Часть вторая. Малка
Глава первая. Дети, сущие дети
На старости у наших изголовий
незримое сияние клубится
и отблесками канувших Любовей
высвечивает замкнутые лица.
Завтрак удался. Любая трапеза во благовременье делает ленивее и добрее. А уж обильный завтрак в теплом семейном кругу и вообще.
Завтрак вышел и на самом деле и обильным, и семейным. Игаль и Шмуль отправились исполнять свои прямые обязанности – злодействовать и злоупотреблять, и за стол мы сели, как и планировал Исаак, впятером – он, Малка, Эмма, ну и я с Хаимке. Хаимке живо напомнил мне Голду в детстве – накормить ее было сущим мучением. Поэтому Малка предпочитала кормить Исаака.
Любит она своего рыжего, ох любит ! А он этим и пользуется – любит ее тоже, значит. То есть любит, чтобы она его собственноручно кормила, слава бегу, хоть не грудью. Но крайней мере на завтрак... Маленький мальчик : сам ничего не берет, слуге велел стоять тихо – ждет, пока Малка ему своей рукой положит ему в оладушек в тарелку, намажет сметаной и вареньем - так ему определенно значительно вкуснее. И, я так думаю, Исаак не притворяется.
За столом карусель. Итак, Малка с удовольствием кормит Исаака, Исаак безуспешно пробует кормить Хаимке, Хаимке ухаживает за Эммой(она в полном восторге), Эмма вяло кормит меня(не те уже ее годы, да и я подрос). Ну а я пробую себя в качестве галантного кавалера и предлагаю Малке оладушки с медом.
Малка смущается, зато я заслуживаю бурное одобрение Хаимке : « Мама у нас маленькая и слабенькая, ей надо хорошо кушать, чтобы кормить эту глупую крикливую Эстерку».
Эммины интонации плавно перешли в собственные – ревность, маму забрали... Малка стесняется, Исаак увещевает Хаимке проявлять больше любви «к маленькой сестричке». Хаимке заявляет, что папа сам учил его всегда говорить только правду. И ему непонятно, каким местом папа думал, когда согласился, чтобы мама ее родила(Исаак поперхнулся, Малка густо покраснела)! Мама сначала ходила с огромным животом и ей было все время плохо, а потом живота не стало, но мама стала бледная и синяя, еле ходит, хочет теперь все время спать. У него вообще только одна мама осталась, если кто-то забыл, и он маму Малку очень любит и хочет, чтобы она была всегда-всегда, причем красивая, здоровая и веселая, а из-за этой глупой девченки...
.... Короче, Эстерка нам совсем не нужна - надо ее срочно кому-нибудь отдать. Например Лейзеру с Маргаритой.
На слабое возражение Эммы, что он сам просил сестричку, Хаимке резонно возразил, что в таких серьезных делах нелепо слушаться пятилетнего ребенка ! Эмма уронила челюсть в тарелку и надолго лишилась дара речи. У Малки потекли слезы – много ли ей для этого надо! Исаак тем временем прокашлялся и мучительно соображал, в чем заключается его отцовская роль, но так и не сообразил.
Выручили его, как ни странно, слезы Малки – у Исаака сработал безусловный рефлекс защиты жены, он принял грозный вид(Царь я или погулять вышел ?!), слегка стукнул кулаком по столу и грозно поинтересовался, а зачем, собственно говоря, в таком случае нужен сам Хаимке. Ответ сынули сразил рыжего наповал. Сынок резонно заметил, что он :
1.Мальчик, а не девченка
2.Родился самым первым
3.Всегда будет помнить маму Голду
4. И вообще, он наследник престола, и когда папа умрет, кто будет заботится о маме Малке, бабушке Эмме и дедушке Абраме – он или эта крикливая Эстерка ?!
Узнавший о своих рпдостных посмертных перспективах Исаак не на шутку поперхнулся, Эмма замахала руками («Хаимке, ну что ты такое говоришь !»), а я.. я припомнил Голду в этом возрасте. Исаак зашелся кашлем, покраснел и был похож на вытянутую на берег огромную рыбину – молод он еще, Голда нам и не такое выдавала. И если бы не мама... Надо как-то разрядить паузу, но как ?
- Хаимке, маленький, пойдешь сейчас со мной спать ? Ты мой настоящий защитник, я тебя люблю больше всех , мой сыночек !
Это Малка дура ? Говорите и Вы. Хаимке счастливо рыдает, спрятавшись в Малкину грудь. Исаак с Эммой ожили. И чего у меня глаза щиплет ?
Исаак внезапно вспомнил, что у него неотложные государственные дела чрезвычайной важности, допил молоко и с достоинством, но быстро, удалился. Хаимке увел отвоеванную маму. За столом остались Эмма и я .
Бабушка браво жевала оладушки(почти все зубы на месте, это же надо), пила кофе и тяжело вздыхала, смотрела на меня с сомнением.
- Абрамчик, мне надо с тобой серьезно поговорить.
Я с детства терпеть не могу, когда меня называют Абрамчиком. Даже мама приучилась звать меня Абрашей.
- Ты стал совсем седой, у тебя мешки под глазами. Почему ты столько лет не приезжал, я за тобой так соскучилась ? Я тебя помню таким малышом, как Хаимке сейчас...
Может и помнит, но если она сейчас ударится в воспоминания о том, как я на козе Алке заехал в шаббат в хоральную синагогу и забодал канторшу, а потом кантор рабби Мёллин ха-Леви гонялся за мной с ремнем по всему Кракову , то я умру прямо здесь на месте.
- Я так хотела поговорить с тобой о Голде, хотела, чтобы мы поплакали вместе. Ну скажи, есть Б-г на небе, если такое происходит ? А если есть, как говорят наши премудрые раввины, то что у этого Б-га в голове, если я, никчемная старуха, живу и копчу небо дальше, а Голды больше нет ? Если он такой всемогущий, что ему стоило взять меня, а Голду оставить жить ? Он, наверное, совсем оглох, если не услышал, как я ему сто раз говорила : «Возьми меня и оставь Голду в покое !»
- Я…
- Это хорошо, что ты послушал Голду и приехал. Ты всегда был хорошим мальчиком – непослушным, шкодным, но добрым. Вот только толку от тебя тоже нет – как был дураком, так и остался. Но я тебе говорю – надо, чтобы приехала Рахиль. Я не говорю о Сарре – она старая, какой толк от нее ? Не больше, чем от меня. А детям нужна Рахиль. Я имею в виду и Малку тоже, чтобы ты знал. От ее Исаака толку мало, столько же, сколько и от тебя в его годы. Он, может быть, научился важно сидеть на троне, говорить с послами и рубить головы, но он еще сам ребенок, которого Малка должна кормить из ложечки. И не спорь со мной.
Нет, я его не осуждаю – он хороший мальчик, я его люблю, почти как тебя, но дома от него толку никакого. Я все понимаю, что работа у него тяжелая и нервная, много завистников и недоброжелателей. Ты просто не знаешь наших людей, Абрамчик. У некоторых с языка просто яд каплет, я тебе скажу. Ты бы слышал, что они говорят про Исаака: и что он не настоящий мелех, и что он мамзер и байстрюк, и что он трефный гой. Я бы таким людям рот заклеила, а еще лучше зашила !
А что они про Голду говорили : и что она свинину ела, и убивала детей, чтобы пить их кровь и самой жить дальше. Они придумали, что Голда била Малку. Это Голда била Малку, ты себе представляешь ? Не хватало еще Малку бить, больше Голде нечем было заняться! Я им сто раз об этом говорила, все бестолку – Малка плакала, а Голда только смеялась ! А сейчас эти ганефы задумали проклять Исаака, ты об этом слышал ? А Исаак слышал? И что он собирается делать, я тебя спрашиваю, это нельзя просто так оставить !
