(из повести "Могу не приезжать..." Урал 2000-10)
Позднее утро. Дождь, настырный и бурый, суток на двое, не меньше. Полуодетая, я слоняюсь по кухне. Мимо окон из Олегова подъезда катится озабоченный мокрый Андрей. Потом звонок в дверь.
— Кто там?
— Свои.
— Нет, так не интересно. Кто там?
— Открой, увидишь.
Оделась, открыла. Андрей.
— Олег у тебя?
— Нет. И не было.
Не верит.
— Дай воды напиться.
Сходила, принесла.
— Че, до дома не мог дойти?
— До дому-то я дошел... Вчера. Со своей разругался. Можно не здесь пить? А то соседи такие...
Я пропустила его в прихожую.
— Тем более неча по чужим девкам шляться.
Осушив одним глотком полкружки, он смотрит на меня с презрением.
— Конкурс на лучшую глупость продолжается. Я вчера у них и был. Ты одна дома?
— Одна, одна. Поэтому и уходите поскорее.
Ушел.
Потом вроде развиднелось, я отправилась по своим кошачьим делам, забытым за авантюрой с Олегом. Нехай меня повесят, если я еще погляжу на его окно после вчерашнего!
Дела свои — в основном визиты вежливости и сбор информации — я дольше откладывала, быстрее сделала. Осталось напомнить про мебель. Это на другом конце поселка, идти опять через наш двор. Глаза б мои его не видели. Иду, ни на что не смотрю и думаю только о том, что хромаю — слишком много выходила сегодня на каблуках.
— Ритуля!
Я даже с шага сбилась. Ненавижу эту кличку! Подняла голову — с третьего этажа мне улыбка 9х12.
— Привет!
— Ты куда?
— Сходить надо, сейчас вернусь.
Последний пункт моей программы выполнен, можно и не торопиться домой, обходя по раскисшей глине километровые лужи. Но снова дождь, я рысью рванула до родного подъезда. На сей раз меня никто не окликнул. Дома я швырнула коту кусок хлеба с салом, покрутилась перед зеркалом, расчесалась — и все-таки вышла опять орать под окном: “Олег!”
Они с Морисом как раз спускались по лестнице. Олег, всерьез пьяный, берет меня под локоть.
— Ты извини за вчерашнее.
— Ничего-ничего, мне даже прикольно было, от меня еще не сбегали.
— Правда? А я и не сбегал. Я просто пришел поздненько.
Мы остановились у мокрой скамейки.
— Я покурю, пока Морис домой сходит.
Его мутные глаза чуть-чуть светлее, мы стоим на ледяном ветру с примесью дождя и листьев — я опять не могу не смотреть на него.
— Страшный?
— Нет. Уже лучше.
— Всю ночь просидели с Андреем. Он к тебе заходил сегодня?
— Заходил.
— Воды просил напиться? — ухмыляется Олег. — Я ему говорю: “Что вы все повадились меня у нее искать? Нечего мне там делать”. А он: “Я только водички попить”.
— Ага, он пока не удостоверился, что тебя нет, — не ушел.
— Ну вот. Ты в другой раз вообще дверь не открывай. Его жена выгнала, он сейчас у меня на кухне спит. В одеяло завернулся, как куколка, пошевельнуться не может.
Морис пришел, и мы идем через заброшенный детский сад до общаги, где он опять исчезает, а мы остаемся на ветру, который просвистывает насквозь. Прячемся за выступ стены под балконом.
— Представь, мы по этой стене лазили. До балкона.
— Трезвые?
— Пьяные. Лет пятнадцать назад. В общагу же тогда не пускали, не то что сейчас.
Я восхищенно распахиваю глаза. Ночь не спал, пьяный, вчера от меня сорвался — а сегодня опять честно пытается развлечь.
— Ты думаешь, у меня такая веселая жизнь? Как мне все это надоело. Уехать бы куда и не видеть этих мосек! Хотя бы дня на три.
