Обоснуй? - Напоить!

Азз Кэнди
У них был договор - никаких поцелуев. Вы что, какие поцелуи, к чертям всю эту нежность. Целоваться - значит любить. Какое любить, к чертям всю эту любовь. У них было много всяких "договоров", помимо не целоваться. Например, Cаша никогда не шутил над ростом Московского, а тот в ответ НИ-ЧЕ-ГО не говорил, про то, что Заветный стонет абсолютно женским голосом. Для Заветного была ещё одна запретная тема - Московский любил есть бананы. После секса. Каждый раз после, Московский нёсся на кухню и жрал бананы. Это он так курить бросал...
Заветный, естественно, не мог резко вскочить и побежать за другом. Он просто валялся, глядя в потолок, и размышлял о смысле жизни. Потом(если его до этого не связывали) вставал, и, медленно и аккуратно шёл собирать свои вещи, которые с него слетали чуть ли не на лампу(а сам Московский, сука, почти никогда до конца не раздевался).
И потом уже, одевшись, составлял компанию этому идиоту. Почему-то, Саша не мог заставить себя нормально относиться к человеку, которого можно, в конце-концов считать своим партнером, если учесть, что вся эта хрень длится уже полгода.
У них был договор... Но в один прекрасный день, точнее, вечер, напившись до такого состояния, что на ногах он стоять уже не мог, Даня признался ему в любви. Не сразу, конечно.
Пока Саша тащил его по улице, Даня рассуждал о смысле жизни и о чикулечках с большими сиськами. Пока Саша затаскивал того в квартиру, прислонял к стенке, раздевал, снимал ему обувь, Московский говорил, что геев надо расстрелять, всех расстрелять, нахуй расстрелять. Когда Саша свалил его на свою кровать(благо родители уехали), Московский тупо молчал.
Когда Московский потянул Заветного на кровать, подмял его под себя и надел ему ошейник, спизженный у Тихоновой, Саша обкладывал его трёхэтажным матом, время от времени прерываясь на поцелуи-укусы, но не сопротивлялся.
То, что его целуют, до него дошло не сразу.
То, что ему не связали руки(Даня ненавидел, когда Заветный вцеплялся ему в волосы), тоже оказалось сюрпризом. И не менее удивительным было то, что Московский вначале сам кое-как, негнущимися пальцами стащил с себя одежду, а потом уже начал раздевать Сашу.
А то, что действительно шокировало брюнета - Даня не перевернул его лицо вниз, вдавливая в кровать, а закинул его ноги себе на плечи и начал медленно двигаться. А не сразу грубо втрахивать Сашу в поверхность. Блондин целовал его, одной рукой придерживая левую ногу, а второй обнимая Сашу за шею, и плавно толкался в тело лежащего под ним друга. А потом - в первый раз за хрен знает сколько времени - помог Саше кончить.
А сам, в пиковый момент, отпустил ногу Заветного и потянул его за ошейник на себя, чуть ли не душа, заставляя выгибаться под немыслимым углом, прижимаясь губами к его шее.
Потом, уже расслабившись, немного отстранился и... Нежно прихватив губами искусанные губы Саши, прошептал: "Я тебя люблю". И опять поцеловал в конец озадаченного брюнета... Обнял его и заснул.
На следующее утро Саша проснулся один. Потянулся, удивился тому, что задница почти не болит и пошёл на кухню. Даня сидел и пил чай... Саша молча подошёл к кухонному столу, и стал наливать чай. И вдруг сзади к нему прижались и развернули на себя. Саша испуганно посмотрел в глаза Дане, ожидая слов про то, что ничего не было и лучше не будет. А его поцеловали, притягивая к себе, и Даня прошептал: "Ну братишь, я ведь не шутил".
И почему-то Саше стало легче дышать.