Роковая встреча

               
     Лес на горных склонах, щедро  освещенный солнцем, изнывал от жары. В лесу пахло ягодами, грибами и еще чем-то особенным, неуловимым, тем, чем пахнет только лиственный лес в летний зной. Солнце, стоявшее в зените, нещадно палило, медленно, как раскаленная сковородка, скользя по высокой сини небес.
      Прокаленный воздух переливался, дрожал, казался густым. Огибая лесистую местность, катила свои воды река, образуя бухточки, песчаные пляжи. Ее свинцовые воды зеркально поблескивали. Их свинцовую гладь нарушал налетавший ветерок, подымая белые барашки волн.

 Между лесом и рекой проходила грунтовая дорога, покрытая толстым слоем серой пыли, которая при малейшем дуновении ветерка поднималась серым облаком, в дождь превращаясь в липкое месиво грязи. От полотна дороги шел пологий спуск, поросший кустарником до самой кромки песчаного берега, на который набегали волны зеленоватыми валами, оставляя на песке тину, водоросли, мелких рыбешек. Поросшая кустами местность пересекалась звериными тропами, ведущими к воде. В тенистой гуще леса стрекотала вездесущая сорока. У самой воды в камышах гудел удод, ему в унисон какая-то птица звучно вытягивала: - квей, квей, квей…
     На фоне этого пустынного торжества природы странно смотрелась изящная фигурка одинокой девушки, беспечно бредшей по пыльной дороге. Она была настолько юной, что на фоне буйного леса казалась хрупкой беззащитной тростинкой.  Часто останавливаясь, смеялась каким-то своим воспоминаниям,  даже разговаривала сама с собой. Звали юную красавицу Лялей, дело в том, что она проводила свою старенькую бабулю, которая направлялась погостить к своему старшему сыну Ивану, жившему на хуторе в нескольких километрах от села.

     Ляля самовольно ушла из дому, поэтому не захотела погостить у дяди  Ивана, который был родным братом ее матери, решила вернуться в родное село.  Боясь опоздать к приходу родителей, уехавших в город по делам, почти бежала по пыльной дороге, подымая фонтанчиками пересохшую под солнцем, пыль, пока не забрела в знакомые с детства места.

 Вот здесь-то она и поддалась своим воспоминаниям, радуясь встречи с каждым кустиком, деревцем, былинкой, таким родным и близким ее сердцу с детских лет. Но, когда белевший на горизонте, домик дяди скрылся за поворотом дороги, почувствовала странное беспокойство, в душу закралась непонятная тревога, казалось, что ее ждет что-то непредвиденное страшное. Вот это странное чувство зародившееся в душе заставляло ее оглядываться по сторонам, прислушиваться к звукам, шорохам, пугливо отскакивать в сторону от каждого кустика, заслышав малейший шорох, донесшийся из чащи леса, или треск сучка, тем более, что до ее родного села было далеко, а вокруг ни души, правда на противоположном берегу реки раскинулось село, смотревшее в ее сторону подслеповатыми оконцами хат, залитых полуденным солнцем, но оно казалось безлюдным, не видно было ни одной живой души, даже лая собак не было слышно.

    Поэтому юная девушка  тяготилась, закравшейся в душу, тревогой, ведь лес ей был вторым родным домом, никогда она здесь не боялась, наоборот,  здесь всегда было привольней, чем дома, и она старалась успокоить себя. Но, не смотря на это, тревога ее не покидала, а нарастала, и она задавала себе вопрос: ”Что со мной? Откуда ждать опасности?” И все чаще останавливалась то перед одним деревцем, то перед другим, пытаясь, избавиться от непонятного страха, зародившегося где-то в ее нутре. А вот и березки, ее ровесницы, она подбежала к ним, поздоровалась, улыбаясь, гладила их белоствольные тела, любуясь их глянцевитой листвой, нарядными сережками, а прижавшись щекой к теплой коре одной из них, как будто, успокоилась.

   Те, в свою очередь, казалось, вспомнили ее, и не мудрено, ведь они видели ее совсем маленькой девочкой, а в данное время, как никак, это уже была юная, взрослая девушка, затрепетали, зашумели, приветствуя ее. Нарадовавшись на березок, девушка обратила внимание на буйную крону дубка, раскинувшего свои мощные ветви. Он то и шумел по-особому, басовито, по мужски, приветствуя гостью. Его теплая, гладкая кора коричневого цвета, походила на кожу юноши. Прильнув к ней, нежно поглаживая его стройный стволик, Ляля нашептывала ему нежные слова, восхищаясь тем, как он вырос,  каким стал красивым, мощным, за то время, что они не виделись. Дубок, словно понимая слова девушки, трепетал от счастья, потряхивая кроной в глянцевитой листве.

    Но время шло и ей хоть с неохотой, пришлось, расстаться с дружком своего детства, тем более, что ее манил под сень своей мощной кроны дуб- исполин, многое повидавший на своем веку, о чем свидетельствовал его мощный ствол в глубоких трещинах, наростах на жесткой серого цвета коре, его могучие ветви, изобиловавшие упругими желудями. Под тенью этого великана любили устраиваться на отдых, туристы, сновавшие на байдарках по водной глади реки. С этого места река просматривалась далеко, далеко вниз по течению, образуя зигзаги, пенясь шапками пены на каменистых порогах, посылая исполину-дубу благодатную прохладу.
 
     Прижавшись разгоряченным телом к стволу дуба, Ляля испытала щемящее чувство тоски, по ушедшему детству, жалея о том, что надо уходить из этого лесного царства, и придется ли еще вот так радоваться встрече с ним, ушедшим навсегда.  Солнце уже перевалило далеко за полдень, а до дома еще вон сколько пути. Оторвавшись от дуба, глуша щемящее чувство тоски, она легкими шагами вышла на дорогу, оглядела местность и почувствовала прилив новой тревоги, злясь на себя за это, но шестое чувство подсказывало ей, быть осторожной.

     Но все вокруг было таким приветливым, безмятежно спокойным, что ей стало стыдно за свою трусость и, стараясь, быть спокойной, пошла по направлению своего села, вспоминая, как они только недавно здесь шли вдвоем с бабушкой, и ей абсолютно не было страшно. Бабушка своим низким голосом все говорила, говорила, и ей было с ней очень хорошо, спокойно, надежно, а тут не понятно что со мной?

    Когда дуб остался далеко позади, она даже успокоилась, но в это время увидела безобразно лохматого зверя мчавшегося ей навстречу. Он тяжело дышал, высунув длинный язык, с которого на пыльное полотно дороги стекали обильные слюни, с его огромной пасти свисали клубки пены, придавая ему свирепый вид. При виде столь безобразного, свирепого животного, Ляля просто омертвела, онемела, не в силах ни крикнуть, ни сдвинуться с места, так и стояла, опустив руки, непонятная слабость разлилась по всем членам ее тела, а зверь  приближался, угрожающе рыча, готовый броситься на беззащитную жертву, растоптать ее, изодрать в клочья ее юное беззащитное тело. С надеждой оглянувшись, она посмотрела  в направлении дуба, изнывавшего под жарким солнцем, молниеносно прикидывая расстояние до него, но он находился на недосягаемом расстоянии от нее.  Она же находилась на открытой местности, а зверь приближался, не обещая ничего хорошего.

     Казалось, время, остановилось, она явно разглядела злые лучики в его глазах , в ее мозге вспыхнула яркая вспышка, да, видимо, не зря она здесь провела столько лет, где ей было все таким родным, близким, знакомым с детских лет. В ее поле зрения оказалась черешня, росшая на покатом склоне обочины дороги, встречавшая здесь зимы и весны уже не первый десяток лет, щедро даря прохожим свои сладкие, сочные ягоды. Весной ее роскошная крона благоухала изобилием цвета, а летом манила сочными ягодами. Кому это было не знать, как не ей, маленькой пастушке, забытой Богом и людьми? Ей была знакома на ней каждая ее веточка, трещинка, ранка, заделанная ее вкусным соком. А первые ягоды всегда были ее (Ляли).

