ПОВЕСТЬ
Моей горячо любимой и дорогой Маме посвящается!
Верь, что Вы сделали, построили, совершили никогда не забудется благодарными потомками! Ведь Вы, Мама, продолжаете жить в нас, как мой дед в тебе...
Мама! Появившись в этот чудесный мир, неумело лопочем неповоротливым языком. Это первое слово, которое мы произносим:
- Мама!...
По истечении многих лет прожитой жизни, находясь на смертном одре, на самом излёте души из нашего грешного, бренного тела, собирая остатки жизненных сил, последние его потуги, коченеющими губами и, как в раннем детстве, еле шевелящимся языком произносим совсем уж последнее слово:
- Мама!
Сколько любви, сколько нежности и душевного трепета мы вкладываем в него:
- Мамочка-а-а!
Делая первые неуверенные шаги, оступившись:
- Мама!
Испугавшись неожиданно вспорхнувшей из под ног птицы:
- Мама!
Проснувшись, от приснившегося ночного кошмара, снова:
- Мама!
А, будучи взрослым, когда, как нам кажется : весь мир лежит у наших ног, при любом суровом испытании опять:
- Мама!
И всегда ты, Мама, придёшь, вытрешь сопли, обнимешь и поставишь на ноги. Успокоишь, наполнишь душу уверенностью. Подскажешь, если заблудился в житейских джунглях. Остановишь, когда самоуверенно пойдём не туда. Научишь, когда руки в бессилии опустятся перед неразрешимой задачей. Поможешь, если нам будет трудно, и помощи ждать будет неоткуда. Отдашь всё! Даже, умирая, вложишь последний кусок во имя нашей жизни. Встретишь, когда и наша душа покинет своё тело - этот мир в смятении представ перед Богом!
Это всё ты, Мама!
Мама, ты моя жизнь!...
ПРЕДИСЛОВИЕ
Судьба... Короткое, но ёмкое слово, вмещающую целую жизнь. Порой тяжёлую. И, оглянувшись на склоне лет, задумаешься:
- Со мной ли это происходило? И как хватило сил пройти через это горнило тяжелейших испытаний?
Способен ли человек на это и особенно, если она - женщина?! Да, жизнь тяжела, но интересна, как ни посмотри.
А что такое лёгкая жизнь? Беспечная, как некий мираж? Лёгкий ветерок подул, и следа не оставил ни в жизни, ни в голове, ни в душах людей.
Давно с интересом задумывался над прожитой жизнью родителей, деда с бабушкой. Можно сказать, с детства. Необычайно тяжело сложилась их жизнь. Чего только ни пришлось пережить за этот прошедший век...
Лихолетье двух мировых войн. Братоубийственную гражданскую... Разруха, коллективизация, голод, строительство железной дороги, вновь разруха. Возрождение из пепла, дети, целина и так до бесконечности. И всё это уместилось в одну жизнь, жизнь моей мамы! Единственной из самых первых основателей Есиля, оставшиеся в живых из всех, некогда живших в нашем городе.
И что бы сейчас ни говорили, как ни замалчивали это, они первыми забили колышки под строительство будущего города! Моего родного, и поэтому горячо любимого! На примере моей мамы, с её слов, расскажу, как рождалась жизнь Есиля и складывалась его нелёгкая судьба.
Но пока ещё жива эта престарелая, измученная тяжёлой жизнью и болезнями женщина и мать многочисленных детей, поклонимся ей и отдадим должное: то уважение, которое она, несомненно, заслужила!
Вспомним благодарным словом и ушедших от нас, подхватим эстафету памяти о нашем городе, где бы мы не жили, куда бы не занесла нас судьба!...
1 ГЛАВА
В ПРЕДДВЕРИИ ГОЛОДА
Натужено крякнув, отец с мешком на плечах, склонившись, еле протиснулся в дверной проём. Холщовый мешок, соскользнув со спины, тяжело ухнув, поднял облако пыли. Прерывисто дыша, сел на скамью рядом с мешком, вытирая обильно набегающий пот.
Ни слова не говоря, слегка дёрнув за верёвочку, развязал мешок (только один отец умел так ловко завязывать мешки). Так же молча запустил узловатую руку в мешок. Некрупная пшеница золотыми струйками стекала обратно. Он снова и снова набирал в ладонь зерно, пропуская его сквозь пальцы, молча и заворожено глядя на убегающую животворное зерно.
Наконец, мама, всё это время молча стоявшая за столом, прервав гнетущее молчание тихо спросила:
- Что, Иосиф... и это всё?!
- Да, Груня... Всё-о-о-о! Четыре пуда - с придыхом выдавил он.
- Как так?!... Этого не хватит на зиму и десяти курам, что - же делать человеку?! А нас, вон сколько ртов!...
- Господи, Боже ты мой!
Только сейчас смысл происходящего стал доходить до неё. Глаза вначале сухо округлились, затем быстро наполнились слезами, которые, не помещаясь в немигающих, остекленевших глазницах, медленно потекли по щекам. Прижав к лицу фартук, она опустилась на скамью. Плечи её, вначале едва заметно, затем всё сильнее судорожно затряслись, от с трудом сдерживаемого рыдания. Плач стал громче, мама всхлипывая часто - часто повторяла:
- Господи... как же нам быть?! Господи, что же делать?!
Теперь она уже рыдала, по – бабски, подвывая в полный голос. Отец словно окаменел. Сидел, не шелохнувшись, только кисть правой руки медленно продолжала набирать пшеницу, чтобы её снова высыпать в мешок.
Мы с сестрёнкой ничего не понимали. Ведь принесли пшеницу, и завтра мама спечёт такой долгожданный хлеб. Запашистый и вкусный... Нет! Этих взрослых не понять: где надо радоваться, они плачут.
Стараясь не мешать, мы с Нюрой, бочком, словно две тени, проскользнули в открытую дверь. На улице, по - летнему было тепло и сухо, как и всё лето 33 года.
Во дворе мой брат – близнец мастерил очередную машину. Она была большая, мы с ним вдвоём свободно размещались в ней. Он, смешно надувая щёки, урчал и беспрестанно бибикал, вызывая неизменный смех у взрослых.
