Когда я впервые увидел ее? Уж не припомню.
В первом классе? Нет, я видел ее и раньше. А вот хорошим знакомым моим она стала, действительно, тогда, когда я учился в первом классе.
Анна была… так скажем, заметна. Она была самой толстой девчонкой в классе, и, мало того, толще всех девчонок, которых я когда-либо видел. Если бы не полнота, она бы была еще и всех красивее.
***
С «малой родиной» мне уж точно повезло. Маленький провинциальный городок, находившийся недалеко от большого и сильного города, и поэтому не загаженный, не заваленный пьяницами.
«Зеленый» город. Весь в деревьях.
Я жил в маленьком домике на окраине. Анна – тоже, через несколько улиц от моей.
Я точно видел ее в раннем детстве. И запомнил.
Да и как было не запомнить ее и ее мать! Особенно мать. Она была толще, чем три моих матери, вместе взятые.
Отец Анны сбежал от этой женщины, не закончив с ней медовый месяц.
Очень примечательная семья.
***
Как ни странно, Анну никто не дразнил. Да и как можно было дразнить такого светлого человека?
Но полнота все-таки сыграла свою роль: с ней особо никто не общался. Кроме меня.
***
Мы ездили на велосипедах до школы и из школы. Вдвоем, всегда вдвоем. Много лет.
А когда становилось столько снега, что велосипеды точно были не нужны, мы шли пешком.
Ни с одним человеком на Земле я не говорил столько, сколько с ней.
***
Нам было по 17.
Анна не смогла прийти в школу утром: была у врача. Но она обещала подъехать к школе. И, конечно же, мы поедем обратно.
Где он, столь знакомый мне велосипед? Анны долго нет.
Но вот она, Анна. В автомобиле, иномарке. Иномарки редки в нашем городе.
Она открывает дверь и говорит «Домой?»
Я обреченно вздыхаю и закидываю в огромный багажник свой велосипед.
Анна больше не помещается на велосипеде, вот зачем автомобиль. Знакомый инструктор согласился обучить ее, несовершеннолетнюю. Видимо, сильна была необходимость.
Хотя ее девяносто килограммов, в общем-то не мешают оставаться ей такой же очаровательной. Русые, кудрявые, вьющиеся волосы спадают ей на плечи, джинсы обтягивают полные, но красивые ноги, майка… И улыбка, всегдашняя задорная улыбка, и смеющиеся лучики в уголках глаз.
Она не может быть мне просто другом.
***
По окончании школы мы переехали в город, где был хороший институт. Поступили на один факультет, сняли одну комнату в общежитии.
Я больше не мог без нее.
***
Воскресным утром мы ехали в метро. Зачем, куда? Не помню.
Я хочу на тебе жениться.
И надо же было мне это сказать ей в том полупустом вагоне метро, когда поезд подошел к станции.
Мои слова услышал молодой парень, сидевший недалеко от нас.
Он противно улыбнулся, осклабился, и вдруг заржал.
Оказывается, мои слова слышал не только он. Слышали многие. Через секунду смеялся весь вагон.
Анна, не зная, что делать, тоже засмеялась вместе со всеми. Затем, как-то очень быстро, на ее глазах появились слезы.
Она выбежала из вагона, если это можно было так сказать. Ее "бег" напоминал слоновий.
Все-таки она была слишком полной. И кто в поезде метро думал, что, я, казавшийся нормальным человеком, захочу жениться на ней? Абсурд, правда?
***
Мы сыграли свадьбу. Гостей не было… не было ничего. Просто расписались, и все.
Мать Анны узнала о свадьбе по почте.
Мои родители – когда мы приехали в город.
***
Вы смотрели фильм «Что гложет Гилберта Грейпа?»
Мать Анны умерла так же, как та мать большого семейства. Умерла, несмотря на то, что Анна и я потратили кучу денег на ее лечение.
Просто заснула и не проснулась.
Как же трудно было делать гроб на двести килограммов мертвого груза.
***
После смерти матери мы уехали обратно в большой город. Анна с головой погрузилась в работу.
Я тоже погрузился… ну, по мнению Анны, это точно было так. По вечерам я не только работал, но и проводил с пользой время в обществе умных и красивых, большей частью просто красивых женщин.
Я никогда не был против чужих женщин. Даже когда предложил Анне выйти за меня замуж – и тогда не был против. Да и до этого не возражал.