     В данное время черешня стала еще более мощной, ее крона еще раскидистей, величественней, так  и манила в свои объятья, предлагая защиту от страшной напасти, словно говоря:- ну, чего ты медлишь, смелее, я жду тебя. - А расстояние между девушкой и зверем катастрофически сокращалось, казалось, он вот-вот набросится на беззащитную жертву, вцепится зубами в ее нежную шею, станет терзать своими клыками ее юное тело.

 Сердце ее гулко застучало, под ложечкой защемило, стало все безразличным, холодное спокойствие охватило всем ее существом, она хладнокровно измерила взглядом расстояние от зверя к себе и от себя к черешне, и словно все происходило с кем-то другим, в мгновение ока оказалась возле черешни, а через секунду уже сидела в ее спасительной кроне на прогретой  солнцем ветви. Усевшись поудобнее, она радостно вздохнула, огляделась и увидела на полотне дороги безобразного, действительно громадного, грязного, приблудного пса; он уселся на пыльное полотно дороги  напротив девушки, алчно глядя на нее злыми глазами Хотя страшный зверь оказался блудным, шелудивым псом, это не меняло положение. Во-первых он вел себя явно агрессивно по отношению Ляли, во-вторых ее с детства преследовал страх перед собаками. Они ее по неизвестной причине недолюбливали, и даже очень часто кусали.

     Спасительная черешня росла намного ниже полотна дороги, на покатом склоне, поэтому ее крона находилась почти вровень с дорогой, где лежал пес.
     У Ляли давно не лазившей по деревьям, заболели ноги, боль в ступнях прямо не давала покоя, и она освободилась от обуви, повесив ее на сук рядом с собой, приготовилась ждать, когда незваный сторожевой покинет свое место. Но пес, улегшись напротив кроны дерева, так чтоб держать свою жертву в поле зрения, положив свою лохматую голову на вытянутые лапы, и не думал покидать своего места. Стоило девушке сделать хоть малейшее движение, как он угрожающе рычал, щеря свои желтые клыки. Было невыносимо, ведь его смрадное дыхание ветерок нес прямо на нее, обдавая им несчастную с ног до головы.

     С надеждой глядя на дорогу, бедная  жертва сложившихся обстоятельств,  ожидала, что кто-нибудь появится из людей, но тщетно, как назло нигде ни души. Между тем солнце спряталось за верхушки деревьев, на землю легли мглистые тени, лес утонул в синей дымке, дневная жара спала, с реки дышало свежестью. Наступил вечер, не  обещавший ничего хорошего один на один с одичавшим животным.

 В сердце девушки поселился панический страх, обуял доселе незнакомый ужас. Ей никогда не приходилось ночевать в лесу, тем более один на один с агрессивным животным, сидя в неудобной позе на ветке дерева.
     - Хоть бы одна живая душенька появилась, пусть даже на другом дереве и то было бы, не так страшно, - думала она, всматриваясь в  надвигавшуюся темноту.
     Солнце последним лучом скользнуло по противоположному берегу и окончательно скрылось за гористой местностью. Лес еще больше посинел, а затем покрылся непроглядной мглой, наполнился тревожными шорохами, звуками, а пес лежал себе, сверкая в темноте по-волчьи глазами.

    Вода в реке притихла, звездное небо, словно опрокинулось в ее глянцевые воды, накрыло землю черной шапкой. Далекие, безучастные к судьбе девушки, звезды перемигивались между собой, силясь преодолеть бездонные дали, что делало ее еще более одинокой. Благо, что  хоть, дохнувший с реки, ветерок разогнал комаров, не то бы ей пришлось уж совсем не сладко.
     С наступлением ночи пугающая тишина давила на ушные перепонки так сильно, что кружилась голова, хотелось спать, веки становились тяжелыми, и несчастная жертва, сложившихся обстоятельств, боялась упасть, попасть прямо в пасть шелудивому псу.

     Привыкнув немного к своему положению, она услышала какую-то возню в гуще леса, странные шорохи, не то поскуливание, не то визг явно вползали в ее уши. Пес, безмятежно прильнувший брюхом к полотну дороги, вдруг, насторожился, вскочил, подпрыгнув всеми четырьмя лапами, скрылся в чаще леса, а в это время из лесной чащи раздался, душераздирающий протяжный вой А-а-а-а разрезая тишину ночи.

      И так уже напуганную пленницу словно кнутом стеганули, холод заполз в душу, тело покрылось пупырышками, волосы встали дыбом, невольно зашевелились, колючие мурашки побежали по телу, ни с чем несравнимый страх охватил всем ее существом. Она вжалась в ствол дерева, пытаясь слиться с ним, зубы предательски стучали, казалось, тело превратилось в молекулы, которые также стучат одна о другую. А на фоне ночной темноты проступили горящие глаза, протяжный вой с жуткими переливами повторился совсем рядом.  Страшный не то алчный, не то голодный вой лился так тоскливо, словно прося у бога разрешения на убийство человека, и в то же время, приглашая других волков на трапезу. Да, говорят, что волк так воет, когда спрашивает у бога разрешения на убийство человека.

    Наступила зловещая тишина еще более страшная, после убийственного волчьего воя, а на полотне дороги появились два матерых волка. Глаза их алчно горели фосфорическим огнем, ноздри шумно втягивали воздух. Они расположились на месте шелудивого пса, скрывшегося в чаще леса, до сей поры державшего в плену свою жертву, наконец вдохнувшую всей грудью чистый воздух. Ведь с его исчезновением и смрад от него исходивший, улетучился. Волки все прислушивались, принюхивались, их видимо пугал, настораживал человеческий дух. Видели они девушку, или нет, но то, что обоняли ее присутствие, это точно. Это то и вызывало тревогу, настораживало их.

     Сердце несчастной девочки так страшно колотилось, что она боялась, вдруг, волки слышат его удары об ребра, ладошки вспотели, по спине текли ручейки холодного пота. Она и не думала, что лес ночью совсем другой, совсем не похожий на тот, каким бывает днем, а такой чужой, враждебный, живший совсем другой жизнью, полный страхов, угроз.
     Сколько прошло времени Ляля не могла сказать, так, как, время для нее, остановилось. Не сводя глаз, со светящихся  огнем волчьих, глаз прямо рядышком со своим укрытием, она потеряла счет времени, вся превратилась в слух и зрение, опасаясь того, что волки к ее несчастью, может быть, способны взбираться на деревья, ожидала неминуемой смерти. Но их нечто насторожило, они занервничали, забеспокоились, испуганно стали прислушиваться к звукам и шорохам леса, и вскоре скрылись в лесу, оставив пленницу в полной растерянности
.
     Ляля вздохнула, пыталась хоть как-то расслабиться, ведь от неудобного сидения у нее все болело, затекла, спина, шея, но до ушей донесся странный гул, топот от которого содрогалась земля, казалось, мчится конный эскадрон. Оказалось, что волки вовремя скрылись, на полотно дороги со страшной скоростью выбежало стадо лесных чудищ. Во тьме они казались громадными, безобразными, словно черти в аду, от них несло смрадом.
      Лялечка невольно закрыла ладошкой нос, но страшная вонь, казалось, впитывалась самой кожей. Несчастная пленница со своего укрытия с замиранием сердца наблюдала за чудищами, которые толкались, кусались, издавая режущие слух, визги, пробегая к воде под деревом, где она ютилась, ожидая своей неминуемой погибели.  Но никто не обращал на нее внимания, звери хлюпались в воде, катались в грязи, видимо, рылись в песке, в общем, устроили настоящий ночной шабаш.

