Харалужный посох
Легенда о мифе
Полностью повесть можно прочитать: http://proza.ru/2012/05/10/553
«Ешьте его так: пусть будут чресла ваши перепоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших».
Исход, 12 - 3,6,11.
ДОСЛОВЬЕ
ХРЕН…
С хрена началось, им закончилось.
- Хрен!!! Посох! – Веско рявкнул тульский искусствовед Пыгылин. А для убедительности потыкал в сунутую Засекину картинку, будто тот оспаривал.
Это был знаменитый фрагмент росписи 15 века из буклета Ольго-Доброрадского монастыря. Центр картинки занимал человечек в остроконечной шапке с ятаганом. Ятаган-то и вызвал застарелую полемику. Ну, действительно, откуда в северной глухомани нарезаться янычарскому кривому мечу? Да ещё в 15 веке?
«На маленький северный монастырь пришли татары, чтоб пожечь и пограбить. И попрятался местный люд, трепеща за живот свой. И тогда вышел Олег, смирный инок…»
Хрен! Раскатисто, картаво чебуртыхнулся он, давя на уши и поджигая языки. Хрен… Обычное, не кабинетное слово. Менее всего - конференциальное. Больше – конфиденциально-кулуарное, с множеством оценочных дротиков. Но в данном контексте – однозначное. Что ценно для науки, вечно беременной инотолкованьями многозначностей.
- Хрен, говорю я всем. Это не меч, не сабля, не ятаган, не мачете и даже не обрезальник. Это банальный посох. Посошок, при случае обращаемый в секиру или томогавку. – Разродившийся Пыгылин всё ещё инерционно напрягался. И не выдержав, пошлёпал в туалет.
- Ты нам тута не втирай. Здесь тебе божий храм, а не хавай-пипл из бесенявой голубятни Ти-Ви! – неустрашимо вздребезгнул один из близ посаженных священников.
Так всегда. В «формате учёной конференции» наука бесплодна. Зная это, её участники смело рожают хрень… Под закусь вечернего фуршета. Как вот здесь.
- Всем, всем, всем! Хрен, хрен, хрен! Кандидат искусствоведения и заслуженный свистопляс России Брюс Маркелович Пыгылин ниспровергает сакральную легенду Ольгова. Брякни такое академик Рыбаков или хоть сам Греков1, урыли бы.
Вятский скульптор Лобочий был прав. Пыгылину дозволялось всё. Забияка, клоун и фигурный сквернослов, он был любимцем местного губернатора. Который был другом ещё одного губернатора. Который и заслал сюда Пыгылина.
Значит, вот оно как! Брюс Пыгылин ставит «хрен» на «ятагане» Доброрадского Олега. Шестьсот лет благоверная паства возносит осанну сокрушителю татар. Герой хрестоматий Олег Доброрадский, непреклонный инок с ятаганом... Шесть столетий! И нате - закусите! Тульский алкаш, консультант по иконописи средне-ордынской Московии в 4 рюмки уделывает легенду! Не святой, мол, Олежка ваш, а бродяга. Да еще с клюкою. Ну, или с посохом, какая хрен разница! Мы-то, болезные, шесть веков ровно с торбой писаной носились, а…
- А Брюска возьми и докажи…
- Хрен, ничего я не доказывал. – Пыгылин незаметно вернулся. – Сыпь стакан на нерву. Не помочишь, рванёт...
***
Кого другого Засекин бы высмеял. Но себе обязан доверять: премии удостоили… его! Теперь по очерёдности событий...
Сюрпризом № 1 было приглашение на конференцию… Не абы какую, - православную, международную, дальнюю. На самое Беломорье! Там есть древний монастырь. Он вроде как и устраивал форум. Кроме церковников, позвали мирских. Ученых, художников, общественных деятелей, партийных активистов. И что подкупало: не обязательно верующих. Достаточно было причастности к неким рычагам: СМИ, власти или финансов.
