Климат предков. Глава 24

Дмитрий Соловьев
На утро мы с Точиллой вышли на крышу делать зарядку.
- Ну как, ты попробовал? - спросил он интимно.
- Что ты, Игорь?! – искренне сыграл я. - Как можно - товарища по работе!?
- Тебе повезло, - как ни в чем не бывало продолжал он, энергично размахивая руками. - Ты единственный из нас, у кого это здесь получилось!..
А я уже, сдерживая себя, несся на работу, чтобы поскорее окунуться в ее глаза и посмотреть, что там. А она уже сидела за своим столом и смеялась, глядя на меня:
- Yesterday - not V-day! Defeat day!..* /- Вчера – не день Победы! День поражения!../
Но я не считал вчерашний вечер своим поражением.
Пока я с молчаливым счастливым восторгом глядел на нее, Лапицкий уже пристал к ней с какой-то гадостью:
- Эльхам, отгадай загадку: “Без рук, без ног - на бабу скок!”
Я перевел это, как смог. Мол, существут нечто такое, без рук и ног, что часто прыгает на женщин. Я не видел здесь ни одного коромысла и не знал, как она сможет догадаться.
- Без что?.. Не знаю! Кто это? – повернулась она к Юрке.
- Инвалид! - выдал тут же Лапицкий, довольный собой.
- Инвалид? Что это?
- Солдат, - пояснил Юрка. – Без рук, без ног…
Соотносясь с днем победы, я перевел юркиного хулигана, как «раненный герой войны» - wounded hero.

Времени до моего отъезда оставалось только на то, чтобы устроить еще один вечер. Мол, два года без отпуска, человек уезжает… И приглашенные были те же.
Рассудок меня не понимал и сердился, но мной уже владели мои желания, и чем безумнее они были, тем становились главнее.
- А теперь что празднуем? – невинно спросил Точилло, когда мы через месяц в том же составе рассаживались за тот же стол в том же порядке.
- Отъезд, - скромно сказал я.
И второй спектакль прошел лучше первого. Реплики были веселее и почти естественными. Игорь был самим собой, Лапицкий почти не останавливался на середине фразы, а Нинка с Женькой, смирясь с чудовищным мужским коварством, за милой беседой на ходу обдумывали средства, как бороться с ним.
И во втором акте за Лапицкими пришел автобус, Точиллы ушли сами, и мы с Эльхам уже внешне спокойно проводили их до двери, и я повернул за ними ключ.
И кончилась игра, и наступило последнее действие, без суфлеров, публики и заученного текста. Нам не надо было ничего придумывать, мы говорили и делали, что хотели, и от этого все было удивительно естественно и неправдоподобно легко. И не было жаль ни упущенного времени, ни сорвавшихся возможностей, ни самой жизни, ибо все это было нужно, чтобы появилось вот такое чудо.
И спало все напряжение, и ушли, поняв, что стали бесполезными, все страхи. И чувства, скомканные и мятые сплошными обстоятельствами, распрямились и разгладились… И оказалось, что все стало правильным и верным, и было радостно, что я угадал это…
И только осталось удивление, почему вдруг мне, по какому блату или разрешению, выпала такая огромная награда? И что будет, если за это с меня потребуют такую цену, что я продам все, что имею, душу и еще останусь на всю жизнь должен?..
А пока пусть вся Вселенная ждет, решил я, раз мы прячемся за этими хрупкими стенами, и нам никто не мешает!..
- Like artists!* /-Как в цирке!/ - воскликнула она, когда мы чересчур разыгрались.
А потом, когда объятья разжались, я закурил сигарету и спросил:
- Эльхам, а почему ты выбрала именно меня? Ведь вокруг столько умных и красивых мужчин?
 Она задумчиво и очаровательно повела обнаженными плечами:
- Я не знаю, Дима... Это судьба, - серьезно сказала она. - Я никогда не верила, что бывает такая любовь, и всегда могла пересилить любое чувство. Ты - мое наказание за то, что я столько смеялась над другими, когда они говорили, что не могут без меня жить...
Она сняла с пальца кольцо и протянула его мне:
- Дима, я очень мучаюсь, что веду себя так. Я никак этого от себя не ожидала, и не знаю, что делать… Я хотела повести тебя к мулле... Тебе не нужно было бы там ничего говорить. Только сказать, что ты мусульманин… Но я чувствую, что это неправильно. Возьми это кольцо – оно мое, я покупала его сама – одень, и мне будет легче. Оно ни к чему тебя не обязывает. Это только для меня…
И я надел ее кольцо, оно казалось новым, и было мне впору, и я этому удивился. У меня теперь становилось две жены: одна всем известная имитация, а другая – никому не известный оригинал.
- А ты быстро влюбилась в меня? – спросил я, чтобы как-то прийти в себя.
- Нет... - Она вдруг рассмеялась. – Может, я и могла бы влюбиться с первого взгляда… но мне сначала всегда смешно! Тебя сразу было не понять: молодой, красивый, вежливый, тактичный… но все время чуть задернут шторкой. Мужчина, скрывающий свое лицо под паранджой!.. Все они сразу выставляют себя на показ, и только ты один прячешься. Надо было стать твоим другом, Дима, чтобы понять, кто ты...
- Я тоже не могу влюбиться сразу. Мне нужны доказательства. Кто-то мне говорит: «Не торопись! Если перед тобой обман, то ты его избежишь, а если все окажется правдой, то радость станет только больше…» Моя тетя влюбилась в своего мужа сразу же, на танцах, а потом всю жизнь вздыхала: «Ну, кто бы мог подумать, что чудовища могут так красиво отплясывать!?.»
- Я долго боролась с собой. Сколько раз я пыталась не думать о тебе, говорила себе: у него красивая жена, дочь, он их любит… мне надо оставить его в покое… нехорошо ломать чужую жизнь… пусть она идет, как идет… но я не могу без тебя! Это неправильно!.. Ты мой мужчина, Дима. На всю жизнь!… И я чувствую, что нужна тебе.
- И никогда не будет другого?
- Мужчина должен быть только один.
- Почему?
- Потому что настоящая любовь у женщины только одна. Ее хватает на всю жизнь с избытком. Она заполняет ее всю, и там больше нет места ни для кого другого…
- А если эта любовь вдруг уходит?
- Если в сердце женщины зарождается настоящая любовь, то она никуда не уходит – ей там хорошо.
- А когда у вас мужчины имеют четыре жены?
- Значит, четыре бедных женщины любят одного мужчину, а мужчина разделил свое сердце на четыре желудочка, - улыбнулась она. – Но это пошло от древних традиций, когда о любви никто не думал, а мужчины брали себе в дом семьи погибших родственников, чтобы заботиться о них… Потом этим стали пользоваться богатые, чтобы оставить после себя как можно больше потомства и памяти, - рассмеялась она. – Но сейчас в Ираке это отмирает…
Все часы вокруг разогнались, как сумасшедшие, и, поглядев задумчиво на них, она сказала:
- Мне надо идти, Дима…
И снова я проводил ее только до собственных дверей, и снова остался в безмолвной квартире, как на опустевшей сцене, где все вокруг немыми жестами тыкало всюду, где была она.

