Если в начале пьесы на стене висит ружье, то (к концу пьесы) оно должно выстрелить
Из письма Антона Павловича Чехова (1860— 1904) к литератору Александру Лазареву-Грузинскому от 1 ноября 1889 г.
«Блиииииин! Когда мухам, наконец, сошьют тапочки? Что же они так топают то! Сволочи!!!».
Он открыл глаза и бессмысленным взглядом уставился в давно немытое окно. Над головой, на верхнем этаже бухали ударные инструменты, видно соседский паренек вернулся из школы и врубил любимую музыку. На улице ярилось светило, заливая полупустую комнату своим ненавистным светом, ломящимся и через закрытые веки и разламывающим голову.
Во рту наждак языка. В горле Сахара.
Встать.
Надо встать и попить воды, станет легче.
Он с трудом поднялся с жесткого пружинного матраца, обтянутого белой с красными полосами материей, с желтыми разводами пьяных недержаний, покачнулся и побрел в сторону кухни.
По пути вспомнил, что кухонный кран перекрыл сам неделю назад, потому что тот потек, щелкнул выключателем и направился в ванную.
Жадно припал губами к соску крана и с наслаждением втягивал в себя струю воняющей хлоркой и отдающей ржавчиной воды.
Стало легче.
Распрямившись, уставился в мутный с трещиной, маленький квадратик зеркала.
Оттуда, освещенная слабосильной «сорокаватткой», на него пялилась образина с всклокоченными волосами, мешками под глазами, крашеная синяком, начинающим переходить в следующую, «желтую» фазу. На щеках наждак недельной щетины.
Выдохнув, он ощутил вырвавшуюся наружу вонь перегара и его согнуло в рвотном позыве, выплеснув назад только что выпитую воду вместе с желчью.
Ну да, он уже дня два как не ел, только пил, пил, чем угощали. Водка, бормотуха, одеколон «Шипр»...
Выволокся из ванной и подошел к форточке. Немного отпустило, но все равно чувствовал колотящееся и просящее выпустить его через горло сердце. Руки и ноги тряслись от накатывающей слабости, на лбу выступила холодная испарина.
Отвернувшись от окна, доковылял до матраца и тяжело повалился на жалобно скрипнувшие пружины. Закрыл глаза. Замелькали яркие разноцветные точки, замельтешили круги, и сознание снова провалилось в спасительный сон.
Сон снился из недавней жизни.
Яркий прямоугольник окна озарен вечерним солнцем, на его фоне миловидная женщина с трехлетней девочкой на руках смотрят в окно. Женщина, показывая рукой в окно что-то говорит, девочка заливисто смеется. Жена и дочь.
Оба одновременно поворачивают смеющиеся лица, и дочь с радостным криком бросается к дверям с криком - «Папа! Папа пришел!!!». Не добежав до дверей, девочка внезапно останавливается, лицо теряет веселость к глазам подступает страх и наворачиваются слезы....».
Его словно пробку вышвырнуло из сна.
Не открывая глаз, он мучительно пытался вспомнить выражение лица жены в этот момент и не мог.
Да это его жена и дочь. Его семья, которую он потерял. И кто виноват в этой потере, не разобраться ни посторонним людям, да и не ему самому.
"Двигайтесь! Двигайтесь мешки!"
Тренер в синем спортивном костюме, с белыми полосами по воротнику, коренастый , с густыми черными бровями и квадратной массивной челюстью смотрел на хронометр, почти потерявшийся в его лапище и покрикивал на пацанов, уже еле передвигавших ноги после «трешки».
-«Давайте чахлики, наддайте!»
«Чахлики» уже хрипели, заплетались ногами, казалось выплевывали воспаленные легкие но давали.
В середине запалено дышавшей цепочки пацанвы, запинаясь о корни сосен, выползших на тропинку, казалось только для того что бы усложнить и так не легкую жизнь, из последних сил перебирал ногами тщедушный подросток.
Уцепившись глазами за землю, сжав зубы, сквозь которые он цедил воздух, Лешка тихо бормотал : «Смогу, я не чахлик, смогу...»
Вот за деревьями мелькнули синие здания лыжной базы. Все! Конец этому мучению.
Много времени прошло уже со времени того первого забега, но Алексей помнил его, как будто это было вчера.
Тогда "Иваныч", так звали тренера, сказал им, почти умершим-"Вот так и надо. Идти, бежать, ползти, но дойти до конца. Не достал победу, но дошел, значит окончил свое дело. Вот главный результат. И только так...!"
