Проводник

Александр Крейзи
Всех ожидает одна и та же ночь.
Гораций

Я – проводник. Проводник душ из мира живых в мир загробный. Когда-то я был человеком, это единственное, что я помню. Моя задача – сообщить душе, что ее жизненный путь подошел к концу. Почему я? Не знаю, возможно, это наказание, возможно, вознаграждение. Я просто делаю свою работу. Сколько их было… Мужчины и женщины, старики и дети, грешники и праведники. Не сосчитать.
Я стоял посреди осенней аллеи, безлюдная дорожка и стоящие вдоль нее скамейки были усыпаны толстым слоем пожелтевшей листвы. Небо громоздилось тяжелыми серыми тучами, неспешно плывущими куда-то вдаль… Еще не все деревья сбросили свое летнее одеяние, и ветер с каждым новым порывом срывал и опускал на землю уже мертвые листья. Поздняя осень. Ночные морозы уже дали о себе знать, но до зимних холодов еще далеко.
Обычно, места, где я встречаю души умерших, соответствуют их внутреннему состоянию. Я еще не встретил своего «клиента»,  но мог с большой долей уверенности сказать, что это старик, лет семидесяти-восьмидесяти. И я был прав. Вдали, под сводами сомкнувшихся вверху желтыми кронами деревьев по дороге шел пожилой мужчина. Длинное бежевое пальто, старомодная широкополая шляпа, очки, окладистая седая борода и почти потухшие серые глаза. Лицо его было покрыто отчетливыми, но еще не такими глубокими морщинами, какие бывают у измотанных жизнью стариков.
Он медленно шел по тропинке, раскидывая тяжелым ботинком осеннюю листву, и крутил головой по сторонам. Подойдя ко мне, старик произнес:
– Молодой человек, – голос у него был четкий и хорошо поставленный. – Возможно, вам покажется мой вопрос странным, но вы не подскажете, где мы сейчас находимся?
– Давайте, присядем, – предложил я и указал рукой на скамейку, – Леонид Иванович.
Откуда я знаю имя незнакомого мне человека? Понятия не имею, просто знаю и все. Старик несколько удивился тому, что я знаю его имя, но вида не подал и принял мое предложение.
– Так вы знаете, где мы находимся? – снова спросил он. – Это место похоже на парк возле моего дома, но я никак не могу найти выход.
Это место обладало еще одним удивительным свойством – мне все верят, когда я выношу страшный приговор «смерть». Многие начинают, конечно, спорить, махать руками, рвать на себе волосы, угрожать, упрашивать, пытаются убежать, но нутром понимают, что это правда. Иначе мне приходилось бы подолгу доказывать людям, что это все не розыгрыш, а я – не сумасшедший.
– Леонид Иванович, – как можно спокойнее сказал я. – Вы умерли.
Щека старика дернулась, но он промолчал, уставившись куда-то вперед. Я проследил за его взглядом. Напротив росло молодое деревце с одним единственным листиком на голых ветвях. Налетающие порывы ветра нещадно теребили его, пытаясь оторвать и унести куда-то вдаль. Но листик, проявляя завидное упорство и никак не хотел расставаться с давшим ему когда-то жизнь деревцем.
– Я чувствовал что-то подобное, – вдруг сказал Леонид Иванович. – Но боялся признаться себе в этом. Как это произошло? Последнее, что помню – это как я ложусь спать…
– Вы умерли во сне, Леонид Иванович, – пояснил я. Легкая смерть, если, конечно, она вообще может быть легкой.
Старик понимающе кивнул. Повисло долгое молчание, и мы долго, неосознанно, наблюдали за борьбой ветра и листика на голой ветке.
– Сколько у меня времени осталось? – спросил старик.
– Здесь нет времени, – пояснил я.
– Что меня ждет там? – старик рассеяно мотнул головой куда-то вдаль.
– Рай или ад, решать не мне. Моя задача малая – сообщить вам о смерти и выполнить последнее желание.
– Желание? – переспросил Леонид Иванович. – Что я могу пожелать?
Этот вопрос ввел меня в некое затруднение, обычно у людей находится целый воз желаний. От самых простых и банальных: «Выпить сто грамм для храбрости», до самых безумных и невыполнимых: «Верните меня к жизни в обмен на душу тещи»...
– Вы можете пожелать увидеть напоследок свою семью, например. У вас осталась жена, двое детей, трое внуков…
– Боюсь, это для меня будет слишком тяжело. Я и так прекрасно помню их лица, и никакая смерть не заставит меня их позабыть.
Старик поднял голову вверх и произнес:
– Пасмурно сегодня. Я бы хотел увидеть солнце, это возможно?