Но сегодня, всё было иначе. В доме и дворе, словно разлилась гнетущая тишина и ожидание. Мы (это я - Таня, сёстры Анна, Вера и братик Иван) старались лишний раз не попадать на глаза родителям.
С этого дня отец зачастил в соседнее село Перовку. Почти каждый вечер встречался на завалинке с соседом. О чём - то горячо спорили, затем ругались, затем снова мирно вели беседу, нам непонятную.
Мы тоже не теряли время даром. Вчетвером, взяв мешки, уходили на давно скошенное и убранное поле. Собирать редко оборонённые колоски. Делали это тайком, чтобы не увидели верховые. Говорили, что в одном селе пьяный верховой (охранник), чуть не насмерть забил мальца.
Поэтому этим мы занимались очень осторожно и незаметно. Поминутно, по – воровски, оглядываясь по сторонам. А один раз чуть не попались... Ванька молодец, издали увидал мчащегося к нам всадника.
- Верхово-о-о-й!
Со всех ног, мы припустили к близлежащему глубокому оврагу, заросшему кустарником и густым бурьяном, которые и схоронили нас.
Верховой, злобно матерясь, долго гарцевал вдоль оврага, громко щёлкая кнутом. Спуститься вниз он так и не решился. Затем, выкурив ядовито - пахучую самокрутку, ещё раз ругнулся и, пришпорив лошадь, ускакал, поднимая клубы тяжёлой пыли.
Ещё долго мы тряслись, прижавшись друг к другу, сидя в кустах. Лишь когда последние лучи уставшего за день солнца, приветливо, на прощанье махнули нам, осторожно, закутками побрели домой.
Дома долго, наперебой, рассказывали отцу о встрече с верховым, а он, чтобы мы не заметили набежавших слёз, прижал нас к широкой груди. Медленно и ласково поглаживая по притихшим головам:
- Потерпите... Потерпите деточки мои!
Наступал жестокий голод 1933 года...
2 ГЛАВА
ДЕД
Колесо слегка поскрипывая, вихляясь то в одну, то в другую сторону, глубоко прорезало дорожную пыль. Телега была загружена нехитрым домашним скарбом. Взяли самое необходимое: иконы, библию с псалтырём и потрёпанным молитвословом, кухонную утварь и нехитрую, небогатую верхнюю одежду. Несмотря на тёплую и сухую погоду - впереди ждала суровая зима.
Мы шагали по пыльной дороге позади двух подвод в неизвестное. Не знали даже, что сегодня ждёт нас вечером. Тем более завтра, за дальним горизонтом.
Но зато хорошо знали, что ожидает нас, останься мы дома. Голод! Это слово, глубоко врезалось в наши детские головы. И его первые симптомы, явственно ощутили на себе. Животы и раньше не выпиравшие, совсем подтянуло, почти до позвоночника. В голове только одна мысль: что бы поесть, не проходила ни днём, ни ночью. Часто снился один и тот же сон... Толстющий кусок ржаного хлеба, круто посыпанный солью, откусываю в полный рот и, еле шевеля челюстями, жую... жую-у-у...
Вкуснотища, дух захватывает! Запах душистого хлеба пронзает всё твоё существо, ты просто растворяешься в нём. А я, всё жую и жую... И в тот момент, когда собираюсь проглотить... просыпаюсь. Опять сон! Переворачиваюсь на другой бок, но ещё долго не могу заснуть. Вкус приснившегося хлеба явственно и долго чувствуется во рту.
Из Благодаровки уехало две семьи. Мы и сосед, с которым папа в последнее время о чём - то спорил. Оказывается, вынашивали планы куда ехать. Наспех, крестообразно заколотив окна и двери, ранним утром, пытаясь избежать неизбежных слёз и чтобы лишний раз не рвать душу и сердце, выехали на двух подводах, как раз на Покров день. Сергей Соломатников, наш крёстный, на своей телеге, запряженной коровой, вёз до станции Неприк - Борск.
Двадцать пять километров шли в основном пешком, и лишь когда уставали - самые малые - это я и Вера, нас сажали на подводу.
Отец и мама, часто оборачивались, наверное предчувствуя, что уезжают не на год, как решили вначале, а навсегда... Хотелось ещё раз окинуть взглядом до боли родные места. Затем снова опустив понуро голову, шли шаркающей походкой, высоко поднимая пыль.
Тяжёлые мысли и воспоминания прожитых здесь лет наплывали снова и снова.
Родился Сверчков Иосиф Федотович 18 апреля 1886 года. Как положено по сюжету сказок - их было три брата. Только в сказках всё гладко, а в жизни..., в жизни в семь лет остались сиротами.
Сирот к себе взяла тётя. Особо не обижали, даже год ходили в школу, но держали в строгости. Все домашние работы по двору легли на их плечи. Так, что забот было полный рот. Вставали рано, ни свет, ни заря, и до первых звёзд крутились, как белка в колесе.
В 1907 призвался на действительную. Три года служил в Казани. Хоть здесь повезло: выучившись - служил поваром. Служба проходила гладко, но особенно запомнился один случай, который врезался в память на всю жизнь.
В казарме, перед самой побудкой, не спалось... Закинув руки за голову, лежал на спине, рассматривая предрассветных зайчиков.
Вдруг, к кровати подходит старичок с окладистой бородкой и обращаясь ко мне, ласковым голосом говорит, что мол сегодня тебе будет комиссия.
Пока я поворачивал к нему голову, старичок исчез...
Бегом к дежурному по казарме. Так и так, случаем не видал вольного, ну старичка такого в белой одежде, с бородкой?! Куда он делся?! Что ему надо было?!
Дежурный покрутив пальцем возле головы сказал:
- Что Иосиф, совсем что - ли! Приснилось наверно... иди спи... ещё десять минут есть.
Какой там сон... После побудки рассказал об этом товарищам. Один посоветовал притвориться больным. Я так и сделал. В лазарете меня признали больным и отправили на комиссию. Осматривали долго и придирчиво - все говорили, что больной. И лишь один толстый и важный такой, наверное генеральского, чину сказал:
- У нас все солдаты больные, что теперь всех домой изволите?...
