светать, и я понял, как я задержался у реки. Муля
спряталась в траве, а я заторопился. Я боялся, что тетушка Ляха проснется
до моего возвращения, и поэтому я решил не идти пешком, а лететь. Я летел
очень низко над землей, но мне не повезло: меня увидел старый Мол - большой
любитель "О-хо-хо" и отчаянный сплетник. Через два часа вся стая знала, что
я летал. Через четыре часа я стал изгнанником. Через шесть часов мы с
верной Мулей покинули родной материк и полетел в неизвестность.
 
В воздухе.
Много разных существ есть в этом мире. Пока я сидел дома, я даже не
подозревал о том, какие создания водятся в воде, в воздухе и на суше. Мы с
Мулей не знали, куда мы летим, - поэтому летели по направлению к солнцу. Мы
не знали, куда нас приведет этот солнечный путь. Мои перья плавились от
жары, я изнемог, а Муля, казалось, ничуть не устала. Она болтала без
перерыва и насмешила меня своей болтовней.
- Когда ты ушел утром, полусонный крокодил решил сменить воду на Мяку. Он
чуть не оттоптал мне лапку. И я зарычала на него, а крокодил подпрыгнул на
полметра и очень быстро вернулся обратно в реку, причем поплыл к другому
берегу!
Так мы приятно проводили время, пока не почувствовали легкую, совсем легкую
усталость. Тогда Муля запела удивительную песню:
Порадуйтесь, волны морские,
Мы в море отправились с другом,
Расстались и с лесом, и с лугом,
Веселые мы и живые,
Порадуйтесь, волны морские!
 
Волны начали пританцовывать в такт Мулиной песне. Муля пела, пела, а потом
замолчала, и я понял, как она устала. И в этот самый миг+.
- Земля! - завопила Муля совсем не тоненьким голоском, а скорее басом.
- Берег, берег, берег! - закричал я. Никогда в жизни не думал, что буду так
радоваться возможности не летать хоть недолго.
 
На берегу.
Мы приземлились на каменистом берегу, который выглядел как-то странно - ни
цветочка, ни кустика, ни травки, - не то, что Мяки, вообще никакой самой
что ни на есть захудалой травинки.
 Я попробовал клюнуть землю. Она была твердой, как кремень, как каменное
сердце, как черепаший панцирь+.
- Повезло, - блаженно вздохнула Муля, - только пить очень хочется.
- Повезло, - согласился я. - Еще как!
И тут я увидел ГЛАЗ!
Вы сидите сейчас дома в тепле и уюте с книжкой в руках и не можете даже
представить себе, что это был за глаз. Он был величиной с небольшое озеро -
круглый и злобный. Это был глаз древней черепахи из легенд. Точнее,
черепаха. Этот самый черепах был грозой всех морей - самым старым морским
чудовищем по имени Фаститокалон.
Но тогда я еще об этом не знал - глупый молодой попугай, улетевший в
неизвестность.
"Помогите!" - хотел я крикнуть, но откуда, скажите, можно было ждать помощи
в этом море?
Страшный и ужасный Фаститокалон повернул к нам медленно свою страшную
голову и усмехнулся. И тут Муля, маленькая моя Мулечка, увидела глаза
черепаха. Крылышки у нее встопорщились, она вытянула мордочку и+ зарычала.
Этот рык почему-то получился очень громким, как будто рычало сразу сто
Мулей.
Очень отважная девчонка была эта Муля!
Фаститокалон был безмерно удивлен. В первый момент он просто не понял, в
чем дело, но потом начал хохотать, и это спасло нас. Мы рванули с панциря
так, что перья посыпались с моего хвоста.
Чудовищный черепах хохотал, а вокруг ходуном ходили гигантские волны
высотой с десятиметровые деревья. Белыми зубами волны хватали нас с Мулей
и, наконец, сцапали и потащили на дно.
- Тону! - закричал я. - Спасайся кто может! - И меня проглотила морская
мгла.
 
