Путь в рабство. Гл.5
Продолжение.
Утром приехала вчерашняя женщина и, собрав мои вещи в один из фибровых чемоданов, отвезли меня в странное заведение: не то школа, не то больница. Меня постригли под «ноль» и, после заполнения какой-то анкеты, отправили в комнату, где уже было несколько девочек. Небольшие нары в два этажа, матрац со сбитой ватой и старое холщевое одеяло стали, на несколько дней, моими друзьями. Закутавшись в одеяло, я лежала на верхней полке и прислушивалась к своему желудку. Он постоянно давал о себе знать. Странные звуки доносились оттуда. О нас словно забыли. Приносили один раз в день по куску хлеба и меняли воду в ведре и к вечеру выводили на прогулку. Так прошло четыре дня. На пятый день нас, около полудня, вывели во двор. Вокруг бегали какие-то люди. Нас с еще одной девочкой посадили в машину и привезли на вокзал.
Сопровождал нас усатый красноармеец в выцветшей гимнастерке. Мой огромный чемодан стоял на проходе и Василий Сергеевич – так звали его постоянно, что-то ворчал. Поезд приехал в г. Кировоград, а затем мы поехали в г. Новогеоргиевск. Конечной точкой в нашем пути стал детдом. Этот детдом был знаменит тем, что в него направляли детей видных деятелей СССР. Говорят, здесь были дети, внуки военачальников, чиновников разного уровня и поговаривали, что здесь была даже внучка Сталина. Детский дом состоял из двух территорий. По одну сторону от центральной улицы расположена территория с корпусами для девочек, по другую сторону дороги - корпуса для мальчиков. Управление детского дома было расположено на половине мальчиков.
Жизнь в детдоме была скучной и унылой. Подъем, завтрак, занятия по школьной программе, обед, трудовой час, отдых, ужин и сон. Все болтали, как в Красной Армии.
Фамилий ни у кого не было. Все были вымышленные. Для безопасности нас предупреждали, что нельзя вести разговоры на тему семьи. Письма мы не получали и нам нельзя было их писать. Папы нет, мамы нет, нет фамилии, нет семьи, нет истории. На вопросы о брате мне отказывались отвечать, судьба мамы не известна. Как и учила меня мама и папа я старалась быть аккуратной и исполнительной, словно маленькая механическая заводная игрушка. Был ноябрь 1937года.
Детдомовские будни тянулись медленно. Унылое однообразие съедало любой энтузиазм. Девочек обучали швейному делу, и они летом обрабатывали огород детского дома, сажали овощи, убирали их. Таким образом, зимой воспитанники меньше требовали помощи государства «на шее которого они сидели». По крайней мере, так им внушали. Труд, или трудовое воспитание, было целью всей воспитательной работы. Мы не только работали на своей территории, но и иногда нас вывозили на разные работы в колхозы и предприятия. К нам не подпускали близко любопытных и этому времени все усвоили одно правило – «язык твой – враг твой». В полях нас охраняли красноармейцы, на территории предприятий специальные люди.
Время пролетело незаметно и окончив в 1940 году девять классов Леонтина попросила разрешения поступить в ФЗУ и обучиться токарному делу. Имея блестящие показатели по поведению, ей разрешили поступить в ФЗУ Кировоградского завода «Красная звезда». Условия были жесткими. После трехмесячного стационара она должна была поступить на работу и продолжать учебу на вечернем отделении. Общежития завод не давал, но ее это не останавливало. Проживая на съемной квартире у нее было немного свободного времени по вечерам и ночью для подготовки к поиску папы, мамы и брата.
Каждый воспитанник детдома, уже после восьмого класса имел право продолжить учебу на закрепленном за детдомом предприятии. Поскольку при каждом предприятии было ФЗУ, то специальные предметы можно изучать в училище, а практические занятия проводились в условиях завода. Леонтина, оформила разрешение на поступление в ФЗУ и обязательство не разглашать тайну пребывания ее в детдоме. Все, теперь она учащаяся ФЗУ.