Что скульптор он небесталанный, Засекин догадывался. Не догадывались те, от кого зависят гонорары. Особенно, для Наших. Наши… Он не был радикалом громкой фразы и ледорубом для чужих мозгов. Не был чижиком с замахами орла, как те или эти… Глазунов, Проханов, Дугин… Тут. Никас, Веллер, Познер… Там. И где-то с краю брутальный в щетинках троцкизма Лимонов. Бродяжащий от глюков к бесам эзотерический Пелевин… Отборные громовые патроны с именной меткой, но часто холостые. Потому что резонанс выстрела с дальностью эха гарантирует корпоративная обойма.
У Засекина начинка своя. Насечка тоже штучная. Одинарная пуля. Это не для обоймы. Её удел – дуэль в одно нажатие курка. Условие победы – точность. Тогда – наповал! Но одинарные стволы давно вышли из моды. Только этого не признают даже Свои. И оставляют его дом без ружья…
Пуля ждала ружьё. Которое ржавело где-нибудь, тоскуя о Своём патроне. И пуля дождалась…
Вот оно! Заштатного «ваяку» с Урала зовут на международную конференцию. В былинный Ольгов! Роскошный глянцевый конверт! Фигурное распятие, клишированный оттиск монастыря, золочёная букво-вязь с церковно-славянским уклоном. Бреющий лёт зазыва, где господство повенчано с рабством. Где забавный старославянский анахронизм напитан модерновым интернет-канцеляризмом. «Кирилл&Мефодий в упряжке Майкрософта…
И: 12-е. Дата открытия.
Дело за малым - уломать начальство. Оно завистливое и жадное. Как смерть до жизни. Выручили статусы ПриОров: «приглашающих и организующих».
Верхними ПриОрами значились РПЦ и северная епархия. Уже помогло. С культом нынче дружат. Социальная ответственность и всё такое. Церковь - идеальный партнер для «милосердия». Жертва храму (да если в пост) - находка для экономного бизнесмена. Ещё круче в разговенье зачтётся, тут и габаритное приплюснуть – не западло! Скажем, лодочный мотор «Вихрь» для пУстыни такой-то. Стар, да на ходу. А что ржавый, так это он во 76-м на дно Урала ходил. Артелью всей ловили. Божьей Милостью поймали. И что удобно: на всё одна статья расходов - благотворительность. То есть подачка с оглушительным битьем по груди: это я! А истинное милосердие – от сердца. Вынул и дал! Не милостыню - дар.
Центральными ПриОрами, в серединке значит, записались культура и общественность. Список хоть и длинный, по значимости нулевой. Не углубляясь, Засекин спустился вниз, где кротко прописалась многоголовая Администрация. То, что надо! Эти «Низы» дело и решили. Засекина отпустили.
А ещё приглашение интриговало. Звали крайне настоятельно (а не свадебный генерал) и страховались обязательным: «уведомить, елико визит невозможен»… Всё это, радуя, будило опаску. Почему вдруг он?
Засекин был художником, но не свободным. Все последние десять лет он творил из-подполы. В дефолтовом 98-м по разбойничьим тропам федеральной журналистики запрыгал добрый молодец. Не юн, зато с дипломом «Мухинки»2. А это обусловило двойную зубастость. Острые фельетоны Засекин перчил меткими шаржами. Перо затачивал в унылой профсоюзной многотиражке. Однако заметили: уже где-нибудь через месяц его подобрал региональныый союз художников. Титул присвоили дурацкий: спичрайтер рукосуя (Руководителя Союза). Скиснуть, впрочем, не дали. Бойкий слог и резвый штрих вскорости присёк ДК - департамент культуры. Оттуда стартанул по-взрослому: туда, где мягче стул и кошт жирнее… Так и докувыркался.
