В живописи разновидностью портрета является миниатюра. Небольшие по размеру, в свое время они были предназначены для того, чтобы их можно было носить с собой, брать в дальние поездки. В периоды расставания с любимым и дорогим человеком, для многих они являлись памятным амулетом. Как правило, все миниатюры были очень четко выписаны. И в то же время, несмотря на небольшие размеры, живописцы умудрялись передать в них особую характерность оригинала.
Сейчас миниатюры успешно заменяются фотографиями. В жизни много моментов, которые хотелось бы сохранить в памяти, это бесспорно. Ведь есть точки отсчета, в которых люди представляют себя один в один, а есть наоборот, когда они сами на себя совершенно не похожи. Случаются и такие которые раскрывают человека, даже ему самому в неведомой ипостаси.
Вот и я сейчас, предложу вашему вниманию свои миниатюры. В них я постараюсь наиболее полно высветить какую-то черту своего героя, его внешний вид, характер, определенную изюминку. Главное, что необходимо для создания миниатюры – подловить момент, оценить его, осмыслить, и мастерски все это запечатлеть. Честное слово я старался.
Миниатюры
Он был на вид очень важным. Он важно ходил, важно говорил, важно носил все, что было на нем одето – от очков до нижнего белья. Скажу без обиняков – в нашей округе он был самым важным. Когда он представлялся, делал это тоже очень важно.
Погодите, а как же его звали?.. А впрочем, это не столь суть важно.
За ним водились грешки. И хотя со временем их становилось все больше и больше, они были до того мелкие, что он от них не испытывал никакой тяжести. Его разговор, походка, жесты были легкими и непринужденными. Общаться с ним было легко и приятно. И если кто-то и называл его греховодником, то это звучало мягко и больше походило на поощрение.
Характером он был резковат, даже крут. Его постоянно бросало в какие-то крайности. В жизни он больше всего любил баню и женщин. Жениться для него было все равно что в баню сходить. Может, потому его очередная семейная жизнь всегда складывалась по схожему сценарию: сначала жар, как в парилке, а затем холод, как в сугробе.
Он сначала был бдительным, потом стал мнительным, затем вкупе и бдительным и мнительным. Он постоянно оглядывался или выглядывал из-за угла. Еще он боялся утонуть, отравиться, выпасть с пятого этажа (хотя и жил на первом), попасть под трамвай или под воздействие электрического тока. Своей мнительностью он терроризировал и себя и окружающих. Большинство из тех кто его знал, ему не завидовали, понимая, что его жизнь – настоящая каторга. Зависть появилась позже, когда эта самая каторга счастливо закончилась. Он умер во сне, в своей постели с безмятежной улыбкой, которая осталась при нем до момента как раздался стук молоточка.
Он был к ней привязан, крепко-накрепко, пеньковым канатом толщиной с руку: квартирой, светским положением ее предков, материальным благополучием. У него были и мелкие привязанности, но совсем непрочные и очень короткие. Однако, будучи с ним близко знакомым, я знал, что он всегда был готов поменять эту старую пеньковую привязанность, на новую, – мягкую и эластичную. Правда, на тех же условиях.