НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ПЕРЬЯ
Роман
ГЛАВА 3
С оттенком праздничности.
Суслик и Мышка.
Защита Каро-Канн.
Эфир, кефир, Гвадалквивир!
Я еле дождался момента, когда мы оказались на улице, чтобы дать волю накопившемуся возмущению. Но едва я открыл рот, как отец многозначительно поднял палец как на знаменитом плакате "Болтун – находка для шпиона!". Я поостыл: во-первых, конечно, соображения конспирации, во-вторых, мы не имели сейчас права вдвоём обмениваться впечатлениями – вопрос был настолько важен, что подлежал рассмотрению на семейном совете.
– "Голубой воришка"! – не удержался я всё-таки от гневной реплики уже на эскалаторе метро.
– Не исключено, что действительно "голубой", – глубокомысленно поддержал мою тираду отец.
Этого нам хватило, чтобы продержаться до дома. Но и там Ма не дала нам слова сказать, пока не накормила хорошим, с оттенком праздничности (у нас подобные тонкости всегда и во всём соблюдались), обедом. И лишь потом мы собрались все вместе в крохотном помещении Кабинета (именно в Кабинете, где же ещё могло подобное совещание проходить?), что было особенно проблематично, учитывая довольно обширные габариты моей ма. Достаточно сказать, что все трое мы там ни разу не собирались. Впрочем, и повода для этого раньше не было.
Перо моё бессильно описать, как это выглядело. Горящие, полные божественного вдохновения глаза Ма – я всегда ею восхищался и любовался, но такой красивой я её никогда ещё в жизни не видел; улыбка отца, буквально упивавшегося своей победой – никогда ещё я не лицезрел его победителем, и ради такого зрелища можно было простить ему все его эксперименты над нами и неудачи. Я, как новобранец, которому довелось поучаствовать в знаменитом сражении (ну чем не Бородино?)…
Наверное, к концу мы просто выдохлись, а может, просто сказались последствия "оттенка праздничности" съеденного обеда, но так или иначе, шум затих. Я первый начал приходить в себя и попытался вернуть на грешную землю своих драгоценных родителей.
– Так что – подводя итог – нас пытаются бессовестно обмануть, и мы даже не знаем, есть ли у нас какой-нибудь выход?
– И всё-таки, главное – мы доказали, что работали не зря, и действительно чего-то стоим, – подправил меня отец, воздев по привычке вверх указательный палец.
Да, наверное, он был прав, и мы действительно что-то там, кому-то доказали. Но что толку с этого? Я уже хотел было завести свою обычную шарманку, но до матери дошло наконец то, что для неё было самым важным в этой истории:
– И что, вас действительно могут показать по телевизору?
– Шутишь? – рассмеялся отец. – Да нас будут "крутить" по "ящику" каждый вечер в течение двух-трёх месяцев, мы прославимся на всю страну. Тебя и то изобразят. Даже представят всем: это ведь такая классная фишка – папа и сын участвуют в еженедельной схватке, а жена (мама) болеет за них.
Ну это уже превосходило все возможности воображения моей ма. Чтобы её показали по её любимому "телеку" – в такое она точно не могла поверить.
После этого мне уже неудобно было заводить разговор о деньгах, и мы разбрелись по своим привычным местам. Надо сказать, что при всей гармонии, которая царила в нашей семье, трудно было представить себе более разных людей, собравшихся по какой-то неведомой воле вместе.
Ма вся была в домашнем хозяйстве, а её духовная жизнь не простиралась дальше мерцающего экрана телевизора. Когда она пребывала на кухне, он у неё не выключался ни на минуту. Я всегда был бессилен разгадать систему, по которой она переключалась с канала на канал, но главной её слабостью были, конечно, сериалы. Когда я её спросил однажды, что она находит во всей этой муре, она мне ответила: детали. Сам сюжет не имеет особого значения, он может быть любой, но вот детали: внешность какого-либо персонажа или героини, костюмы, в которые они одеты, косметика, наложенная у них на лице, какие-то поступки, взгляды, а уж диалоги – это вообще писк. Вот здесь как раз и есть правда, и есть жизнь. Ну а ещё, конечно, характеры, жизненные конфликты, ситуации. В обычном фильме это теряется, там всё играет на главную идею, а здесь идея – не главное, главное – мечта или жизнь, что, в сущности, одно и то же для человека, волею судеб зажатого в своём крохотном мирке и находящего своеобразную отдушину во всякого рода "мыльниках".