Остров Где-То-Тут.
Это случилось, когда я утонул. Наверное, когда тонешь, так бывает всегда,
но я был неопытным попугаем и не знал, как оно обычно случается. Я открыл
глаза и увидел ярко-зеленую высокую траву - Мяку, на ней не менее яркие
желтые бананы, оранжевые апельсины+.
Но самое главное -  я увидел Мулю! Живая и невредимая она таращилась на
что-то большое ярко-золотистое. Это что-то большое ярко-золотистое
зашевелилось и оказалось огромным драконом. Но так как я уже утонул, то
решил больше никогда и ничего не бояться.
- Очень интересно у вас тут на дне, - сказал я вежливо дракону и шаркнул
ножкой. - Позвольте представиться: Тот, попугай!
- Очень приятно, а я - дракониха, но все зовут меня мама Ко. Только вы
совсем не на дне, вы на острове!
- Как же так? - завопила Муля. - Ведь мы же утонули!
- Вас спасли дельфины, - ответила, улыбаясь, мама Ко. - Они примчали вас на
спинах, а целебный воздух "Где-то-тут" помог вам прийти в себя.
- "Где-То-Тут"? - удивился я.
- Так называется наш остров.
Дракониха была такая большая, особенно по сравнению с Мулей, но мы сразу
поняли, какая она добрая.
От нее исходили волны спокойствия и тепла. Я вспомнил маму и немного
всплакнул, отвернувшись. У Мули тоже подозрительно заблестели глаза.
- Дорогая дракониха, - церемонно начал я, откашлявшись.
- Ко, можете называть меня мама Ко, меня все так зовут!
- Мама Ко, - голос мой чуть дрогнул, когда я произнес это чудесное слово
"мама", - нам так нравится этот остров! Можем ли мы с Мулей здесь
остаться?
- Конечно! - ответила дракониха, - на этот остров попадают только те, кто
не боится летать и падать.
Тут в небе недалеко от того места, где мы разговаривали, появились какие-то
странные птички.
- Беретейки полетели! - И дракониха рассказала нам удивительную историю.
 
История любви.
Один не очень молодой, но прекрасный берет, мечтал о любви. Он лежал в
темном шкафу рядом со старыми, видавшими виды норковыми шапками, молодыми
фуражками и легкомысленными вязаными шапочками. Но ни одна из них не
поражала его воображение. Но вот однажды в шкафу появилась Она - вся такая
изящная, с крылышками, хрупкая и невесомая, и наш герой влюбился без
памяти! Ее звали Моль.
- Да, - вздохнула мама Ко, - как часто нас поедают те, кого мы любим!
Правда, Моль ела не сама, ели ее детки-червячки, но шапкам от этого не было
легче - ведь ели именно их. И берет не избежал общей участи. Но он был
парнем с характером! Поняв, что жестоко ошибся в своей любимой, берет
выбросился из шкафа.
Девочка, хозяйка берета, увидела его валяющимся на полу, подняла, бережно
отряхнула и обнаружила в нем дырочку.
- Ой! - воскликнула девочка, зашила аккуратно дырочку и вытащила все шапки
на зимний балкон - так борются с молью. Моли в доме и в шкафу скоро не
стало. Но свой беретик (совсем еще не старый, хотя и не молодой) девочка не
захотела класть обратно в шкаф. Она убирала его только от лучей палящего
солнца. Наступила весна, и на подоконнике в клетке вовсю распелась
канарейка. И наш берет пропал - он влюбился, просто по уши влюбился в
желтую, как солнышко, канарейку.
Они прилетели к нам, на Остров, и здесь у них родились детки - беретейки!
 