Низкое, зимнее карельское солнце било в глаза, а он стоял на деревянном пьедестале, на верхней, самой почетной ступени и главный судья объявлял результаты лыжной гонки.
Да, он был первым. Он выложился, устал, но дошел. Дошел и показал первое время.
Впрочем, он уже начал привыкать быть первым. Первый в классе, первый в институте, первый в спорте.
На деревянных ногах Алексей спустился с пьедестала. Ноги дрожали, руки и спина противно ныли, отходя от перегрузок, но на душе было радостно и светло-он победил. Сзади подошел тренер, и улыбаясь в густые усы, хлопнув Алексея по плечу , пробасил -" Ну че, Леха, ты их всех сделал!".
Рука старого тренера как бы продолжая движение извлекла из кармана старый заслуженный хронометр. Чертовски красивая штука. Блестящий, с закрывающейся крышкой, на лицевой стороне которого выгравирована какая-то монограмма с узорами. Тренер очень дорожил этим хронометром и всем новичкам говорил: «Вот ребята, как только я увижу что кто-то превзошел меня, я буду считать себя побежденным, и ,честное слово, отдам этот, дорогой для меня приборчик победителю».
А сейчас Иваныч протягивал этот хронометр Алексею.
-"На, Леша, бери. Ты-победитель". Тренер глянул из под нависших седых бровей.
-"Ты лучший. И сделал почти невозможное. И этот хронометр по праву твой". Фразы, казалось, давались тренеру с трудом, и от того получались какими-то рубленными, угловатыми.
-"Храни его и помни что, жизнь скоротечна, лишней суеты и мусора в ней много. А дело... настоящее дело, ради которого ты пришел на эту землю, одно".
-"Молодец ты Леха!".
Еще раз хлопнув победителя своей лапищей по плечу, Иваныч пошел в сторону тренерской.
Когда тренер из Ленинградской команды предложил место в запасном составе питерской сборной, Лешка спокойно и с достоинством ответил согласием. Тяжко было расставаться с ребятами, ставшими почти родными за долгие годы совместных тренировок, с Иванычем, с городом, в котором он родился...Жалко. Но впереди такие перспективы, от которых может отказаться только безумец. Ведь по сути, вся его предыдущая спортивная жизнь была нацелена на результат. Результат, в достижении которого этот переезд был еще одной ступенькой к поставленной раз и навсегда цели.
Перелеты,переезды, тренировки, тренировки, тренировки до седьмого пота, до кровавых соплей, до разрыва легких. И снова перелеты, соревнования, сборы.
Жизнь в спорте давалась не легко, но ему это нравилось. Когда идешь вторым и видишь спину соперника, когда упираешься глазами в его лопатки заставляя себя копить силы, потихоньку откладывая резерв на последний рывок, когда все вокруг замирает а потом взрывается восторженным ревом, когда этот рывок завершаешь и становишься победителем - ради этого стоит жить.
Но не только тренировки составляли жизнь Алексея.
Была и любовь. Сильная, жгучая, до дрожи в коленях и замирания сердца.
Они встретились в метро на площади Восстания.
Он отдохнувший после тренировки направлялся в СВОЮ, первую, выделенную решением Спорткомитета квартиру на Лиговском. Она стояла возле колонны, что то читала, и покусывая полную, ярко-алую губку с трудом сдерживала смех.
Алексей подошел к ней легким, спортивным шагом и заглянул через плечо. «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Алексей хмыкнул - «И что такого смешного?». Она услышав хмыканье подняла глаза и Алексей понял-пропал.
Они долго гуляли по ночному городу, раз пять пересекали Дворцовую Площадь, любовались разведенными над темной Невой мостами, она что то говорила но он не понимал смысла - он слушал только ее журчащий лесным тенистым ручейком голос а все остальное было не важно.
Свадьбы была скромной, две ее подруги, его приятель по команде, ее мама и его родители.
Она принялась с энтузиазмом обустраивать их жилище, превращая его в уютную семейную гавань. С удовольствием варила, пекла, жарила, стирала, убирала и еще черт знает что делала, но квартира всегда блестела, а на столе стоял великолепный, изготовленный любящими руками обед или ужин.
И даже после сумасшедшего дня работы на семейном фронте она находила в себе силы встретить его улыбкой, поцелуем и ночным продолжением.
Однажды, после сборов он был дома, когда Варя ворвалась вихрем в комнату и с сияющими глазами сообщила что она беременна.