Девятый год он заправляет медиа-группой уездного «локомотива рыночной экономики». Работёнка непыльная, зарплата устойчивая, соцпакет. И что особенно ранило вольнолюбивых коллег: стабильность. Но кто бы знал, какая скука? Вместо свободы - голимый творческий застой. И винить некого: сам выбирал. В итоге, там потерял, а здесь не дали. В большом искусстве не то чтобы забыли. Он там и прописаться не успел. Дипломировался аккурат в год прихода Меченого. Перестройка, ускорение, гласность… И попёрла гольная никакуха. Безвременье. Безголосье. Бездумье. Это теперь мы начинаем вымерять бездну, придёрнутую ширмочкой «реформ». «Подсахаренный совок» был азартен, охоч до грязи и митингового экстрима. Опять же и власть скучать не давала. Что ни день, то свежие игрушки. Ваучер, приватизация, деноминация. Пикирующие финансовые пирамиды. Лопающиеся пузырями банки. Расстрел Белого Дома. Таджикистан, Приднестровье, Чечня … Рассудок миловался с глюком, порыгивал депрессией и утешался бредом. А разница давно истаяла в мираж. Мираж и симулякр – вот главный «плод реформ». Лишь бесконечный марш Шопена с разбухающих кладбИщ напоминал, где этот плод тотально и фатально овеществлён!
Об этом и кричал народу журналист Засекин. Звонко кричал, пронзительно и даже, говорят, талантливо… Но давно. Его и забыли. Во мнении технарей из «локомотива рыночной экономики» он просто бумагомарака. Писарчук, нахлебник, захребетник! Захребетник Засекин.
И тут громом среди ясного неба… ПРИГЛАШЕНИЕ!
День первый. Шуи, одески и «Довлатов»
…Ольгов – городишка так себе. По дате он, конечно, вполне уважаемый. Вот только безликий какой-то. Ну, вообразите целинный полустанок, клонированный раз сто. А пейзаж? Если индустриальный, где заводы? Для аграрного великоват. Тысячи одноэтажек, а кондовой русской избёнки - хрен! Вот и пойми этот Ольгов: Рабочий или колхозница?
Встречали без хлеба и соли. Это понятно: маршруты и статусы у всех разные. Поди тут, угадай. Зато селили мирово! Гостиницу отгрохали – дай Боже! Само название «ДОБРО-RADA» так радугой и позыркивает. Этакий зодческий кентавр: по фасаду монастырь белокаменный, сверху расписные терема. И уже на входе строгости державного пошиба. В фойе - наряд из стрельцов: малиновые кафтаны, пищали, бердыши. Метрдотель – чисто думный боярин в шёлковой, исшитой золотом, голубой ферязи. На дубовой конторке гусиное перо, бронзовая чернильница, свиток жёлтый и амбарный фолиант в застёжках. Чуть левее моноблок в форме итальянского зеркала - оклад позолоченный. Медные лампы, кованые подсвечники и, знамо, образа.
На этаже дежурные в азямах, зипунах и толстовках, узорными кушаками перепоясаны. Уборщицы в кокошниках и сарафанах. Опять же иконы, парсуны, библейские картинки... Святые из вековой ольхи, резьба, чеканка, гравюра, хохлома... Витражи на житийные темы.
Электронные жетоны от номеров и те монастырской голограммою украшены. В общем, решительное торжество православной символики. Чужих и близко не подпускают. Кто-то из гостей едко скаламбурил: «У вас таки не отель, а штаб-квартира ЦРУ – церковно-раскольнического управления».
А вот сервис прихрамывал. Та же сантехника в дедовских обычаях: псевдо-нужник, рукомойник, ковшик, мочалка. Единство форм, камертон традиций - спору нет, а унитаз роднее. Горячая вода через номер. Или вот тоже чайник-самовар. Медный красавец-исполин, ручная гравировка – всё понятно! Но один, и тот у дежурного по этажу. Уж пусть бы электрокипятильник, но каждому. Впрочем, это мелочи. Селили штучно, и это перевешивает всё лубочное буржуйство!