     Это ее немного успокоило, она поняла, что это стадо диких кабанов, но это ее не очень то радовало. В голову лезла всякая чушь, только увеличивая страх. Вспомнилось, как бабушка рассказывала, что дикие кабаны подрыли корни дерева, где прятался охотник и разорвали беднягу в клочья. – А, что если они это сделают с черешней, приютившей ее?  И меня разорвут в клочья, как того бедолагу охотника? Хоть бы они меня не учуяли : - и она боялась даже дышать.
     Стадо кабанов, чавкая, хрюкая, визжа, нарушало, покой этой умиротворенной ночью, местности. Бояться им было некого, волков они не боялись, а других хищников, угрожавших их жизни, в лесу не водилось. Вволю повозившись, утолив жажду, освободившись от паразитов, валяясь в болоте, они также внезапно, как нагрянули сюда, умчались в чащу леса, оставив шлейф вони.

     Ляля была в восторге, радуясь, что осталась один на один со своей спасительницей черешней : - Ну, слава Богу, можно и расслабиться! – Наступила непроницаемая тишина, природа отдыхала от дневного зноя. Над горизонтом появился краешек луны, а вскоре на небосвод выплыло само светило, чарующе освещая спящую землю. Склоны и холмы в буйной зелени таинственно замерцали под фосфорическим светом. На поверхности водной глади уснувшей реки легла серебряная лунная тропа, зеркально переливаясь, соединила оба ее берега, прямо напротив убежища пленницы,  которая почти свыклась со своим пленением, думая: - Не будет же эта ночь длиться бесконечно.- Как ее не удручало ее положение, она не могла, не восхищаться красотой лунной, летней ночи, не замечать божественных бликов неба, не упиваться чарующей музыкой цикад. - Прелесть-то, какая! Прямо таки, божественно! - восхищалась она, не замечая шума, несшегося с противоположного берега реки. Она даже подумать, не могла, что опасность может, прийти и оттуда. Ее внимание было приковано к лесу, поэтому то она и не заметила, когда на воде появился длинный предмет, в каскаде серебряных брызг, напоминая фантастических размеров птицу. Птица, казалось, летела над водой, задевая крыльями ее зеркальную поверхность, поднимая тучи жемчужных брызг.
 
     Зачарованно глядя на фантастическое зрелище, Ляля удивлялась : - Откуда здесь таких больших размеров птицы? – Но, о боже! вглядевшись повнимательней, она поняла, что это никакая не птица, а обыкновенная весельная лодка, управляемая людьми и, что она очень скоро настигнет берега, то есть лодка приближалась к тому месту, где пряталась она сама.
     Странное чувство возникло в душе очаровательной пленницы, когда она поняла, что в лодке люди, и они приближаются к берегу, а вскоре высадятся рядом с ее убежищем, то вместо радости от встречи с ними, ею охватил панический страх, она поняла, что больше боится людей, нежели зверей. Прижавшись к дереву, боясь, выдать себя, она старалась, не дышать, а лодка тем временем стремительно приближалась, неся в своем чреве троих мужчин, двое из которых сидели на веслах, а третий на носу, вглядываясь в ночную полумглу в направлении лесного массива.

      Вот они уже на берегу, рядом с черешней, прямо напротив ее спасательной кроны. Тот, что сидел на носу лодки, выпрыгнул первым на пружинистый песчаный берег. Сильными руками принялся подтягивать лодку, пока та днищем не затерлась о песок, жалобно заскрипела. Двое гребцов разом покинули лодку, озорно подталкивая друг друга.
     - Весла не забудьте, безобразники - глуховато произнес тот, что первым выпрыгнул на берег. Присмотревшись к ним, девушка решила, что первый мужчина - это отец тем двоим, что сидели на веслах.
     Сыновья, как она их назвала про себя, были высокими, стройными, сильными на вид. Их гибкие тела, в свете лунного сияния, выдавали в них атлетов, говорили о молодости, здоровье, а их роскошные шевелюры только подчеркивали это, в то время, как у отца в отличие от них череп был абсолютно голым, поблескивая в лунном свете.
 
     Отец казался кряжистым, приземистым, широкоплечим, грузным, коренастым мужланом, с короткими толстыми ногами, которыми цепко, надежно цеплялся за землю. В нем чувствовалась первобытная сила пещерного человека, накопленная годами неустанного труда.
     Молодые парни взяли с лодки топор, пилу и еще что-то, чего Ляля в темноте не могла разглядеть. Весла упрятали в кустах и направились к черешне с топором и пилой наготове, где их поджидал отец, любовно постукивая по стволу дерева. Черешня, казалось, предчувствуя плохое, тревожно зашумела, а ее гостья, думая, что они намериваются срубить именно ее любимую защитницу, еле сдержалась, чтоб не закричать.
     Но они даже не думали, этого делать, постояли под деревом, о чем-то совещаясь, перебраниваясь, посмеиваясь, не подозревая о том, что за ними наблюдают, зоркие глаза девушки, прислушались к звукам леса, еще немного постояли, направились через пыльное полотно дороги в глубь леса.
 
     А лесная русалка, наблюдая за ними из кроны дерева, ясно увидала свою тень, в ажурной  ее тени, отбрасываемую ею на открытое, лунное пространство, удивилась, как они могли, этого не заметить. Видимо, они даже мысли не допускали, что здесь, в полночь, из кроны дерева, за ними наблюдают зоркие, испуганные глаза юной девчушки, плененной сложившимися обстоятельствами.
 
     Вскоре из глубины леса  понеслись , оглушая округу, гулкие удары топора, визг пилы, стон падающего дерева, приглушенные голоса браконьеров. Не прошло и получаса, как мужчины вышли из лесу, неся на плечах увесистые бревна. Братья несли одно бревно на двоих, отец, замыкая шествие, нес один точно такое же бревно, напевая мотив какой-то песенки, видимо довольный проделанной работой.
     Притащив бревна к воде, они о чем-то совещаясь, долго возились возле лодки, привязывая бревна к ее бортам, по одному с каждой стороны. Слышно было их чертыханье, но слов нельзя было  разобрать.

     Когда сыновья управились с привязкой бревен, отец проверил надежность проделанной ими работы, остался доволен. Этим временем один из братьев направился к кустам за веслами, почему-то настороженно оглядываясь по сторонам, к чему-то тревожно прислушиваясь. Было видно, что ему явно не по себе. Он остановился, вслушиваясь в тишину, затем пошарил в кустах, достал весла и поспешно направился к лодке.
     - Что ты там мешкаешь, сынок? Спешить надо. Скоро начнет светать, – выговаривал ему отец, глядя на восток.
     -  Показалось, что за мной кто-то наблюдает, поэтому я огляделся, прислушался. Наваждение какое-то, – проговорил парень, продолжая тревожно оглядываться, ища кого-то глазами.
     Отец хмуро оглянулся на него.
     - Показалось, - передразнил сына. – А ты, сынок, крестись, когда кажется.-

     Несчастная девчонка, трепеща сердцем и душой, замерла, закрыла глаза, затаила дыхание, она боялась свалиться с дерева, старалась слиться с ним, но,  все на ее счастье, обошлось, браконьеры уселись в лодку и отчалили от берега. Лодка поскрипывая, плавно пошла против течения, а затем к противоположному берегу.

     Ляля, желая немного расслабиться, шевельнула ногами и чуть не вскрикнула от боли, ее тело ,от долгого напряжения, затекло, и при малейшем движении острая боль пронзала его, как кинжалом. Волосы покрылись каплями росы, платье было влажным, что указывало на то, что ожидается жаркий день, но в данный момент вызывало неприятное чувство зябкости , да еще вдобавок с водной глади подул свежий утренний ветерок. А заря тем временем занималась, небо окрасилось в багряные тона, затем в розово-золотистые и первый луч солнца золотой стрелой осветил небо, затем проник пучками в сонную зелень леса, что заставило его проснуться, встретить солнце дружным птичьим хором. Он заохал, застонал, напоминая проснувшегося зверя, точно, как зверь, потягивался, зевая, почесывался, разминая отекшие члены.

