Воскресное утро, брошенные фантики-билетики, разгрызенный, расколотый грязевыми подтёками город. Пряный сырой ветер с Оби. Февральская чумная предвыборная толпа, прощаю-прости, Масленица.
Метро, скрывающее в своих недрах потенциального двухмиллиардного пассажира. Рокот человеческих масс, наслаивающихся друг на друга в воскресных сонных нарядах.
«Уважаемые пассажиры, простите нас, очень стыдно, что к вам обращаемся», - молодая, красиво плотная женщина с 6-летним крохой, по виду – совершенно обычная, чистая, аккуратная, с таким же ребёнком - выпотрошила тишину внезапным обращением к недоумевающим пассажирам. Непроизвольная пауза, дёрнула-мотнула головой, задавив гордость, вернулась к своей речи. «Но помогите, кто чем может, если можете, конечно, детям на пропитание»…нота её хорошо поставленного (музыкальная школа? Поющая няня?), абсолютно не цыгански-эстрадного голоса сорвалась, смялась.
Без четверти века Лилечка Бриг в фетровой шляпе с фальшивой розочкой презрительно поджимает губы (шёпот товарке «А одета-то хорошо…шла бы работать!»). Откуда-то слева начинается волна рук, сникерс мягко вталкивается в детскую ладошку, сам малыш с трудом фокусирует взгляд, ему уже не страшно, он просто в шоке. Транс. Мать в ухоженном чёрном плаще бредёт с пластиковым пакетиком дальше, непроизвольно бренчит мелочью.
Тишина.
Дрожь. Подавшие чувствуют себя лучше, друг на друга не смотрят. Доброта. Соборность.
Серые стропила, серые ступени переходов, остановок – всё в февральских кляксах.
В маршрутку наискось зашёл маститый, видный дед, крупный, с кряжистой палкой, «Спасибо тебе, сынок» - благодарно выдохнул, приземлившись на освобождённое для него место. Весь путь косился на водителя – спросит проезд, нет? – на середине пути, поняв, что не спросит, искренне, без храма, перекрестился, сверкнули внезапные слёзы.
Доехав, хрипло, с чувством поблагодарил водителя, пожелал доброго пути.
Просто день. Ничего необычного. Просто февраль.