А утром я пошел в туалет и увидел, что на моем потрудившемся достоинстве выступила кровь. Лицо покрылось холодным потом, а внутри вскипела паника.
- Вот и попробовал местный колорит... – прошептал я.
Я смыл кровь - выступила маленькая ранка. Что это? Куда с ней соваться? Дождаться Москвы – а вдруг это что-то серьезное? К доктору Лене - тогда надо будет все рассказать, а ему надо будет все рассказать дальше... Все правильно на этом свете! Говорят, не лезьте к иностранцам - слушаться только надо!.. Но ведь ничего плохого просто не могло быть!..
Из всей популярной литературы на данную тему у меня была только книга «Кама-Сутра», купленная по случаю в Багдаде. Я быстенько листал ее. Ага: «… Вот женщины, с которыми не следует вступать в близость: прокаженная, безумная, изгнанная из своей касты, не хранящая тайн, соблазняющая на людях, та, у которой все лучшее уже позади, слишком светлая, слишком темная, дурно пахнущая, родственница, подруга, странствующая монахиня, жена родственника или друга, просвещенного брахмана или царя…»
Вроде бы, ничего не подходило, но тогда в чем же дело!?.

На работу я пришел, как в воду опущенный, попытался бодро улыбнуться, а она уже спросила:
- Что с тобой, Дима?
Я осторожно, недомолвками, чтобы не сообразили Никита и другие наши ребята (Бардашов сказал уже мне, что все, что мы говорим - весьма понятно), попытался сказать ей, что имеется небольшая ранка. Она встревожилась и вдруг вышла. Вернулась через четверть часа и сказала, не обращая внимания ни на кого:
- Там ничего нет. Только остатки девственности!
Я еще более осторожно сказал, что это не у нее, а у меня.
- Apple?* /-Яблоко?/ - спросила она. Я всегда удивлялся ее лаконичному и меткому английскому языку. Я кивнул.
- Я хочу видеть, - твердо сказала Эльхам.
- Хорошо. Приходи через десять минут ко мне домой, - тихо произнес я.
Через пару минут я вышел покурить. Потом прошел к Амаре и поднялся к себе. Через минуту раздался тихий стук в дверь, и сразу же вошла она. Я стоял обескураженный посреди комнаты. Она подошла и тихо ласково сказала:
- Дима, пожалуйста, покажи.
Я, как ребенок, послушно расстегнул брюки и обнажил «apple». Она внимательно посмотрела.
- Dima! It’s nothing!..** /-Это пустяк!/ – воскликнула она. – Это просто царапина! Может быть, от ногтей... - Она посмотрела на свои аккуратные ногти. -  Эх ты, wounded hero!..*** /- раненый герой/ – и рассмеялась.
Она поцеловала меня, и мы задержались прямо днем, в рабочее время, у меня в квартире на полчаса...
А потом она вышла и весело застучала своими каблучками по лестнице, а затем вдоль дома. А я выждал пять минут, чтобы все во мне вернулось на свои места и снова соединилось друг с другом, и с серьезным лицом отправился в офис.
Но Эльхам в нашей комнате не было.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2012/03/04/1731