Карабин и недовольная Найда

Николай Бутылин
----------------

       Наутро отец стал запрягать коня. Я вышел ему помочь, и спросил, куда он собрался.
- В Храброво… поеду менять на другую лошадь... Надо быстрее, а то, вдруг он застудился в ледяной воде и может заболеть. Тогда его не возьмут на обмен. А я давно договорился с председателем колхоза, и мог поменять на другую ещё неделю назад, - ответил он.

Уехал он утром на одной лошади, а вернулся, к вечеру, на другой. Это был не крупный, но мускулистый и упитанный мерин, в котором я узнал своего старого знакомого.
-Как его зовут? - спросил я, поглаживая коня по гриве, надеясь, что отец подтвердит мою догадку.
- Сказали, что «Нахлебник»,- ответил отец.
- Тогда я его знаю, - обрадовался я. - Я на нём из школы Подъячевской, частенько приезжал. Их табун никто не охранял на Храбровском поле. Я ловил его и приезжал домой, а потом отпускал, на краю нашей поляны и он возвращался обратно в табун, - объяснил я отцу, то, что скрывать уже не имело смысла.
- Тогда вы старые знакомые. Ну и как он?
- Очень спокойный и дружелюбный, но когда его понукаешь, он становится резвым. Мне он нравился,- заключил я.
- Мне его тоже хвалили. И дорогой сюда он показал себя хорошо... А ты топор в санях не брал? – спросил он меня. - Дорогой хотел срубить заготовку из клёна на лыжи, а топора не оказалось. Всегда в санях лежал…
- Мы, этот топор брали вчера в Селиваново, может там и забыли?
- Поищем здесь – если не найдём – то, выходит, оставили там…

Топора дома мы не нашли и, наутро, я отправился в Селиваново за топором. Снега, за прошедшие сутки не было, и я легко обнаружил его на месте, где находился в плену у пруда Капрал. Мокрый топор, после того, как прорубили лед и отбросили в сторону, валялся в снегу, но на нем налипло и примерзло много снега.
 
Чтобы очистить топор, я зашёл в заброшенный дом, постучал обухом по стене и бросил взгляд на чердак. Чем-то притягивал меня, этот чердак, старого заброшенного дома...
 
Недолго думая, я забрался наверх и увидел в углу чердака продолговатый, зелёный ящик. Открыв его, я замер от радостного восторга - на дне ящика лежал кавалерийский карабин, причём в хорошем состоянии! Щёлкнув затвором, я обнаружил пустой патрон в патроннике, а внизу в «магазине», блеснул желтизной цинк цельных, боевых патронов.
 
Я был несказанно рад, что у меня появился это оружие, которое можно уже назвать своим. В доме хватало ружей, но этот «мой», личный, боевой карабин, особенно обрадовал меня, ведь у меня появилась возможность использовать его по своему усмотрению и в любое время, не спрашивая отцовского разрешения…

Отцу своё оружие я показывать не хотел и, поэтому стал думать, где бы его спрятать. Единственно, что я смог придумать - это подобрать большое дерево в лесу с дуплом и спрятать его в чреве дерева. А потом, когда дома никого не будет, кроме меня, принести домой, почистить и, завернув в какую-либо промасленную тряпку, убрать обратно.
 
Найти дупло поближе к дому – дело, как оказалось, довольно сложным. Мне пришлось поблуждать по лесу часа два, пока не подобрал дуб с дуплом. Дупло начиналось в метре от земли и уходило вверх. Просунув карабин вверх дупла, я почувствовал что-то мягкое и опустил карабин на дно дупла. Раздался железный щелчок, и ложа карабина оказалась в капкане.
 
Мне стало понятно, что капкан поставлен для поимки куницы, а куница, уважая мед, видимо туда наведывалась, что и было замечено охотником. Засунув руку в верхнюю часть дупла, я нащупал соты и, отломив кусок с медом, решил оставить это место, дабы не получить от отца нагоняй - кроме него заниматься куницами никто не мог. Пришлось взвести капкан и замаскировать его и своё присутствие, около этого дуба.