        Наша очаровательная ночная русалка радостно оглядела окрестности с высоты своего положения, восхищаясь невиданным зрелищем, все было торжественно, свежо, умытая росой, зелень сверкала изумрудами. Земля, сколько мог охватит глаз, сияла яркими красками. Деревья в лесу шептались о чем-то своем сокровенном, радуясь  теплу золотых солнечных лучей, а девушке так хотелось спать, после бессонной ночи, что глаза было в пору спичками подпирать, но она с любовью обняла ствол черешни, благодарно поцеловала ее прохладную кору и спустилась на землю.

     Прохладная роса приятно холодила подошвы затекших ног. И она, заскользив босыми ногами по росистой траве, держась за ветви черешни,  вышла на открытое пространство и невольно зажмурилась под яркими лучами утреннего солнца. Ее легкое шелковое платье, изумрудного цвета, выгодно облегало ее  по девичьи гибкое стройное тело, падая переливчатыми складками от пояса до колен. Грудь то вольно подымалась, то опускалась, узкие ноздри втягивали в себя свежий утренний воздух, настоянный на травах. Вода в реке оказалась теплой, как парное молоко, пахло сыростью, росой, травами, речными водорослями. Легкие струи тумана плыли, касаясь водной глади, напоминая пары того же молока. Ляля потрогала ногой воду и смело вошла в реку, принялась умывать лицо, хлюпая в него горстями воды, пытаясь, прогнать сон. Освежив лицо, она принялась расчесывать свои шелковые волосы  пшеничного цвета просто при помощи пальцев рук, рассыпая их по спине. Они снопом рассыпались, охватывая спину, грудь, шевелясь живыми колосьями пшеницы под дуновением утреннего ветерка. Прозрачный утренний воздух скрадывал расстояние и противоположный берег с крестьянскими хуторами, садами, церковью, стоявшей на холме, казались совсем рядом. Лай собак, пение петухов, мычание коров так ясно были слышны, что заставляли невольно  содрогаться , настолько они казались близкими.

     Если берег, где находилась Ляля, освещался солнцем, то противоположный берег, с раскинувшимся вдоль него селом , еще находился в тени, но село уже проснулось. Хозяева отгоняли коров в стадо, сельские кумушки громко переговаривались между собой, тарахтели колесами подводы, отправляясь в поле.

     По узкой улочке, обсаженной липами, тополями, ведущей к реке, верхом на коне ехал всадник, обнаженный по пояс, в закатанных до колен брюках. Конь привычно вошел в воду по брюхо, жадно припал губами к ее глади . Всадник склонился к гриве коня, ласково трепля его по холке. Точный двойник всадника стоял неподалеку на пригорке, откинув со лба непослушные волосы, всматривался в противоположный берег,  удивленно таращась на Лялю, воскликнул:
     - Влас! Влас! Посмотри на тот берег. Посмотри на фею. Откуда она там взялась в такую рань? Гляди, да она и впрямь настоящая фея, просто сирена, освещенная солнцем!
     Тот, которого назвали Власом, выпрямился, внимательно всматриваясь в противоположный берег, воскликнул:
     - И в прям фея! Фея! Я же говорил, что за нами наблюдают, помнишь, там в лесу. Я чувствовал чье-то присутствие, но меня никто не слушал. Стоило нам немного оглядеться, и мы бы ее обнаружили. Это она за нами наблюдала, а то откуда взяться ей в этакую рань? – И посмотрел в направлении села, ютившегося на противоположном берегу , куда  добиралась со вчерашнего дня Ляля,  продолжил:
     - Посмотри, сколько до ближайшего села, ведь далеко.
     - Да, далековато, - согласился с его доводами двойник.
     - Где она пряталась? Почему ночью оказалась одна в лесу? Посмотри – ведь прямо-таки жар-птица! – воскликнул Влас, все с большим интересом рассматривая ни весть откуда взявшуюся, девушку.
    - Чего там? Какой толк гадать? Плыви прямиком к ней и узнаешь, - посоветовал безразличным баском двойник, почесывая волосатую грудь. Его уже не интересовала девушка. Зато Власа словно током ударило, не задумываясь, он направил коня к противоположному берегу, где все еще стояла по колено в воде Ляля, подставив лицо теплым утренним лучам. Она задумалась о своем самом потаенном души своей и  не прислушивалась к разговору между братьями. Но, увидев, что парень переправляется на коне через реку, вскрикнула и побежала через кустарник к дороге, царапая лицо и руки, надеялась спрятаться в лесу, но в спешке зацепилась волосами за ветку дерева, замешкалась, а незнакомец уже достиг берега.

     Конь, выбравшись на берег, весело заржал, отряхнулся, обдав своего хозяина каскадом брызг, и спустя какие-то секунды, мчался в галоп по пыльной дороге, настигая бедную девушку,  в мгновение ока поравнялся с ней. Она оказалась зажатой лошадью над крутым берегом реки.

     Всадник, боясь, что она с перепугу прыгнет в воду, изогнувшись, ловко обхватил ее вокруг тонкого стана, приподнял над землей. Возмущенная его хамским поведением, незнакомка ловко развернулась на весу, провела острыми коготками по лицу нахала, одновременно вонзив острые зубы в его руку.

     Парень тихо ойкнул от пронзительной боли, отпустил ее, рука с кнутом невольно взметнулась над ее головой, но так и застыла в воздухе.
     Возмущенная, злая, как тигрица, девушка показалась ему столь красивой, столь необыкновенной, что он потерял дар речи, глядя в ее сияющие, зеленые, как весенняя трава глаза, не в силах отвести от них своих глаз.

     Она улыбнулась, сменив гнев на милость, показывая глазами на занесенную над ее головой руку. По руке текла струйка крови, рубиновыми каплями падая в дорожную пыль. Из царапин на руке и лице тоже выступили алые капли крови.

     Пристыженный, укрощенный парень ловко спешился и оказался лицом к лицу с отчаянной девушкой, вызвавшей пожар в его душе. Чувствуя себя виноватым за свое поведение, краснея до мочек ушей, он просил прощения у девушки, восхищенно глядя в ее разгоряченное лицо. Она тоже  в свою очередь смутилась, отвернулась, пытаясь скрыть свое смущение.

     Изумленный ее выдержкой, смелостью и красотой, он спросил: - Кто ты? Какими судьбами оказалась одна ночью в лесу? Что ты делала здесь ночью, а теперь еще и так больно царапаешься и кусаешься? - Он старался говорить наигранным тоном, но его душа ликовала и получалось восторженно, как бы его душа благодарила  судьбу за эту встречу.