Так впервые Иосиф встретил Николая Угодника...
...Второй раз увидел его, когда отцу было за восемьдесят.
Лицо, как и в молодости брил каждый день, оставляя одни усы. На голове красовалась ухоженная шевелюра красивых, волнистых волос, которые после бритья обильно сдабривал одеколоном.
Как - то вечером, откуда - то из - за русской печи, неожиданно так, выходит всё тот же старичок...
Тятя уже хорошо знал, что это Николай Угодник... Старичок, проводя правой рукой сверху вниз по красивой, совершенно белой аккуратной бороде, произнёс:
- Иосиф, а у нас ходят вот так... - и ещё раз провёл рукой по бороде.
После этого случая, дед начал отращивать бороду. Понимал, что надо готовиться к смерти. И правда, через несколько лет, на восемьдесят седьмом году он умер.
Но всё это будет потом...
По окончании службы вернулся в родную Благодаровку. Брат Павел был уже женат, и имел сына Василия и дочь Настеньку. Иосиф снова работал у тёти.
Однажды у них в гостях был Соломатников Алексей. Иосиф занимался по двору хозяйственными делами.
- Алексей, глянь, - сказала тётя, показывая на Иосифа, - Работящий, аккуратный, не пьёт - не курит, к тому же не гуляка. Чем не пара твоей Аграфене?
И правда, присмотрелся - всем хорош! В 1910 году поженились. Груня была на шесть лет моложе - с 92 года.
На следующий год, в 1911 году родилась дочь Прасковья, но через полгода умерла. Затем снова родилась дочь Анна, но в шестнадцатом, после тяжёлой болезни умерла и она. В 1918 году снова родилась дочь - опять назвали Анной. Слава Богу, жива!
Затем родились двойняшки, но злой рок злобно преследовал. Через два дня они умерли.
- Неужели, чем - то прогневили Господа?!
А тут, в гражданскую, старшего брата, белые сожгли в риге. Остались вдвоём с Павлом. Казалось, несчастья миновали, и 18 января 1923 года, Аграфена вновь принесла двойню.
Обошлось!... Дочь назвали Таней, а долгожданного сына Иваном.
В 25 году, родилась дочь Вера, а 28 - Семён. Жаль короток оказался его жизненный путь, прожил всего полтора года.
Но не будем гневить Господа, на всё Его воля! Нам – ли, грешным, вникать в Божий промысел?...
Тут подоспела коллективизация. Забрали всех коров, держали за нашим огородом. Будь неладны эти горячие головы! Коровы мычат, кормить - доить некому. Правда, каждый втихаря, тайком подкармливал свою корову и доил. Затем видят, эти головы, что наломали дров - вернули коров. Но несущийся локомотив уже уносил под откос. сея голод и смерть. Выкинули на обочину и его...
Отец снова поднял голову. Неужели, за горестными думками отмахали весь путь. На горизонте всё чётче вырисовывались дома. Уже слышны были далёкие гудки паровозов. И как бы в подтверждение этой догадки, над далёкой, ещё невидимой станцией, взлетали высоко в небо клубы пара и дыма.
Это был Борск!
3 ГЛАВА
СКИТАНИЯ
В Борске, тепло попрощавшись с дядь Сергеем, впервые в жизни сели на поезд. Под стук вагонных колёс отец вновь мучительно задумался над будущим.
Мы же, удобно устроившись на самых верхних полках, с удивлением смотрели на на мелькавшие в окне деревья, полустанки и считали заливисто рассыпающиеся вагонную дробь: Тук - тук -тук... тук - тук - тук... Нам казалось, что всё самое страшное осталось позади, ведь за окном такой прекрасный, мелькающий мир. Тук - тук - тук... тук - тук - тук, этот перестук потихоньку успокаивал нас, переполненных последними, невиданными доселе, впечатлениями и убаюкивал.
В Саранске мы сошли. Город, по сравнению с нашей крохотной деревушкой, поражал воображение. Столько народу и машин мы не видели никогда. Разинув рты, с удивлением смотрели на людской муравейник. Но мать с отцом быстро вернули нас на грешную землю - жизнь брала своё. На окраине Саранска удалось нанять подводы, и поехали по сёлам искать лучшей доли, шукать своё счастье на неприветливой чужбине.
Увидев нашу многочисленную семью, многие сразу захлопывали двери или ворота. Другие, поделившись хлебом или картошкой, так - же отказывались приютить. Приходилось идти в следующие дворы, затем уезжали в другую деревню. Везде - одно и тоже...
Близившаяся зима усугубляла положение. Отец был на грани срыва.Мама, укутавшись в шаль, беспрестанно, тихонько плакала и молилась.
Очередное село Перфляй. Успех - тот же. Близится осенняя, очень холодная ночь с щедро рассыпающимся по утрам инеем.
Очередной дом - очередной отказ...
В сердцах, папа перешёл на мордовский язык:
- Да что... у вас совсем сердца нет?!
Хозяева, услышав это, рассмеявшись, пригласили в дом - они были мордвины. Ночлег на сегодня и жильё на зиму были найдены, ведь недаром говорится: мир не без добрых людей...
Купив сорок пудов картофеля и капусты, отец поехал искать работу. И здесь мы не теряли время даром, до холодов успели на пустых полях собрать полный мешок проса. К зиме более - менее были готовы.
Отцу повезло... Наверное, Бог смилостивился над нами, в селе Ялгай он нашёл работу, сгодилась армейская профессия. Устроился в сельской столовой поваром.
Теперь при случае передавал нам несколько буханок хлеба. Этому мы были несказанно рады, старались кушать его помедленнее, чтобы растянуть удовольствие.
Суровая и голодная зима подходила к концу. Торжество жизни брало своё. Весной 1934 года, отец забрал семью к себе, на разъезд.
Всё потихонечку стало налаживаться, семья вновь была вместе. Директор, солидный такой дядя, очень уважал отца за трудолюбие и умение очень вкусно готовить. Даже когда продуктов был самый минимум, папа умудрялся приготовить довольно сытные блюда.
Вскоре нам выделили квартиру, правда, пока на две семьи.
В огороде посадили просо и картофель - будущее уже не казалось таким страшным.