– Конечно, – улыбнулся я, поражаясь тому, какими простыми, но при этом искренними, могут быть желания.
Я поднялся со скамейки и отошел чуть в сторону. Небо над стариком просветлело, и откуда-то сверху опустился луч света. Лицо старика озарилось золотистым сиянием. Он закрыл глаза и вытянул вперед морщинистые руки, подставив их теплому солнцу. Легкая улыбка тронула его губы. Леонид Иванович был абсолютно спокоен и умиротворен. Далеко не каждый может принять известие о своей смерти с такой стойкостью и пониманием. Для этого надо прожить достойную и честную жизнь, что не каждому дано. 
– Я готов, – вдруг произнес старик, поднимаясь со скамейки. – Что мне делать?
– Идти, – спокойно произнес я.
– Идти? Куда.
– Навстречу судьбе. Просто идите, этот путь вы должны преодолеть самостоятельно. А я останусь здесь.
Старик замолчал и вновь стал  наблюдать за трепыхающимся на ветру листиком. Налетел внезапный и сильный порыв ветра и все-таки оторвал его от ветки. Битва Давида и Голиафа закончилась победой Голиафа. Леонид Иванович тяжело и глубоко вздохнул:
– Ну что ж. Пожалуй, мне действительно пора. Я прожил довольно долгую и счастливую жизнь и мне не о чем жалеть... Прощайте, молодой человек.
– Прощайте, Леонид Иванович, – сказал я, смотря вслед уходящему старику.
Он шел не торопясь, закинув руки за спину. Да и куда спешить, раз уж это путь последний? Густой осенний туман стал обволакивать удаляющегося от меня человека. И вскоре от него остался лишь силуэт. Мгновение, и его не стало, а я переместился в другое место.

Это была какая-то подворотня ночного города. Грязные, разрисованные граффити стены домов, кучи мусора под ногами. Откуда-то издалека доносился шум проносящихся мимо машин, и раздавались протяжные автомобильные гудки. Но это был лишь фон, отражение душевного состояния преставившегося. Скорее всего, это наркоман, бомж или… да, так оно и есть, проститутка. Под единственным в округе источником света – неоновой вывеской обшарпанного борделя под названием «Горячие киски» – стояла молодая девушка. Каштановые волосы, достающие до плеч, большие голубые глаза, маленький, чуть курносый, носик, тонкие и бледные губки. Одета на редкость вызывающе: узкий топик с глубоким вырезом практически ничего не скрывал, юбка по длине больше смахивала на широкий пояс, чулки в сеточку и длинные, до колен, сапоги. Она стояла у самой двери, прислонившись к ней плечом, медленно потягивала сигарету, запивая дешевым пивом, и не спешила подходить ко мне. Неужели она не замечает, что находится в незнакомом месте или ей все равно?
– Что уставился? – спросила девушка охрипшим, совершенно не по возрасту, голосом. – Хочешь поразвлечься? Тогда сначала поговори с Боровом.
– Здравствуй, Светлана, – сказал я, направившись в ее сторону.
– Откуда ты знаешь мое имя? – девушка озлобленно сверкнула глазами и отбросила в сторону сигарету. – Тебя что, Сивый послал? Плевать, вали отсюда пока можешь! Боров! Боров, черт возьми! – закричала Светлана. – Тут ко мне один упырь пристает! Выйди, накостыляй ему! Боров! Да где же тебя черти носят, – на ее месте я бы рискнул так часто упоминать чертей, велика вероятность того, что девушка скоро с ними встретится воочию. Светлана с остервенением подергала ручку борделя, но дверь оказалась запертой.
– Он не придет, – успокаивающе сказал я, – никто не придет?
– Ну и почему же? – с вызовом и издевкой произнесла девушка.
– Этого места не существует, ты умерла Светлана.
– Что? – сдавленно пискнула девушка и опустила глаза. Ее шатнуло в сторону, но потом девушка опомнилась и попыталась мне возразить дрожащим голоском: – Что ты такое несешь!?
– Ты умерла, – снова, четко и с расстановкой произнес я. И чтобы окончательно убедить девушку, я добавил: – Оглянись, разве тебе не кажется это место незнакомым? Ты помнишь, как здесь оказалась?
– Да Боров меня постоянно с точки на точку перевозит, – едва ли не плачущим голосом произнесла Светлана, – а вчера он мне еще и дозу подогнал, и я вообще ничего не помню.
– Ты умерла от передозировки, – твердо и уверенно сказал я.
