Знакомых на Петровском рынке – ни души. Ходила я по рынку, ходила, по сторонам глазела – да что толку? На рынке шли великие перестановки – палатки сдвигались, передвигались. В голове моей зрели великие надежды. Обратиться было не к кому. Подхожу я к контролерам, что у входа стоят, деньги собирают. Вход – один рубль. Спрашиваю, к кому можно обратиться по поводу места. Даже не взглянув на меня, один, длинный, хмуро махнул рукой вдаль:
– Вон, к Харе топай.
Обернулась я. Действительно, харя. Опухшая вся, глаз почти не видно. А на мои «Ах, здравствуйте, ах, мне местечко на рынке», он вообще так скривился, что глаза совсем исчезли. Потом этот Харя разворачивается от меня и уходит. Куда деваться – бегу за ним. Шаги у него здоровые, я еле за ним поспеваю. Вернее сказать, бегу изо всех сил. Харя не оборачивается, но, видимо, чует, что я за ним бегу, иначе зачем бы он на весь рынок меня распекал:
– Ах, дура, ну и дура! Место, видите ли, ей на самом главном месте подавай! Ну и дура! Откуда ты на мою голову свалилась? Балда такая!
– Ну, хватит, не шуми, – ласково образумливала его я. Мне почему-то вовсе не было обидно. То ли ругался этот Харя так, то ли настроение у меня было добродушное. Еще у него такой носик был маленький-маленький, весь в рыжих конопушечках. А синие спортивные штаны – широченные, мама моя. Шагает он, как дядя Степа, а вокруг – синий парашют пузырится. Даже попы не видно.
Он водил меня по рынку целый час, показывал самые лучшие места и злорадно спрашивал:
– Ну что, небось, сюда хотела? А? Да, видишь ли, все занято!
Наверное, я с честью выдержала эту испытательную экскурсию по рынку, потому что после моих слов: «Ну, я понимаю, Данила (так звали его), не можешь ведь ты кого-нибудь расстрелять, чтоб отдать мне его место» он ,наконец, остановился, вытер пот со лба и усталым человеческим голосом произнес:
– Ладно, будем думать. Приходи завтра.
Я пришла. Данила поставил меня у входа в рынок, за маленьким столиком. Место было очень хорошим – весь поток людей шел мимо. Но нелегальное, потому что территория перед рынком принадлежала городу и никакому Харе была неподвластна.
– Стоишь до первой проверки городской администрации, – не скрывал от меня Данила. Я и этому была рада.
Оставались «мелочи». Чем торговать?
– Да не ломай голову! – опять пришел на выручку Данила-Харя. – Бери что попроще. Булавки там, иголки. Что люди мимоходом покупают. Не ошибешься. Я послушалась его. Кроме него, я на этом рынке никого не знала.
Поехала я в Москву, закупила на Черкизовском рынке разной хозяйственной мелочи: нитки, иголки, резинку.
Над столом повесила большущий зонтик, на зонтике – огромный плакат «Самые низкие цены». И постаралась придать этой мелочи как можно более аппетитный вид. Нитки насыпала горой в коробку из-под обуви, что можно, подвесила на веревочках к зонтику. Разбросала там и сям искусственные листики, чтоб не скучно было. Главное, чтоб уместить побольше на маленьком кусочке, что мне достался. К моему удивлению, товар с стал стремительно раскупаться. Ведь каждый покупатель, приходящий на этот рынок, проходил мимо меня. Многие задерживались, окидывали глазами мой столик... и кое-что покупали. Я не ожидала такого успеха!
Не успела я как следует нарадоваться – «Ваши документы!» Налоговая! А я забыла в тетрадку число поставить. Бац – протокол!
Я бегом к Харе, а к кому еще мне бежать?
– Данила, ну глянь, Данила, только я встала, гляди...
Молчком взял он у меня из рук протокол налоговой, и снова я бежала за ним вприпрыжку. И в вагончике, где сидела налоговая, разыгралась настоящая драма. <!--nextpage-->
Данила по кличке Харя, насупив брови, страшно смотрел на худенького паренька в черном костюмчике. Харя молчал, а паренек нервно елозил руками по галстуку, потом перешел на затылок.
– Это что такое? А? – грозно сказал Харя, бросил на стол протокол и внушительно постучал по нему указательным пальцем, потом, как пистолет, перевел этот палец на меня.
– Да откуда ж я знал, что она ваша, Данила Николаевич! – плачущим голосом горячо оправдывался паренек, комкая, а затем и выбрасывая в стоящую рядом урну злосчастную бумажку. – Она же молчала!
