Мне нужно доехать до Сенной. Не замечаю, как оказываюсь в метро, нахожусь больше внутри своего мира, чем во внешнем. Словно призрак. И вот уже в вагоне чувствую, что по щеке покатилась слезинка, и тогда замечаю, что вокруг меня люди, много людей, и я среди них, да к тому же с этой слезинкой на левом глазу. Ох, боги, я ведь не дома в кровати! Так много людей, лишь бы никто из них не отличился состраданием, лишь бы никто не спросил все ли у меня в порядке. Но они молчат, тоже не в этом мире. А у меня ведь все в порядке, как объяснить, что сейчас, в моем мире была жуткая авария, но мне удалось спасти человека, чужой ребенок плачет у меня на руках, он живой. И я живой.
Я смеюсь, сморкаюсь в платок, смахиваю слезинку, потом меня одолевают воспоминания о слезах. В детстве мне доводилось много плакать, поводы были и мелкие и крупные, помню, что меня оставляли в одиночестве в комнате и ждали когда я проревусь, а плач останавливался как только мне начинало не хватать воздуха. Всхлип, набираю воздух как астматик и задыхаюсь, и потом минут двадцать лежу молча, уже не плачу, просто не могу дышать, и сдавленные хрипы вылетают. Потом все прекращается, и только горят опухшие губы и глаза. Помню брата, он тоже ревел много и по поводу и без. Сначала раздувались его тонкие губы, они становились большими и влажно-горячими, потом из глаз летели слезы, а затем уже искажался рот в крике. Плакал он с открытым ртом, выставляя напоказ свои редкие зубы. Помню, как плакала маленькая Лиза, от ее плача меня сковывало. Она заходилась одним долгим протяжным криком и кричала, кричала, но не набирала воздуха, мать колотила ее по спине и орала : «Лиза, дыши, я тебя умоляю!!».Так они обе орали, пока Лиза не хватала ртом воздух. К счастью ревела она очень редко, по очень весомому поводу.
Мне становится тошно от этих воспоминаний, и я выхожу из вагона. Но понимаю, что промах вышел только на выходе, когда четко осознаю что я на станции «Олдос Хаксли» (так в моем мире называется техноложка). И я выхожу на Московский проспект, морозный, но солнечный. На торце здания напротив кирпичиками выложена таблица Менделеева, еще с советских времен поросшая засохшим плюющем. Сейчас зима, но совсем скоро стена станет зеленой. И я хочу уместить в словах весь этот город и все мои чувства к нему, и строгие дома, и людей, и вывески «хочу харчо 800м». Но как все это записать?
Иду вдоль набережной Фонтанки, уже подмерз подбородок, и я выправляю воротник водолазки и натягиваю его на кончик носа. Набираю воздух и залпом выдыхаю его в воротник, чтоб согреть лицо, потом опять набираю ртом воздух и чувствую вкус каких-то духов. Носом не чувствую ничего. Он заложен, а в пачке последний платок, но вкус во рту клубится. Что это за духи?
И тут мне попадает на глаза надпись «книги». Вывеска еще советская, если бы это был один из магазинов крупной книжной сети, то ноги меня могли и пронести мимо. Но это был совсем маленький магазинчик, я не могу устоять. Захожу и начинаю перебирать пальцами книги. Я не успеваю их прочитывать. Они манят меня ночью, когда я просыпаюсь и начинаю глазами блуждать по своим книжным полкам. Я забираю с собой Лавкрафта и Павича. И с ними в довесок перехожу солнечный луч на асфальте. Вот и цель путешествия. Мелодично звенит колокольчик на двери. В этномагазинах всегда так приятно пахнет, что хочется закричать с порога : «можно я у вас тут поживу?». И продавцы сама доброта, забота и ласка. Там тянет мягко улыбаться и глубоко дышать. Но долго там оставаться нельзя. Никак нельзя. Я боюсь, что меня захлестнут желания.
Бреду мимо торгового цента, ноги уже замерзли, скорее дойти до Гороховой, скорей бы попить горячего имбирного напитка, скорей бы добраться до ручки и блокнота.
И вот я тут. Среди зеленых стен, среди мягкого шума голосов и звона вилок. Надо мной висит портрет Бернарда Шоу в позе задумчивого мужчины. Он старой рукой с длинными ногтями держит свой подбородок, заполненный бородой. Мне бы такую бороду в этот жуткий мороз. А с другой стороны Ницше греет усами свои губы и смотрит вдаль, на туалет.
Мне хотелось уместить этот час прогулки и меня в этом городе тут, в блокноте, но ничего не выходит. Остается только думать о мелочах и скользить по бумаге: « Надо купить себе новую ручку, а то эта течет, пачкает руки и выглядит как глупый страус».