     Ляля смотрела в лицо этому большому ребенку, и ей стало неловко за причиненную ему боль. А он был так хорош собой в своем смятении, просто изумительно хорош, какой-то особенной чарующей степной красотой. Его карие с золотыми искорками глаза , так и искрились внутренней радостью,  каштановая роскошная шевелюра,  спадала на высокий бледный лоб тугими  не послушными  кольцами. Темные дуги бровей надменно ползли к волосам, а узкие ноздри тонкого носа дрожали, выдавая его нервное напряжение. Полные, упругие губы подрагивали, еле сдерживая улыбку. Мягким движением руки он убрал со лба непокорные волосы, и его открытое лицо стало еще привлекательней. Это движение показалось Ляле знакомым, так же убирал волосы  один из гребцов, искавший весла в кустах. Она не сомневалась, что это был он. Да она узнала в нем одного из ночных браконьеров, но промолчала. Он же все не мог успокоиться, удивляясь тому, что она одна провела ночь в лесу, снова спросил: - Кто ты, ночная фея, ночная жар-птица ? -

 --Упокойся, покоритель рек, - насмешливо произнесла она – Не видишь, кто я? Человек, не то же бревно, что ты ночью волок из лесу. – Услышав сказанное ею , он так заразительно захохотал, что она тоже весело засмеялась, звонким, озорным смехом, как умеют, смеяться только девушки. Восхищенно глядя ей в лицо,  он озорно  произнес: - я чувствовал твое присутствие, но только теперь догадался, ты пряталась на черешне и за нами подсматривала.
     - Еще, что выдумал. Нужно мне за вами подсматривать, то вы нарушили мое уединение. -  Уединение? – и он снова рассмеялся, - жаль, что ночью я тебя не обнаружил, вместе с черешней домой бы принес. Имела бы мама невестку.- 
    - ОЙ! Какой ты быстрый и часто тебе так приходилось, жениться? - Еще не приходилось, но тебя бы точно не отпустил. Согласись, что наша встреча необыкновенная, можно сказать роковая. Не задержись ты в лесу на ночь, не ходили бы мы в лес по дрова, в конце концов, не явись я на берег , на своем коне, встречи бы не было. Из благодарности судьбе за нашу встречу я готов дать обещание, не губить лес.- Ему так нравилась девушка, что он был не в силах, владеть собой, снова обратился к ней: - Как же тебя по имени величают, жар-птица? - 
    - Ты окрестил жар-птицей, а мама назвала меня Лялей. -
 - Ляля, Лялей, Лялечка, а меня мама назвала Власом.-
   - Знаю, слышала,  как к тебе обращался твой двойник, а, между прочим, кто он тебе? Вы так похожи друг на друга.
   -  Да, похожи, потому что братья, да еще вдобавок и двойняшки. Между прочим, его кличут Кузьмой, его тоже так мама назвала. -
    - Да, имя просто замечательное и все замечательно, но мне надо торопиться, меня дома заждались. Я так хочу спать, что глаза слипаются, ведь ночью я глаз не сомкнула, разреши , - и прошла под его рукой, мимо коня, зашлепала босыми ногами по влажной пыли.

Влас пошел рядом, ведя коня на поводу. Она оглянулась назад и увидела две цепочки следов от босых ног. Свои маленькие, а рядом большие мужские и это ее развеселило, успокоило, Влас показался таким близким, точно она знала его с детских лет. Спать расхотелось, интерес к этому красавцу-богатырю все возрастал. Скосив глаза в его сторону, она увидела рядом с собой, щедро одаренного природной мужской красотой, уже возмужалого, можно сказать, состоявшегося мужчину, со своими помыслами, стремлениями и ей стало страшно, что она могла, никогда с ним не встретиться, не плени ее приблудная псина,  возблагодарила ее за ночь, проведенную в лесу. Все ночные страхи были позади и она даже старалась, превратить свое ночное  приключение в шутку, смеясь рассказывала, как оказалась в плену, сколько страхов натерпелась при виде волков, диких кабанов, но больше всего испугалась, когда увидела лодку с людьми, рассказывала, как старалась не дышать, чтоб не быть обнаруженной.

     Во время ее рассказа, он любовался ее улыбкой, ее глазами, губами, думая: - какая она красивая, необыкновенная! -  И его оторопь брала, что они могли, не встретиться, и чуть ли не со страхом в голосе, прошептал : - не заночуй ты в лесу, мы бы не встретились. Наши села рядом, но мне никогда не приходилось, бывать в твоем селе. Я даже не подозревал, что у вас такие красивые девушки.-

      Ляля, не понимая, что с нею происходит, восхищенно смотрела на него своими сияющими глазами, думая про себя: -   ты просто не знаешь, каков ты. Ты  чудо, лесной бог! А может бог степных просторов? Не думаю, что он красивее, лучше тебя.-  Да, самые красивые, мужественные парни родятся в глубинке, на периферии, в селах, деревнях, хуторах, видимо с росами, да вольными степными ветрами впитывают красоту и силу земли – матушки.

     Влас рассказал о себе, что является студентом-юристом, а Кузьма – сельхозник, пошел по хозяйственной линии, на радость отцу. Сам же батя, так он  называл отца, всю жизнь проработал кузнецом.

      Слушая его, маленькая фея понимала, что ей он нравится все больше и больше, от него веяло чем-то светлым, теплым, он умел  так заразительно смеяться, что невольно тоже хотелось смеяться Но главным его качеством на ее взгляд было умение слушать, может быть, это сказывалось влияние будущей профессии, но ему хотелось доверить самые сокровенные тайны. Им вдвоем было так легко и весело, что они не замечали, как бежит время. Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, и чувствительно припекало. Конь тянулся к траве, и вдруг тревожно навострил уши, призывно заржал, страшно напугав девушку, вскрикнувшую в испуге и отскочившую в сторону.
 
     Власа это развеселило, он, смеясь, взял ее руку и легонько сжал в своей, от этого дружеского пожатия ее бросило в жар,  и она поспешно высвободила свою маленькую кисть из его теплой ладони. А конь продолжал призывно ржать, волноваться, чуя присутствие других коней. Вскоре молодые люди увидели у  родника, почти, что на берегу реки,  цыганский табор. Их удивило, как они могли, не слышать страшного шума, гама, исходившего от табора. В лагере цыган стоял страшный шум. Цыганята, собирая хворост в лесу, громко перекликались, цыганки, готовя завтрак, визгливо переговаривались между собой, а цыганы подковывали лошадей, стуча молотками, ремонтировали кибитки. Лохматый медведь, гремя цепью, ревел белугой. Несколько цыганских девушек со смуглыми, худыми, как сушеная вобла, телами стайкой толпились на берегу реки, собираясь искупаться. Стоя нагишом, не стесняясь своей наготы, подмигивая, подталкивая друг друга, уставились на Власа. Они без всякого стеснения его разглядывали,  похотливо хихикая.

     Влас, при виде цыган, растерялся, он с малых лет их побаивался. Дело в том, что когда ему исполнилось пять годков, то одна старая цыганка пыталась увести его, по простому просто украсть. Цыгане это часто делают для прилива новой крови, для оздоровления своего рода. С тех пор он относился к цыганам с боязнью, испытывая не понятный страх при каждой встрече с ними. Запомнился запах старой той цыганки – страшно приторный, едкий, гадкий, поэтому он игриво посмотрел на Лялю, которая, сощурив глаза, ласково смотрела на него, сожалея, что нанесла ему такие глубокие бороздки по лицу. Кровь присохла, потемнела, и они казались глубокими.

     - Что болит, особенно когда смеешься?- участливо спросила.
     - Нет, нет! Вовсе не болит, я вот о чем – ты больше не будешь, кусаться и царапаться?
     Ляля захохотала. 
     - Рассмешил. Смотря за что.
     - А вот за что, - и он ее подхватил, как пушинку, усадил на спину лошади, потом ловко вскочил сам и погнал лошадь в галоп через цыганский лагерь.

     Что тут началось! Цыганята разных возрастов, радуясь хоть какому-то развлечению, завизжали, бросились врассыпную, а потом пестрой толпой понеслись вслед скачущему галопом коню. Цыганы мужчины оценивающе рассматривали коня, молодые цыганки – красавца Власа. Одна из них так загляделась, что опрокинула, казан с варевом.  А молодая пара вихрем неслась, упоенная небывалым счастьем.
     Когда подъехали к селу, Ляля захотела спешиться :
 - Я дальше сама пойду, а ты возвращайся. Что люди скажут, когда увидят нас вместе? Ведь я дома не ночевала.-

     Влас согласился с ее доводами, несмотря на то, что ему очень не хотелось, расставаться с нею. Он молча спешился,  бережно снял ее, чуточку придержал в своих объятьях, но тут же отпустил, чувствуя, как напряглось ее тело. Его глаза погрустнели, он неловко взял ее за руки, не понимая, почему с другими девушками всегда был таким смелым, а с нею боится, сделать лишнее движение. Она ему казалась чистой, как хрустальный сосуд, и их отношения тоже можно, было в любой момент разбить, как стекло. Он смотрел на нее, стараясь запомнить каждую черточку ее лица, не подозревая, что она пытается сделать тоже самое, в душе прося его, быть смелее. Она жаждала сблизиться с ним поближе. Ей так нравились его упругие губы, зубы жемчужного цвета, да и весь его облик – такой золотистый, как степь в зной, даже маленькая темная родинка на левом крыле носа ей казалась особенной, значимой. Но он только ласково сжал ее маленькие кисти  рук и отпустил.