Я это все к тому говорю, что когда Исаак приходит домой, с него можно вить веревки. Между нами, Голда была не лучше, а Малку все равно никто не боится. И не будет бояться, как Б-г свят. А Исаак ничего не запрещает ни Малке, ни детям. У нас не просто папа, а папа – праздник, слово «нет» он сказать не может. Хватит ему неприятностей как царю, дома все должно быть ласково и мирно, никаких наказаний и криков. Пожалуйста – это твои дети, вместо тебя никто их по попе шлепать не будет !
Но что мы имеем с гуся ? Хаимке совсем не слушается Исаака, про Малку и меня я и не говорю ! Я Исааку уже сто раз говорила : надо обьяснить Хаимке, что папа не лошадка и не приятель, папу надо уважать и бояться. Он не спорит, соглашается, а прискачет Хаимке с «пааааапааааа» - и все, никакого толка. Сколько раз я новорила Хаимке, что если папа на работе, ему нельзя мешать! И сидеть с папой на троне тоже нельзя, ну только если никто не видит. Разве можно, чтобы Хаимке во время приема московского посла убежал от Лейзера , подбежал к боярину Кошкину и стал распрашивать его, настоящая ли у него борода и не потеет ли он в июле в своей бобровой шубе ? И почему, если он – Кошкин, шуба на нем из бобра, а не из кошки ? А маму посла звали Муркой ?
Посла чуть удар не хватил. А Хаимке тем временем стащил с блюда верительную грамоту и спрятался под троном, откуда Исаак его и грамоту собственноручно вытаскивал ? Абрамчик, это настоящий позор, стыд и срам. Нам же могли обьявить войну ! Посла чуть удар не хватил. Ты представляещь, что посол написал в Москву ?
Но дело не в только с том, что Лейзер не справляется с Хаимке. Он человек хороший, но Хаимке ему не по зубам. Ты же знаешь, как я Хаимке люблю : сразу после Эстерки и Йонеле. Он с характером как у тебя, на меня тоже обидился : ты Йонеле любишь больше, чем меня ! И не кривись, ты мне то же самое говорил, когда Голда родилась, я помню. Ну пойми хоть ты, что я не тебя меньше любить стала, а Голду больше. А появилась Малка – я ее стала любить больше, а не Голду меньше – так что ты думаешь, Голда тоже ревновала, пока Хаимке не родился. К нему она не ревновала, нет…
А, все равно, ты головой качаешь, чтобы я отстала, а понять таких простых вещей не можешь. Ну и не надо. А надо, чтобы Рахиль собрала манатки и приехала. Так и напиши : Эмма велела. Малке нужна мать, детям бабушка, а мне умереть, зная, что дома порядок. Сарра ее отпустит, это я тебе говорю.
«…. Ты знаешь, Рахиль,и что ты забыла в этом Вильно ? В конце концов, кто придумал всю эту затею с внуками : ты или я ? Ты хотела их увидеть – пожалуйста, вот тебе их целых три и Малка впридачу. Я верю, что ты сможешь навести порядок даже в этом сумасшедшем доме, то есть дворце.»
______________________________________________________
Глава вторая. Добродетельное поучение царю от Святого Писания.
Из двух несхожих половин
мой дух слагается двояко:
в одной – лукавствует раввин,
в другой – витийствует гуляка.
Йом тов, равви Ицхок, добрый день. Я вот давно понял, почему я так люблю, когда Вы приходите. Три причины, я бы сказал. Во первых, Вы не приносите с собой проблемы, а забираете их. А во вторых, Вы единственный, кроме Игаля, кто не стесняется сказать мне простыми словами, что я козел и сволочь. Нет, я не кокетничаю, козел и сволочь я не всегда, но бываю, что там скрывать.
Жизнь такая равви, да и народ не сахар. Ну вот к примеру, зачем я Вас позвал ? Вроде для того, чтобы велеть Вам насчет херемов и пульсденур – там на столе лежат бумажки, не забудьте их взять. Не забудете ? Это хорошо, что не забудете, а еще лучше- что Вы не говорите : «только через мой труп» и прочьи глупости - не будет Вашего трупа, и не просите. Ну так Вы это сами знаете и не просите, большое Вам спасибо
Но о содержимом бумажек чуть-чуть позже, я о другом хочу спросить : Равви, я человек или самая злая собака, во всем Крыме ? Что, меня обязательно бояться должны, а иначе загрызут ? По человечески никак, что там говорить. Но если так рассуждать, Равви, то совсем жить не хочется , надо просто переиначить римскую поговорку : «аид аиду канус ист», а я самый большой и вредный пес. Шерсть, когти, зубы, хвост
Ну зачем мне быть царем злобных бродячих собак, я Вас спрашиваю ? Я соглашался быть не просто царем, а царем евреев. По умолчанию предполагалось, что мне придется иметь дело с людьми разными, но в большинстве приличными и интеллигентными. Это и была моя ошибка. Мне представлялось, по молодости и глупости, что все евреи - наподобие Голды, Вас, Шмуля, Эммы. Ну на крайний случай вроде Игаля. Знал бы, с кем придется дело иметь – остался бы в Кельне на диване, право слово. Вот уж мне охота побивать камнями и рубить головы – а что делать ...
И вот результат - на весь Крым меня не боятся Малка, дети, Эмма, Игаль и Вы, мой главный ашкеназийский гаон. Хаимке даже чересчур не боится, я Вам скажу. Уже говорил ? Вы тоже не знаете, что с этими детьми делать ? А, Вы мне тогда рассказали старую хохму о том, что у Б-га еще хуже – его сынок , мало того, что не хочет работать и связался с дурной компанией, так еще и выкрестился... Так я Вам скажу – надо ждать внуков, они за нас отомстят !
Нет, Шмуль меня побаивается, а Абрама я похоже, сегодня напугал. Или нет ? Старик – кремень, на уж больно много гадости в тех бумажках на столе что для Вас – почитаете, потом и в микве не отмоетесь. Нет, пожалуй Абрама Юзефовича я скорее удивил, чем напугал, он и не такое видел. Лейзер, говорите ? Ну да, он меня не боится. Он так боится Маргариты, я Вам скажу, что для остального у него не осталось ни сил, ни времени...
Голда, да, это особый случай. Так вот Голда. О ней с кем мне говорить ? Вот Вам и третья причина. Я христианам завидовал только в одном – в таинстве исповеди. Вот почему у них исповедь есть, а у нас – нет ? А как Вы ко мне стали по средам приходить – я и завидовать перестал. Мне ведь не надо отпускать грехи – Вы меня просто послушайте, как я это все видел и слышал, думал и делал. Я хоть и царь, но тоже человек. Ну с кем мне поговорить обо всем этом ? Игаль тут не помощник – он сам себя ненавидит, и правильно делает. Эмма старенькая, Хаимке маленький, папа мой далеко. А вот Малку мы трогать не будем – мне ее жалко. Считайте это моей придурью, Равви, но Малку мы пожалеем. Я ей и так сегодня жизнь попорчу, если карта плохо ляжет. А кто его знает, как ляжет, эта крапленная карта.
Да, я Малку люблю, но не в этом суть дела. Ведь я и Хаимке люблю, а подрастет – куда денется, окунется в ту же грязь. Лично и окуну. А все таки Малку трогать не будем, и это не обсуждается- в память Голды пожалеем Малку, Равви, что нам стоит ? Вот Голда бы меня здесь поняла и одобрила, я уверен. Или скажете, что я Голду не любил ? Нет не так – не ЛЮБИЛ ? Но вот с Голдой я об этом мог говорить, и она снимала с меня добрую половину груза. Это пока она не заболела. Вот скажите, Равви, за что Голду так, а ? Ну ее то за что? Ну не верите же Вы всерьез, что от Голдиных мучений был какой-то особый прок и без них было не обойтись. А, молчите, все равно ничего умного не скажите. Так вот она, третья причина – с Вами я могу и о Голде, и о Б-ге, и о том Пуримшпиле, что мы с Б-жьей помощью разыграем, черт бы его побрал... И не надо говорить о страхе Б-жьем – пусть сам меня боится !