Ближе к вечеру прибывших собрали. Понятно, вызрели междусобойцы. Знакомых-то полно. Рукопожатия и поцелуи упрочивали давние союзы. На фоне таких братаний Засекин ощущал себя изгоем. Кого-то он узнал сразу, других мучительно выкапывал из теле-архива. Его признавать не утруждались. Знакомиться тоже не спешили.
А ещё, почитай, все крестились. Руки батюшкам пригубить кидались: один с душою, четверо - напоказ. Батюшек, вестимо, хватало, с ними завязывали дружбу. Причем, оба фланга: «которые за русских» и - «не за…».
Характерно, что многие «не за» волос имели пшеничный, а нос картошкой. Да и отзывались, ровно простые смертные, на Вань, Коль, Шуриков.
Был даже в единственном роде Федя. Фердинанд Андроклюстович Оснопырь (ударное «ы») - ежели ФИОменально. Вон тот. Ан, нет, мал, задвинули. Теперь не разглядеть. О Феде и присловье есть:
«Обзавелася Кепка Метром,
Чтобы не сдувало ветром.
Но молва-то ведь не врёт:
Всё как раз наоборот».
Конкретной специализации Фердинанд Андроклюстович не имел, поэтому брался храбро рассуждать за что угодно. Театр, мода, гиперинтертекстуальность, «критика чистого разума», уфология, агропром, экзистенция и даже птичий СПИД. Если уж микрофон усосёт, - будет жарить, пока не вырубят. На обед диктофон сунешь, к ужину пару томов забирай. Ни о чём и про всё. Но по науке: термины, цитаты, аллюзии, реминисценции… А чего вам ещё для эстетских восторгов?
«За русских» обрядились всяко. Один строго, другой убого. Но всех роднит какая-то постная строгость, малахольное юродство. Общая неприветная усупленность. И угадай тут: от естества оно, привито альбо ловко срепетировано?
А речь «зарусов», эта неизъяснимая тяга к жеванию сырой фасоли! Их заиканье, как основный принцип риторики! Где и как они этому научились? – тайна сия велика есть. Только опять же не все. Видите: стареющий пеликан. Убрызган Диором, «прикинут» тоже не в Рязани. Спесив, застёгнут, франтоват. А уж дёрганный, манерный - вылитый теле-граф НТВ. Не артикуляция, - молотилка: вычурно и змеисто. Сути, конечно, фиг, но как, черт возьми, подано! С ближней дистанции Засекин опознал в нём известного харизматика «левых». Ну, то есть, которые «за русских». А звать? Что-то типа: Европошный.
Ещё одна едкая черта участников – волосатость. И если голая щека несла печать ущербности, то борода – тайного сродства. Наиболее ходовые – «совком», ещё лучше жёванные. «Скандинавки» и «арамиски» были в относительном заГНое. Впрочем, сразу «после третьей» извинялись.
С которыми «не за русских» полегче. Их за язык тоже можно ловить. Картавый, мыка либо чистый Цицерон, тут общее для всех - скорость «бла-бла-бла». А самым нетерпимым от близости церковников морду перекашивало. Тик и судороги были отличительным признаком «незарусов». Засекина иной раз жалость брала, на пытки их глядючи. Это как же он, голубок, страдает: пучит его, ломает, мается безмерно, а терпит. Но ежели вникнуть, кто-то разве силою в Ольгов нагнал? Сами! В том-то и фокус.
Мир, однако, не без приличных людей. И здесь попадались. Одного Засекин мигом узнал: богомольный поэт, сизокрылый идеолог русофильства, академик того-сего. Плюс 13 книжек против жидо-масонства. Его уважают, кто-то даже любит и поголовно все - остерегаются. Ибо ангельский вид - одно, речь - совсем другое. Упаси вас бог завести такого. Что тут будет!? Ясность взора и зубовная жесть. Пылкость сердца и разящий глагол. Смесь христианского гуманизма и тоталитарной нетерпимости. Блажен и истов! Такое обычно влечёт, но ровно до первого монолога. С трибуны благолепный праведник зачищает мир от всего нечистого. Всё, что не православное, то от лукавого, князя мира сего. В таких материях бодаться с «ангелом сизокрылым» даже Европошный избегал. При этом на форумы зовут исправно. Он давно уже навроде говорящего катехизиса. Довольно удобно: живой классик на блюдечке или в портфеле. Клин для затычки особо разнузданных бочек. У этих бочек есть многое: глотка, амбиция, эрудиция, наглость... Классицизма нет! И бесы - в глазах, словах, придыхании.