Вот только приехавший вербовщик из далёкого Казахстана, нарушил, уже казалось устоявшуюся жизнь - приглашал на строительство железной дороги, Караганда - Балхаш. Естественно - обещал хорошую оплату, сытную жизнь и тёплый кров над головой. Измученный жестоким голодом, народ верил и готов был ехать за лучшей долей, хоть к чёрту на кулички. И ехал...
Завербовалось семь - восемь семей. Среди этих семей были и родственники мамы. Начались долгие уговоры отца, но он упорно сопротивлялся, ведь от добра, добра не ищут.
Но не надолго хватило отца, однажды после особо настойчивых уговоров, которые сопровождались рыданиями матери, он сдался.
Узнав об этом, его директор, расстроенный вдрызг, при последнем разговоре с отцом, сказал:
- Осип, хороший ты работник и человек! Ты совсем не представляешь во что ввязываешься... Понимаю, что сейчас у тебя не лучшая пора..., но потерпи немного и всё наладится. Посмотри, Осип, каков у тебя хвост... один меньше другого! Ещё не раз пожалеешь! И... ещё вот что, бабу послушаешь..., сам бабой станешь!
Но папа, уже принял решение и никак не хотел менять его. Согласно договору, выезжать в Казахстан нужно было срочно.
Погрузившись в теплушки, бросив квартиру, буйно растущий картофель и просо, в который раз отправились в неведомое.
Искать лучшей доли...
4 ГЛАВА
ЗДРАВСТВУЙ КАЗАХСТАН!
Караганда встретила нас неприветливой, бескрайней, безжизненной степью, палящим солнцем и пышущим жаром ветром. Казалось, нет никакой возможности спастись от палящего ада. Слава Богу, нас ждали наспех сколоченные фанерные бараки Это и была Караганда.
Но и в этих хрупких бараках мы задержались ненадолго. Судьба вела ещё дольше, в ещё более засушливые и дикие места, где летом царила испепеляющая жара, а зимой жесточайший мороз с пронизывающим всё живое ветром.
И снова теплушки, железная дорога, только теперь шпалы лежали прямо на траве, поверх которых, кое - как прикрепленные рельсы. Вагоны бросало нещадно из стороны в сторону, так сильно, что казалось, ещё чуть - чуть и мы... перевернёмся.
Бог милостив, и в Бурму приехали благополучно. Но и на этом наши дорожные страсти не окончились. Ждал дальний переезд на автомашинах. Оставляя долго висящие клубы пыли, мы мчались по почти невидимым дорогам, гладкой, как стол, степи.
Не доезжая трёх километров до станции Нельды, остановились. Голая, унылая, бескрайняя степь. Здесь нам предстояло жить и работать.
Из автомашин скинули лопаты, палатки, доски. День быстро угасал, а палатки ещё не были установлены. Вообще не было ничего!
Дружно взялись устанавливать палатки, ведь в них мы будем жить ближайшее время (но оказалось, что в палатках проживём долгих шесть лет - зимой и летом). Другие, кто более мастеровой, сколачивали столы, скамейки и натягивали тент.
Работа нашлась и нам. Вначале подносили колышки, затем кровати и матрасы. В одной из машин, даже нашлась совсем новенькая вывеска, которую сразу и укрепили над навесом, "Скреперная колона т. Лазарева".
Необычная, южная ночь встречала нас неослабевающей духотой и полчищами комаров. Казалось, что ожила вся степь. Вообще - то так и было, шорохами и криками наполнился доселе неведомый ночной мир.
Нас, детей, быстро сморил сон - сказались впечатления и переживания последних дней.
Взрослые же, сидя и стоя у полыхающего костра, вполголоса обсуждали прошедшие события, предстоящую жизнь и работу в этих Богом забытых степях, надолго ставших нам домом и родиной.
Задача нашей колоны заключалась в отсыпке насыпи под железную дорогу. Вначале, никогда и никем не тронутую степь, вспахивали. Затем скреперами, запряженными лошадьми, загребали землю. Отвозили и высыпали под будущую насыпь. Затем снова и снова - до бесконечности... И всё это под палящим и одурманивающим солнцем. Изо дня в день, от ранней зари - до темна. С ранней весны и до поздней осени, пока жестокие морозы не скуют напрочь землю.
Папа с мамой работали в паре. Мама верхом на лошади, папа сзади, за скрепером. Хорошо помню первый рабочий день. Мама, до этого никогда, даже не сидела на лошади, а тут сразу работать.
- Ну-у-у... Груня, садись... - сказал ласково так отец.
- Вот та-а-а-к... - также ласково похвалил он.
- Ну что, Груня?... Получила... чего хотела? - теперь уже громко крикнул отец и что есть силы хлопнул лошадь по крупу. Лошадь от неожиданности резко взбрыкнула и так дёрнулась, не ухватись с перепугу, мама за гриву, лежать ей на земле.
По сторонам стояли и ржали, вместе с лошадьми, рабочие. Не смеялся лишь один папа, он сурово смотрел на жену и, наверняка, вспоминал слова друга - директора...
5 ГЛАВА
СНОВА ПОТЕРЯ
Тяжёлая, каторжная работа и частые переезды, не могли не сказаться на нас. Ведь мне и Ванюшке было по двенадцать лет, а Вере и того меньше. Правда, Нюра старше нас на пять лет. Эти поистине спартанские условия просто убивали молодой, неокрепший организм. Да и учиться было необходимо.
- Ну что, Таня, Вера и ты Ваня, немного поживёте без нас... Вань, ты будешь за старшего, головой отвечаешь за сестрёнок. В обиду не давай, но и зря не балуй... - напутствовал отец, отправляя нас в интернат, в Успенку.
- Нюра, ты уже почти взрослая, поедешь учиться в Акмолинск. Да и нам будет легче и спокойней, ведь будете под присмотром, в тепле, да и питание стабильное.
Отец украдкой смахивал редкие слёзы с дочерна загорелого и обветренного лица. Ещё никогда они с мамой, не расставались надолго детьми. Зато мама в который раз залилась слезами.
Это ненадолго вылилось в два долгих года. Отец с мамой и его брат Павел зимовали в палатках. Одну зиму под Успенкой, вторую в Выемках (под Нельдами).