Вот Вы наверняка скажете мне, равви, чтобы меня утешить, про высшую силу - пикуах нефеш. Мол все, что я нарушаю – это вынужденное и не считается. Перебирая десять заповедей, данных нам Господом через Моисея, я понял, что как минимум девять я нарушил. И буду нарушать дальше, чтоб Вы не сомневались – рука не дрогнет.
Нет, иным богам я вроде не поклоняюсь, но и храмы их не разрушаю. И другим не даю. Более того – посещаю по праздникам и мечеть, и церковь, а в караимской кенассе даже молюсь – от меня не отпадет ! Минус первая заповедь, бесспорно..
Со второй, о кумирах та же петрушка. Сам не делаю, но смотреть люблю. Картины те же , статуи. Вы кого больще любите – Тициана или Боттичелли ? Простите, Вам же нельзя.. Ах, все же Боттичелли, приятно слышать... Грешен я, не спорю. Виноват – накажите, но именно меня. Так нет же.
Ну вот скажите мне честно, Равви – Вас в детстве это самое «ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого [рода],» не возмущало своей жестокостью и глупостью ? А сейчас как ? Детей казнить уже перебор, я так считаю, но внуки и правнуки – это уже просто паранойя !
Так мне казалось в детстве, а вот сейчас я поступлю именно по этой заповеди – до четвертого колена! Правильная заповедь, дельная. Ну не справился бы Моисей с нашими людьми в пустыне Синайской без массовых казней или хотя бы угроз ими – Вы только про золотого тельца вспомните. Толпа вчерашних рабов, еще и евреев,страх, неизвестность, доживем ли до завтра и где сыщем хлеб свой. Я вот сейчас ах как понимаю Моше и сочуствую ему. А ведь ему так и не дали войти в Ханаан, землю, текущую млеком и медом, а за что ? Зато все знают, кто не пустил !
Но Моше еще повезло. О царях в Торе больше плохого, чем хорошего : Шауль просто негодяй, Давид убил Урию, Шломо и вовсе хорош, про Менаше я и не говорю... Оно и понятно : что думали сами цари забылось, а осталось только то, что написали служители Храма, которым было много дела до 613 заповедей и мало до того, от чего болела голова у царей : как откупиться от Ассирии, с кем дружить – Вавилоном или Египтом, где взять зерна для бедняков и денег для оплаты солдат. Вот тебе и шестая заповедь, и восьмая, и девятая, и десятая.
Впрочем, меня за брак и с Малкой, и с Голдой. Давно уже обьявили прелюбодеем. Так что седьмую заповедь туда же.И запишите – эту заповедь нарушал с особым удовольствием !
Что у нас осталось ? День субботний нарушал и заставлял других. Ну об этом мы говорили и покрыли все это пикуах нефеш.
Родители ? Ну тут порядок, люблю и почитаю. Так что с пятой заповедью все в порядке, сам удивляюсь.
А вот с третьей плохо : и богохульствовал, когда, к примеру, Голда умерла, и просто поминал всуе весьма скабрезно. И не жалею, при случае скажу в глаза : «Кто так поступает – сволочь». И мне не страшно, нет. Может я для того и избран, чтобы это ему сказать простыми и грубыми словами. Если ему не нравиться - пусть сядет на мое место и займется сам вот теми бумажками, что лежат на столе. Я Вас уверяю, Равви : начнет пить, ходить по непотребным женкам и б-гохульствовать – и к гадалке не ходи ! Наверняка даже стишки писать начнет, причем самого фривольного содержания ! А еще нас избрал...
Да, и в самом деле, Равви : а для чего мы избранны ? А, быть светом для других народов, ор-ле-гоим. Не будем говорить о Вас, но я еще тот пример ! Но не будем о присутствующих. Так кто тогда правильный еврей: тот у кого правильная мама или тот, кто порядочный человек, бен-Адам ? Нет, приличных людей с правильной мамой тоже хватает, чем тот же Лейзер плох ? Пусть он и будет примером, то есть подопытным кроликом . Да, а его спросили – он согласен этим кроликом быть ?
Это же самое главное, равви. Как вы думаете, мы что, мы люди как все остальные или кролики подопытные, чтобы на нашем примере все остальные учились ? Чему учились – это дело второе, Вы на мой вопрос ответьте !
Это, знаете ли вопрос вопросов : мы для Торы или Тора для нас, человек для шаббата или шаббат для человека ? Из этого все и вытекает. Вот смотрите, рабби: есть Фишель Богуславский, просидевший всю жизнь смирно на попе в иешиве и не желающий ни защищать свою страну ни платить налоги. Но он еврей по галахе, на козе не подъедешь. То есть это его страна, и его надо кормить и защищать – а иначе для чего все это, если не для Фишеля ? Мне тоже интересно, для чего, Вы мне не скажите ? Ладно, будем этого придурка Фишеля кормить и защищать, одним больше, одним меньше... Так он еще не доволен тем, как его кормят и защищают. Смысл этой страны – это оказывается он, бездарь и бездельник !
Не, я так не играю. Не, говорят, играй ! Хорошо, берем, к примеру, трефного гоя Федю Броварского, выкупаем его из рабства, обрезаем, делаем гиюр – и вперед, защищать своих еврейских царя и отечество, то есть Фишеля. И войско есть, и Фишель этот недоделанный сидит в своей ешиве. Все довольны ?
Ан нет, этому Фишелю свербит, что пошедшему вместо него воевать Феде облегчили гиюр. Не кошер ! Этот некошерный Федя, ныне Фроим, не уверовал, а имел корыстные соображения для прохождения гиюра. Душа у него не такая ! Мы не для этого строим Новый Иерусалим ! Это Фишель строит !!! Нет, я не спорю – соображения для гиюра были самые прозаичные. Но ведь этот Федя и строит на самом деле Новый Иерусалим, а Фишель каким боком !. Как же быть с Фединым «сначала исполним ?». А никак. Даже если Федя погибнет, защищая этого Фишеля – все равно он гойский эрев рав и хоронить за воротами кладбища... Тут не нарушь третью заповедь и не помяни всуе! Зачем Б-гу такие евреи, для чего он их избрал – чтобы мне жизнь медом не казалась ?
...Вы не сердитесь, рабби Ицхок, вот я Вас послушал, Вы меня на путь верный наставили – мне и полегчало. И не надо брать этот грех только на свою совесть. Будьте скромнее, оставьте мне мою долю !
...Равви Ицхок, выйдя из дворца достает фляжку, взбалтывает ее, делает несколько крупных глотков, занюхивает рукавом. Делает еще глоток.
- Все как всегда : Б-г то, Б-г се, все не так, заповеди плохие, евреи некачественные, работа у него тяжелая... Он, видети ли, к своим евреям восьмой год привыкнуть не может... Да я к ним которое тысячелетие привыкнуть не могу ! Мне что, новый потоп устраивать ? Со времен Моше ничего не поменялось, я ему тогда так и сказал на горе Синай: ну нет у меня специально для тебя особых евреев, легких характером и удобных в эксплуотации.И для Авраама не было, и для Давида не будет!
Что за иждевенчество, пусть этот Исаак работает с теми евреями, что есть в наличии, других не склад не завозили, не Египет в конце концов ! Я еще Моше говорил: ты большой мальчик, в конце концов: не нравятся заповеди – подправь, не такие евреи – найди себе лучших или перевоспитай этих !
_______________________________________
Глава третья. Практически на дыбе.
При папах выросшие дети
в конце палаческой утопии
за пап нисколько не в ответе,
хотя отцов — живые копии.
Мне вторую ночь подряд не дают выспаться. Поэтому я изрядно не в настроении и сейчас это кто-то почуствует. А что бы Вы сказали, если бы к Вам посреди ночи беспардонно вломились, выдернули из теплой кровати и потащили в пыточную камеру ? А все мой длинный язык !