— Я вообще не знаю, как ты тут столько прожил. Я как-то год прожила, чуть не свихнулась. Так гадко; я себе все время шоколад покупала. Ты каждый день пьешь — а я шоколадку каждый день...
— Ты не подумай, я не каждый день пью. Я ведь могу и не пить. Есть что — пью, нет — нет. Просто, если я трезвый, ничего не получается, все проблемы какие-то. А как выпьешь — так все и выходит.
Я киваю. Зачем читать лекции? Если пьешь полжизни, твоей кровью можно причащаться, как вином.
Из-за угла вынырнул продрогший Морис:
— Тридцатник, больше не дал. А насчет замков — вечером приходите.
— Теперь что? Туда?
— А куда же еще?
— Ну так двигай, что стоишь?
— Так дождь.
— Ну и что, сахарный? Я тут рассказывал, как мы с тобой на этот балкон лазили, помнишь?
Морис весело оскалился, выглянул из-под балкона, оглядел легендарную стену.
— Вот дураки мы с тобой были! Айда, что его пережидать.
— Стой. Дай сигаретку докурить. Так ты двигай, мы следом, зачем нам спешить?
Морис учесал вперед. Мы отстали, хотя тоже не медлили.
— Плохо я с тобой обращаюсь, — перешагивая через какие-то трубы.
— Ты? Идеально.
Олег посмотрел недоверчиво, но я совершенно искренне забыла о том, что было вчера. На наше счастье нашелся навес, из-под которого нам видно, как Морис заскакивает в дальний подъезд.
— Как бы нам с тобой не простыть. Тогда твоего меду на двоих не хватит.
— Вспомнил. Его давно уже нет.
— Я, когда в предварилке сидел, там мужики были — по всей стране мед бидонами продавали. Сверху настоящего нальют, а внизу — сама понимаешь, ботва. Покупатель черпнет, попробует — у, хороший мед, — а когда до истины-то докопается, их и след простыл. По всей стране прокатывало, а в Сарапуле попались.
Приближается Морис, прыгая через лужи.
— Есть?
— Есть.
— Ну так мы домой пойдем, а ты еще курева захвати, а? Чтоб еще раз не мокнуть.
Разными путями мы, мокрые как псяки, отряхнулись у Олега в квартире. На кухне спал Андрей. Довольный Морис расстегнул куртку и выставил на стол поллитру с коричневатой жидкостью, завязанную куском полиэтилена.
— А цо то ест? — любопытничаю я.
— Самогон. Градусов шестьдесят.
— А почему он такого цвета?
Олег с Морисом переглядываются.
— А его чем-то подкрашивают. Сиропом с кондитерской фабрики.
— А может, просто заваркой. Какая разница?
Олег готовит салат, Морис разливает по стопкам.
— Ты потом в Туркменистан приедешь, всем будешь рассказывать, как с алкашами сидела, — пророчит Морис.
— Как вам не стыдно! Я никому ничего не рассказываю.
— Она об этом очерк напишет, — поправляет Олег. — “А через две минуты он сделал то-то и то-то”. — Проглатывает стопку и манипулирует вилкой.
— Я так не пишу, — обижаюсь я .
— А как? — Олег.
— Хуже!
— Рит, а ты печатать умеешь? — Морис. — Тут одну статью надо.
— Давайте машинку, все равно нечего делать, натюкаю. Большая статья-то?
— Страниц тридцать.
— Ой, мама.
— Зато какая крутая, знаешь? Начнешь читать, тебе сразу понравится. Про ЛДПР. Слушай, а может, ты в ЛДПР вступишь?
— Нет!!! — я с ужасом.
— А что так?
Я уже знаю, что Морис активист ЛДПР, Олег мне демонстрировал членский билет, который тот ему выдал.
— В Туркмении Жириновский национальный враг, меня КГБ арестует.
— Нужны вы Жириновскому.
— Нужны, не нужны, а что-то он там про Ниязова ляпнул. Мое дело маленькое.
— Ну, как хочешь. Слушай, а почему бы тебе у нас не остаться?
— Ни за что. У вас холодно. Продадим — и сразу уедем. А может быть, мать в другом районе квартиру купит, не знаю.