     Она посмотрела почти с упреком в его затененные ресницами глаза, и они ей показались черными.
    –О чем он думает? Почему так смотрит на меня, будто видит в последний раз? Может мне самой его поцеловать? - Но, боясь, показаться навязчивой, не стала, этого делать, побежала по узкой тропинке через заросли ивняка, камышей и вскоре скрылась из глаз.

     Влас еще долго смотрел на тропку, сожалея, что отпустил ее  без поцелуя, без ласки, ведь он понял, что она та единственная, которую он искал. Не сходя с места, поклялся, что эта встреча только начало их отношений. Конь мягкими губами дотронулся до его плеча, напоминая, что пора, мол, в обратный путь. Он от его прикосновения вздрогнул, погладил его по морде: - Едем, едем, друг, я думаю ты меня понимаешь?. На что конь замахал головой, словно и в прям понял его слова.
     Влас засмеялся, потрепал его челку и вскочил на его широкую, крепкую спину. Тот,  радуясь силе, власти седока понесся в обратный путь со скоростью ветра.

     Ляля в зарослях ивняка вздохнула. Она там спряталась, и все время следила оттуда за Власом. Когда он скрылся со своим конем за поворотом, она вытерла не прошеные слезы. Да она даже не понимала, что это слезы первой, большой любви. В ивняке что-то зашуршало, и к ней подошла пожилая цыганка, настолько сморщенная, какая-то изношенная, что Ляля попятилась. Цыганка сверкала дешевыми украшениями словно елка, ее наряд был так же слишком ярким, и это еще больше подчеркивало ее старость. Цыганка залопотала, восхищенно рассматривая юную девушку.

    - Красавица! Красавица! Дай погадаю, всю правду расскажу. Ляля испугалась. В селе старые люди рассказывали, что цыгане, особенно пожилые, могут пускать в глаза туман и человек, потом ничего не помнит, что с ним происходило. Но цыганка и не думала о тумане, что она могла, взять с этой девушки. Просто, видимо, Ляля своей светлой юной красотой вызвала в душе цыганки какие-то светлые воспоминания. Глядя на нее выпуклыми глазами, она все причитала: ”Ай, да, красавица! Но, знай, красота скоро пройдет, а вот ждет тебя трагическая судьба. Будет у тебя больше слез, нежели радости. Злой рок навис над твоей головой. Да, красавица, ты потеряешь свою любовь, при ее зарождении . Будь сильной, ждет тебя большое горе, что смотришь, не веришь, скоро ты вспомнишь старую цыганку…-

     Ляля высвободила свою руку, из горячих рук цыганки, смеясь, убежала, неся радость в душе и светлый образ Власа.
     Дома она окунулась в повседневные свои маленькие заботы. Навестила портниху, посещала драмкружок, ходила с подружками в кино, на танцы, помогала матери по хозяйству. Но, что бы она ни делала, не могла избавиться от образа Власа, не могла, не вспоминать его ослепительной улыбки, его золотистых глаз, его крепких мужских губ, его манеру говорить.
     - Неужели это любовь? Она часто сидела, задумавшись, не слыша,  обращения к себе матери.

     А время шло. Однажды, воскресным днем Ляля с подружками отдыхала на сельском пляже на берегу на реки, загорала, как повелось в селе. Она любила купаться и загорать у водяной мельницы. Мельничное колесо с большими лопастями, вращаясь, пенило воду, образуя высокие валы воды. Девчонкам нравилось, взбираться на вращающееся колесо-турбину и прыгать в воду на виду у восхищенных зрителей. Это для них составляло большое удовольствие, прямо поджилки тряслись от риска быть, подхваченной вращающейся турбиной.

 По воскресеньям на реку сходились жители всего села. Всегда заливалась гармонь, бренчала балалайка, пела гитара. Молодежь танцевала прямо на траве. Многие предпочитали катание на лодках. В это воскресенье  особенно было людно на реке. День выдался особенно ясным, жарким. Лодок было видимо, невидимо, молодежь пела песни, всем было весело, вольготно, в общем хорошо. Никто даже не заметил, когда на реке появилась новая лодка, да еще с моторчиком. Лодочка выглядела новенькой, изящной, у сельчан такой лодки не было. В ней находился всего один человек, которого никто не знал. Молодой человек подвел свою изящную лодочку к другим лодкам сельской молодежи, заглушил мотор, поприветствовал  находящихся в  лодках, поднялся во весь рост и спрыгнул в воду вниз головой, образовав в воздухе красивую дугу.

     Отдыхающие на берегу, старики обратили внимание, что приезжий совершил красивый прыжок, заинтересовались: - Кто бы это мог, быть? - Ожидали с интересом, когда он вынырнет, чтоб узнать, чей же это сын? Но время шло, а ныряльщик не появлялся. Его лодочка, никем не управляемая, сиротливо покачиваясь на волнах, сносилась течением.
     На берегу забеспокоились, закричали, что, мол, случилось? Куда подевался парень? – Стали все громче кричать: - Эй, люди! На лодках! Помогите! С парнем случилась беда!
     В лодках засуетились, многие молодые люди спрыгнули из лодок в воду,  принялись, тщательно искать спрыгнувшего молодого человека с осиротевшей лодки. Но тщетно, его нигде не было. Сообщили на водную станцию, приехали спасатели. Работавшие на мельнице приостановили ее работу, добровольные смельчаки ныряли, заплывали под самое дно мельницы, надеясь, что он там мог за что-то зацепиться, но все напрасно, его нигде не было.

     Девушки, встревоженной гурьбой, теснились у самой воды, всем было жалко утонувшего, но самое главное, что никто не знал, кто бы это мог быть. Поиски не прекращались до самого вечера, но он словно в воду канул, как говорят в таких случаях.
     Разошлись нехотя, когда уже совсем стемнело. У всех было тяжело на душе, просто камень лежал на сердце, ведь беда стряслась, как никак,  человек утонул.

     Ляля заявилась домой поздно ночью, уставшая, с тяжелым сердцем., вся в слезах.
   Ее мать, Анна Ивановна, стала ей выговаривать за позднее возвращение домой, ведь она не знала о случившемся. А отведя душу уже спокойно и даже участливо спросила : - Нашел тебя молодой человек, что приходил к нам? - Дочь, находясь под впечатлением случившегося, почти не слушала ее, вначале не поняла, что та спрашивает, что-то промямлила в ответ. Но когда к ней дошел смысл вопроса, вся вспыхнув, кинулась к матери:
   - Что вы, мама, сказали? Ко мне приходил молодой человек? В какое время и какой он из себя? - Мама лукаво подмигнула: -  а то ты не знаешь? – и уже с пониманием еще раз подмигнув : - ах! Дочка, да таких свет не видал, молодой красавец. У нас в селе таких нет. - По всему было видно, что молодой человек матери очень понравился, и она укоризненно посмотрела на дочь, что та скрывает, кто бы это мог быть. - Мама, да не тяни ты резину, я тебя серьезно спрашиваю, когда тот человек приходил, потому что у нас на реке утонул какой-то человек, и никто не знает кто он и откуда родом. Знаешь, мама, как там все переволновались. Поэтому я и задержалась.  Если бы ты, мама, видела, что там творилось! Всем миром его искали, но так и не нашли. -

     Маме стало не ловко за то, что она отругала дочь за позднее возвращение домой, а потом страшно побледнев, всплеснула руками и как то по истеричному, что не было ей присуще, спросила у дочери : -  В какое время, говоришь, утонул тот человек? -
 А, получив ответ, Анна Ивановна заголосила в голос, приговаривая: - доченька,  это тот самый парень, что приходил сюда, искал тебя. Я его отослала на реку, посоветовала там найти тебя. -

      На Лялю так подействовали слова матери, что она стала белее полотна, Не в силах вымолвить ни слова, хватаясь за сердце, осела на землю, ловя ртом воздух, словно рыба выброшенная на берег. Казалось вот – вот умрет.