Да нет, ну зачем же так пугаться ? Все плохо, но все же не так плохо, как Вы подумали. Если сегодня и будут пытать старого Абрама Юзефовича, то только недосыпом и изжогой от жирной баранины на ужин. Я должен принять участие в пытке в качестве наблюдателя, а пытать будут Авигдора бен Маттаи. Сама идея хороша, скажите Вы – Авигдор фигура крайне несимпатичная, но почему ночью? И зачем нужно было будить меня ?
Все придумал наш царь и самодержец. Ночью – это чтобы не узнала Малка (Вам не смешно ? ). А я и на самом деле пострадал за длинный язык. Я имел глупость посоветовать Исааку, чтобы он сам не лез в эту грязь с Авигдором, а поручил это кому-нибудь другому – все нежелательные последствия можно списать на исполнителей, и Малка...
Ну кто меня за язык тянул ? Исаак как-то странно посмотрел на меня, саркастически хмыкнул, но вежливо заметил, что интересная мол мысль, он подумает. И подумал, и придумал – поручил это дело мне, как Вам это нравиться ? Иди мол, и пытай в свое удовольствие. Ну кто меня за язык тянул ! Ну и денек выдался- я тут буду загонять иголки под ногти, а Исаак спать под боком у теплой Малки.
Но нет, не будет он спать – есть еще справедливость ! Злой и невыспаный Исаак сообщил мне, что нужно иметь камни в почках, а не детей – ему нет места в его собственной супружеской постели. Как Вам это нравится ?
То есть к крикам Эстерки он привык, да и места она занимает мало. Но вот Хаимке лег специально поперек кровати, так, чтобы ему места не осталось ! Представляете, царь приходит, можно сказать, с работы, а спать ему негде – или возле кровати, или под ней ! И не надо говорить о лежащем на полу толстом теплом ковре – все равно, это крайне унизительно и для царя, и для мужчины !
Бодрый как огурчик Игаль нагло заметил, что Хаимке не только решил, что Исааку и Малке хватит троих детей, но и осуществил свое решение. Исаак резонно ответил, что грех смеяться над чужим горем. Игаль притворно поддакнул, что мол да, и в самом деле нехорошо мешать царю увеличивать народонаселение Крыма – надо это обьяснить Хаимке, а то он что, не знает, откуда дети берутся и что есть такая заповедь – «пру у рву». Так, в шуточках и прибауточках мы и пришли в пыточную.
Вы никогда не были в пыточной ? Ну так Вы ничего и не потеряли.
...Натан улыбнулся самой неприятной из своих улыбок:
- Нет, кровь твою мы проливать не будем – как ты мог о нас такое даже подумать ?. Кровь – она не водица, ты же отец царицы, если не врешь ? Ты же не врешь, а, дружок ? Как же нам можно проливать твою драгоценную кровь ? А вот вода...
Натан мечтательно зажмурился.
-Спрашиваешь, а что вода ? Ты не тушуйся, я вижу – тебе интересно. Так спрашиваешь ты меня или нет ? По глазам вижу – да.
Ну, во-первых, тебя можно было бы полностью погружать с головой в воду, вот в это самое корыто. Время от времени давать тебе возможность поднять голову и вдохнуть воздух, при этом спрашивать, как ты там – уже осознал или еще нет? Но ты, я уже вижу осознал, так что не бойся ты этого корыта...
Штаны Авигдора уже промокли насквозь. И судя по запаху – это была не вода.
-Во-вторых, мой дорогой, можно просто заливать в тебя воду. Самую простую воду, чистую, свежую, не соленую, но много - чтобы она расперла тебя, дружок, как надутый шар. Эта пытка чем хороша –она не калечит, можно ее повторить, а не поможет – и еще рвз мы в тебя водицы-то нальем. Все просто: вот прищепкой этой мы тебе ноздри-то зажмем а через эту вот воронку вольем тебе в рот ... правильно, воду. Можно и кипяток, можно уксус или что другое – но мы и простой водичкой обойдемся. Ну при твоем животе литров 12 войдет, как думаешь ?
- Двенадцать – ни в жисть, гулко отозвался из угла бородатый зверовидный Кузьма. Десять – самое большее, порвет его, как старый гнилой бурдюк !
Маленький, седенький, кругленький Натан от огорчения даже всплеснул руками.
- Друг мой, ты слышал – почтенный Кузьма думает, что в тебя больше 10 литров не войдет ! Правда ты постараешься и докажешь ему, что в тебя и 12 литров, да что там – все 15 влезет ? А потом мы положим вот эту дубовую доску тебе на живот и слегка надавим...
Исаак кивнул палачам и сел в углу. Натан прижал правую руку к сердцу и поклонился. Кузьма что-то буркнул, и продолжал помешивать угли в жаровне.
- Я и говорю, Ваше величество – простая вода, никаких луж крови и вырванных ногтей. А этот Кузьма только свое и знает – каленным железом, отрезать уши, вырвать ногти ! Вот клиент наш совсем расстроился, плачет. А у меня есть еще испанский сапожок – последняя модель, Вы только посмотрите..
Кузьма опять что-то неразборчиво буркнул.
- Что скажешь, Абрам – кто прав : Натан или Кузьма ?
Исаак незаметно подмигнул мне.
- Ваше Величество, А может его в масле сварить ? Но не сразу, а сначала варить по щиколотки, потом по колени, потом...
Кузьма пророкотал:
- А кожу-то слегка отодрать, чтоб сильнее пытку чуял !
Натан опять всплеснул руками.
- Вы меня без ножа режете, Ваше Величество ! Вам хорошо говорить – сварить в масле, а бедный Натан крутись, как хочешь. Мне масло в этом месяце выписывали ? Не выписывали ни чашки. А теперь : «Найди целый котел масла, Натан,крутись, как хочешь !» Ваше величество, котел я, предположим, на кухне одолжу, блочок у меня есть. А с маслом-то как ? Без масла-то никак ! Может все же в водичке сварим ?
Авигдор от ужаса пришел в себя и заголосил и пощаде. Вид у него был всколоченный и жалкий, но даже над ним мне сейчас не хотелось смеяться. Ребята не шутили. В тазу в возле жаровни горкой лежали языки, вырванные у тех, кого Игаль счел фанатиками в назидание проходимцам. Авигдор при всем этом присутствовал- Исаак позаботился.
- Авигдор, ну что ты за человек ? Из-за тебя мы с реб Абрамом всю ночь должны сидеть здесь в пыточной, вместо того, чтобы спать в теплых кроватях. У тебя есть совесть и страх б-жий, я как никак его помазанник. ...Впрочем, вопрос-то риторический. Знаю – нет у тебя совести, ты и Малку за купу грошей продал..
-Малка...
- А вот ее имя ты своим собачим языком не полощи. Она меня просила – я тебя четыре раза простил. Думаешь, что и в пятый прощу ? Попугаю тебя, да и прощу ? Может и так, не зарекаюсь. Но может и велю оторвать тебе что-нибудь вот этими, к примеру, клещами, уж сильно мне хочется... Абрам, ты как думаешь ?
- Вы совершенно правы, Ваше Величество - оторвать. Что он такого может сделать, чтобы его простить ?
- Он думает, что хватит того, что он Малкин отец. Она за тебя сколько раз просила, еще раз спрашиваю ? А сколько раз плакала ? А теперь только плачет – даже просить боится! Если тебе ее не жалко – то мне очень даже! И я тебе говорю, что так дальше не пойдет, у Малки должен быть приличный отец !
Авигдор завопил, что он осознал, исправится, научится играть на скрипке...
-Совсем другое дело, Авигдор. Я знал, что сердце у тебя золотое. Натан, друг мой, дай ему бумагу и перо, пусть пишет со всем усердием...