Учеба продвигалась успешно. Показатели трудового участия превосходили ожидания учителей и мастеров. Леонтина нашла себе угол в Кузнечном районе недалеко от проходной завода. Этот район славился особой бедностью. Часть людей жила в землянках, и лишь небольшое количество имело свои дома. Хозяйкой небольшого домика была одинокая женщина, и звали ее - Варвара. Леонтина познакомилась с ней на заводе. Леоне, так звала ее хозяйка, приходилось еще и помогать в огороде. Леона сразу понравилась своей скромностью и трудолюбием и, узнав историю Леонтины, хозяйка всегда ей помогала то советом, то даже отказывалась брать деньги за угол. Жизнь вдвоем многому научила и на ее лице даже иногда появлялась улыбка.
Наибольший результат дали письма, отправленные во Всесоюзное общество Красного креста. Неожиданно, в апреле 1941 года, пришел ответ о том, что Гриневич Стефания Вячеславовна (урожденная Стефания Карасэк) находится в исправительном учреждении под названием А.Л.Ж.И.Р. в районе г. Акмолинска (Казахстан). Радости не было предела. «Мама жива, мама жива» пела Леона и кружилась по дому. «Буду писать, и просить встречи»- решила она. «Буду работать пусть круглые сутки, соберу денег, и поеду к маме».
Этим мечтам не скоро суждено было сбыться.
Закончив ФЗУ, и получив направление в механический цех, Леонтина уже работала, когда грянула Вторая мировая война. Кировоград начали бомбить в первый день войны. Город начали эвакуировать со средины июля 1941 года. Со справкой детдома и удостоверением об окончании ФЗУ Леонтине, не было возможности уехать из Кировограда.
5 августа 1941 года Советские войска оставили город, а вместе с ним и всех тех, кто не смог уехать. Многие из них, в дальнейшем, может, и умерли, не дождавшись его освобождения. К моменту захвата Кировограда немцы жестко относились к жителям. Так, в первый день прихода немцев в город, и Леонтина попала в товарный вагон, уносящий ее в незнакомую Германию. Дорога в товарном вагоне, где все люди практически сидели и спали друг у друга на руках, была совершенно невыносимой. Переполненные вагоны, отсутствие санитарных удобств, все должно выполняться по команде. Поезд останавливался, его окружали вооруженные автоматчики, и огромные очереди угнанных выстраивались к туалетам и машинам с питьевой водой. За двое суток пути появлялись заболевшие и их быстро отфильтровывали в последний вагон. Ходили разговоры, что их просто пристреливали и оставляли у дорожного полотна. Германия встретила утопающими в цветах улицами, в поле работала техника, и ощущение войны осталось где-то позади. Название станции, где нас высадили, я не увидела.
После медосмотра, дезинфекции Леонтина была отфильтрована в команду для работы на швейной фабрике. Фабрика и лагерь находились в местности, которая называлась Обшлезия недалеко от города Цвиткау. Проживали работники в больших деревянных бараках за колючей проволокой. Удобств не было. Тоненькая струйка воды в умывальнике – вся роскошь. Кормили плохо, два раза в день. У каждого работника на правом плече была нашивка «Ост». Всех водили строем на работу. Выходной день был один. Недалеко от лагеря находился лес Шейвальт.
Месяца через три, в выходной, всех работников лагеря выстроили на плацу. Было ужасно холодно. Вдруг открылись ворота и, на территорию въехала легковая автомашина, за рулем которой была красивая немка. Она остановила машину и, один из офицеров, помог ей выйти из машины. Затем, они вдвоем прошли вдоль выстроенных шеренг, сначала в одну, а затем в другую сторону. На обратном пути немка зонтиком показывала на заключенных и их выводили из строя. Она остановилась напротив меня и подняла зонтик. Красивая, в шляпе с небольшими полями, лицо было напудрено и накрашено. Губы сияли красивой помадой. В голове промелькнуло лицо мамы. Меня толкнули сзади, и я сделала шаг вперед. Немка, что-то сказала офицеру, нас усадили на заднее сидение ее автомобиля, и мы выехали за территорию лагеря. Приехали в соседний населенный пункт, и машина подъехала к красивому дому по ул. Нойштат,18, который аккуратно разместился за кованым забором. Территория казалась огромной и все клумбы и дорожки были убранными.
Продолжение следует.