Естественно, я передаю вам этот ответ своими словами, не так, как говорила мне Ма. Естественно, что как раз в силу этого вы ничего из моих объяснений не уяснили. Как многое в них не улавливал и я сам. Что же получается, иногда задавал я себе вопрос – что моя ма до сих пор мечтает о каком-то чуде, о несбыточном счастье, о принце, будучи влюблена в моего па? Видимо, чем-то он её всё-таки не устраивает? И она находит своеобразный компромисс между мечтой и реальностью? Но почему же она тогда говорит, что сериалы помогают ей осознавать, что жизнь и мечта – одно и то же?
Лишь в одном я хорошо понимал её: сериалы помогали ей великолепно общаться с коллегами по работе, они обгладывали там каждую порцию буквально до костей, и это во всех случаях лучше, чем говорить о взбесившихся ценах, о непомерном росте преступности, о несправедливости, проевшей всё и вся вокруг или ещё о чём-то подобном из конкретной, повседневной жизни.
Отец любил кино и великолепно разбирался в нём, все тома нашего справочника Видеогид были затрёпаны до умопомрачения, естественно, не без моего участия – он каким-то образом сумел заразить этой любовью и меня, хотя вкусы у нас были здесь совершенно разными, порой даже диаметрально противоположными. Тем более было здорово, когда в оценке каких-то фильмов мы сходились во мнениях. Ту же "Игрушку" с Пьером Ришаром мы готовы были смотреть каждый раз, когда её показывали по телевизору. Но когда отец пытался убедить меня, что лучшие сценарии, которые он знает – к фильму "Принцип домино" с Джином Хэкменом и "Обманщикам" Марселя Карне, то я готов был привести ему сотню примеров ("Воскрешая мертвецов" Мартина Скорцезе, "Достучаться до небес" с Тилем Швайгером, "Джулия" с Тильдой Свинтон, не говорю уже о "Танце ангела" с Джеймсом Беллуши), где сценарий был выписан и покруче. Ну и в последнее время, как я уже говорил, Па помешался на всяческих шоу, из чего, собственно, и возник сюжет, о котором я сейчас вам рассказываю.
Что касается меня, то больше всего на свете я мечтал вырваться из той клетки, которой стал для меня наш дом, точнее, наша квартира. Клянусь, я не знал ничего более ужасного, чем жизнь моего па и моей ма, но знал совершенно точно, чего я хочу и чего не хочу. Я не помню, где я вычитал или услышал эту фразу, но она буквально потрясла меня, врезалась как корабельный якорь в память: "Главное в жизни, – поучал там один герой (естественно, тот, кто постарше) другого (естественно, того, кто помоложе), твёрдо знать, что ты хочешь. Дальше – уже нюансы". Может быть, я кажусь слишком самоуверенным, но я вполне мог, несмотря на свой недостаточно зрелый ещё возраст, их обоих поучить, тех героев: очень важно знать ещё, причём твёрдо знать, чего ты не хочешь.
Мне хотелось путешествовать, но даже в армии я служил в Москве, в двадцати минутах езды на метро от своего дома. Возможно, отец постарался, чтобы хоть как-то загладить промах с институтом, возможно – просто везение. Я хотел получить хорошее образование, но – не судьба. Я хотел бы найти девчонку, которая понимала бы, любила меня, но где она? Я мог бы перечислять свои мечты до посинения, но что в том толку? А уж если бы я начал перечислять то, чего я не хочу, то к этой книжке понадобилось бы издать отдельное приложение в двух-трёх томах, хотя всё это можно охватить одной только фразой: то, что у меня на тот момент было.
Как я проводил своё время? Ничего интересного. Читал книги, смотрел телек, медленно, но неуклонно уподобляясь своим "предкам". В частности, сравнительно недавно я начал понимать мою ма. "Как это нет ничего по телевизору, – любила повторять она. – Не ленись, переключай почаще каналы, всегда можно найти что-то интересное". Действительно, как это может быть, чтобы не было ничего достойного внимания по телевизору? Одна "бегущая строка" чего стоит! "Суслик, вернись! Я вся твоя!!! Мышка". "Привет всему Братску! Олег". Привет, и Магадану тоже. А Президент? Представьте только, что вы беседуете с ним с глазу на глаз! Что бы вы ему высказали? Или попробуйте хоть недельку прожить по его ЦУ и чтобы при этом вам "не набили лицо", как говорят всё в той же незабвенной Одессе. Окно в мир! Кем бы мы все были без "ящика"?
