«Чувствую ли я себя, как белка, бегущая и бегущая в колесе?». Лаура Графоманова, с мыслью «Допишу завтра», захлопнула дневник, и прицелившись, пульнула карандашом в вазу на прикроватном столике. Не попала. Карандаш, ударившись об край "богемского хрусталя", под нежный звон свалился тупым концом на коврик. Кувыркнувшись, зацепился за длинный ворс, подпрыгнул и исчез за свисающим пушистым покрывалом. По перекатывающемуся стуку деревянных граней о паркет, Лаура определила направление движения, перегнулась через перила кровати и, не увидев искомого, пошарила ладонью по полу. Нащупала, кряхтя, чуть подкатила, поддела длинным отманикюренным ногтем и… Ап! - атакованный беглец оказался зажатым в мягком ароматном кулачке Графомановой.
- Ты – бежать, трусливый бездельник? Ну, нет.
Лаура, мурлыча под нос «Бееелой акааации гроздья душистые..», потянула золотую косичку закладки, и дневник открылся на нужной странице. Проверила, не сломалось ли остро заточенное графитное сердечко "кoh-i-noor"а, коснулась его кончиком пальца, и тотчас отдернула руку, уколовшись. Посмотрела на след от укола, лизнула, поцеловала, слегка пососала, прикрыв глаза, опустила голову, посмотрела на исписанную страницу, и прочла вслух: «Чувствую ли я себя, как белка, бегущая и бегущая в колесе?». «Чепуха!» - вывела ровным почерком, заканчивая мысль, и отшвырнула несчастный карандаш, уже никуда не целясь.
Ночник рассеивал мягкий, розовый свет. Лаура удобнее улеглась в постеле, поворачиваясь к светильнику спиной, и натянула на себя простыню. Сиреневый шелк нежно скользил по изгибу шеи, ласкал плечо, щекотал подбородок. «Ночь напролет нас сводиилии с умааа…», - допевала Лаура Графоманова почти шепотом, шевеля влажными губами с едва заметной улыбкой, и засыпая.