-Что писать, Ваше Величество : кто ко мне приходил, кто деньги давал ?
- Это непременно тоже, но позже. А сейчас ты напишешь вот что:
« Шановный реб Абрам Юзефович!
Наконец-то нашел время и место написать Вам.Пятнадцать лет назад Вы приказали мне отправиться в Крым и найти....»
Экий выдумщик наш царь ! Этому Исааку романы бы писать. Получалось, что Малка – дочка моя, а не Авигдора, украденная много лет назад татарами из-под Львова(опять Львов !). Я послал Авигдора ее искать, он ее нашел, но обманул меня, назвал своей дочкой и выростил в своем доме. А сейчас на старости лет его заела совесть(это Авигдора совесть-то заела !) и он решил открыть всю правду ! Причем именно в этот Пурим. Совпало так, Б-жья воля. Нашел, как уже выше сказано, время и место !
- Ну так вот, Авигдор – ты все это зачитаешь на Пурим в большой синагоге, а потом внятно расскажешь всем и каждому, кто к тебе приходил, и что велел делать. И что ты пришел к Малке, и вы, как Эсфирь с Мордехаем, открыли глаза наивному царю Ахаверошу, то есть мне, на проделки всех этих Аманов, список которых тщательно проверит Игаль, чтобы ты никого не забыл !
- Да, а потом меня опять сюда язык рвать !
Исаак резко развернулся и врезал Авигдору преизрядного леща. Авигдор такого не ждал и только зубами шелкнул. Врезал-то Исаак Авигдору от души, но неумело – губы и нос ему разбил, но и себе искровенил костяшки об зубы Авигдора.Теперь царь кривился и дул на руку. Вечно недовольный Кузьма начал было бурчать, что разве , мол, так бьют, без оттяжки-то, но как-то стушевался и стал еще усерднее мешать уголья.
Исаак говорил тихо, почти шипел:
- Не перебивать меня, сволочь ! Ну кто же осмелится поднять руку на нового Мордехая, я тебя спрашиваю, Авигдор ? А потом ты попросишься в Иерушалайм – замаливать грехи. Нет, не свои – какие у тебя, праведника грехи ? Это я еуждаюсь в твоей молитве, вознесенной прямо у Котеля, ой как нуждаюсь ! А я тебя туда отпущу, даже денег немного дам. Но если я еще раз о тебе услышу – то сделаю с тобой то, что Содом не делал со своей Гоморрой. И я обещаю, что даже Натан испугается того, что я сделаю с тобой – верь мне, Авигдор !
«... и что тебе сказать, Рахиль, раз царь сказал – значит Малка нам дочка, мазлтов. Я тебе так скажу, что царь, даже наш, еврейский и рыжий – это совсем особое дело, и ему таки да видно то, что нам с тобой таки нет. И неважно, кем он был раньше – Б-жий помазанник, я тебе говорю. А еще я тебе скажу, что лучше дочкой больше, чем дочкой меньше!»
_______________________________
Глава четвертая. Где деньги, Ир ?
На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется,то стоит.
Дорогая моя Муза Ира, я тут специально оторвался от основной темы сюжета, чтобы высказать тебе пару слов. И не спорь со мной – я уже оттягивал этот разговор, сколько мог, а теперь нам надо всерьез обьясниться.
Я знаю, ты не любишь неделикатные вопросы, но спрошу : а зачем тебе ЭТОТ роман ? Правильно, я сознательно выделил слово «ЭТОТ». Почему именно роман, а не повесть, сборник эссе или венок сонетов не так интересно, да и понятно, в общем-то. Роман – это звучит серьезно, круто, я бы сказал. Рассказик, повестушку любой накропает, а вот для романа требуется, кроме несомненной графомании, еще и изрядная усидчивость и вера в чудо. Чудо это должно заключаться в том, что найдутся блаженные идиоты, готовые продираться через заботливо построенные тобой мизансцены и диалоги, помнить не только имена, но и биографии героев, тщательно вникать в ньюансы их взаимоотношений. Это ли не чудо, я тебя спрашиваю ?
Рассказик на пару страниц – дело другое : правильно подобранное название, компактный сюжет с хорошо мотивированным финалом, несколько заранее подобранных вставных элементов – «паровозов» - и читатель сам не заметил, как дочитал до конца. Нет, и «Войну и мир» некоторые прочитали несколько раз от корки до корки, ео они – только исключение, подтверждающее правило. Сегодня спасти роман может только динамичный сюжет, закрученная пружиной интрига, толика эротики, а где это все, я тебя спрашиваю ?
Все начиналось неплохо, как смесь фэнтези и альтернативной истории. Но только начиналось, глав эдак пять-шесть – а потом ты взялась за меня всерьез. Под твоим влиянием доля истории сократилась до минимума и превратилась просто в шутовской балаган, комический театральный задник, фон для дамского романа. В осторическом романе некогда рассуждать о том, что думает Малка об Исааке, Голда – о Малке, Абрам – о Голде, а Эмма – об Абраме. Каждый, кто не слеп, как говаривал незабвенный Лаврентий Павлович, ясно видит, что историзмом даже и не пахнет – это наши современники, переодетые в кафтаны и лапсердаки, расхаживают по страницам романа, как по сцене Черновицкого областного драмтеатра и произносят свои натужный монологи, изредка переходящие в затянутые , но не менее натужные, диалоги. Осовременивание - прием неплохой, хоть сам по себе бесплодный, но очень пригодный для решения «сверхзадачи». Так вот, дорогая моя, я возвращаюсь к началу : а в чем, собственно говоря, состоит эта самая сверхзадача, зачем тебе ЭТОТ роман ?
Попробую системно.
Ты этот роман сама стала бы читать ? Просто так, вечером, после работы ? Я понимаю, тебе после работы только не хватало перечитывать мои романы. Ладно, упростим задачу. Представь себе, что Голивуд экранизировал «Проклятую моль». В роли Исаака – Илайджа Вуд, рыжий и конопатый, Голду играет Кейт Бланшет,практически без грима. Малку... ну даже не знаю кто, на твой вкус. Ты бы стала это кино смотреть ? А какие именно сцены ?
Ладно, кино вино и домино. История тебе не интересна – вся эта самозапустивщаяся машинка альтернативной истории, ее внутренняя логика, пересечения с историей реальной. Я представлял себе, что ты не Клио, но ты настолько не Клио... Оставим в стороне историю. Я , как бы ты не возражала, продолжу и дальше эту линию на свой страх и риск – потомок Исаака в десятом колене должен принять от Богдана Хмельницкого ключи от города, вьехать в Киев на белом коне и помолиться в Киево-Печерской синагоге.
Ты еще спрашиваешь, зачем мне это надо ? Будь Украина еврейской страной, разве пришлось бы мне уезжать из Киева в Германию. В конце концов, это и мой роман тоже, и я имею право на свои маленькие удовольствия !!! И сколько можно этого еврейского вопроса, отнюдь не все, окружающие нас – евреи! Достаточно об этом.
С другой стороны, сколько можно писать об созданной Малкой и Исааком образцовой еврейской семье, умиляться густому румянцу Малки, оладушкам с медом на завтрак и проделкам Хаимке по утрам ? Чисто женский роман – это не моя стихия, если ты нацелилась на нечто подобное, то я – пас. Я считаю тебя Музой хотя и немного сентиментальной, но умной и интеллигентной и не могу представить тебя вдохновляюшей Бертрис Смолл, Джоанну Линдсей или Сидни Шелдон на создание очередной канистры розовых соплей. Нет, так я не думаю.
