Зверинец

Александр Ануфриев
               

               

     Депутат последнего созыва, солидный, рыжеволосый, конопатый Роберт Халянович Померанцев решительно закрылся в туалете и припал к мобильнику:
- Клава, ты Орлика покормила? Сколько овса дала? Клава, это очень мало, тебе бы столько дать! Перебор, ты с ума сошла. Мне завтра скакать на нём, ну куда – куда, на охоту, сыновья приедут, покатаются по лесу. Подготовь также седло, уздечку, стремя, и ружья вычисти. Где они, где они, Клава, я тебя уволю. Ты снова пойдёшь гальванить на подшипниковый. Да, кислотные ванны ждут тебя не дождутся. Ладно, не хнычь, это шутка.
   Лучше мне скажи, ты какаду семян насыпала? И сколько? Тебе бы столько дать. И как он себя чувствует? Что говорит? Роберт – осёл и дурак? А кто его научил, Клава, так говорить. Подозреваю, что ты. Не божись, не божись. Лучше выпусти Яшку из клетки, пускай полетает. Ну, права, права, не стоит, всё изгадит он. А Джесси, Джесси где? Ах, спит, не трогай, пусть отдыхает. Потрёпан хвост у неё? Выясняла отношения с котами. Что же теперь сделаешь, природа…А пальмочку мою не забыла полить? Я так и знал, немедленно полей…
    В этот момент кто – то резко дёрнул, будто боднул головой дверь туалета.
- Клава, я перезвоню, дай Орлику овса сначала.
    Померанцев спустил воду из бачка, убрал защёлку в сторону. Перед ним как с обложки местных глянцевых журналов предстал в белоснежном костюме спикер, худой и курносый Гурген Апанасович  Звукин.
  - Что это за дедушка топчется в коридоре, Робби? Он к тебе пришёл? – недовольно спросил он.
- Да, это мой погорелец с шестой просеки.
- Такое амбре от него по всей думе разносится, впору противогазы раздать сотрудникам. Разбираешься с ним?
- Ага.
«Тоже мне, пуп земли, тунеядец законченный, - подумал депутат. – Только вид создаёт, что работает. Пылинки целыми днями сдувает со своего костюмчика и щекочет секретаршу юную».
- И, кстати, твой отчёт по безработице готов? Ты один остался у меня. Чего резину тянешь?
- Вечером сдам, Гурген, обязательно сдам.
- Да уже вечер давно наступил, просыпайся, голубок.
     С этим указанием Звукин юркнул в туалетную комнату. А Померанцев бодро зашагал по ковровой дорожке навстречу бородатому субъекту, мрачно маячившему около его кабинета. Это был местный, самодеятельный художник Кузьма Феофанович Межнев, большой любитель эпатажа и скандалов. Два дня назад кто – то поджёг его частный дом. Дело было ночью и Кузьма просто чудом не задохнулся от угарного газа, успел выскочить наружу с мольбертом в руках и в одних кальсонах. Сгорели многие его картины в стиле «ню». 
- Батюшка, Роберт Халянович! – истошно выкрикнул Межнев, опускаясь на колени. – Не погуби раба божьего, брата своего…
- Какого ещё брата? Немедленно встаньте, - испуганно произнёс Померанцев. – Что же вы себе позволяете?
- Подпишите бумаги, светлый князь мой.
- Какие бумаги?
 Депутат попытался оторвать от пола, приподнять за плечи погорельца, но не тут – то было. В его кабинет Кузьма Феофанович заполз на карачках.
- Теперь я знаю, знаю, кто меня поджёг, - прошептал тараща глаза художник.
Померанцев углубился в чтение заявления потерпевшего.
- Сидор Родионович Павлинов?
- Именно он!
- Почетный академик художеств, кавалер орденов?
- Вы его совершенно не знаете, это редкий проходимец и завистник.
Роберт Халянович заметался по кабинету от гнева:
- Допустим, что это так…но, уважаемый Кузьма Феофанович, я не следователь и не полицейский.
- Вы – мой любимый депутат, последняя надежда, я голосовал за вас на выборах, - взмолился Межнев.
Тяжело вздыхая, Померанцев поднял трубку телефона:
- А мне бы майора Белкина, да, это срочно, от Гургена. Жора? Добрый вечер, это Халянович. Я хотел бы попросить тебя, дружище, завтра утром к тебе подгребет Кузьма Феофанович Межнев, да, художник, тот самый, тот самый. Помоги ему, а? Да ты первый, первый на трёшку стоишь, не волнуйся. Ладушки.
- Благодетель мой, отрада моя единственная, - принялся креститься погорелец, поднимаясь с колен.
- Ну, ну, ну…кто такой Белкин знаете?
- Конечно.
- Поезжайте к нему, он вас очень ждёт.
- Ой, как хочется сделать ваш портрет! Давайте пять на шесть, монументальный? Прямо руки чешутся как хочется! – воскликнул вдруг Межнев.- Или вылеплю вас из мрамора.
- Ну не сейчас же.
- Само собой, само собой.
- Белкина нарисуете в КПЗ.
- Да, да, да. Обязательно…
 Художник по – рачьи попятился, исчез за дверью. Оставшись один, Померанцев распахнул окно и форточки, и принялся брызгать дезодорантом стены, углы кабинета. Ему казалось, что всё пропахло помойкой, отбросами. А когда успокоился, сел за компьютер. И только погрузился в материал, как завибрировал «сотовый». Роберта передёрнуло.               
- Да, Клава! Что случилось? Ты меня отрываешь от дела. Ничего не понимаю! Где какаду, как это вылетел? Он клетку сам открыл? Да что за бред? Лови его, лови! Ты до инфаркта доведёшь, ей богу. Это твой последний рабочий день, так и знай. Не поймаешь пернатого – получаешь расчет, всё. И охранников подключи, пусть тоже ловят Яшку, бездельники. Ты Орлику дала овса? Как это ржёт всё время? Почему он ржёт? Всё, выезжаю! Выезжаю, приготовься к порке! Розги замочи пока в кипятке! Розги!..Дурочка!
   Депутат был вне себя от гнева. В кабинет просунулась голова Звукина.
- Ты чего вопишь на всю думу, Робби? – спросила голова.
- Ой, Гурген Апанасович, дома беда, утечка газа, аврал. Я пораньше отъеду. Можно?
- А как же отчёты? Кремль ждёт.
- Электронной почтой вышлю.
- Это не работа! Халтура, Халянович!
   Померанцев решительно прикрыл «Самбук» и стартанул с кожаного кресла мимо холёного, окаменевшего спикера.
    Что ему Кремль, бомжи и безработные? Своё бы удержать…