На, режь меня! Я фронтовик...

Николай Бутылин
----------------------------

Перед днём Сталинской конституции пятого декабря, папаша со своей пассией, поехали в Солнечногорск, что-то продавать, а вернулись назад на двух конных санях: с ними приехали на охоту два брата – Константин и Иван Розановы.

Как водится, распрягли лошадей, дали им корму, и сели ужинать, с водочкой. А после ужина, наговорившись вдоволь, и вспомнив, интересные случаи на охоте, стали расходиться по спальным местам.
- Николай, ты где спишь,- спросил меня дядя Костя.
- Да я больше на печке,- ответил я ему.
- Ну, тогда я к тебе на печку, а Иван пусть спит на кровати,- подытожил он, имея в виду своего брата.
 
Русскую печку мы топили один раз утром, и она на целые сутки оставалась теплой. Поэтому спать на ней было всегда тепло и уютно. В морозную ветряную погоду, когда в доме становилось очень холодно, мы затапливали другую печку – голландку чтобы обогреть избу, а русскую печку повторно не топили и жарко ночью на ней не бывало.

- Останься - поговорить надо!- вдруг сказал мне, изрядно «поддатый» отец.
 
Он сидел за кухонным столом, а перед ним стояла бутылка, с недопитой водкой. Сосредоточенно глядя перед собой, временами выпивая и закусывая, он молчал тщательно пережевывая пищу, уставившись в одну точку. Вероятно, раздумывал с чего бы начать этот разговор.

Отец долго не обращал на меня, терпеливо стоящего около стола внимание, думая о чем-то своем. Наконец, как бы вспомнив обо мне он поднял голову и спросил, видимо полагая, что гости уже уснули:
- Ты, что думаешь – большой стал и можешь делать всё чего захочешь?- вдруг задал он мне неожиданный вопрос. Стало понятно, что ему опять что-то на меня наговорила ведьма-мачеха, и я промолчал ожидая, что же будет дальше.
- Ты думаешь, что я с тобой уже не справлюсь, и не смогу обломать тебе рога? - косясь на меня прищуренным глазом, процедил он сквозь зубы.
 
Меня озадачили его слова. Я не понимал, в чем он хочет упрекнуть, тем более, что я не чувствовал за собой никакой вины. Скотина, оставленная на моё попечение, накормлена и напоена, корова подоена, в доме порядок. От его укоров мне стало не по себе.
 
Обидевшись до глубины души на отца, и, считая, что его упреков я не заслуживаю, к тому же смелости придало присутствие в доме посторонних людей, я набрался наглости, и, в запальчивости посоветовал ему:
- Обломай, сначала свои рога, которые новая жена тебе наставила,- негромко произнёс я. Он осоловело и непонимающе вытаращил на меня глаза, а потом, когда суть сказанного дошла до него, от негодования кулаки его начали сжиматься.
- За-ре-е-жу!- взбешенно захрипел вдруг отец, вскакивая и судорожно шаря рукой по столу в поисках ножа…
 
Я попятился от стола в сторону печки и, упершись спиной в простенок, между печкой и боковой стеной дома понял, что дальше отступать некуда – это ловушка!
 
Отец, нащупав рукоятку ножа, крепко сжал её в кулаке и неторопливо, угрожающе двинулся в мою сторону. Мне ничего не оставалось делать, кроме как поочередно со страхом смотреть, то на искаженное от злобы и ненависти лицо отца, то на кухонный нож, тускло блестевший в его правой руке.

- На, режь меня! – я фронтовик… - вдруг донесся сверху, как будто с небес, голос Константина Ивановича…
 
Я посмотрел на печку, где лежал хозяин этого голоса дядя Костя, но он лежа на спине был неподвижен и спокойно продолжал, как мне показалось спать. Но голос его, прозвучавший сверху, оказался для меня божественным спасением и мгновенно охладил закипающую ярость отца.

- Иди спать,- зло пробурчал он и бросив нож на обеденный стол, отправился за переборку, где находилась их спальня. «Что он хотел мне сказать, когда начинал разговор?» - размышлял я, не в силах уснуть на теплой, убаюкивающей лежанке, но ответа не находил. Видимо, это был очередной навет мачехи, с которой я постоянно «цапался», из-за её нападок, отстаивая свои права.
 
На следующее утро папаша о вечернем разговоре больше не вспоминал, а напоминать ему об этом случае и выяснять, что он имел в виду, я не решился, чтобы не осложнять и без того «натянутые» наши отношения.

Рано утром, когда за зимним окном еще было совсем темно, братья встали и стали собираться на охоту – не отсыпаться же они сюда приехали! Папаша тоже решил принять участие в охоте, ведь места, какая живность где «водится», он знал лучше! А, скорее всего, «коллективная» охота была оговорена и запланирована ими заранее.
 
Две гончие собаки, которых братья привезли с собой, нетерпеливо повизгивали и потявкивали в ожидании предстоящей охоты. Наша собака Найда вела себя более спокойно: снисходительно косилась на нетерпеливое поведение собак, с которыми за прошедшую ночь, успела подружиться.
 
Как гостеприимная хозяйка, она не осуждала их, понимая, что охота для них редкое удовольствие, а для нее походы в лес с хозяином были рядовым и повседневным занятием. Потом вся компания затопала и завозилась на крыльце, а затем гурьбой вывалилась на улицу и направилась в сторону леса...

Днем, часа в два, отец вернулся из леса один! Не считая нужным объяснять свои действия, молча запряг в сани лошадь, и быстренько укатил обратно в лес. Возвратился он домой только поздно ночью.
 
Приезжие охотники из леса к нам так и не вернулись – видимо вместе с добычей папаша отвез их в Солнечногорск. Кого им удалось подстрелить – отец не сказал, но не трудно было и догадаться: Розановых интересовало в лесу только мясо, причем «солидное»…

------------------------