Одно лишь настораживало в смиренном лике «агнца». Забелённый совочек апостольской бородки неестественно венчали желто-пегие патлы с ультра-активной рыжиной. Нешто крашеный?! Однако кто теперь без греха?
Засекин вздохнул, протёр очи. Бейджики с ФИО нечитабельно расплывались. И ладно, утро вечера мудренее. Завтра открытие, таблички на столах. А они завсегда крупнее.
Вечером идейные одномыслы стыковались, укрепляли лагерь - по-русски говоря, нарезали. Некоторые из-под полы. Которые покруче - рулили в бар. Поучаствовали в «укреплении» и отдельные батюшки. И что? Гостиница не храм. Командировка не работа. Чужие люди не начальство. Публика отеля не паства во храме. Да ещё одноместный номер… Почему не преступить чуток?
Трижды Засекин взбрасывал для приветствия руку. И трижды расшибался об лёд. После чего заткнулся. Лагерные буферы строги, но понятны. Где фронтально сходятся армии «левых» и «правых», от бдительности никуда. А то вклинятся нейтралы и давай лодку раскачивать. Зачем это, мол, «правое» (истинное, по Владимиру Далю3), назначает себя «левым» (от лукавого)? И наоборот!
Фильтруя абсурд, Засекин приделал участникам клички. Известно, что в словаре Даля «левый» - есть «шуий». Стало быть, некрещёная (!) левая рука – есть шуйца. То бишь оппозиция, позиционирующаяся, как «левая», согласно Далю, есть «некрещёная шуйца»! Эрэфные же западники – либералы и демократы – откликаются, в свой черед, на «правых». А по Далю, всё, что справа, названо забавным словом «одесную». Таким образом, налицо маразм: правыми (крещёными) аттестуются ругатели Христа!
Лукаво раздвоясь, смысл улетал к чертям, Засекина и осени: «Там, где всё шиворот-навыворот, сойдёт и логика архаизмов. Язвительность «правых» известна всем. С неё и пляшем. Итак, если правое – одесное, что мешает им, «одесным», зваться одесситами? А ещё короче: одесками. И отчего бы пресловутым «левым» не стать шуями? Или там Шуйскими? А что, хороший старый род. Боярский и в некотором роде княжеский! Не одним двурушником Василием IV славленный. Иван Шуйский, возьмём, Русь от Стефана Батория уберёг4. Да и «Васек Шуйских», Смуту попустивших, между Нашими тоже, как грязи! И какой «левый» своему же «шуйскому» грешок не отпустит? Вон же, мол: «И крестится, как косою косит. Для слёз радетельных за Веру и Отечество жилетки не пощадит. Майку с нагрудным Победоносцем в страсти честно растерзает. А уж стакан мимо Здравия Руси, убей, не пронесёт». Шуи - одно слово! Почему нет!? Одески, те берут другим: блеск, глянец, стиль. Отточка речи ближе к ювелирной. Резчики, виртуозы, ценители излишеств. Плюс безбожие, жлобство, цинизм. И веры ничему, кроме того, что возносит маленькое «эго» до большенького «Я»... А стократно возвышает его эхо корпоративной хвалы».
Шуи и одески… Даль разит без промаха.
После часа молчаливых бдений Засекин «намыл» троечку отщепенцев. Ровно заблудшие овцы, господа\товарищи не могли приткнуться к чьему-либо стану.
Наши?!