– Смотри у меня, – внушительно сказал ему Харя, и мы вышли на улицу.
Я получала новые уроки. На этом рынке все было по-другому. Я платила Даниле каждый месяц 400 рублей за место. Входило ли в эту стоимость то, что Данила постоянно выручал меня то от налоговой, то от милиции? Этого я не знала. Платить ли ему за это дополнительно? А сколько? Дать магарыч? Какой? И что, каждый месяц магарыч давать?
У меня было много вопросов, и никто не мог дать на них ответ. Спросить у Данилы напрямик я стеснялась. И придумала вот что.
Расплачиваюсь я, как положено, за место. Подаю Даниле бумажку в 500 рублей. Он сдачу отсчитывает – 100 рублей, тут я себе по лбу – хлоп!
– Ой, Данила, я тебе хотела магарыч за хлопоты купить, да забыла, извини. Ты уж сам вычти себе, а, Данила? Я к тому же и не знаю, что ты любишь...
Данила-Харя вдруг смутился так, ногами затоптал и забубнил себе в нос:
– Ну, как скажешь, как скажешь...
И дает мне сдачу 75 рублей. И я уже спокойно стала каждый месяц доплачивать ему 25 рублей и уже не стеснялась обращаться со всеми просьбами, что у меня возникали.
Один раз я захотела сделать Даниле что-нибудь особенно приятное. Была сильная жара. И я заранее купила ему в магазине большой бочонок с пивом за 160 рублей. И поставила его на ночь в морозилку. А как Данилу на рынке увидала, потного и несчастного, полетела к нему ,как птица. А чтоб избавить его от ненужного смущения, быстро-быстро закурлыкала:
– Посмотри, посмотри, Данила, какой потный бочонок! Я боялась, что уроню его! Он такой тяжелый! Бери его скорей, Данила! Это – тебе. Да поскорей бери-то, а то, видишь, у меня руки уже отваливаются!
И, не глядя на Харю, я прямо ввалила ему в руки этот ледяной пузатый бочонок с пивом, быстро развернулась и, махнув рукой (дела, мол), убежала...
Потом, уже в конце дня, Данила подошел ко мне. Он топтался, топтался рядом с моим столиком и ничего не говорил. Я не глядела на него, а делала вид, что страшно занята, и все время что-то перебирала на столе, перекладывала с места на место. Я чувствовала, что благодарность так переполняет его, что он просто не в силах подобрать слов, чтоб ее выразить. Да к тому же он был вообще-то не мастер на слова. А потому он только смог спросить:
– Ты что, мне пиво заранее дома охладила?
– Конечно. Жарко ведь. Понравилось?
И я подняла глаза. И встретилась с его взглядом... Лоб у Данилы был очень низкий, челка мокрыми прядями почти закрывала глаза... Глаза были такими светлыми. Как небо в летний день, когда в нем поют жаворонки...
Кто-то из городских властей проезжал мимо рынка и приказал убрать «все безобразия перед кассой». Безобразием перед кассой была я. И я снова осталась без работы.
Данила искал мне место по всему рынку, на котором в очередной раз шли великие перестановки. Палатки опять раздвигались в одном, сдвигались в другом месте, железные прилавки убирались на окраину рынка, на их месте появлялись новые палатки. И в одно освободившееся место под номером 53 , никого не спросясь,я ловко втиснула свою палатку. Данила очень удивился, увидев меня наутро в самом центре рынка.
– Кто тебя сюда поставил? – широко округлив глаза, спросил он.
– Никто, – наивно ответила я. – Смотрю, место пустое. Я и...
– Да ты что, с головой не в ладах? – закрутил у виска Харя. – Да тут одни блатные стоят! Тебя завтра выкинут, как котенка!
– Данила, но ведь меня пока никто не трогает! Может, как нибудь...
– Как-нибудь не бывает! Это Ничипора места! Тут одна взятка 10 тысяч стоит! Поняла?
Десять тысяч! Ничего себе! Я стала прокручивать в голове, где достать такие деньги. А пока решила узнать, стоит ли того это место .
Ничего себе выручка! К концу дня я не верила глазам своим. Раскупили все, и даже грязную резинку. Я рванула к Даниле.
– Данилушка, миленький, похлопочи, пожалуйста, перед этим Ничипором... Я очень хочу там работать. Мне очень понравилось то место... А? Данила?
Он пообещал сделать все возможное, чтобы это место досталось мне. Но магарыч брать отказался наотрез.