Это окончательно сломило мятежный дух девушки. Она выронила полупустую бутылку, и та, ударившись об асфальт, разлетелась на сотни маленьких осколков. Светлана, опершись спиной о стену начала медленно сползать на землю. Из глаз хлынули слезы, оставляя на щеках черные бороздки от макияжа. Лицо ее исказила страшная гримаса боли. Она села на землю, а потом и вовсе завалилась на бок. От спесивой и наглой проститутки не осталось и следа. Признаться честно, мне стало ее жалко. Раздался протяжный и надрывный вой. Она рыдала минут десять, валяясь на грязной земле и проклиная свою жизнь, и всех, кто был с ней как-то связан. Досталось даже мне. Я не стал успокаивать ее, это бесполезно. У меня много времени в запасе, целая вечность.
Наконец она успокоилась, приподнялась над землей, поправила слипшиеся от грязи волосы, вытерла с лица размазанный макияж и посмотрела на меня:
– Ты ангел?
– Нет.
– Значит, ты… – она посмотрела вниз.
– Нет, я не бес, – угадал я мысли девушки. – Моя задача, доставить весть о твоей смерти, вернее, о смерти твоего тела.
– Мое тело уже давно умерло, – прохрипела девушка. – Ну и что дальше?
Самый тяжелый и противный момент моей работы миновал и я ответил:
– Я могу выполнить последнее твое желание.
– Убей Борова, – тут же сказала Светлана.
– Не могу, – сказал я. Признаться, просьбы убить кого-нибудь я слышу постоянно и уже привык к ним, – я не могу влиять на судьбы людей, это не в моих силах. Но его время придет, поверь мне.
– Ну а сигаретку наколдовать хотя бы можешь?
Я сунул руку в карман и достал оттуда сигарету и зажигалку. Девушка закурила, молча наблюдая за клубами дыма, идущими изо рта. Окурок тлел, с каждым разом уменьшаясь в длине. Докурив, девушка выбросила бычок и посмотрела на меня.
– Надо было ящик водки заказывать, – усмехнулась она, – ну и что дальше?
– Теперь ты должна уйти. И я кивнул ей в сторону выхода из подворотни.
– А ты?
– У каждого свой путь и каждый должен преодолеть его самостоятельно.
Светлана задумалась, глядя в указанную мною сторону и тихо, шепотом произнесла:
– А я ведь мечтала стать учительницей.
Я промолчал, мне нечего было ответить ей.
– А-а-а, да пошли вы все! – вдруг вскрикнула девушка. – Будь, что будет, все равно я уже давно была мертва. Адьёс, амиго!
Девушка быстро зашагала по грязному переулку, и вскоре ночь несуществующего города поглотила ее. И лишь стук удаляющихся каблучков говорил о том, что она еще рядом. Мрачное место, но вполне подстать душевному состоянию девушки. А мне ведь приходилось оказываться в местах, созданных больным воображением слабоумных и наркоманов. Никому бы не пожелал там побывать. Каблучок Светланы в последний раз ударил по асфальту и навсегда затих, а вслед за ним исчезло и это место.

Я стоял в обыкновенном среднестатистическом кабинете делового человека. Ничего особенного: черный лакированный стол, компьютер, несколько кресел, шкаф, заставленный папками с документами, парочка картин в постмодернистском стиле. Я подошел к окну и приоткрыл жалюзи. Кабинет находился где-то на пятидесятом этаже какого-то офисного здания. Внизу проходило широкое шоссе, вдоль которого по обе стороны росли стройные ряды пальм, а чуть дальше простиралось безграничное, лазурное море. Наблюдая за его величием и спокойствием, я на какое-то время забыл о своей задаче, и мой подопечный нашел меня первым. В дверь постучали, и в кабинет вошел высокий широкоплечий мужчина в самом разгаре сил. Проведя большой ладонью по коротко стриженой голове, он обратился ко мне.
– Наконец-то хоть кого-то встретил. Дружище, я, по-моему, перебрал вчера и не помню, как здесь оказался. Я что, в Эмиратах?
– Нет, Сергей Владимирович. Вы вчера погибли, разбились на машине.
– Что? – прошипел он, но его лицо моментально побагровело, а лоб покрылся испариной. – Что за шуточки? Откуда вы меня знаете? А, понял, вас послала моя бывшая жена, чтобы выбить еще парочку миллионов. Так вот, передайте этой стерве…
– Я ничего не смогу передать вашей бывшей жене, потому что даже не знаю ее, – перебил я бизнесмена.
– А тогда кто вас послал? А-а-а, я все понял. Пальмы и море за окном, а я как раз вчера у арабов увел из-под носа выгоднейший контракт на поставку японской техники. Вы меня похитили и заперли на этом пустом этаже. Что вы хотите? Чтобы я отказался от контракта?