    Анна Ивановна испугалась за ее жизнь, набрав кружку холодной воды, плеснула ей в лицо, подняла, усадила, прижала к себе, тихо приговаривая : - доченька, да что с тобой, дорогая моя, что на тебя  так подействовало? Наверное, ты голодная, разве можно, с утра до поздней ночи мокнуть в воде, без обеда? А молодой человек приходил, ушел, ну что тут такого. Бог с ним. Может , это и не он вовсе утонул? Разве он один только мог, утонуть.? Мало ли людей околачивается на пляже в такую то жару?  Я старая безмозглая, своим подозрением только подлила масла в огонь. – дочка освободилась от объятий матери и, пошатываясь , направилась к себе в комнату. Анна Ивановна не на шутку встревожилась за нее, ведь она всегда и во всем такая покладистая, а тут обморок. Преградив дочери дорогу, только хотела, высказать ей о своем подозрении, когда: Ляля возьми, да и ляпни: - Мама, помолчи немного, хоть представляешь что ты говоришь?  Хоть соображаешь? Ведь это он утонул. Мама, знаешь, кем он был для меня?-
  - Не знаю, дочка, может, сама расскажешь, кто он тебе? - Мать была встревожена поведением дочери. Может, она не с проста падает в обморок? Господи, еще этого не хватало.
     - Мама, это не то, что ты подумала. И, стараясь успокоиться, как можно спокойнее спросила:  - Мамочка? прости меня, что напугала тебя, расскажи еще раз, как он выглядел?-
     Анна Ивановна, все еще подозрительно, наблюдая за дочерью, описала внешность молодого человека, как умела, но в одном была уверена, что парень слишком хорош собой, все твердила, что в их селе таких нет, во всяком случае она таких не знает среди сельских молодых людей.

     Слушая мать, Ляля безнадежно  плакала, сомнений быть, не могло, по описанию матери это был Влас. Чувство потери, и почему то  вины перед погибшим молодым человеком не давало ей покоя. Она не могла с этим смириться:
 -Не, может быть. Как такое могло случиться именно с ним, с таким смелым, сильным, веселым, любящим жизнь? Ведь он вырос на реке, - и снова надежда, что это не он теплилась в ее сердце. Просто ни как не вязалось случившееся на реке с тем Власом, которого она узнала в тот для них обоих, роковой день. –  Не, может быть, он жив, он еще придет. Придет, улыбнется своей очаровательной улыбкой, а в глазах засияют звездочки, возьмет ее  руку в свои ладони, немного огрубевшими от работы, но такими ласковыми, сильными, и уведет, уведет в свой мир, где им будет так хорошо, так вольготно и весело, что она только посмеется над своими страхами. Почему должен утонуть именно он, чепуха какая-то, просто наваждение. Но в этот самый момент монотонно, как молоточки, застучали в голове слова старой цыганки, стирая все доводы о том, что это не мог, быть Влас, и слезы чистой любви, безысходности, не сбывшихся надежд, недосягаемого счастья, пуще прежнего потекли из ее столь прекрасных глаз. А  память выталкивала Власа  таким, каким она его запомнила при их первой и последней встрече. В сердце тлела надежда, что все-таки несчастье произошло не с ним, и вот-вот он войдет, придет к ней, как обещал, улыбнется своей незабываемой улыбкой, сощурит свои ласковые глаза, а из них брызнут золотые лучики, унесут ее такие пасмурные мысли. Она никак не могла представить его сильное, красивое тело бездыханным и все-таки решила, что утонул не он. Но наперекор судьбе утонул  он, ее Влас, ставший ей самым близким и родным с той единственной встречи, которую он почему-то назвал роковой.

     Утром следующего дня, когда только, только начала светать, во двор ее родительского дома въехала подвода, запряженная двумя лошадьми. В ней сидели двое мужчин – кряжистый на вид выглядел стариком и молодой, статный почти юноша. Родители Ляли встретили их по сельским обычаям гостеприимно, приглашая в дом, как дорогих гостей, но незваные гости вежливо отказались от приглашения, принося извинения за столь ранний визит. Пожилой мужчина заявил, что ему нужно увидеть их дочь, и из его стальных глаз потекли скупые, мужские слезы. Мать растерялась, но, глядя на молодого человека, приняла его за того, что приходил к ним, и успокоилась.- Слава Богу, он жив, - она и в самом деле приняла молодого человека за Власа, поспешила в дом, разбудить дочь, только к утру забывшуюся тревожным сном.
     - Дочка, выйди во двор, тот парень, что искал тебя вчера, слава богу, жив и здоров, ждет тебя.
      Но на самом деле молодой человек, имевший такое поразительное сходство с Власом, был его братом-близнецом. На первый взгляд братья были почти одинаковой внешности, но если приглядеться, то Кузьма являлся только грубой копией Власа. Да он был пониже Власа ростом, плотнее, коренастый, даже глаза у них были разными. У Власа золотисто-карие, лучистые, сияющие золотыми искорками, а у Кузьмы серые, стальные, твердые, точно буравчики.

     Коренастый пожилой мужчина суетливо возился с колесом подводы, по-видимому, желая утихомирить сердечную боль. Как вы догадались, это был отец Власа и Кузьмы. Увидев, подошедшую Лялю, не сдержался, заплакал на взрыв. Его глубоко запавшие глаза, сказали девушке больше, чем слезы. Она всем своим нутром почувствовала его страдание по поводу столь страшного неутешного горя.

      Кузьма держался мужественно, сжав челюсти, наблюдая оценивающим взглядом за осунувшейся за ночь девушкой , т. е . Лялей. Подойдя к ней, пряча свои глаза, глухо произнес:
     - Это я виноват в смерти брата. Он был всегда сорвиголова, всегда кидался в омут головой, мне приходилось постоянно его сдерживать, а в то утро наоборот, подтолкнул, увидев тебя и вот результат. Он глупец, буйная головушка, не задумываясь, вплавь, на лошади, помчался за тобой. Откуда ты там взялась на нашу голову? Что тебя там носило в такую рань на наше горе? – он говорил не заботясь о ее душевном состоянии, не замечая ее помертвевшего лица, дрожащих губ, слез лившихся из глаз. Он знал, что ему плохо, ведь это он осиротел, потеряв опору, и эта зияющая пустота его пугала, вызывала жалость к себе, не давала возможности, увидеть горе других. Он даже не мог, представить, что им тоже тяжело. Тупо, по-бычьи, разглядывая девушку, он продолжал, точно речь шла не о ней:  - Конечно, за такой погонишься, не устоишь, вон глазища то какие.

      Несчастная Ляля, стояла перед ним, как на допросе, не понимая, что ему от нее нужно, не могла, понять, то ли он восхищается ею, то ли ругает, а в мозгу чей-то голос твердил: - Его нет, его нет, все-таки это был он. Его нет, он утонул.-
     А Кузьма, стоя перед ней укором, все  твердил свое :
     - Вот он и погнался в это злополучное воскресенье, не подействовали ни уговоры родителей, ни слова цыганки, которая нагадала ему злую судьбу, что, якобы, он встретил роковую девушку себе на погибель.