Друзья.
Я был поражен. Я так мало еще знал о мире!
- Никогда, никогда бы не подумал, что береты умеют летать!
Мудрая дракониха только вздохнула:
- Милый, милый Тот! На самом деле летать могут все! Все без исключения,
понимаешь? Только тяжелые мысли не дают подняться в воздух, а вовсе не
отсутствие крыльев!
Тут послышался звонкий смех, и из-за высокого дерева к нам спикировал
маленький золотой дракончик.
- Мой сын - смеющийся дракончик! - гордо сказала мама Ко.
 - Привет, - улыбаясь до ушей, крикнул дракончик. - Меня зовут - Смех,
представляете? - И так заразительно захохотал, что мы все: И Мулечка, и
мама Ко и я - начали смеяться! Да что там - мы прямо-таки покатились со
смеху!
Так у меня появились настоящие друзья - кроме самой близкой мне Мулечки -
мама-дракониха Ко, дракончик Смех, Берет и Канарейка, их дети - беретейки и
многие-многие другие, весь наш остров "Где-То-Тут".
У нашего острова есть сердце, только никто не знает, где оно. Может быть,
под звенящим деревом?
Это дерево - наш дом, оно огромное, почти касается кончиками ветвей звезд.
У каждого из нас на этом дереве - свой дом. Драконы живут внизу, в огромном
дупле, похожем на пещеру, а Муля живет прямо под звездами - на макушке
дерева. На нашем дереве вместо листьев растут  колокольчики - большие и
маленькие. Ночью они звенят тихонечко, убаюкивая, и звезды позвякивают им в
ответ еле слышно - так, чтобы услышали те, кто не спит, и не проснулись
спящие. А когда наступает утро, колокольчики устраивают такой
звон-перезвон, что просыпается даже туговатая на левое ухо мама-дракониха.
 
 
Дельфин.
 Однажды ветреным солнечным утром раздался невероятный звон-перезвон.
Оказалось, что в самое сплетение ветвей, где висели маленькие колокольчики,
влетел с разгона дельфин.
Я уже о многом знал, живя на Острове, но все равно удивился. Муля
проснулась и сразу же начала распевать Большую Утреннюю Песню, несколько
бессвязную спросонок:
Звезды погасли,
А я - Муля
Сияю, как солнышко,
И встречаю утро!
Как это мудро, что звезды погасли,
А я - Муля+.
И так до бесконечности+ дельфин выпутался тем временем из ветвей, лукаво
поглядел на Мулю (она его не замечала) и порхнул к дуплу, из которого тут
же появилась золотая голова юного Смеха. Я слетел к ним.
- Доброе утро, доброе утро всем! У нас гость?
- Доброе утро, Тот! Это - Дельфи. Это он когда-то спас тебя и принес сюда
на спине.
- Дельфи, здравствуй! - Я обнял дельфина. - Мечтал познакомиться с тобой, и
вот ты наконец-то приплыл!
- Я прилетел! - лукаво сказал Дельфи, лучший в мире дельфин.
Дракончик улыбнулся:
- Дельфи летает, как все мы, хотя плавает лучше нас.
- Особенно лучше нас с Мулей! - воскликнул я, а Дельфи и дракончик
захохотали.
И тут Дельфи стал очень серьезным.
- Прошу вас собрать всех!
Когда все-все обитатели острова собрались у подножия дерева, Дельфи
сказал:
- Я прилетел, чтобы предупредить вас. Один из самых удивительных людей
однажды сказал: "В море множество чудищ морских, но воистину страх - он,
Фаститокалон! Он страшнейший из всех и последний в роду черепах".
- Ой, это наш черепах, из-за которого мы чуть не утонули!
- Фаститокалон в ярости! Он не привык, чтобы добыча убегала от него!  Он
думал, что море забрало вас и пытался сразиться с морем. Но с морем
сражаться бесполезно. И вот он откуда-то узнал, что вы выжили и живете
здесь. И он копит в себе ярость, он поклялся стереть с лица земли не только
вас, но и весь остров!
- Но почему? - возмутилась Муля. - Что мы ему такого сделали? Ведь мы
только думали, что он остров и присели на него отдохнуть.
- Нельзя приседать на чудовищ, они этого не любят, - серьезно сказал
Дельфи, а дракончик опять захохотал.
 - А Муля, - продолжал Дельфи с уважением, - хотя она такая маленькая,
посмела не бояться Фаститокалона и рычала  на него. Сначала это его
рассмешило, но потом, когда вы ускользнули, привело в страшную ярость.
Мама Ко, которая до этого молчала, спросила:
- Когда же нам ждать Фаститокалона?
И Дельфи ответил:
- Еще неделю он будет копить ярость, чтобы выплеснуть ее на остров.
- Ну что ж, - сказала мама Ко, - будем ждать! А сейчас не пора ли нам
подкрепиться? - Мудрая дракониха знала, что даже перед катастрофами
необходимо поесть.
 