– Вы действительно заключили вчера выгодный контракт с японцами, – тяжело вздохнув, произнес я. – И вы действительно вчера перебрали, отмечая сделку. Сели за руль, не справились с управлением…
– Постойте, да я что-то припоминаю, – вдруг посерьезнел и нахмурился он, –  телефонный звонок, я отвлекся, потом – визг тормозов, удар.
– Сожалею, – искренне сказал я.
Мужчина сел на стул, обхватив голову руками, и начал раскачиваться из стороны в сторону.
– Как же так? Я же заключил такой выгодный контракт, я мог выйти на новый уровень. Послушайте, вы должны дать мне отсрочку.
– Это невозможно, – закатил я кверху глаза, подобное я слышал много раз.
– Вот что я тебе скажу, – вспылил, вскакивая на ноги, Сергей Владимирович. – Десять лет назад мне говорили тоже самое. Говорили, что невозможно создать свое дело с нуля. Без денег, не имея за плечами покровителей. В итоге, у меня несколько вилл на лучших курортах мира, яхты, дорогие спорт-кары. А хочешь, я с тобой поделюсь? А?
– Мне все это не нужно, я уже умер, как и вы.
– Но у тебя наверняка остались родственники. Хочешь, я о них позабочусь?
– Я их не помню.
– Зато я запомнил твое лицо, – не унимался бизнесмен. – У меня фотографическая память! Я подключу всю полицию мира, найму лучших детективов, но выясню, кем вы были при жизни, найду ваших родственников…
– У меня нет таких полномочий, – попытался я выразиться языком Сергея Владимировича.
– Тогда скажи своим, что я просто от тебя убежал.
Мужчина развернулся и выбежал в коридор. Мда-а-а, убедить его в своей смерти оказалось намного проще, чем заставить его смириться с этим. Обычно, люди, выслушав приговор, теряют всякую волю к сопротивлению. Я вышел в коридор и увидел Сергея Владимировича, с остервенением дергающего ручку двери на пожарную лестницу. Я спокойно подошел к нему и произнес:
– Вы не сможете сбежать отсюда. Этого места попросту не существует, это все иллюзия. Единственное, что я могу для вас сделать – это выполнить ваше последнее желание. Но предупреждаю: вернуть к жизни я вас не могу.
Мужчина прекратил безуспешные попытки выломать дверь и потерянным голосом произнес:
– Тот проклятый контракт с японцами. Он свалился мне как снег на голову. Да еще и такой выгодный. В чем подвох?
Очень необычное желание, но вполне в моих силах.
– Вам действительно повезло, – сказал я. – Никакого подвоха.
– Я знал, знал, – сквозь грусть произнес он. – А мой зам Валерка все не верил, твердил, что тут что-то неладное. Даже поспорил со мной на бутылку дорогущего коньяка. Что ж, пусть он меня им и помянет…
Повисло долгое молчание, Сергей Владимирович, не моргая, смотрел в пол.
– Я думаю, вам пора, – сказал я, хотя обычно я никогда никого не подгоняю.
Дверь на пожарную лестницу открылась.
– Куда она ведет? – серым голосом поинтересовался бизнесмен.
– Туда, где ваша душа обретет покой или будет мучиться до конца времен, – честно ответил я.
– А ты знаешь, я все-таки рискну, – сказал мужчина, отбежал в сторону и, разогнавшись, влетел своей широченной спиной в окно. К моему удивлению окно проломилось, и мужчина, размахивая руками, полетел к земле. Необычный поступок. Возможно, он до сих пор надеялся, что там, за окном, реальный мир, и выброситься с пятидесятого этажа – единственный шанс сбежать отсюда. Что ж, каждый выбирает свой путь. Он поступил, как классический бизнесмен, потерявший все, – выпрыгнул из окна офиса. За мгновение до того, как Сергей Владимирович коснулся земли, я перенесся в другое место.

Я огляделся. Нет! Только не это! Опять? О господи, вы можете меня засунуть в мир какого-нибудь психа, наркомана, маньяка, извращенца, но только не в этот. Только не ребенок. Только не ребенок.
Я стоял на берегу неглубокого ручейка, тянущегося через живописный, зеленый луг. На безоблачном небе сияло солнце, бабочки порхали с цветка на цветок, а зеленая и сочная трава так и манила прилечь. Место, созданное, воображением ребенка, еще не знающего жестокости и циничности взрослого мира. И как я объясню этому невинному созданию, что его жизненный путь подошел к концу, не успев начаться; что не будет больше мамы и папы, дня рождения и нового года; что то, чему суждено было свершиться в будущем, так и не свершится.