Частенько также, особенно по субботам и воскресеньям, я отправлялся прошвырнуться, и всякий раз при этом (как им только не надоедало) отец и мать многозначительно переглядывались между собой – ну вот сегодня обязательно произойдёт Встреча. А может быть, она давно уже есть у него – симпатичная девчушка с кудряшками или без, наивная, улыбчивая, почтительная к старшим, начитанная (готовить – научим, в кино не разбирается – увлечём), а он просто скрывает от нас её, сюрприз готовит? Я знал, они мечтали о внуках, их совершенно не смущала мысль, что им придётся потесниться и жить уже не втроём, а вчетвером, впятером, вшестером в нашей двухкомнатной конурке. Больше всего на свете они жалели о том, что я у них один, что не удалось им подарить мне братика или сестрёнку – просто время было такое, что обыкновенная детская коляска вдруг стала стоить столько, сколько раньше стоил автомобиль, тут одного-то ребёнка сложно было прокормить.
Да, девчонку хорошую я мечтал встретить, но где? На дискотеке? В Интернете на сайте знакомств? Я друзей-то всех как-то незаметно растерял: какое общение сейчас без водки, как минимум, да и о чём с ними вообще говорить? Армию, школу вспоминать? Ну а девчонки сейчас пьют, курят, матерятся похлеще ребят и, попробуй им хоть слово скажи, посылают вас вовсе не в далёкий немецкий город Бремен, а сразу в очень близкие, вполне конкретные места. Ма и Па и тут ухитрились испортить меня: у нас даже в "немецкий город Бремен" никто никогда не посылал никого, достаточно было просто употребить это название в разговоре, чтобы показать, что тебя "достали". Понятно, что "доставали" чаще всего меня, или мне казалось, что меня "доставали". Ну и таких "примочек" у нас был миллион, вот только за пределами нашей квартиры этот язык был чем-то вроде китайского или зулусского. Поняли, надеюсь, теперь мою жизнь?
Естественно, без продолжения разговора нам никак нельзя было обойтись. Только собрались мы на сей раз на кухне. Я первый начал. Конечно, я был бы не я, если бы в очередной, тем более в столь ответственный, раз, не попытался вернуть моих мечтателей-"родаков" на грешную землю.
– Ладно, допустим, – сказал я, – что нам действительно впервые в жизни повезло, и мы поймали золотую рыбку. Но, подумав, вы, надеюсь, согласны теперь со мной, что нас бессовестно пытаются обмануть? Причём довольно умело, я бы даже сказал, профессионально. Наш милый Альхен вовсе не воришка, а матёрый вор, могу представить себе, сколько он загребёт на том, что нам, именно нам, бог послал. Да, да, папа, моё участие в этом проекте было мизерным, ничтожным, я прекрасно сознаю это. Больше скажу тебе: я никогда не верил в него. Когда ты уточнял какие-то детали с важным видом, я просто говорил тебе первое, что мне приходило в голову, посмеивался над тобой. Сейчас я хочу в этом перед тобой повиниться. Я не понимал тебя, теперь изменил своё мнение. Ты всю жизнь шёл к одной цели, ставил на одну карту, и ты выиграл. Никто в тебя не верил, а тебе повезло.
– Ну почему, я всегда верила, – вмешалась в разговор Ма. Ей, как и отцу, показалось слишком нудным и затянутым моё предисловие. Намекая тем, что пора бы и к сути поближе перейти. Но я сегодня во время прогулки тщательно обдумал свою речь и меня было не запутать.
– Это хорошо, – ответил я. – Но суть в том, что вряд ли когда-нибудь ещё нам такой случай представится. А здесь слава, деньги, крутое изменение судьбы. Надеюсь, вы понимаете?
– Конечно! Естественно! – эхом отозвались оба родителя.
– Ну, стало быть, и ладушки. Отвергнем соблазны, запатентуем наш сценарий, как положено и выставим его на аукцион. А там принцип известен: кто больше даст, тому и достанется. Вот пусть и попробуют "дать".
Ма и Па переглянулись, затем замолчали, всем своим видом выражая несогласие. Мол, ты ещё молод, молоко на губах не обсохло, а жизнь есть жизнь.
– Нам не пробить эту стену, – вздохнул Па, нарушив наконец молчание. – Ты молод, горяч, многого не понимаешь.
– Нет, па, но неужели мы стерпим такое? Ты посмотри только, как он нагло вёл себя. Ведь если записать его разговор на плёнку, где его потом искать?
– Ладно, запишем, разоблачим, что дальше? – спокойно спросил Па. – Что это даст нашей семье конкретно? Тебе, мне, матери. Медаль Президент пришлёт или Бог на небе зачтёт? А вёл он себя не нагло, просто мы быстро нашли общий язык. Мерси, причём гран мерси, Ильфу и Петрову. Другим бы, может, и не предложил. Это как шахматы, главное здесь – уметь жертвовать. Помнишь, я тебе рассказывал, как чуть было не стал чемпионом школы по шахматам?
