Бетонный блок

Юрий Катаенко
        Деревья в городском сквере шумят, приветствуя ветер. Свет солнца от густой кроны клена бросает густую благодатную тень.

        В тени, непонятно как, и непонятно откуда возникший, лежал железобетонный фундаментный блок. Кто не знает, так скажу, это огромный прямоугольный искусственный камень. Я бы сказал несчастный камень. Почему? Да на этом камне, из которых фундамент домов делают, стоят огромные дома, как государство на плечах президента. Дома давя! Давят! Да так давя, что и пошевелиться нельзя, а сделать что-либо тем более невозможно! А люди по этим домам бегают, сотрясают блоки, трясут и топчут своими ногами, обутыми в чистую и грязную обувь, но топчут одинаково – грязно.

        Но этому «Блоку» повезло, не избрали его строители для фундамента. Толи забыли, то ли не видели, а может, посчитали его дефектным. А может кто-то его припрятал для своего приусадебного домика. А!? да и забыл.

        Как бы то ни было, блок остался свободным, то есть вольным, независимым и демократичным. Лежал в тени тополя и наслаждался жизнью! И был он не одиноким. Его посещали гости. Один по прозвищу «Кривой», а другой «Профессор». Кривой имел такое прозвище по причине того, что он кривил душой, врал, особенно в части денег, когда надо было доложить больше, чем давал Профессор на бутылку драгоценного продукта. А у Профессора звание «приклеилось» из-за пристрастия читать газеты, журналы и рассуждать о политике. Он и блок железобетонный назвал «Трибуной» или «Большим залом»

        Кривой и Профессор, расположившись у «Трибуны», разместили на нем стаканы и бутылку горько со скудной закуской, что бы придать беседе ясность и конструктивность. Иногда они, разгоряченные, называли друг друга «БОМЖ-ами». Профессор говорил: «Мы хоть и «бомжи», но зато мы либералы, вольные и независимые, никто нам не указ. Мы свободные, и значит, живем в свободной демократичной стране». Кривой соглашался и тоже пил за демократию и свободу. Профессора, после принятия исходного благодушного состояния, когда тепло после «принятого» растекалось по всему телу, любил поговорить. А как же?! Ему было приятно покрасоваться перед Кривым. Как ни как, а он имел высшее образование, университетское. Да вот только работы лишился из-за пристрастия, да и квартиру пропил. Но бравировал: «Зато приобрел свободу!».

        Вот и сегодня Кривой да Профессор расположились у «Большого зала». Бутылка стояла полупустая,  Профессор читал новости в газете вслух, а Кривой слушал. Кривой не любил читать и рассуждать, больше любил слушать да пить. Образование у него  среднетехническое, но судьбина, любовь к либерализму привела его как Диогена, только не к бочке, а к этому заброшенному фундаментному блоку.

        – Сенсация. – Читал Профессор. – Ученые в замешательстве. Не могут объяснить произошедшего. Недавно американский ученый, выходец из Ирака, открыл наличие человеческого скелета на луне. «Как попал скелет человека на луну?» – задают вопрос ученые.

        Профессор перестал читать, задумался и затем спросил Кривого:

        – Кривой, а ты как думаешь? Как мог туда попасть скелет человека? Вед попал сначала на луну человек, потом умер, и затем образовался скелет.

        – А что тут удивляться и гадать! Я давно знаю, что на луне есть два скелета. Это скелеты Авеля и Каина. Откуда же иракскому ученому знать об этом.

        – А где же скелет Каина?

        – Как где? Ну и тупой ты, хоть и профессор. Каин после убийства, и проклятый богом, скрылся на невидимой стороне луны. Там он и находится до сих пор. Пусть там его поищут. 

        – Ну ты даешь, Кривой! Как тебе это в голову ударило. Давай допьем, пока ты совсем не свихнулся.

        К шуму листвы добавился звон соприкоснувшихся стаканов. Затем воздух породил традиционный звук «экгг», названный «крякнул». А хруст соленого огурца, изъятого в кладовой, называемой мусорным баком, известил о свершении приятной процедуре выпивки.

        – Давай! разливай последнее, – предложил Кривой, – давай за упокой, прости и спаси господи!

        Выпили, и сон стал одолевать собеседников. Отдалились от них в небытие тяготы их жизни, несправедливости. Чувство свободы от долга и обязанностей погружал их в сон.  Может быть, сон унесет их в далекое детство. Виктор Федорович услышит ласковый голос матери: «Витя, хватит шалить, иди домой». А Василий Михайлович услышит колыбельную песню матери.