Что же остается ? Мне бы хотелось думать, что тебе ЭТОТ роман нужен для того, чтобы дать еще один ответ на вечный вопрос : «Человек и власть, или как при власти не скурвиться ?». Ладно, ты царь, к примеру. По долгу службы лгать, рубить головы и дружить с соседями – людоедами – ты должен. Как говорится, с 9 до 16, с часовым перерывом. Это не обсуждается, таковы условия задачи. Все рубят. Но одни остаются Борисами Годуновыми, а другие становятся Иванами Грозными. И плевать, что гробят табакерками в висок именно Годуновых, Павлов, Петров Третьих и Александров Вторых, а не Иванов Грозных и Анн Иоановн. Ну вот почему Борис Годунов остался человеком ? Спроси у меня, и я тебе скажу -он любил свою жену и детей. То есть кроме «с 9 до 16» есть еще «с 16 до 9». Ну да, были и амбиции - чтобы никто не ушел обиженный, но у кого их в начале не было. Приложим то же самое к Исааку: может и он не озверел потому, что любил и был любим ? Любовь, так сказать, спасет если не весь мир, то мир в душе отдельно взятого царя. Вот и Павел, и Александр Второй с его княжной Долгорукой... А Петр и Иван – не, совсем даже не.
А еврейский колорит тогда обеспечивает смыслом и формой «сверхзадачу», привносит то мессианское безумие, которое уже не первую сотню так гармонично обьединяет народ бутылки с народом фаршированной рыбы во взрывоопасную смесь.
Моя дорогая Муза, я так понял, что должен направить свой утлый челн между Сциллой чернухи и Харибдой неправдоподобия к берегам Крыма, где Исаак, с удовольствием разыгрывающий роль то ли Моше, то ли Иешуа бен Нуна, то ли Давида Бен-Гуриона должен оторваться от сценария и создать нечто большое и чистое из имеющегося весьма второсортного и сварливого материала, сохранить власть, не только уцелеть в весьма недобром мире Рюриковичей, Гедиминовичей и Габсбургов , но и схарчить парочку из них. При этом суметь не поругаться с женой, ужиться с тещей, воспитать приличных детей ? Да, такую фантастику научной не назовешь !
Ира, я тебя правильно понял и могу приступить к следующей главе ?
__________________________________________
Глава пятая. Не отличая Амана от Мордехая, или трое в водке, не считая закуски.
Налей нам друг! Уже готовы
стаканы, снедь, бутыль с прохладцей,
и наши будущие вдовы
охотно с нами веселятся.
...и опять выпил. Я выпил, Игаль выпил, ну и Исаак приложился и закусил пастромой. Это он все и организовал. А что – спать ему идти некуда, рука болит, настроение сами понимаете. Ну не бросать же его одного в беде, охранник не в счет ! Нет, охраннику Исаака мы тоже налили – в фляжку. Сменится с поста – выпьет, а на службе ни-ни. «Дисциплина и порядок!» - важно проговорил Игаль, отчего-то важно указуя пальцем на изрядный нос молодого воина, носатого и рыжего, хотя до Исаака ему еще рыжеть и рыжеть. А так похож, хотя и повыше будет, да и покрепче. Исаак вообще набрал в свою стражу много рыжих, их так и называют – «рыжая сотня».
Парень был изрядно удивлен, когда на его глазах Игаль цинично взломал кладовку на царской кухне, а мы с царем нарезали хлеб и пастрому. Игаль притащил два кувщина с вином, Исаак где-то раздобыл ужасного вида глиняные кружки. Три табуретки и стол нашлись в хлеборезке. Игаль разлил. Исаак взял кружку, подумал, поставил ее на стол, посмотрел на Игаля, потом на меня, потом опять на Игаля. Тот рявкнул, чтобы послали за шашлыками. Ну хоть к «Румяной Розе», хоть в казармы на кухню. Страж исчез. Исаак взял кружку.
- Абрам, спасибо тебе за дочь ! – и опрокинул кружку.
Вино текло по его подбородку на расстегнутый воротник камзола, заливала красно-лиловыми пятнами кружевную сорочку, капало на пол. Исаак допил, поставил кружку на стол, поискал и нашел чистый рушник, тщательно вытер им шею, подбородок и грудь. Не глядя на нас, взял кувшин и налил еще раз и опять выпил. На это раз закусил.
- Голда любила это вино, Абрам.Чем ей нравилась эта кислятина – ума не приложу. Красная кислая шипучка, позор Масандры. Но сегодня , в Пурим, мы будем в память Голды пить только эту гадость. Пить, как полагается – пока не перестанем различать Амана и Мордехая, я тебе говорю ! Выпьем за Голду, Абрам – она это заслужила! Исаак опять выпил, Игаль выпил, я выпил. Таки да, зачем мне различать Амана и Мордехая, а особенно сегодня...
Мы выпили еще раз и еще раз. Я что-то говорил Игалю, он читал какие то стишки, Исаак мрачно грыз горбушку хлеба. На столе уже лежала горка шампуров с шпшлыками и зелень. Игаль то грыз горячую баранину, то фехтовал шампуром, воткнув его в конце концов в темно желтую головку сыра и закричал, что он обьявляет войну молочному от имени мясного. Поэтому нужно послать за девочками – и помясистей, а не таких, чтобы молоко на губах не обсохло !
Исаак требовал, чтобы Игаль подтвердил, что с шашлыка под коньяк все и началось, и не загони их дуры-бабы в эту глушь, они бы всем показали, Игаль знает что ! И не то, что Игаль подумал, а эту проклятую стекляшку! Царь он или не царь, в конце концов ? Сейчас же велим седлать коней и светерком в Нимфей – какой еврей не любит быстрой езды ?
Игаль ответил, что не любит тот еврей, на котором ездят ! А его Исаак совсем заездил – он требует молока ! За вредность. Исаак поинтересовался, за чью вредность, его собственную ? Игаль ответил, что он – белый лебедь, царь – деспот, тиран, слюнтяй и подкаблучник, а я – старый пердун, жалеющий денег на великую идею. Исаак грыз шашлык и не реагировал, зато я не стерпел и откровенно заявил , что надеру этому лебедю самозванному зад так, что пера некуда будет воткнуть !
Исаак вдруг закричал, что Игаль не настоящий, а самозванец ! Настоящего Игаля подменили в роддоме, то есть в дороге. Игаль возразил, что подменили их двоих, и что Исаак – не Исаак, а какой-то Шурик, и не ему попрекать Игаля самозванством. Исаак заорал, что он два в одном, а Игаль пусть прочтет что-то душевное.
Игаль встал на стульчик и продекламировал :
Вон опять идет ко мне приятель
и несет холодное вино;
время, кое мы роскошно тратим, –
деньги, коих нету все равно.
-после чего пожелал мне подавиться моими деньгами – всеми до копейки ! Исаак мрачно пил и время от времени интересовался у Игаля, Аман он или Мордехай ? Игаль твердо стоял на том, что он – белый лебедь с надраным задом. Я внезапно сообщил всем, что Голда не могла любить такую кислятину – это все происки Витовта и Тохтамыша ! Игаль согласился, Исаак – нет, но почему не согласился – помню плохо.
Я вообще плохо помню, что дальше было,но, к сожалению, я хорошо помню, как Исаак пел. Я хотел выпить с Игалем на брудершафт, но тот отказался – дескать, он лебедь, а я неизвестно какой гусь. Я не остался в долгу, и напомнил Игалю, кому гусь не товарищ ! Игаль возмутился и обьявил, что сейчас докажет в натуре, что он лебедь, залез на стол и начал раздеваться, а Исаак пел, что «без женщин жить нельзя на свете, нет!» Слово «нет» он практически выкрикивал . Игаль тем временем сделал какое-то театральное па и невзначай попал мне в лоб носком сапога. Мне хватило на сегодня и я прилег отдохнуть.
_____________________________________________
Глава шестая. Глазами женщины- Маргарита
Женщиной славно от века
все,чем прекрасна семья;
женщина – друг человека
даже,когда он свинья.
