Я поставил чайник, вслушиваясь в шум за окнами.
Шум нарастал, и когда я выглянул в окно, чтоб определить его источник, то увидел под домом скопище людей. Они толпились под деревьями и смотрели куда-то вверх. Я тоже поднял голову, и замер; высоко на дереве, почти что на самой его верхушке, зацепившись трусами за толстую ветку, висела худая девочка; в руке у нее были крепко зажаты воздушные шары, тянущие ее вверх. Ее слезы, смешиваясь с начинающимся дождем, падали вниз. Один ее босоножек слетел и теперь висел на ветке, покачиваясь на ветру. К дереву подъехала большая пожарная машина, и пожарники стали раскладывать лестницу, которая, казалось, может достать до небес. Я взял ключи, запер двери и побежал по лестнице…
В тот день был жуткий ветер. Тучи, гонимые им, словно ловким пастухом, словно дивные дикие стада, резво перемещались по небу. Деревья выгибались, будто пытаясь дотянуться до идущих по земле людей, тянулись, чтобы постучать в окна пустых квартир, или в окно квартиры, где сидишь ты, теплая, словно спелый плод, нагретый солнцем, и ждешь, когда что-то произойдет. Красные мелкие яблоки, еще оставшиеся на яблоне, не обнесенные детьми, падали на асфальт и разбивались. Ветер ломал хребты зонтам, и утаскивал все, что только можно утащить, как распоследний разбойник.
В тот день девочке исполнилось двенадцать лет.
Они со старшей сестрой, в предвкушении праздника и веселья, возвращались домой из магазина. Сестра несла большой и, вероятно, ох какой вкусный торт. Они возбужденно переговаривались, и внутри у них все трепетало от радости. Особенно у именинницы, потому что в гости она ждала одного мальчика, - со старшего класса, крепкого, с завитушками темных волос; она как раз представляла, как они… но тут, со свистом, из-за угла… выскочил ветрюган и оторвал девочку от земли.
- отпускай! Отпускай их! – испуганно закричала сестра.
Но нет же! Шарики то какие красивые, да и поздно уже было – девочка, словно перышко, подхваченная ветром, взмыла в воздух, и зацепившись, она зависла, как я уже сказал, почти что на самой верхушке дерева – старого скрипящего тополя.
…я несся, перескакивая через несколько ступеней. И вскоре уже стоял, открыв рот и задрав голову, с остальными зеваками.
Пожарники разложили лестницу и из них, тучный мужчина, уже был близко к девочке.
- не двигайся, деточка, не двигайся, сейчас я уже…
Дерево скрипело и гнулось с каждым дуновением ветра, с каждым новым дуновением – все замирали, все замерли и на этот раз, когда девочка, считай, выхваченная из под носа пожарника, взмыла в воздух. «ох, господи!» - прокатилось внизу. А следующий порыв ветра был такой силы, что пожарная лестница накренилась и опешивший пожарник, обнявши ее, словно это был его возлюбленная, дрожа, словно листва вокруг, начал скулить молитву, путая слова и сбиваясь. Нет, но с ним все обошлось. А вот девочка же вскоре вовсе скрылась с виду, словно потерялась среди облаков; впрочем, так оно и случилось.
Дождь накрапывал еле-еле.
Но этого вполне хватало для того, чтоб расходящиеся мужчины и женщины, начали тормошить свои зонты. Они уже говорили о чем-то о своем: о ценах на рынке, о дороговизне жилья, о недугах, о надвигающейся зиме…
Я оглянулся, площадка опустела, машина с рыком, выплевывая едкий дым, двинулась с места. И вскоре под деревом не осталось никого, кроме меня и девочки в разноцветных полосатых носках и с тортом, она стояла чуть поодаль, все еще смотрела в небо и беззвучно плакала. Я посмотрел на нее, она взглянула на меня, я ничего лучше не придумал, кроме как пожать плечами и сказать:
- улетела…
Она снова всхлипнула.
Еще раз посмотрел на нее, на торт – ух какой! С кремом, со стружкой кокосовой…, - в голову мне пришла мысль, я осторожно подступил еще на шаг к ней и тихо сказал, слушай, сказал я тихо, а пойдем ко мне, я вон там живу, видишь окно? Спросил я, но на окно она не взглянула, а только на меня – большими испуганными глазами. Подумав, что нужно исправлять ситуацию, подступил еще и продолжил: нет, ну а что, у меня чай, у тебя торт, все ведь по-честному, а? пойдем, а то ведь намокнешь, - сказал я и подступил еще ближе, чтоб взять ее под руку, но – она отдернула руку, обронила торт, и, разбрызгивая лужи, убежала прочь.
- я просто хотел быть тебе полезным, - прокричал я, поднял торт, подумав, что чайник уже вскипел и он, торт этот, пусть даже мятый и осунувшийся, словно здание после землетрясения, будет весьма кстати, и пошел домой, предвкушая приятное чаепитие.