Я обернулся. Передо мной стояла девочка лет восьми. Длинные русые волосы и большие растерянные глаза. Она стояла в ночнушке и прижимала к себе большого плюшевого зайчика.
– Дяденька, – сказала она напуганным голоском, – вы не видели моих родителей?
Я присел на корточки рядом и спросил:
– Как тебя зовут? – я, конечно, знал это, просто не хотел ее пугать.
– Лиза.
– Лиза, значит, – как можно добрее произнес я. – Что последнее ты помнишь?
– Я помню, как лежала на своей кроватке в больнице. Рядом стояли папа с мамой и успокаивали меня перед операцией. Говорили, что летом мы все вместе поедем отдыхать на море. А потом пришла тетя доктор и сделала укол, и я уснула.
Девочка умерла во время операции, слабое сердце просто не выдержало нагрузок.
– Ты же взрослая уже, – попытался я подбодрить девочку.
– Угу, – неуверенно кивнула Лиза.
– И ты наверняка знаешь, что такое смерть.
– Да, люди рождаются, взрослеют, стареют, а потом умирают. Но это занимает много-много-много времени.
– Да, – кивнул я, – обычно так и есть. Но бывают и исключения.
Боже, как же сложно. Это всегда было непросто, но сказать ребенку, который смотрит на тебя такими искренними и добрыми глазами, что он умер… Собравшись с духом, я выдавил из себя:
– Операция оказалась слишком тяжелой для тебя, ты умерла.
Дети всегда верят с первой же фразы. Они еще не обладают тем защитным механизмом, который заставляет некоторых взрослых сказать: «Не верю». Девочка крепко прижала к себе плюшевого зайчика и заплакала. Я сидел рядом с ней на коленях, и мое сердце разрывалось от боли.
– Я… я… я, – сквозь слезы пыталась произнести девочка, – я хочу к маме и папе.
– Знаю, – сокрушенно произнес я, – но это не в моих силах.
Я почему-то чувствовал долю своей вины перед Лизой в том, что не могу вернуть ее к жизни.
– Я… я хочу увидеть своих родителей, – не унималась девочка.
– Конечно, конечно, – произнес я.
Перед нами появилась молодая пара.
– Мама, папа! – закричала девочка и шагнула им навстречу. Но я остановил ее.
– Это всего лишь картинка, очень хорошая, но все же картинка, – пояснил я. – Они тебя не видят.
– Покажите мне их настоящих, – попросила девочка.
– Не могу, – покачал я головой. Я соврал. Вид безутешных, рыдающих над телом своей дочери родителей не самая лучшая картина.
Она долго смотрела на родителей и вдруг спросила:
– А где Пушистик?
– А кто это?
– Мой котик.
Я не мог отказать ей в такой маленькой просьбе.
У самых ног Лизиных родителей возник пушистый рыжий кот.
– Пушистик! – крикнула Лиза и пошла в его сторону. Я снова хотел остановить девочку, но в этот момент кот повернул голову и направился к своей хозяйке. Животные намного лучше чувствуют другой мир, но такого мне видеть не доводилась. Лиза протянула свою ручку к коту, чтобы погладить, но та проскочила сквозь голову Пушистика.
– Береги родителей, – попросила Лиза. – Ты у них один теперь остался.
Кот посмотрел на нее такими круглыми и осмысленными глазами, и мне показалось, что он понял слова девочки. Лиза еще долго простояла перед папой с мамой, я не в силах был ее торопить. Потом она развернулась, показала плюшевого зайца и спросила:
– А можно я оставлю Степашку у себя? Мне его родители подарили на первый день рождения.
– Конечно можно, – кивнул я и протянул ей руку, – пошли.
Она вложила свою крохотную ручку мне в ладонь, и мы медленно побрели по залитому солнцем лугу, вдыхая аромат цветов. В какой-то момент девочка оглянулась, но на берегу ручейка уже никого не было. Я отпустил ее ручку и сказал:
– Прости, но дальше ты должна пойти одна.
– Я боюсь.
– Не бойся, и помни – твои родители всегда будут с тобой. И когда-нибудь вы наверняка встретитесь.
Лиза обхватила плюшевого Степашку обеими руками и побрела в сторону далекого холма. А я стоял и смотрел ей вслед, не в силах отвернуться. Хотелось упасть и закричать, но вместо этого я наблюдал за медленно удаляющейся фигуркой девочки. Наконец, она скрылась за холмом. Прощай, моя маленькая принцесса, там, на небе, ты будешь самой красивой и яркой звездочкой, а ангелы будут петь тебе колыбельную.