Мне, чем дальше, тем больше, нравится ходить в шаббат в синагогу. Не подумайте дурного – я еще не так стара, чтобы стать суеверной ханжой. Поменялась не столько я, сколько служба. Сейчас, если закрыть глаза, я ощущаю себя как в детстве в люблинском доминиканском костеле святого Станислава. И тогда ребенком, и сейчас перешедшей рубеж сороколетия зрелой женщиной(никто не решится назвать меня старухой !) я закрывала глаза и слушала б-жественную музыку органа. Как оказалось, к счастью на орган не распространяется «и повесили мы свои арфы», и каждый шаббат гремят все 4 мануала, 131 регистр, 7455 труб, а я слушаю их с закрытыми глазами, не особо вслушиваясь в слова молитвы. Да и чего особо вслушиватся - я так же не сильна в высоком иврите Танаха, как и в высокой латыри Вульгаты. Я стараюсь понять только нужное, но что то, вроде Вульгаты, застряет в мозгах так, что и не выковыряешь !
Сегодня веселый весенний праздник спасения – Пурим. Исаак подпевал кантору так, что даже на улице никто не усомнился, что Всевышний, наделив нашего самодельного мелеха изрядным голосом и певческим энтузиазмом, напрочь забыл уделить ему даже малую толику музыкального слуха. Хаимке усердно трещал своей трещеткой – раашан, разоблачая и разрушая козни Амана.
Женщины сидят наверху, на втором этаже. Придумано это вроде бы для того, чтобы мы не мешали мужчинам молиться. Вот уж глупость – мужчины то и делают, что зыркают наверх, чтобы получше рассмотреть запретный плод, то есть нас. Ну и мы их тоже рассматриваем, с моего места в первом ряду(по левую руку от царицы) есть на что посмотреть. Мне хорошо видны передние ряды, особенно «царское место». Рыжие кудри Исаака выбиваются во все стороны испод короны, крымские князья, буджакские ханы, гаоны, придворные, генералы – щевелюры и лысины скрыты, по большей части, праздничными головными уборами, пурпур, золото, драгоценные камни, белое с голубым – тот самый кахоль лаван, "Кахоль вэ-лаван, тиква лэ-шалом (синий и белый, надежда на мир)...". А нет мира там внизу.
- И я говорю Вам – раздавите гадину !
Авигдор вошел в раж и сам верит в то, что говорит.
-Стальной перчаткой, ежовыми рукавицами схватите за глотку язычников и еретиков !!!!
Звучат имена. Я слышу имя одного из богатейших столичных купцов, работорговца Ахазию Мактаза, а потом вижу, как гвардейцы грубо хватают его за плечи прямо в десяти шагах от царя. Ахазия с неожиданной силой отталкивает их, хватается за невесть как пронесенный в синагогу метательный нож – охрана закрывет собой Исаака и Хаимке, в зале крик. Я не успела даже толком испугаться. Здоровенный гвардеец бьет террориста- самоучку с розмаху латной перчаткой по лицу- тот валится на пол, выплевывает осколки выбитых зубов.. Рядом возникает Игаль, что-то командует – за поднявшимся шумом не разберешь. Гвардеец срывает с пояса Ахазии кошель и сумку с пергаментами, отдает Игалю. Арестованный больше не дергается – его руки грубо вывернуты и связаны за спиной, рот заткрут его же ермолкой.
Игаль издает радостный вопль – «Нашел !» - и передает Исааку какой-то пергамент. У Исаака лицо как каменное – неужели он все знал ? Не может быть ! Что здесь происходит ? Исаак подзывает а себе отличившегося гвардейца.
Теперь я могу рассмотреть его лицо. Красавчиком его отнюдь не назовешь. Короткие светлые волосы, вислые усы, нос картошкой – э, да он, похоже, из русинов, а скорее даже из поляков. Я таких мазуров навидалась. Лицо правильное, и наверное, было даже симпатичным, если бы не шрам, изуродовавший ему правую щеку и нос. Даже стоя на одном колене он лишь немногим ниже невысокого Исаака.
Потихоньку гомон прекратился. Вопрос Исаака я не расслышала, но догадалась – гвардеец назвался Степаном, то есть Хаимом, Абрагамовичем, родом из гродненского повета . Я почти угадала. Исаак хлопает его плашмя мечом по плечу – возводит в «хазак гадоли гиборы», это как рыцари в Польше. Заполнившие зал гвардейцы рывкнули «Мазлтов». Исаак наклоняется к Хаимке и что-то говорит ему на ушко. Наследник престола принимает важный вид и спрашивает гвардейца, станет ли он его телохранителем.. Хаим, который Степан, соглашается, естественно. Гвардейцы ревут от преданности и восторга.
Арестованных(а их еще трое, кроме Ахазии Мактаза) как мешки вытаскивают на улицу. Исаак с сыном возвращаются на свои места. Царь возвращает зловещий пергамент Игалю, а тот отдает его ведущему службу гаону.
Равви Ицхок читает громко и отчетливо. Зал слушает с ужасом, и есть от чего. Союз с Генуей, истребление всех Ашкеназидов и их прихвостней, продажи в рабство «понаехавших недоевреев», конец царства, отнюдь не нужного и отодвишающего приход Машиаха. Возгласы негодования, крики, театральные позы...
Рав Ицхок провозглашает херем – проклинает «до двенадцатого колена !» изменников и еретиков. Рев, одобрительные крики, громкое выражение верноподданических чуств, пожелания принять личное участие в побивании камнями предателей.
Авигдор тоже сорвал свою долю апплодисментов.
- Я выражу общее мнение, если скажу – благословенна дочь, имеющая такого отца ! – это Шмуль.
- Такие верность и благочестие не должны остаться без награды ! – это Натан
Лейзер сидит, как убитый в углу. Почему же он не спешит поздравить Авигдора, обнять брата. Почему он сидит как убитый и молчит !!!! Что-то не так, какую страшненькую игру придумали Исаак с Игалем ? Лейзер, держись !
Опять говорит рабби Ицхак – о грехах и заслугах, раскаянии и воздаянии. Он просит царя отправить Авигдора в Святую Землю, в Иерушалайм. Молитва такого праведника, новоявленного Мордехая, да еще произнесенная в таком месте, обязательно дойдет до Господа! Он, Ицхок молит царя согласиться. Исаак ломается «такая корова нужна самому !», но дает себя уговорить.
Это все как в театре. Маска добродетельного отца, маска благочестивого священника, маска правоверного царя. Лейзер – единственный живой срели этих масок. Б-же мой, разве можно здесь, перед лицом Б-га творить такое. Они ничего не боятся. Лейзер, бедный мой большой ребенок !
Малка плачет в голос, а эти дуры –придворные дамы, нарочито громко шепчут, что это слезы радости и умиления.
- Замолчите все, гадины – царица плачет !!!!
__________________________________________________
Глава седьмая – сорок семь лет спустя
Сын учителя, гений плюгавый –
уголовный режим изобрел,
а покрыл его кровью и славой –
сын сапожника, горный орел.
Мама плакала. Я тогда спросил папу – почему мама плачет, кто ее обидел ? Папа промолчал, так промолчал, что я понял его ответ. Это он сам ее обидел, и сейчас ругает себя последними словами. Но чем он маму обидел, как и почему ?
Я тогда не понял.
Почему мне это вспомнилось именно сейчас ? Не знаю. Мне бы сейчас радоваться, да не радуется что-то. Та же Большая Синагога, Царское Место, рев органа, громкие крики «До 120 лет в добром здравии, наш мелех Хаим бен Исаак !». Еще на прошлой неделе кричали « Мелех Исаак бен Соломон и престолонаследник Хаим бен Исаак !».Вот и все – я остался один. И как тогда, сорок семь лет назад, плачет женщина наверху –теперь это моя сестра, маленькая Эстерка, которую я, посемейным преданиям хотел отдать Лейзеру.