С одним Засекин перемигнулся. Бесконечно крупный, внешне тот походил на Сергея Довлатова5. Но до эмиграции. То есть без бороды. «А мог ли Сергей Донатович когда-нибудь обходиться без бороды? Мог! До эмиграции такое с ним случалось наверняка».
Оба синхронно начали встречный заплыв. Сдвигались аккуратно, тектонически, как мацепура и комбайн на выставке перформанса. Засекин больше огибал, перед «Довлатовым» чаще расступались. Сойдясь, усадили шесть стопок. А, может быть, 16-ть. Примерно тогда «Довлатов» сделал эпический вывод: «Я сегодня на три рюмки трезвее». Засекин не стал уточнять, про что он. Лишь убедился в точности ассоциаций. После этого счет рюмкам загулял в тумане. Вечер нахлебался и затух.
Гуд бай, Довлатов…
________________________________________________________
Примечания
1 Рыбаков, Борис Александрович (1908-2001) – великий советский ученый-гуманитарий, объявший в своем творчестве огромные пласты отечественной истории, археологии, археографии, этнографии и культуры, начиная с язычества, член-корреспондент Академии наук СССР (1953), академик АН СССР (1958), директор Института Археологии СССР (с 1956), лауреат Ленинской премии (1976) и двух Сталинских премий, Герой Социалистического Труда (1978). Его перу принадлежит свыше 500 работ, самые известные: «Ремесло Древней Руси», «Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси».
Греков, Борис Дмитриевич (1882-1953) – выдающийся советский историк, организатор науки, лектор, непререкаемый авторитет по истории Киевской Руси и значительному кругу проблем историографии, академик АН СССР (1935), член Академии архитектуры (1939), трижды лауреат Сталинской премии, директор Института истории АН СССР (1937-1953), Института истории материальной культуры (1944-1946) и Института славяноведения. Руководитель Отделения истории и философии АН СССР (с 1946). Образцовыми поныне считаются труды «Крестьяне на Руси с древнейших времен до середины XVII в.» и капитальная «Киевская Русь» (всего около 350 работ).
2 «Мухинка» или «Муха» - Санкт-Петербургская Государственная Художественно-Промышленная Академия, преемница дореволюционного Училища технического рисования барона Александра Штиглица, готовившего художников-прикладников: кузнецов, дизайнеров, стеклодувов, мебельщиков, модельеров (основано в 1876). В 1945 году на базе училища Штиглица было открыто Ленинградское художественно-промышленное училище имени Веры Мухиной. Воспитало целую плеяду деятелей прикладного искусства, в том числе Кузьму Петрова-Водкина.
3 Даль, Владимир Иванович (1801-1872) – величайший русский языковед, фольклорист, почетный член Академии наук (1868), автор «Толкового словаря живого великорусского языка» и ряда других хрестоматийных произведений.
4 «Не одним двурушником Василием IV славленый. Иван Шуйский, допустим, Русь от Стефана Батория уберёг» - Засекин рассуждает о роде бояр Шуйских, воплотивших полярные стороны кондового русского характера:
Шуйский, Василий Иванович (1547/1552-1612) – русский царь Василий IV (1606-1610), политический двурушник, умелый интриган, умер в польском плену;
Шуйский, Иван Петрович (умер в 1588) – храбрый и талантливый воевода, организатор обороны Пскова в 1581-1582 годы, в конце жизни неудачно противостоял Ближнему боярину Борису Годунову;
Баторий, Стефан (1533-1586) – великий трансильванский воевода и польский король (с 1575), преобразователь польской армии, одержал ряд ярких побед в Ливонской войне.
5 Довлатов, Сергей Донатович (1941-1990) – как теперь говорят, культовый писатель и журналист, с 1978-го жил в Нью-Йорке, выступая на Радио «Свобода», имел весьма крупную фигуру, колоритную внешность, бороду, отличался своеобразным литературным стилем и юмором.
Использована компьютерно-обработанная репродукция картины К. Васильева "Горят, горят пожары".
Продолжение следует:
http://proza.ru/2012/03/02/590