И здесь умение папы вкусно и быстро готовить пищу, было замечено, он снова работал поваром. Снова, в который раз, их колонну кинули в голую степь, не так далеко от Босоги.
По окончании работ, переехали под Маянты. Здесь их снова застала очередная зима. Вновь заиндевелый брезент, жесточайшие морозы, многократно усиленные ураганными ветрами, чтобы не замёрзнуть, приходилось денно и нощно топить буржуйку. В длинные вечера каких только не услышишь баек и страхов с подвывавшими в унисон, с нескончаемыми завываниями вьюги.
Как уже было давно замечено, всё хорошее или плохое рано или поздно кончается. Кончилась и эта бесконечная зима. Ах, как красива степь весной! Трава, как и люди, измученная морозами, спешно вылезала из едва отогретой робким солнцем, земли, поражая своей жизнестойкостью и обилием ярко - зелёного цвета.
В короткое время степь покрывалась роскошнейшим нарядом из шелковистой травы, и необычайно ярких цветов. А когда приходила пора мака, то казалось, что весь безбрежный простор залит алой кровью.
Небо, словно свежевымытое, сияло не успевшей выгореть голубизной. Люди, истосковавшиеся по теплу, подставляли пока ещё под ласковое солнце свои исхудавшие, белые тела.
Скоро, очень скоро, вся эта величественная и необычная красота будет испепелена вновь ожесточившимся, нещадным солнцем. А люди, сейчас так нежившиеся под весенним солнцем, будут принимать за манну небесную, любой, даже жалкий клочок тени.
Ну а пока снова переезд на разъезд Бирюк, после него вновь новое место, вначале Когдамбак, затем Белькудук.
Переездам, давно никто не удивлялся, все втянулись в эту цыганскую жизнь и воспринимали всё это, как должное.
За нескончаемой работой и такими - же переездами не заметили, как заболела младшая сестра Вера. Заболела очень серьёзно. Тяжело. Тифом!... В то время, это было равносильно смертельному приговору, который не замедлил исполниться.
Как сейчас помню нашу последнюю встречу в больнице станции Берты. На исхудавшем, бледном лице, нездоровым румянцем аллели впавшие щёки. Разметавшиеся, длинные, русые волосы, прядями прилипли к холодному потному лбу. Умными, ясно - серыми, бездонными глазами, она заглядывала, казалось в самые сокровенные уголки души.
- Папа... мама... сестрёнки, милые мои! - тихо шептала она запёкшимися губами.
- Я-а-а-а... не хочу, не хочу умирать! Я... ведь не умру?! - и она вновь, поочерёдно заглядывала в глаза, ища в наших душах ответ. А мы, не зная, как быть, что - то ласково шептали, поглаживая вспотевшие волосы и тихо, судорожно вздрагивая, плакали.
Умерла, моя дорогая сестричка, 28 сентября 1936 года.
Хоронили её недалеко от больницы, всего в ста метрах. Осунувшиеся лицо, казалось слегка улыбалось, она и в этот последний миг словно не хотела нас расстраивать. А ветер, прощаясь, слегка трепал её чудесные волосы, затем резким порывом разметал их по маленькому гробику.
Сгорбленные и убитые обрушимся на них горем, отец и мама ещё долго стояли у свежей могилки, с некрашеным крестом. Их поникшие фигуры, резко выделялись на пламенеющем от близкого заката небе.
Теперь ветер теперь трепал совершенно седые волосы отца - на то он и ветер... И лишь один он, ветер, знал, что на эту могилку уже никто не придёт из нас - никогда!
6 ГЛАВА
РОЖДЕНИЕ ГОРОДА
Правильно говорят, что работа и время лучший лекарь, особенно для душевных ран. А тут подоспел новый переезд, в Сара - Су, там и застала очередная зимовка.
Я с братиком теперь училась в Агадыре. Жаль, что проучились там недолго, всего до 1 января. Поле Нового года учёбу сделали платной, и отцу пришлось забрать нас с собой. Теперь, все тяготы спартанской жизни легли и на наши неокрепшие детские плечи...
После окончания зимовки нашу скреперную колону перебросили на линию Жарык - Джезказган. 75-й километр. Теперь я с братом Иваном, работали наравне с взрослыми. Тринадцатилетняя девчонка, с тоненькими ручками и ножками, лихо управлялась со скрепером. Мне доверяли самую ответственную работу - тянуть бровку. Получалось хорошо. Взрослые хвалили, и я старалась ещё больше. Правда, потом... через годы..., чрезмерное - тяжёлая работа, негативно отразится на неокрепшем организме. Но сейчас об этом никто не думал, мы просто добротно делали своё дело и... делали это честно!
И вновь новые места, вновь нескончаемые, необозримые степи. 216 километр, по окончании, перебросили в Кызыл - Жар, на 301 километр, далее 310, потом 9-ый Аул.
За этими сухими цифрами стоят годы жесточайшего труда, на пределе человеческих возможностей. В любую погоду! Кому придется хоть однажды побывать в этих, Богом забытых местах, ощутит на себе ужасающую жару, усиленную нескончаемым ветром.
Буквально всё делалось в ручную! Народ болел - умирал, но с надрывом, истово работал, веря в недалёкое счастливое будущее...
Зиму 38 - 39 годов зимовали в Акмолинске, на лесозаводе. Там нам выделили шаткие бараки. Но даже они после вечно хлопающих палаток, казались царскими хоромами. Но проза жизни звала нас вперёд, на новые, никем необжитые места. Скрепя сердцем, мы покинули, так полюбившиеся места.
На нескольких подводах 8 мая 1939 года, мы выехали из Акмолинска на строительство участка железной дороги Акмолинск - Карталы. Ехали восемь дней, по безлюдной степи. 16 мая сделали первую стоянку, на месте нынешнего Сургана.
В Сургане, я теперь работала вместе с папой. Да и работа была куда легче. Отец - поваром, я - посудомойкой. Папа всегда был рядом, когда надо подскажет и поможет. Жить стало полегче.