Приличное дупло мне удалось найти только в поваленном на землю и, слегка припорошенном снегом дереве, но и это меня временно устроило. Спрятав карабин в дупле осины, я вернулся домой с одним топором.
- Ну, нашел топор,- спросил отец, когда я вошел в избу.
- Нашел. Там же и лежал в снегу, где мы его бросили... Я принес и положил его в передок саней,- рассеяно ответил я, не в силах прогнать радостную навязчивую мысль о другой находке – боевом карабине…

В ближайшее время, когда домочадцы куда-то уехали, у меня появилась возможность пообщаться с моей находкой. Но прежде, чем взять карабин домой, почистить и привести в порядок, я решил опробовать его и потратить один патрон из оставшихся трех. Стрелять по дереву и бесполезно расходовать дефицитный патрон не хотел, поэтому стал бродить по лесу, в поисках подходящей цели.

Меня сопровождала наша собака, по кличке «Найда», которая, постоянно рыскала по лесу в поисках следов дичи, а когда увидела в моих руках оружие, извлеченное из дупла дерева, то радости её не было предела! Слегка повизгивая, от возбуждения и подлаивая, собака стала ещё усерднее «закладывать» круги вокруг меня, в поисках свежих следов всевозможных лесных зверушек и дичи.
 
По её лаю, легко можно было определить, кого она встретила в лесу: дичь, включая, глухарей она облаивала редким, но звонким лаем, зайцев и лис – частым писклявым, а вот людей и лосей низким, заливистым тявканьем. На этот раз, когда она вдруг залаяла, я понял, что ей повстречались лоси, и стал осторожно подкрадываться к месту их встречи...
 
Два сохатых стояли на краю небольшой, лесной полянке и отмахивались от собаки, лениво поводя из стороны в сторону своими величественными головами. По огромным рогам на голове одного из них, я легко определил самца, и, подумал, что если я, наконец, решусь, то стрелять можно только в этого красавца, ибо знал, что самок отец старался не убивать.

Понимая, что долго лоси терпеть наскоки собаки вряд ли будут, необходимо было принимать быстрое решение, и я решился…
 
Выстрел оказался удачным. Один из животных вздрогнул и, дернувшись, пытаясь убежать, но передние ноги подогнулись, и он стал медленно заваливаться на бок, а второй лось моментально исчез в зарослях леса, взметая в разные стороны снежные брызги.

Повалившись на бок, сохатый несколько раз поднимал голову, пытаясь подняться, но его усилия оказались тщетными и, дернувшись в последний раз, он затих.
 
Сообразив, что убийство животного состоялось, я не стал подходить к нему, чтобы не оставлять своих следов около лося, и кликнув собаку отправился домой, с ужасом думая, о том, что скажет на это отец.
 
Собака не хотела уходить от убитого лося, и не понимала моего поведения, т.к. хорошо знала, что надо делать дальше. Она стояла и посматривала поочередно – то на меня, то на добычу, лежащую на снегу, зная, что за хорошую работу ей причитается добрый кусок свежего мяса. Мне пришлось звать её несколько раз, и лишь тогда, когда я в очередной раз грозно окликнул её, Найда, медленно и нехотя поплелась ко мне.
 
Я всю дорогу, спиной чувствовал её недовольный взгляд, а когда оборачивался назад, то собака отворачивала свою мордочку в сторону, не желая встречаться с моими глазами. До самого дома она так и плелась позади меня, всем своим видом показывая, что охотник я никудышный и интерес у неё ко мне, как к добытчику, пропал…
 
Ещё засветло, возвратился домой отец, и, увидев моё удрученное состояние, поинтересовался, что со мной.
- Лося убил,- мрачно сказал я
- Вот те раз! – воскликнул отец, - далеко?
- Километра полтора от нас - в сторону Путятино.
- Что ж ты раньше не сказал? - лошадь бы не выпрягал, - упрекнул меня родитель.
- Я думал, что полежит до утра…
- До утра он промерзнет так, что его можно будет только на куски рубить вместе со шкурой и только потом, дома обдирать шкуру с кусков мяса. По-другому не получится. Давно убил?
- Часа три назад…
- Ну, тогда запрягай лошадь – поедем!

----------------