     При последних словах Кузьмы девушке припомнилась старая цыганка, ее гадание, и подумалось: - Может, действительно, нас преследовал рок? Зачем судьба нам такое уготовила? Было бы лучше нам  вообще не встретиться. Влас бы остался жить, - а в мозгу кто-то твердил : - Он мертв, его больше нет. Та наша встреча была единственной. -

     Несмотря на то, что Кузьма был грубоватым, неотесанным, но он так убивался по своему брату, так тяжело переносил потерю самого близкого для него и родного человека, видно было, как он любил Власа, что в душе девушки, не меньше его убитой горем, вызывало сострадание, ей было жалко его, казалось, что в его лице, обрела брата. Его душевная боль вызывала уважение.
    Отец же Власа, при всей своей тяжеловесности, оказался добрым, чутким человеком. Стоило ему взглянуть Ляле в глаза, как он понял ее душевное состояние,  сердцем почувствовал, кем  стал для нее его сын. Обняв ее , он старался успокоить ее, забрать боль из ее неопытного сердца:  - Смирись, дочка, ты еще так молода, можно сказать, юна, хотя это будет нелегко, но ничего не поделаешь,  пойми меня правильно, так надо.- И это при его невыносимой боли по утраченному сыну. Ляля всем сердцем потянулась к нему, как к родному отцу, безутешно заплакала, признательно глядя ему в глаза. Она почувствовала его доброту, понятливость, поняла, что он пытается забрать немного боли у нее и это возвысило его в ее глазах, сделало близким, родным.
 
     Еще, примерно, недели две тому назад, когда ей довелось, увидеть этих людей в ту злополучную ночь, она даже не могла, предположить, что эти случайно встреченные ею люди, из той лодки, станут ей настолько близкими, не то слово близкими – родными, и она продолжала, стоять возле этого человека, столь удрученного болью,  боясь, упасть без его опоры, стоит, отойти от него. Он ласково погладил ее по волосам, по отцовски заглянул еще раз в глаза, поцеловал в лоб, и отстранил от себя. Они с Кузьмой отправились на реку, где их ждали водолазы, лодки оснащенные баграми, сетями. Водолазы на совесть облазили дно реки, но тщетно, тела так и не нашли.

     Село, потревоженное случившимся, гудело, как пчелиный улей. Удивлялись, куда подевалось тело утопшего? Даже старики, достаточно пожившие на свете, не помнили случая, когда бы летом утопленник не всплыл, другое дело зимой, могут льдины затереть. Но летом? Летом такого не бывало.
     Прошло еще несколько длинных, мучительно длинных для Ляли дней. А тут, как раз, и бабушка вернулась, гостившая у своего сына Ивана. Иван сам и привез ее. Бабушка горестно ломала руки, рассказывая, что им пришлось пережить там, в лесу, когда они возвращались домой. Рассказала, как они случайно оказались причастны к чужому горю. Вот ее повествование: - Сидим мы с Ванюшей на двуколке то, солнце жарит во всю, конь лениво плетется, пыль глаза, рот забивает, птицы даже не поют, только вода в реке плещется, да лягушка, одуревшая от жары, проквачет. Так вот только поравнялись с черешней, да знаете вы с какой черешней, она одна там такая, небось, приходилось лакомиться ее сладкими ягодами. Так вот, только сравнялись с сердешной, глядим человек лежит, да так будто руками к черешне тянется, добраться до ее макушки пытается. -

     Ляля при ее словах вскрикнула, заплакала в голос.
     - Погоди то плакать, ты же ведь не знаешь, чего было дальше.
     - Знаю, бабушка, знаю.
     - А вот и не знаешь.
      Бабушка высморкалась, продолжала:
     - Ваня, то мой хотел, было, мимо проехать, мало ли кто балует, а я  сразу заметила с человеком что-то неладно, тины много на теле его.
     - Останови лошадь – то, сынок, видишь с человеком беда.- Ну, тут Ваня спрыгнул из двуколки, подбежал к тому на берегу, а он не шелохнется. Я тоже подошла, перевернули мы его лицом вверх, а он сердешный мертв. Тут уж я волю дала слезам, ведь душенька чья-то загубленная, наверное, где-то поблизости обитает. А тело молодого человека, да это был молодой человек, когда мы его перевернули лицом вверх, то ахнули – ведь труп то совсем свежий, а парень то так красив и тлением не тронутый, это в жару то такую, видно только богу душу отдал. Я, конечно, видя такое, кричала без памяти, звала на помощь, может, думаю отходить то его можно еще, ну оживить, привести в чувство. А тут с того берега ответили плачем, криками, причитаниями. Ваня то  мой объяснил людям на другом берегу, что труп мы, мол, нашли, тело молодого человека. Немедленно к нашему берегу причалила лодка и, по-видимому, отец с сыном забрали утопшего беднягу.

     Ляля сидела, молча, все передумала, не зная даже, что бы это могло быть? Ведь Власа не стало уже больше недели, почему же, по словам бабушки, тело того, что они обнаружили, абсолютно не тронуто тлением, ведь жара, действительно, стоит невероятная, и снова в душе появилась надежда:  -Может, это все-таки не Влас -.

     На утро следующего дня заявился Кузьма. Хмурый, убитый горем, глаза красные, нос припухший, видимо пришлось ему немало слез пролить. Он  приехал с просьбой к родителям Ляли, отпустить девушку проститься с Власом, говоря, что об этом просят отец с матерью.
     Анна Ивановна прослезилась, а затем вволю поплакала и в знак согласия закивала головой ,а как же по другому, мол, конечно, надо проститься, Ляля поедет, сынок. И Ляля с Кузьмой ушли.

     Когда Ляля добралась с Кузьмой в родительский дом Власа, то гроб с телом покойного уже стоял во дворе, видимо ждали ее. Сотни глаз людей, провожавших покойного в последний путь, устремились к девушке. Кумушки о  чем-то шушукались, даже, несмотря на присутствие смерти. Убитая горем  Ляля никого и ничего не видела кроме этого зловещего гроба,  остановилась, хватаясь за сердце, но к ней уже подбежал отец, взял бережно за плечи и подвел к гробу. Она с ужасом уставилась на того, кто только недавно был Власом. Он лежал, как живой. Его темные брови были удивленно приподняты, точно спрашивая у судьбы, за что она злодейка лишила его жизни в такую прекрасную пору, именно тогда, когда он встретил ту единственную, которую так долго искал.

     Ляля, глядя в его лицо, старалась впитать в себя каждую черточку этого лица, ставшего для нее единственным, а склонившись над гробом, явно увидела, что покойник ей улыбнулся, после чего его лицо стало, темнеть на глазах, приобретая землистый оттенок, не прошло и минуты, как из гроба смотрели остекленевшие, вылезшие из орбит, глаза, рот запал, ощерив зубы, тело мгновенно разложилось, страшная вонь понеслась из гроба. Гроб поспешно закрыли, так, как открытым нельзя было его нести. Люди в страхе притихли, в их душах поселился страх. Процессия с гробом двинулась по сельской улице, где покойник бегал в детстве, будучи маленьким мальчиком, играл, дрался со сверстниками. Теперь это был его последний путь.

      Вернулась Ляля с похорон повзрослевшей, молчаливой, все о чем-то задумывалась, почти никто не слышал больше ее звонкого, веселого смеха. Вскоре она, вопреки родителям, уехала с отрядом комсомольцев на целину. Тогда шло освоение целинных земель Казахстана. Вот с одним из комсомольских отрядов и уехала она, так и не сумевшая побороть свое горе. Что с ней стало в дальнейшем, никто не мог, сказать. В село она не вернулась. Но спустя десятка два лет в село приехал ее сын. Его сходство с Власом было настолько разительным, что, казалось, Влас вернулся с того света. Никто не мог объяснить этого чуда. То ли Ляля вобрала в себя образ своего любимого и передала своему сыну, то ли сын являлся следствием ее единственной встречи с Власом.