***
Анна все полнела и полнела. И усиленно лечилась, как ее мать.
Я же терпеливо сопровождал ее в поездках по врачам, по клиникам. И бегал по утрам. И подтягивался.
Анна худела благодаря спорту и периодическим голодовкам. Но срывалась и полнела опять.
***
Она плюнула на свое тело. Одежда менялась раз в неделю, машины – почти как одежда. Они становились все просторнее и просторнее, чтобы их прекрасный водитель мог поместиться в салон. Точно также делала располагавшая средствами мать Анны.
А я тоже плюнул. Ну, сейчас, по крайней мере, я так думаю.
Да – да, в моем состоянии я еще способен думать.
***
Детей у нас не было. Роды здоровью вредят.
И это было хорошо. Анна принадлежала только мне, мне одному.
***
Сколько она весила? Это хотели узнать все, в том числе и я. Весы давно уже перестали показывать правильный результат. Они просто ломались под Анной.
Наконец, любопытный сосед вызвал не кого-нибудь, а представителей книги рекордов Гиннесса России.
И эти самые представители не пожалели, что нанесли свой визит. Но пока кто-то опережал Анну.
***
Анна должна быть первой.
Главный приз – и моя безбедная жизнь. Не вечная зависимость от Анны.
Плевать, что эти бабки я собирался срубить тоже на Анне. Зато, когда я получу, они будут моими, только моими. Анна просто не сможет дойти до стола и схватить их.
***
Она плакала, визжала, ругалась. В общем, старалась брыкаться по мере своих сил. Не вставая с кровати то есть.
- Я тебя слышу, - говорил я, сидя в самых лучших берушах, с улыбкой накладывая ей еще одну тарелку борща.
***
Она умерла, конечно, не вовремя. Люди всегда не вовремя уходят.
Но деньги у меня появиться успели, и еще какие! Нет никого щедрее комитета книги рекордов Гиннесса, и, в особенности, любопытных зевак.
Рестораны, девочки. Клубы. Деньги. Кайф.
***
Я был тогда в очередном ресторане, не третьесортном, но отнюдь и не первоклассном. Но тут собиралась хорошая публика.
Но радость от общения с хорошей публикой нарушил этот странный тип. Похоже, он был слегка «того». Юродивый, в общем. Бородатый, в белых одеждах, замкнутый.
Но, подойдя к нему, я уловил запах дорогого парфюма, и, что важнее – богатства.
С ним стоило пообщаться.
***
Он оказался настоящим знатоком вин, этот тип. Как его звали? Мудрено, очень мудрено. Уж и не припомню сейчас.
И не только вин. Знаток алкоголя. Пил и не пьянел.
Мы встречались с ним еще много раз.
Куда делась моя тусовка? Этот юродивый был интереснее их всех, вместе взятых.
***
Однажды он не пришел.
Я спросил у бармена, где он. Но бармен даже не помнил этого человека. Впрочем, как и остальные посетители клуба. Даже постоянные из постояннейших.
Я все-таки верил, что видел его. И верю, что увижу вновь.
Я пил все его вина в тот день. Пил, не зная меры.
***
Я уже привык пить без него. Пил – и все.
Я обменял свою просторную квартиру на убогую «двушку». Потом – на «однушку». Потом – на комнату.
Я был богат, и стал беден. Мои деньги стали бутылками в моей комнате.
А я все пил. Незачем было держаться.
***
Однажды я вышел из своей квартиры, пьяный в дым, за «добавкой».
Лифт был занят. Я пошел по лестнице.
На лестничной площадке у меня вдруг легонько защемило в области сердца. Потом – чуть сильнее. Потом – еще сильнее. Потом стало так больно, как еще никогда не было.
Потом я умер.
***
Я лежал на лестничной площадке, с испитой рожей, вонючий, мертвый.
Лифт опять был занят. Поэтому Танечке, молоденькой соседке сверху, пришлось идти пешком.
И, естественно, она заметила меня. Я лежал прямо на проходе, при спуске вниз не миновать меня было невозможно.
Она осторожно подошла ко мне, неожиданному препятствию на ее пути. Осторожно пнула.
«Пьян небось», - подумала Танечка и смело перешагнула через меня.
И так делали все еще дня два. Потом я уже и пахнуть начал.
Вот тогда и в морг отвезли.
***
Я не рядом с Анной похоронен. И это радует.