Потекли дни в ожидании чуда. Новая жизнь росла, давая знать о себе ударом ножки в живот, а он, как и любой будущий папа, поглупевший от счастья, прислушивался к этому бунту и радовался до слез. Он будет Папой!
Потом суета сборов в роддом, четыре дня неизвестности и наконец голос в телефонной трубке- «Поздравляю! У Вас девочка! С ребенком и мамой все в порядке».
Полетели дни в угаре хлопот, забот и счастья.
***
Главный тренер сборной просмотрел графики, какие то записи и не поднимая головы, каким то казенным голосом поинтересовался:
«Алексей, а чем вы думаете заняться после спорта?».
-???
Не понимая его, Алексей неопределенно мотнул головой.
Главный продолжал:
- «Ну, Вы ведь знаете, что спорт это мимолетная штука. Все когда ни будь кончается. Спортсмен выдыхается, перестает показывать результаты. Перегорает. Да и возраст.... Молодежи расти надо....».
Вот так закончился спорт.
А дальше?
Диплом есть, но все знания, полученные в институте, давно и прочно забыты.
Средняя школа № 138 располагалась в спальном районе. Ехать надо было на другой конец города, но Алексей был рад и этому. Теперь он работал в школе физруком. Сопливые мальчики и девочки, секции. Ну не по нутру ему все это. После достижений, славы, почета и мордой об землю?!.
Временное успокоение он нашел в вине. Для этого была подходящая компания. Он, физик из его школы, тоже не состоявшийся гений и его друг Пашка.
Все чаще он появлялся домой слегка навеселе и на упреки жены мягко отвечал- «Ну потерпи дорогая, все это временно, вот найду более достойную работу...», «Вот найду более достойную зарплату...», «Вот найду.....».
Не нашел. Стал пить чаще, приходить домой заранее обозлившимся на мягкие упреки Вари, старался не смотреть в глаза Галченку.
И однажды, набравшись, он шел домой качаясь и цепляя плечами прохожих, заранее расстравляя себя злобой на справедливые упреки жены. С трудом попав ключом в замочную скважину открыл дверь..
Они стояли у окна. Оба одновременно поворачивают на звук открывающейся двери головы, и дочь с радостным криком бросается к дверям с криком «Папа! Папа пришел!!!». Не добежав до дверей, девочка внезапно останавливается, лицо теряет веселость к глазам подступает страх и наворачиваются слезы....».
Что было потом, он не хотел вспоминать. Безобразная пьяная ругань, перевернутая и поломанная мебель, осколки стекла на полу, ужас в глазах маленькой Гали, забившейся в угол, и на щеке Вари рдеющий отпечаток его ладони.
Собрав вещи свои и Гали она ушла, не сказав ни слова и даже не повернувшись, когда он попытался как то оправдаться и остановить. Ее прямая спина крикнула ему в глаза «НЕТ!!!!!» и было ясно, возврата не будет.
Алексей со злостью захлопнул распахнутую Варей дверь и прорычал:
-"Да пошли вы все - проживу!"
Как опускается подводная лодка, потерявшая управление и резервы запаса хода, так и Алексей опускался все ниже и ниже на дно.
С работы уволился, стал продавать вещи, потом мебель, потом, когда продавать стало нечего, перебивался случайными заработками или пьянствовал на халяву в компаниях таких же, как и он опустившихся соплеменников. Теперь он мог и украсть, и ударить и даже убить, только что бы добыть вожделенной огненной влаги.
Вчера, вспомнил, что где-то на антресолях лежат купленные дочке коньки, которыми она так и не успела воспользоваться. Эврика!!! Их же можно продать!
Поиски увенчались успехом, и он второй день, что называется, не просыхал.
Поднявшись с матраца, Алексей еще раз глотнул воды и вошел в кухню.
В углу увидел лежащую, найденную на пыльных антресолях, во время поиска коньков, веревку, отброшенную им за ненадобностью.
Показалось что это змея, шевелящая от нетерпения хвостом- «Ну подойди, ну возьми меня в руки - я подскажу тебе решение».
В голове пустота, полый пузырь без мыслей, гул крови в ушах, гоняемой усталым, похмельным сердцем.
Он медленно поднялся с замызганного стула и поднял веревку. Постояв с минуту, он двинулся в комнату. Движениями сомнамбулы подвинул хлипкий стул к столу, взобрался на него, и стал вязать веревочные узлы на крюке люстры.
Подергав веревку, проверяя ее крепость, снова спустился, чуть отодвинул стол.
Прошел на кухню.