Кочевая жизнь стала всех сильно тяготить. Хотелось своего угла, как - то определиться, да и возраст давал знать. Мы стали хором наседать на отца, чтобы подыскивал место, где можно вновь пустить свои корни.
Завершив работу в Сургане, часть рабочих кинули под Жанаспай, другую отвезли на место будущей станции, чтобы готовили место под грядущую зимовку. Это и стало поворотным моментом в рождении Есиля...
Место идеально подходило под станцию. Будущее полотно железной дороги, находилось на одном уровне со степью, почти не нужно подсыпки.
Вначале поставили две - три палатки. Затем мама с братом Иваном, начали копать первую землянку.
Свершилось!... До этого момента, будущая Есильская земля, не знала, что такое лопата! Это произошло где - то в конце июля 1939 года!
Недалеко от нашей землянки, стал возводить своё жилище неразлучный друг брата - Николай Зеликов. Эти землянки были сооружены приблизительно на месте будущего дома Белоусовых (угол улиц Советской и Мичурина).
Расскажу, как строилась землянка и в чём мы подолгу жили.
Очень просто. Выкапывалась на глубину одного метра яма, на весь контур дома. Стены выкладывались из нарезанного дёрна, который без раствора укладывался друг на друга. Затем на "матки" укладывалась тола, которая сверху засыпалась землёй. Другого материала просто не было. Если успевали, то внутри обмазывали и белили. Вот такими были первые землянки, в которых мы дружно жили.
Глядя на них, за строительство жилья взялись Гордиенко, Павлюковы, Цыбины, Мельниковы, Козловы, Денисовы и многие другие. Так, не спеша, стал закладываться будущий город... Есиль!
Мы, конечно, думали о будущем, но то, что он станет городом, не было даже в самых смелых мечтах. Несмотря ни на что, жили интересной жизнью. Жили и строили!
Как - то папа разговорился с одним проезжающим аксакалом, и тот сказал, что на этом месте было большое озеро с очень плохим названием. И что через некоторое время, здесь снова будет озеро. Вода периодически, то приходит, то уходит (В будущем, это предсказание, частично сбудется).
Летом 1940 года начали строить столовую (на улице Мичурина), недалеко пекарню (возле будущего Универмага), склады, бараки.
Особенно оживлённое строительство началось после смычки железной дороги. Она произошла в начале 1940 года в Сургане.
В этом - же году приехали Титовы, Минаевы, Сверчков Василий, Косенко, Саенко. Чуть попозже Аршинцев.
Жизнь потихонечку стала налаживаться. Люди - обживаться и обустраиваться. Как следствие, появилось много детворы.
Стал вопрос о строительстве школы. Её и начали строить весной 1941 года, когда промёрзшая земля на два метра начал едва отходить.
Маленькая станция, как новорождённое дитя, с каждым днём набирало силу и рост. По её стальным артериям, словно животворящая кровь, шли полновесные поезда.
Есиль рос... С ним росла и укреплялась страна... Наша Родина! И мы искренне гордились и радовались этому!
7 ГЛАВА
ВОЙНА
В начале 1941 года я уже работала в столовой. А в апреле, самом его начале, меня направили в Свердловск, на курсы поваров. Казалось, весь мир лежит у моих ног! Получалось почти всё, да и кое - какие мечты начали помаленьку воплощаться в жизнь. Взять хотя - бы курсы...
Но всё в одночасье рухнуло! Началась война! Величайшая мясорубка человеческих судеб и жизней!
И снова страна напрягала все свои силы и жилы, чтобы выстоять и не пасть на колени перед вероломным врагом! В который раз, вместе с ней упирались, надрываясь и мы.
Срочно вернулась домой - не до учёбы. А ребят полным ходом забирали на фронт. Одними из первых на защиту Родины ушли Пятница Иван и Выходцев Григорий. Григорий в скором времени погиб... Конечно, забирали и других, но я говорю лишь о тех, кого знала и помню.
В марте 1942 года призвали и моего любимого брата Ивана. Его близкий друг, с которым они дружили с 1934 года, Николай Зеликов, имея бронь, пошёл добровольцем, чтобы и здесь, в труднейшие дни войны быть рядом с верным другом. Какая, не по годам, настоящая и крепкая мужская дружба!
Но недолго воевал, мой дорогой брат...
29 ноября 1942 года, он героически погиб! Похоронен на северо - западе, в одном километре от деревни Шарнутовский Сталинградской области. Пала его буйная, но светлая головушка! А ведь мог стать неплохим изобретателем, все задатки для этого у него были. Долго, очень долго острая боль утраты преследовала нашу семью. В который уже раз...
Коля Зеликов - его тоже не пощадила война. Где - то в боях, он получил сквозное ранение в живот. Оно мучило его всю жизнь, в итоге раньше положенного времени свело в сыру землю.
Иван Пятница прошёл всё горнило войны, и ни разу серьёзно не был ранен, таково его нелёгкое солдатское счастье! Хотя участвовал в битве на Курской дуге, в самом центре кровавой бойни – Прохоровке.
Их орудие час за часом отражало атаки бронированного врага. Поразили насмерть несколько танков фашистов, в том числе "Тигров"! За эти и другие боевые заслуги, был награждён "Орденом Славы 3 степени", "Орденом Красной Звезды" и многими боевыми медалями. Войну закончил в Праге. С фронта вернулся 2 ноября 1945 года.
Ну а что мы, пока наши мужчины клали свои головы на фронтах войны?...
Мы тоже прилагали все свои силы, а чаще свыше. Помогали стране, как могли. Строили и расширяли свой город. Несмотря на тяжёлое время, были построены локомотивное депо (1941 год) и больница. С приездом беженцев, где - то в 1943 году, построили двухэтажные деревянные дома, вокзал. Да многое другое, разве всё упомнишь...
Активно началось строительство землянок и домов, как на "этой стороне", так и "на той"
И страна выстояла!... Могучий, коварный враг был повержен! Но радоваться пришлось недолго, нужно было восстанавливать всё порушенное. И в который раз нечеловеческое напряжение всех сил, как физических, так и душевных! Но сознание того, что приближаем "светлое будущее" удваивало силы!
