Водка, шумно булькая, кружась и пузырясь, быстро наполняла гранёный стакан. Затем вихрь пузырьков остановившись, тоненькой ниточкой, теперь уже совсем маленьких пузырьков, устремились вверх.
Давно не бритый, с сильной проседью, острыми, вымученными чертами лица, мужчина, неподвижно, почти тупо уставился на стакан. Видно было, что он заставляет себя выпить это пойло. Решился. Схватив стакан, судорожным движением запрокинул его. Глогча заходил ходуном острый кадык.
- Уф-ф-ф! Долго не мог вдохнуть воздух. Горло и грудь неприятно обожгло. Но скоро этот огонь поутих, и он жадно захрустел малосольным огурцом.
- Опять, самопал втюхали! - подумал он беззлобно. Внутри потеплело и камень, что внутри, стал немного тая, отходить.
Жадно налил второй стакан. Хотел разом, одним залпом, хоть на время избавиться от этого так давно и сильно сковавшего всё его нутро состояния. Выпил теперь более решительно. Вновь суррогат спёр дыхание. Покашливая и крехтя, долго занюхивал небольшой корочкой хлеба. Затем вяло зажевал им. Есть не хотелось. Задумался.
Вот они, трое один меньше другого, босоногие и голопопые, все в цыпках и до черноты загорелые - дети, бегают и скачут вокруг него, неистово крича:
- Пап! А па-а-а-а-п... Пошли купаться. А он, немного строжась, но всё равно довольно улыбаясь, нравоучительно говорит:
- Дополиваем помидоры и пойдём... Маме помогите. И, выхватив шланг, тонкой струёй окатывает их. Дети , довольно визжа на всю округу, бросились к матери. Жена устало выпрямившись смеётся:
- Ох и шалопутный ты у меня! Всё детство играет!
- Да, хорошо мы жили тогда, дружно!
А вот, они уже постарше. Всех он приучил сызмальства к труду - всё могут. И гвоздь забить и огород вскопать. Да всё, чего уж там говорить! Вон старший, мотоцикл запросто отремонтировал. А я... не смог.
Здесь, совсем взрослые, Сильные - красивые! Всё, что было отдал - всему научил. Теперь каждый мог с "нуля" дом поднять!
- Да, смышлёные детки оказались. - мужчина горестно вздохнул.
Радость, так забрезжившая было, стала быстро улетучиваться.
- Но что случилось с ними?! С нами?! Почему стали такими?!
Вновь холодным льдом, жарко полоснуло по душе, когда вспомнил холодный, совершенно пустой и равнодушный взгляд сына, когда он робко, словно невзначай, решил рассказать ему о своей серьёзной и, наверное, неизлечимой болезни. Он даже поперхнулся, наткнувшись на ледяной взгляд. Стараясь скрыть слёзы обиды, быстро ушёл, почти убежал. Но не было окрика вслед, столь желанного сейчас им:
- Папа стой! Что с тобой?! Расскажи?! Не было!
Жена тоже:
- У всех болит... Если б ты знал как я болею?
Оно и правда, она всю жизнь жаловалась то на то, то на сё-ё-ё-ёооо. Лекарств было в доме преогромное количество и в них здорово разбиралась.
- Но я... ведь впервые! Впервые за всю жизнь пожаловался, хотя иногда и болело что то. Но как - то обходился.
И захлопнулась в душе некая "форточка". Так тоскливо ему стало от этого убивающего всё равнодушия!
Покрутив головой:
- Никому, никому стал ненужен!
Смахнул вновь набежавшие слёзы и вдруг неожиданно для себя тихо, слегка подвывая, запел:
- ... Ты-ы-ы-ы добы-ы-ы-ычи-и-и не дождё-о-ошься-а-а-а... Чёрный во-о-орон я-а-а-а не тво-о-оой...
Вновь остатки водки, так же кружась потекли в стакан, подобно невесёлым мыслям мужчины.
28. 02. 2012 г.
с. Чапаево