Каждый год 9 мая я и мои близкие приходим на ул. Ольгиевскую к памятнику медработникам, погибшим на фронтах Великой Отечественной войны. Это единственное место, где моя жена может положить цветы в память о своём отце, которого она совсем не помнит — ей было два года, когда он погиб на фронте. Его могилу мы не смогли разыскать, хоть и пытались это сделать.
Представление о том, каким он был, сформировалось у жены по рассказам её матери и немногим сохранившимся фотографиям. Особенно запомнился рассказ о письмах двух фронтовиков, но об этом чуть позже.
Родители жены – Ефим Соломонович Кельштейн и Мира Наумовна Шупер – были врачами, вместе окончили в 1939 г. Одесский мединститут и получили направления на работу в больницу г. Житомира: отец – хирургом, мать – терапевтом. Вскоре отца, проявлявшего хорошие организаторские способности ещё в институте, назначили заведующим горздравотделом (к сожалению, в те годы руководящие должности слишком часто становились вакантными…). Он согласился, но с условием продолжать работать хирургом. Мать рассказывала, что ежедневно на несколько часов он приезжал в больницу, оперировал и вёл больных. Нехватку времени для этого компенсировал вечерами и в выходные дни.
В конце 1940 г. отца перевели заведующим водздравотделом бассейна реки Днестр, и мы переехали в г. Бендеры.
У отца была болезнь сердца, из-за которой он был освобождён от военной службы. Но в самые первые дни войны он, несмотря на "бронь", настоял на отправке на фронт, так как считал, что хирург обязан быть там, где нужно спасать раненых и организовывать неотложную хирургическую помощь. В то время, когда многие искали способы избежать мобилизации, это было поступком, достойным уважения.
Никаких вестей от отца с фронта семья не могла получить, так как уже в июле вынуждена была эвакуироваться из Бендер — немцы стремительно наступали. Только в Ульяновской области, где мать жены работала в небольшой больнице, они получили известие о смерти отца 7 августа 1941 г. под Вознесенском.
После возвращения в 1946 г. в Одессу пришло письмо от сослуживца отца по военно-полевому госпиталю, из которого они узнали, как погиб отец.
Во время проводимой отцом операции тяжелораненного бойца немецкие самолёты начали бомбить участок фронта, где был расположен госпиталь. Отец приказал ассистировавшим ему медработникам немедленно идти в укрытие, а сам продолжал операцию, так как у раненого были тяжёлые повреждения, и он мог умереть от потери крови и шока.
После окончания бомбёжки коллеги обнаружили врача мёртвым около стола, на котором лежал живой прооперированный боец. У врача не было никаких ранений — просто отказало сердце…
А через некоторое время после получения письма, в котором это было описано, пришло письмо от того прооперированного бойца, узнавшего наш адрес. Оказалось, что после выздоровления он пытался разыскать госпиталь и узнать адрес семьи доктора, спасшего ему жизнь такой дорогой ценой, но тогда это ему не удалось.
Мне кажется, что оба поступка этого человека (и отказ от "брони", и поведение во время последней проведенной им операции) были вызваны одним очень важным его качеством — высоким чувством долга, как общечеловеческого, так и врачебного. Я не хочу говорить о какой-то исключительности — так поступал, наверное, не он один. Но ведь очень многие вели себя совсем не так…
Поэтому я горжусь отцом моей жены, оставившим у людей такую светлую память о себе.
2003 г.