Молодость и природа брала своё. 13 ноября 1945 года, вышла замуж за героя войны - Пятницу Ивана. Дети не заставили долго ждать. Родила пятерых сыновей и одну дочь. Правда, одного из двойняшек "накрыла младенческая", Остальные, Слава Богу, живы до сих пор!
Немного оправившись от войны, люди стали благоустраиваться, ведь стремление жить красиво в человеке вечно. Вместе с нами рос и Есиль.
Новый толчок в развитии города дала новая компания под названием "Целина." В 1954 году дома и совхозы росли, как грибы. Земля, веками не паханая, давала необыкновенные плоды и урожаи. Это было, как награда за перенесённые годы лишений, скитаний и титанического труда!
Люди вздохнули свободнее, стали жить красивее. Ведь строились кинотеатры, стадионы, танцплощадки, детские садики и дома. Есиль стал районным центром и жил, широко раздавшись в ширь и ввысь, полнокровной жизнью.
С нами росли и взрослели наши дети, затем и внуки... Есиль на глазах превращался, пусть и в небольшой, порой неказистый, но город. Не будем забывать, что он дитя войны, не получившее в своё время необходимых ресурсов. Но от этого он становился ещё родней!
8 ГЛАВА
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Жёлтый лист, легко соскользнув почти с самой макушки тополя, неторопливо кружась, полетел вниз. Вдруг, внезапный порыв ветра, резко подхватил его и понёс куда - то в сторону.
- Снова осень! Как быстро летит время! Вроде вчера стояла дикая жара, не успел оглянуться - зима...
Да и жизнь, словно этот жёлтый листок, вроде медленно кружилась, тихо незаметно текла и... вот, подхваченная ветром времени, унеслась неведомо куда.
- Жизнь! Постой, постой, сколько же мне сейчас? Так с 23 го я... Сейчас конец одиннадцатого. Так сколько мне будет 18 января? Неужели, пойдёт 90-й?! Господи, какая я старая! Никогда не думала, что столько проживу! С нашей Дистанционной, я пожалуй одна осталась? Точно одна...
Вновь прожитые годы замелькали , как в калейдоскопе, взгляд задумчиво замер на залитом дождём окне. В памяти всплывали такие дорогие и сердцу милые лица давно ушедших друзей, соседей, родных.
Нет, лучше проверю... не всех, а тех, кто были первыми. Начну от железной дороги.
Кто - же там первый? Игнат Аршинцев... - оба умерли, Косенко тоже. Цимбала нет, Флимана тоже. Саенко с Фросей давно померли. Ильин Андрей тоже давно - Паша недавно. Дальше кто? Копейкины. Василий умер давно, а Шура как уехала во Фрунзе, так и с концом.
Мой Иван... Вот уже двадцать два годочка, как нет его! Горечь давней утраты не давала до сих пор успокоения Дальше... Мама умерла в 62-ом, тятя пережил её на десять лет.
Нюра - слёзы вновь обильно хлынули из глаз. Ах Нюра, Нюра-а-а... на кого ты покинула меня?! Ведь всю жизнь рядом, вместе радость и горе делили. Всего дух недель не дожила, моя дорогая сестрёнка, до девяносто двух. Вот уже полтора года лежит бедняжка в сырой земле!
Утерев слёзы, продолжила подсчёт.
- Кадыковых нет, Шаповаловых тоже. Галаевы, оба давно померли. Из Минаевых - мужиков, один Сашка - сын остался. Титовы умерли. Васька долго крепился но... Кто же дальше? Волынкины? Точно, Волынкины. Иван, так тот умер давно, Паша ещё долго пожила после него. Потом, как будто кто - то выкосил у них - пошло - поехало... Мишка, Петька, Васька, Серёжка, затем сама Паша! Стой, кого - то забыла - Ивана, он где - то сгинул на чужбине.
Так, дальше. Тарасовых нет - старые умерли давно, уже к молодым подбирается. Курдюковых давно нет. Ножевые - Иван, тоже давненько умер, а Нюся недавно. Да и приехали они в Есиль поздно. Ултуховых нет, Брюхановых тоже. Кто там последний? По – моему, Васька Речкалов? Так, он умер совсем недавно, а вот Катя, лет пятнадцать, чай будет!
- Может по слабости памяти кого - то и пропустила...
- Стой - стой, что же там Коля недавно говорил? Вроде, как нашу улицу собираются переименовывать?! Вот делать нечего! Как назвали вначале, так и пусть будет. Кому мешает?!
- А ведь в честь основателей Есиля ни одной улицы не назвали... Что, никто не заслужил?! Самохвалов, вон, какой район отстроил, не в каждом городе такой есть! Или взять Капацинского... Поднял такое училище, на всю страну гремело. Когда в начале 90-х всё рушилось, все предприятия, до единого порушили, как будто Мамай прошёл и войны не надо! А оно выстояло!
- Или детдом, детище Господаря...
- Вот в честь кого можно называть улицы! Я ведь против того совсем ничего не имею. Да, работал честно! Да, содержал порученный участок железной дороги в порядке. Но он за это деньги получал государственные. Ведь мы построили, своими руками её. Для уверенности посмотрела подслеповатыми глазами на свои натруженные руки.
- Да шут сними, пусть побалуются, как дети малые... – улыбнувшись, стала думать о другом.
- Ах молодежь... Ну совсем совесть потеряли - почти голые ходят. А ещё мужиков винят, что насильничают. Оно, конечно, правильно. За это надо наказывать обязательно надо.
Мысли, словно стреноженные кони, заскакали, сравнивая прошлое с нынешним.
- А телевизор? Срамота!... Стыдно смотреть, куда не глянь, сплошное убийство и секс! Раньше, любо - дорого, молодежь оденется пристойно и прилично и поведение, как подобает. Сейчас не разберёшь, где парень, где девка. Оба патлатые, оба раскрашенные, в веригах, а штаны... вот, вот спадут. Смех и слёзы.
Правильно говорил русский мужик: Чёрт показал моду, а сам бултых... и в воду! А пьют, от мала до велика. Ну а без сигареты - никак. Как - же, не так, круто будешь выглядеть.
- Круто?! Надо же так выдумать, - старушка грустно улыбнулась.