Один – это совсем один – ни бабушек, ни дедушек, ни папы, ни мамы. И уже пять лет как вдовец. Зато царь, и не какой нибудь – мелех Крыма и Нового Иерушалайма ! И это всего в 54 года. У Вас наверняка все в порядке с арифметикой и Вы наверняка подсчитали – мне тогда было семь и ни копейкой больше.
Так вот – мама, мама Малка тогда плакала, это я точно помню. Я для того уточнил, что мне полагается одинакого помнить и любить обеих мам – Голду и Малку, Малку и Голду. У моей мамы, то есть мамы Малки, был немалый пунктик на эту тему и она приложила к этому все возможные усилия. Я знаю о маме Голде все, что знала мама. Да, я так и буду говорить, чтобы не путаться – просто мама – это мама Малка, а если нет – то мама Голда со всем почтением. Папа ? Ну когда он спорил с мамой ? Он послушно рассказывал мне о маме Голде, ситал мне ее дневники. Интересно рассказывал – папа был замечательный рассказчик. Я плакал раза три, когда мама Малка рассказывала мне историю своего удочерения Голдой, про историю выкупа мамы Малки из рабства я просто молчу.
Такая вот была педагогическая идея. И как любая теория, она дала совсем не тот результат. Не помню я маму Голду, хоть убей ! То есть помню что-то смутное, а вот голос, запах, смех, слова какие-нибудь – напрочь не помню. Мне было семь лет, что Вы от меня хотите – не понимает ребенок, кто умер, и что это не шутки. У детей все по-другому.
Вот я помню, как мама плакала по маме Голде, и папа плакал, когда он думал, что его никто не видит. Это я помню, помню и тот Пурим с херемом и пульса-де-нура, помню, и как папа стукал «моего»Хаима по плечу своим огромным царским мечом. Я ясно помню этот, казавшийся мне огромным, царский меч, папу, казавшегося мне самым большим и сильным! Его рыжие кудри я вижу как тогда, а вот маму Голду я не помню, хотя и никогда не признаюсь в этом на людях.
Вот он этот самый меч, слов нет – богато украшенный, но совсем не огромный. Он теперь у меня - нет больше моего папы, сирота я, круглый сирота...У царских детей все как у остальных: до пяти лет папа кажется самым большим, до восьми – самым сильным, до двенадцати – самым умным. В пятнадцать ты удивляешься, как такой мелкий и заурядный человечишка до сих пор сидит на престоле, в восемнадцать – тебе не о чем с ним говорить. В 21 ты начинаешь понимать, что он вообще не плохой мужик, в 25 вы лучшие друзья, а в 33 ты возвращаешься к тому, что твой папа – единственный и неповторимый, самый лучший в мире. Круг замкнулся.
Я тоже прошел этот путь от начала до конца. Добавьте, что я не просто царский сын, а сын великого отца. Причем именно великого отца, а не только великого государя, политика, мыслителя, а это не одно и то же, мне повезло.
Я несколько раз говорил с ним о «том самом дне Пурима». Каждый раз он говорил мне чистую правду и только правду. Первый раз он рассказал мне о том, что мама испугалась выхваченного предателем ножа. Второй раз – испугалась того, сколько зла вокруг нас. И только потом – то, что мама поняла весь разыгранный папой страшноватый Пуримшпиль. Он ей ничего не рассказал, мама и так поняла И плакала она от жалости к папе, а еще – от жалости ко мне. Ведь и меня не минует в будующем чаша сия.
Папа и мама... Они прожили счастливо вместе пятдесят пять лет, я родился ровно через девять месяцев после их свадьбы, я сам посчитал. Подумать только – когда мама меня родила, она была совсем девочкой, ей было пятнадцать, моей внучке, Рахили, через год будет столько же ... Как они жили ? Всем бы так. Мама всегда говорила, что в папе живут два человека – ее любимый рыжий толстенький мальчик и кто-то огромный, мудрый и страшный, но к ней добрый. Очень добрый. А любила она всю жизнь своего рыжего мальчика, а до остального ей дела не было.
Сколько раз я, глупый молокосос, с возмущенными криками доказывал отцу, что он все делает не так, нечестно, несправедливо и неправильно, обижал его, сам того не желая. Вот я бы на его месте..., я тогда не знал, что это такое – быть на его месте. А он только улыбался, спорил со мной, выслушивал мои щенячьи аргументы, наталкивал на правильные мысли... И поддавался мне, притворялся, что чего-то не знал, до чего то не додумался... Давал мне выиграть не только потому, что учил, но и потому, что был рад моим успехам больше, чем своим. Лев учил львенка, так вот так. Только потом, с годами я стал читать его ходы в той старинной игре, да и то только потому, что меня учил ОН сам. Я повторю в тысячепервый раз - я сын великого отца. И нет у меня больше той глупой ревности к нему, желания перегнать, переплюнуть- мой папа самый-самый, так говорила мне мама. И самое лучшее место – рядом с ним, на левом подлокотнике трона...
Мама не было на него ни капли не похожа! Она была совсем простая, любила сама готовить, варить варенье, шить одежду. И внуков с правнуками. Элю и Шломо больше меня, а правнуков – больше, чем Элю и Шломо. Но ее самым любимым ребенком всегда был папа. Последние годы он кушал только из ее рук, сидел с ней в беседке « под грушей» в саду старого дворца, пил чая с лимоном и вел с ней бесконечные разговоры о пережитом, читал ей кое что, отнюдь не все из его «Книги Нового Иерусалима».
Вот Вам картинка на Пейсах: мелех Исаак ровно в три часа пополудни кушает борщ(это если понедельник, среда или пятница) или куриный бульон(по другим дням) , а царица Малка гладит его уже совсем седые изрядно поредевшие кудри и спрашивает, вкусно ли. А папа в ответ, что все ну очень вкусно, но если добавить еще чуточку соли...
Папа уже лет десять совсем отошел от дел, только изредка, три-четыре раза в год приходил в новый Зимний дворец. Я приходил к нему советоваться, а он именно советовал – не приказывал. Папина жизнь замкнулась в создаванной им «Книге Нового Иерусалима» и маме. Ну да, и мой сын Эля, рыжий бабушкин внук, ну да. Мне казалось, что ему уже давно смертельно надоело царствовать, а вот читать, писать, а главное – быть мужем мамы Малки совсем даже не надоело. Вот и подумайте сами, что он больше ценил, если царство ему, в самом деле великому царю, обрыдло, а жена – нет ?
Мамы нет уже месяц. Папа сказал мне перед похоронами, что ему тоже пора, здесь ему больше делать нечего. Очень спокойно сказал, страшненько так – я бы на месте Смерти побоялся бы к нему придти, он и зашибить может.. И на самих похоронах держался молодцом, почти не плакал. А потом еще раз доказал, что он великий человек – папа начал просто и разумно завершать все свои дела в этом мире. Я все видел – папа Исаак сам решил, когда и как ему умереть, он даже для смерти не сделал исключения. Даже тут не изменил себе – умно и спокойно, чтобы нам лучше было. Папа подписал завещание, навестил Эстерку в Солхате, переночевал «в том самом месте» в степи, попрощался со всеми, кого хотел видеть, о чем-то долго говорил с Элей. Тот ходит как ушибленный, но озаренный высшей мудростью. А потом настала моя очередь, меня папа оставил «на закуску».
Мы говорили долго – было очем. Настоящая история своей жизни, написанная отцом в одном экземпляре удивила бы не только впечатлительного Элю. Расскажи ее кто другой – я бы только посмеялся, но вот папе я верю сразу и безоговорочно. Тем более, что эта история обьясняет все странности его жизни, а любая другая – нет. И таки да, папа отдал мне «ту самую» стеклянную женскую головку, и я заглянул в то время, откуда пришел Шурик. Я понимаю Элю – меня это тоже впечатлило. Но все равно, вот если бы меня спросили – да заберите это царство, я бы сказал : «Верните все на пятдесят лет назад, чтобы папа и мама были опять молодыми, а я маленьким...».