Подкрепление.
На нашем острове растет так много всего, что легче назвать, что на нем не
растет.
А растут не только фрукты и овощи, но и клубочки разноцветных ниток, из
которых мама Ко вяжет замечательные шапочки, шарфики и свитерки. Мы все на
острове едим груши, бананы, апельсины. На деревьях растет шоколад, а в
глубине острова бьет лимонадный ключ. Иногда еще летающие коровы умоляют
взять у них хоть немного летающего молока.
Вот и сейчас, когда мы собрались подкрепиться, прилетела корова Дульсинея
и, глядя на нас большими влажными глазами, попросила:
- Возьмите молочка, а? Так хочется сделать вам подарок.
Мы подоили Дульсинею, она радостно и благодарно замычала и улетела к своему
теленку. Поев фруктов и попив молока, Дельфи окунулся в море - он умел
летать, но не мог очень долго обходиться без воды.
- Что же будем делать? - спросил я.
Стоило только вспомнить о  страшном Фаститокалоне, как меня начинала
пробирать дрожь, и я трясся весь от макушки до кончика хвоста, надеясь, что
никто этого не заметит.
- Как - что делать? Мыслить конечно! - удивилась дракониха. - Мы все вместе
помыслим о сети, прочной невидимой сети, которая защитит остров со всех
сторон.
- А если сеть не выдержит, тогда я зарычу на страшилище, - грозно
воскликнула Муля. И мы сели в кружок и стали вымысливать сеть. Сеть
получилась очень прочная, потому что мы думали о ней изо всех сил все
вместе и сотворить ее было самым большим нашим желанием.
В этот день мы даже пропустили полеты, хотя всем известно, что крылья нужно
тренировать. И тут я удивленно уставился на Дельфи.
- Дельфи, а где же твои крылья? Как ты летаешь?
Мама Ко посмотрела на меня укоризненно:
- Малыш Тот, ведь вы вместе только что сотворили невидимую, но очень
крепкую сеть. Так почему же ты думаешь, что нельзя сотворить невидимые
крепкие крылья?
- И летать на них? - удивилась Муля, открыв рот.
Дракончик захохотал, а я понял, что мы с Мулей знаем еще так мало+
 