Господи, да этот рассказ я слышал, наверное, раз десять, не меньше. В шахматах мой па никакой науки не признаёт, играет хаотично, наобум, что ему, к примеру, какая-то защита Каро-Канн? Как бы то ни было, но на чемпионате школы он неожиданно дуриком пробился в финал. Противник у него был достойный, какой-то перворазрядник, но отец так ему зубы заговорил (это он умеет, до сих пор навыков не потерял), что тот проморгал пару хороших фигур. И вот тут "разрядничек" собрался и буквально задавил моего отца жертвами. Отец поддался, естественно, на приманку, утратил преимущество в позиции и неожиданно получил мат. Этот урок он усвоил на всю жизнь, хотя играть продолжает в том же духе до сих пор. На себе проверял – главное, не дать ему заболтать тебя.
Я знал, что если поставлю вопрос на голосование, моя карта будет бита. Ох уж эти большевики, сколько я от них натерпелся! Зачем вообще по какому-то вопросу советоваться со мной, если счёт всегда неизменен: 2 : 1, понятно, в чью пользу? Поэтому попытался сделать хорошую мину при плохой игре.
– Ладно, согласен. Ваша взяла. Но вместе нам участвовать не получится. Никто мне на работе такой большой отпуск не даст, а вы прекрасно знаете, что другого чего-либо подобного, мне, без образования, не найти: программистов сейчас дипломированных пруд пруди, а если диплома нет, только в дворники или курьеры – куда мне ещё идти потом прикажете?
Конечно, насчёт "дворника или курьера" я явно преувеличивал, однако в зарплате я точно резко скатился бы. К нам на фирму я устроился исключительно благодаря Витьке Козлу, он за меня поручился перед начальством. Хотя работал я на совесть и даже кое-каких выпускников Бауманского или МГУ мог заткнуть за пояс. Ма промолчала, но она знала, как никто другой, что наш семейный бюджет во многом именно на мне в последнее время держался. Достаточно сказать, что впервые в жизни у нас появился счёт в банке.
Отец расстроился, но тут же вновь воспрял.
– Одному не интересно. А что, если попробовать такой вариант: попроситься у нашего Альхена на какое-нибудь другое шоу, вроде "Как стать миллионером", но только вдвоём, что мы – хуже тех недоумков, которых обычно по телевизору показывают? Миллион не выиграем, конечно, но какой-нибудь лакомый кусочек уж точно сможем ухватить.
– Нет, па, – проговорил я как можно мягче. – Тут я с тобой никак не соглашусь. Во-первых, откуда нам знать, как на этих шоу люди что-то выигрывают? Во-вторых, один раз, одна игра, или три месяца кряду – есть разница? В-третьих, ты тут в родной стихии, кто может знать правила лучше тебя, раз ты их сам составлял? Ты выиграешь, обязательно выиграешь.
– Что ж, ты прав, несомненно прав, – невнятно пробормотал отец. – И всё-таки жаль, очень жаль.
– Согласен, жаль, конечно, просто отчаянно жаль, но ничего не поделаешь. Победитель во всех случаях может быть только один. Моё участие было бы чисто формальным. Ни второй, ни даже третий приз мне бы точно не дали, а зачем тогда подобные жертвы?
Против такого сокрушительного довода отец ничего не смог возразить, и я вдруг почувствовал, что мыслями он уже там, по другую сторону экрана. Ему, как полководцу, рисовались в воображении батальные сцены, или, как претенденту на "Оскар", церемония награждения… Я был счастлив, но счастливее всех казалась наша Ма. Я представлял себе, какого труда ей будет стоить не проговориться раньше времени о нашем семейном триумфе своим коллегам по работе, подружкам, соседям. Зато сколько потом будет гордости, звонков по телефону – чего ещё можно желать?
В конце вечера отец пригласил меня на кухню и показал на два хрустальных бокала, которыми мы чокались с ним по любому удобному поводу, даже для того, чтобы просто в жару попить минералки.
– Извини, есть только кефир, – улыбнулся он. – Но ведь это не принципиально важно, я думаю?
В принципе, какое-то значение это имело: характерного, столь милого сердцу, хрустального звона на сей раз не получилось. Но кефир был вкусным, это я хорошо помню.
Па какое-то время никак не мог успокоиться, склоняя на разные лады "бессмертные строки" "аса" (А. С.) (асса!) Пушкина:
Ночной зефир
Струит эфир
Шумит,
Бежит
Гвадалквивир.
Я понял, что у него заклинило, так что мне ничего не оставалось, как только к нему присоединиться. Через минуту мы уже торжественно декламировали Ма:
Струит эфир Гвадалквивир,
Окунем перья мы в кефир.
В общем вечер удался на славу.