— А твое слово ничего не значит?
— Мое? А я к этим деньгам никакого отношения не имею и иметь не хочу. Может быть, и останусь.
Передо мной во всей красе перспектива красноводской ссылки.
— Оставайся, — сказал Олег.
— Серьезно? — я отвожу взгляд.
— Рита-Рита, Маргарита, — захмелевший Морис.
— Ладно, Морис, ты ее развлекай, а я пойду, полчасика посплю. Не обижай, смотри.
Андрей, с ковшиком воды. Олег: "Дай попить."
- Головка-то бо-бо? - прикладывает ему ко лбу.
- Ага. Что Морис?
- Курит.
- Пойду-ка я тоже.
Возвращается он из кухни с Морисом, и втроем они напали на меня:" 30 рублей. На полтора часа."
- Я уже сказала: нет.
- А почему, собственно, нет? - Олег даже побледнел, и тут я поняла, как он - и давно уже - злится на меня. Но испугаться уже не могу, меня занесло на принцип.
- Почему нет?
- Потому что нет. Олег, ты уже третий день у меня просишь. Прекрати, не унижайся.
- А я не унижаюсь.
- Ну мне, значит, противно слушать.
- Я должен еще раз идти под дождь, простывать.
- Не ходи, я тебя не посылаю.
- Безжалостная ты, матушка, - Андрей у моих ног, - тут люди с похмелья маются.
- Я вас пить не заставляла.
- Да что мы вообще с ней разговариваем? - Морис.- Она деньги так любит, а мы пропадай.
- Мальчики, у меня всего 50 рублей!
- Во, 50 рублей! - Андрей.
- так мы же вернем через полчаса. Сдадим замки и вернем. - Морис.
- А на кой вы из меня сейчас душу трясете? Через полтора часа и купите бутылку.
- Да нам сейчас надо, пойми! - Андрей.- Давно бы пошла полтинник разменяла, нам 30 принесла. Да если б мы знали, что ты голодаешь, мы б сами тебе принесли, да мы официанткам знаешь сколько кидали, больше, чем ты в жизни видела.
- Вот у них теперь и просите. А я пошла.
Не каменная же я такое слушать. Но почему я должна сдаться троим мужикам?
Олег, не участвовавший в стычке, догнал меня:" Они же шутят."
- Ну не могу я, Олег. Имею я право на свое мнение? - слезы, пока наигранные, но скоро будут настоящие. Черта я такая плакса?
Олег смотрит на меня.
- Имеешь. Все, больше никто тебе слова не скажет. Смотрим фильм.
Я вернулась, села на палас рядом с ним. Андрей опять заводит: Ну пусть...Ну пусть Олежка умрет, если мы не вернем.
- Не дам.
Олег взглянул, промолчал.
- Ну хочешь, мы тебе 50 вернем вместо тридцати?
- Не надо мне ваших пятидесяти. Мои тридцать не троньте.
Олег перевернулся на живот. Я дала ему котенка.
- Да что вы меня за 30 рублей с грязью смешали?
- Это мы еще не смешивали, - Морис.
- Если б моя любимая женщина, - передергивается Андрей, а Олег только поводит из-за плеча злыми без зрачков глазами и говорит:
- Так ведь не любимая.
Я сижу и улыбаюсь.
- Какая ты бессердечная, - Андрей. - Сразу видно, ты не рожала, у тебя детей нет, посмотри, как мы страдаем...
- Ой, ну все, сейчас повешусь.
- Иди веревку намыливай, - Андрей.
Я поднялась с паласа.
- Ну вот. Иди теперь за ней, - роняет Олег, не оглядываясь.
Андрей: Ты куда?
-Вешаться, сами ж велели.
- Ты никуда не пойдешь, - загораживает он мне дверь.
- Пойду. сама пришла, сама ушла. Пустите.
- Э, матушка, так же руку сломать можно...- он все-таки выпустил меня за дверь и вслед: - Приходи еще.
-Нет. Не приду.
Дождь, на улице никого, можно плакать.