- Я всё думаю, кто всё это пропускает в телевизор, книги, журналы? Это ведь просто враги... и бьют - то под самый корень - в детей наших! И что интересно, в этом изрядно приуспели! Ведь песни, традиции, литературу напрочь молодежь забыла. А без корней, то есть прошлого, любое дерево свалится, каким громадным оно не было бы.
- И куда только правительство смотрит, неужели не видят, что супротив нас воюют?!
Старушка задумалась, затем и вовсе стала клевать носом. Во сне она вновь видела себя молодой. Ни ноги, ни спина ни капельки не болели. Упругие, гладкие, сильные руки, крепко сжимали ручки скрепера. Набрав землю, везла её на насыпь. Тяжести совсем не чувствовала. Ей было хорошо и она пела...
Резко зазвонил телефон. Старушка недоуменно встрепенулась.
- Ах... так это был сон! Какой приятный! Жаль... А кто звонит, наверное, Коля беспокоится? Вот неугомонный! А может Валя из Тольятти?
Еле поднявшись со стула, едва - едва переступая больными ногами, вся сгорбленная, опираясь на неразлучную палочку, заковыляла к телефону.
- Постой - постой, вот забыла, сегодня же воскресенье, должны звонить либо Петя, либо Витя.
С трудом добравшись до телефона, сняла трубку:
- Алло... Слухаю...
Звонили из Алма - Аты...
ПРОЛОГ - ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вот и настал момент, когда смело можно поставить точку. Но чувствуется какая - то незаконченность, недоговорённость что - ли? Наверно, это почувствовали и Вы, мои дорогие Читатели?
С самого начала повествования, я и не думал описывать всю историю нашего города. Лишь рождение и первые робкие шаги Есиля. Рост и последующее его взросление требует уже другой повести и более подробной.
Ведь я писал со слов единственной, оставшейся в живых, одной из первых основателей нашего, горячо любимого города - моей мамы. Ей без года 90 лет! Она может забыть вчерашний день, но события прошлых лет помнит замечательно. И дай ей Бог здравия на долгие годы!
Попробую объяснить, откуда идёт чувство недосказанного.
В 2003 году, я гостил у сына в Германии. Узнав, что я там, меня забрали на три дня к себе, наши давние друзья. Я с интересом наблюдал, как и чем живёт другой народ, другая страна.
Живут друзья в не очень большой "деревушке". Про чистоту молчу, там где не ступил наш "брат", она идеальная. Не спеша бродя по ней, наткнулся на некое подобие нашей стелы - только меньших размеров. На ней были каска и автомат - только немецкие и надписи погибших в Первую Мировую - совсем немного и во Вторую - фамилий значительно больше! Как и положено - цветы!
Затем подошли к церкви, или костёлу по - ихнему. Перекрестившись - зашёл во внутрь. Никого! Меня убедили, что во время служб, она полна народу. Чисто и мрачновато и... никакой позолоты.
Далее проходили мимо кладбища. Захотелось посмотреть, как они относятся к усопшим предкам. Всё та - же чистота и ухоженность - ни листочка, ни травиночки на мощённых дорожках. Кругом сверкающий блеск мраморных надгробий.
Живут там значительно дольше нас! Почти все за восемьдесят лет, многие за девяносто. Наверное, сказывается уровень жизни. Но так же много молодых - двадцатилетних. Как мне объяснили, что это издержки цивилизации - машины и наркомания.
Через пару лет я побывал в городе моего детства. Всегда нахожу время, чтобы посетить могилы близких и дорогих мне людей, на обоих кладбищах.
Особенно был удручён ужасающим состоянием старого - первого кладбища. Полная заброшенность. Трава по пояс, стоит стеной. Чтобы сделать шаг, нужно приложить немалые усилия, ведь надо продраться через эти "джунгли"... При этом рискуешь наступить на невидимые в траве могильные холмики. Почти всё обветшало и иссохло, немо крича нам и укоряя нас в короткой памяти и совсем неуважительном отношении к ним - первым жителям Есиля!
Лишь скрипучие вороны лениво оглашают своим криком могильную, гнетущую тишину , недовольные тем, что потревожили. Да редкие "бичи", нашедшие спокойствие в редкой тени. И правда... более тихого места не найти!
Почему?!... Почему, дорогие мои Земляки, у них так, а у нас этак?!...
Почему, у нас такая короткая и неуважительная память?! Ведь все мы смертные. Завтра - ну послезавтра, нас так же забудут и будут наши потомки, слепо ступать на наши безымянные холмики.
Почему?!... Почему, мы такие?!... И не нахожу ответа Вернее, их множество и все их знают.
Но я хочу сказать о другом...
Мы забыли, незаслуженно забыли основателей города! Ни одной улицы, ни одного здания не названо в их честь! Как будто их и не было никогда! Ну не хотят делать этого наши власти, порушившие то, что предки когда - то построили. Может мы, неважно где живущие, можем что - то сделать, отдавая им дань памяти...
Что предлагаю...
Не так давно, напротив бывшего "Гастронома", сразу за магазином "Техника" - был и такой, выделена и освещена земля под будущую церковь. Но сейчас какие - то лихоимцы "заныкали" её. Вот на этом месте и построить Храм в честь основателей города! Конечно, он будет носить имя святого. Неоднократно слышал о таком, и это возможно.
Представляете, когда зазвонят, под куполами колокола, вместе со спешащими в него Есильчанами будут собираться души давно ушедших от нас земляков!
Скажите - бред сумасшедшего! Нисколько... Возьмём хотя бы группу "Есильцы", в интернете - 4500 участников. По одному - два доллара, уже внушительная сумма, позволяющая начать строительство.
Кто - то из святых сказал: ... Положивший хотя бы кирпич в стену строящегося Храма, спасёт себя и весь свой род!
- Так что нам мешает положить этот кирпич?...
Лично я с превеликим удовольствием поработаю там час... день... столько, сколько будет возможно и, если это будет угодно Богу, отдавая дань памяти основателям Есиля!
Всем бывшим Есильцам, где бы они не жили - отменного Здоровья, Счастья и не забывать, что мы носим гордое звание "ЗЕМЛЯКИ"
С уважением Виктор Пятница
17 января 2012 год
с. Чапаево