Фаститокалон.
День, когда пришел Фаститокалон, был похож на ночь. Небо почернело и
вспухло тучами, точь-в-точь как в тот далекий злополучный день гибели
родителей.
Вода вышла из берегов, но сеть, наша вымышленная сеть охраняла остров со
всех сторон, и волны разбивались об нее, не доходя до берега. Фаститокалон
подплыл к самому берегу, к нашей крепкой невидимой сети. Он был почти такой
же огромный, как весь наш остров. Он вытянул древнюю морщинистую шею и
глянул на нас из-под древних полуприкрытых век. Злость плескалась в его
бездонных глазах. И еще там почему-то была лютая тоска.
Фаститокалон наткнулся на сеть и в ярости заревел. Он отплыл далеко в море,
разогнался и, как чудовищное огромное ядро, понесся к остову. Сеть не
поддалась. Он отплыл еще дальше, разогнался еще раз и - о ужас! - сила его
ярости была так велика, что сеть дрогнула!
- Помогите держать сеть!  Мыслите ее еще более крепкой! - крикнула мама Ко.
И в тот момент, когда черепах разогнался в третий раз, молния ударила прямо
в один из золотых колокольчиков, он жалобно зазвенел, а молния отскочила и,
как живая синяя шпага, ткнула Мулю, и та упала на Мяку под звенящим
деревом.
Все закричали: "Муля! Муля!" - и бросилась к ней, а в это время
Фаститокалон порвал сеть!
Муля была жива, только оглушена, и я бы скакал и пел от радости, если бы
не.+ И я весь трясся от страха, но начал приводить Мулю в чувство. Бедная
моя Мулечка!
- Конец, - пискнул перепуганный Берет и закрыл собой беретеек. Мама Ко и
дракончик бросились на Фаститокалона. Они били его крыльями по глазам,
царапали, но мы понимали, что всем нам и правда пришел конец.
В этот момент небо прояснилось, и наступила странная тишина. Все
почувствовали какую-то дрожь, пробежавшую по всему острову. Фаститокалон и
драконы замерли. И в этой тишине раздался громкий ритмичный стук.
- Сердце острова! - воскликнула мама Ко. - Это бьется сердце острова!
И тут грозный, страшный, древний черепах Фаститокалон заплакал.
Это было так неожиданно, что я забыл про обморок Мули. Драконы шлепнулись
на землю, а беретейки высунули из-под папы любопытные носы. Фаститокалон
прерывающимся голосом прошептал:
- Это ты, ты! Это бьется твое сердце! Где же ты, брат мой, последний брат
мой, друг мой!
И раздался голос, сильный и мелодичный:
- Я перед тобой! На мне растут деревья и живут разные существа - и все они
мои дети! Я стал островом, чтобы давать другим пищу и кров; чтобы те, кто
поет, летает и падает, могли жить и творить вместе. А ты, Фаститокалон, что
делаешь ты, брат мой, друг мой?
 И Фаститокалон заплакал еще горше:
- Брат мой, друг мой, прости меня, я думал, что остался совсем один, что
никого из наших не осталось! Люди жгли на мне костры, и я топил людей и их
корабли! Я видел, что меня никто не любит, и поэтому возненавидел всех
живых существ вокруг!
И остров "Где-То-Тут" ответил так:
- Брат мой, друг мой, я очень люблю тебя! Но окаменела земля твоя, и
каменным стало сердце. Поплачь же и не стесняйся своих слез - они смягчат
камни+ а потом мы вместе подумаем, как помочь тебе!
И слезы градом хлынули из глаз черепаха. Грозный страшный Фаститокалон
рыдал, как маленький неоперившийся попугай, а солнце вовсю уже сияло над
нами, и удивленная Муля, очнувшись, вертела головой и никак не могла
понять, что же происходит+ Позднее она призналась мне, что приняла
плачущего черепаха за галлюцинацию.
Когда Фаститокалон выплакался, а случилось это не скоро, он поглядел на нас
всех - и мы безмерно удивились, ибо тоска и злость ушли из его древних
глаз. И Фаститокалон сказал:
- Брат мой, друг мой, я знаю, что делать!
И из каменного панциря вырвался, как из темницы, на свободу росток. Он
тянулся к солнцу, выпуская побеги, тут же росли упругие ветки, лопались
почки и маленькие колокольчики вылуплялись из них, как цыплята из яиц, и
звенели на солнечном ветру.
На панцире тем временем выросла Мяка, и маленькие кустики, и деревья с
плодами.
- Брат мой, друг мой, - раздался голос "Где-То-Тут", - ты ведь тоже
остров!
Глаза Фаститокалона засияли, и в каждом отразилось по маленькому солнышку.
- Да, я - остров, а вовсе не чудовище! Я - Остров Фаститокалон!
И мы поняли, что звенящее дерево, и Мяка, и кусты, и плодовые деревья - все
это было у черепаха внутри, а теперь вырвалось наружу, расцвело и начало
плодоносить.
 
Об островах.
Вот так закончилась одна из историй, которые случаются у нас.
Рядом с нами, совсем неподалеку теперь есть еще один Остров, который
населяют множество удивительных существ. Эти существа не пьют "О-хо-хо" и
не поедают друг дружку. Они слишком заняты - они, как и мы, хотят изменить
мир хоть чуточку к лучшему. И если я со временем слетаю к тетушке Ляхе и
скажу ей: "Тетушка Ляха, сестра матери моей, я люблю тебя! Давай я научу
тебя летать высоко!" - то, может быть, она заплачет, как Фаститокалон, и
захочет улететь со мной на остров. А может быть, вся стая.+ Так что я
подумываю о полете в родные места, а крылья мои все крепнут. Но вот что
странно - иногда мне кажется, что я вовсе не попугай, а что я - маленький
остров со своим звенящим деревом, и я слышу, как там, внутри, радостно
звенят колокольчики - диги-дон, диги-дон, диги-дон.+ Слышите?