Присев к обеденному, покрытому, когда - то светло-песочным пластиком столу, он закурил беломорину, привычно сломав гильзу папиросы и уставился в окно. Папироса истлела, и он аккуратно загасил окурок в консервной банке.
Встал, подошел к комнатной двери.
Взгляд сразу зафиксировал висящую посередине комнаты веревку с петлей.
Казалось, она манила его:
- «Ну, иди - же, иди сюда!», «Не раздумывай, не надо!».
Алексей, подчиняясь этому гипнотическому приказу, шагнул в комнату.
Шаг.
Еще шаг.
Еще шаг.
Шаг к эшафоту.
Шаг - стул.
Шаг - стол.
Последняя царапающая ласка веревки на шее.
Шаг …и… СМЕРТЬ?.
Нога зависла в воздухе перед последним движением. Взгляд мазнул по окну и выхватил ярко-зеленую, освещенную вечерним солнцем березу за окном. Из безвольно молчащего сознания начала робко проклевываться, пробиваться, прорываться, процарапываться мысль:
"Это все?"
"Еще одно движение - и ВСЕ?!"
"Больше ничего Э Т О Г О не будет?!!!"
"Ни окна, ни березы за ним, ни жизни???"
И ярким, слепящим изнутри мазком, вдруг четко, как на фотоснимке проступило то, что он никак не мог вспомнить сегодня- выражение ЕЕ лица.
Озаренное ожиданием радости, и внезапно обиженное, обманутое им в ее ожидании.
"Н Е Е Е Е Е Т !!!" - ворвался в мозг детский крик.
"Папа не надо!!!".
С трудом, сохранив равновесие, он резко обернулся и увидел стоящих на пороге, смотрящих на него расширенными от ужаса увиденного глазами жену и дочь.
Веревка, досадливо дернулась и отпустила свою несостоявшуюся жертву.
Он сидел, безучастно сложив руки на коленях на кухне, и слушал бесконечно дорогие и любимые голоса жены и дочери.
-"Ты не можешь!, Ты не должен!, Мы ведь тебя любим !"
Его потряхивало от осознания того, что он только что, чуть не совершил.
Медленно стал таять ледяной ком пустоты в груди, сознание стало различать краски, звуки, запахи, и вдруг, из глаз, выдавливая остатки ледяного холода из - под сердца, сами собой навернулись и стекли по небритым щекам напрошенные, но так необходимые ему сейчас, приносящие облегчение, слезы.
В холле службы трудоустройства было шумно. Гул и бормотание десятков мужчин и женщин, читающих анонсы о наборе на работу, спрашивающих что-то у чиновников, просящих, выясняющих…
Сергей стоял у окна, разглядывая яркий буклет, когда в плечо его чувствительно ткнули. Он раздраженно обернулся, готовясь сказать нахалу все что он о нем, нахале, думает но не успел. Нахал взревел радостным медвежьим басом и облапил Сергея.
-"Серега!!! Ты!!!"
Перед ним стоял Славка, друг по команде, когда - то гулявший на его свадьбе, а потом потерявшийся неизвестно куда.
Бестолковые похлопывания, междометия…
Когда волнение от встречи улеглось, Славка, внимательно глянув на Сергея, спросил:
"А ты чего здесь-то?"
Сергей, слегка замявшись, ответил:
"Ищу работу"
"А как же школа?"
"Да понимаешь…" и Сергей, чувствуя необходимость выговорится, неожиданно рассказал Славке все.
"Дела…" - протянул бывший соратник и хитро прищурившись сказал:
"Знаешь что, постой-ка здесь и подожди меня, я сейчас заскочу к знакомой, а потом съездим в одно место".
В Спорткомитете его вспомнили почти сразу же, стоило назвать фамилию бывшего главного тренера лыжной сборной.
Председатель Федерации направил их со Славкой к Специалисту в "Центр подготовки сборных команд Санкт-Петербурга" со своими рекомендациями.
Специалист, пожевав губами, надолго задумался, и, просветлев лицом, вдруг сказал:
-"Сергей Николаевич! А как вы смотрите на то…."
Мимо него топая кроссовками, трамбуя асфальт, пробегали распаренные, с красными лицами, девчонки и пацаны из резервного состава юношеской лыжной сборной, а он поглядывая на подарок его первого тренера, сверкающий, старый хронометр, уцелевший даже во времена черных запоев, будто бы специально прятавшийся в недрах шкафа, подгонял - "Давай, давай, давай!!!…"
12.04.2011