– У меня может не получиться, – отвечал он мне. – Я не уверен, что получится. Поздновато. За местами этими несколько лет секут. А ты потом будешь обижаться...
– Данилушка, ну возьми, – уговаривала я его, – суя в руки то деньги, то бутылки. – Ты же хлопочешь...
Неожиданно для меня Харя остался непреклонен, и ничего с меня не взял.
Проходила неделя за неделей, а меня никто не трогал. С меня даже за место никто не брал деньги! Прямо не жизнь, а сказка какая-то! А так как в сказки я верила, то вскоре настолько успокоилась, что привозила и привозила из Москвы различные товары, все больше расширяя ассортимент. Уже висели у меня и футбольные мячи, и прыгалки, и детские резиновые лодки, и ракетки. Все, все раскупалось!
«Может, пронесет как-нибудь», – успокаивала я себя. Но как мудро говорил Данила, как-нибудь не бывает.
Все чудеса закончились в один день. Утром ко мне подошли двое мужчин. Сердце у меня сразу недобро екнуло. Они были солидно одетые, лощеные, в руках одного был раскрытый блокнотик.
– Эту – завтра убрать. Место Поповой, – спокойно продиктовал первый тому, у кого был блокнотик. Тот что-то быстро черкнул в нем, и они, даже не взглянув на меня, пошли дальше, к следующей палатке.
Я вся похолодела... Потом покрылась противным потом. И помчалась к Даниле, бросив палатку и во все стороны расталкивая покупателей.
– Данила, Данилушка, это кто сейчас ко мне подходил? Кто? – я трясла его за руку изо всех сил, и, вероятно, очень больно трясла, даже не замечая этого. Потому что он соскреб с себя мои руки, и сграбастав их в свою большую ручищу , не глядя на меня, спросил:
– Твоя фамилия не Попова?
– Нет! – заорала я что есть мочи. Моя фамилия не Попова, и ты это знаешь!
– Это место отдали Поповой. Я ничего не смог изменить...
Я все равно не поверила. Я прикипела к этому месту всей кожей. Ну как же так! Данила обещал мне! Он уже почти договорился! Не может быть...Что-то напутали... Я не хочу отдавать это место!
– Данила, – все спрашивала и спрашивала я, да заглядывала в его глазоньки. – Ты сам читал списки? Сам? Может, там какая описка?
– Нет, – глядя на меня с бесконечной жалостью, отвечал Данила. – Я сам глядел. Без посредников. Там нет твоей фамилии. Там стоит фамилия Поповой.
А я все продолжала его допрашивать, не замечая слез, что по щекам катились… Не перепутал ли чего Данила?
И терпеливо и тихо, как разговаривают с душевнобольными или маленькими девочками, повторял он, опустив голову:
– Да. Я сам. Без посредников. Видел списки. Там нет твоей фамилии. Я ничего не мог сделать. Извини.
И он повернулся и пошел. Я смотрела ему в спину. Он шел медленно, будто ждал, что я побегу за ним, как прежде. Я не побежала- села прямо на землю, там, где стояла, и отчаянно разрыдалась горькими и злыми слезами. Столько сил было потрачено, и все напрасно! Все напрасно! И Вера, которая никогда меня не подводила! Она предала меня! Я была просто дурой, бестолковой дурой!
Меня, как камушек в ручье, обтекали люди. Ведь это было посреди рынка.
– Ну-ка вставай! – подхватили меня чьи-то мужские руки. И я увидела двух грузин, которых знала еще по продовольственному рынку и которые называли себя Ромами. – Чего у тебя случилось? Чего плачишь ты у всех на глазах?
Всхлипывая и размазывая по лицу слезы, я рассказала свою печальную историю. Один из Ром вынул свой клетчатый носовой платок.
– Ну вот что, – строго сказал этот Рома, досуха вытерев мое лицо. – Перестань горевать. Твоя беда – не беда. Нашла - над чем плакать. Еще лучше места в городе есть. Бери палатку и ставь завтра ее перед продовольственным рынком. Там центр города, потом спасибо скажешь.
– Как перед рынком? Как в центре города? – слезы вмиг высохли на лице моем. – Да кто мне разрешит? А милиция?
– Какая там милиция? Сан Саныч там начальник. С ним быстро договоришься. Скажешь, что от Ромы, он все тебе расскажет.
Вот так. Не успела я без работы и дня просидеть. На следующее же утро моя ярко-желтая, как солнце, палатка, взошла у входа в Центральный продовольственный рынок, где я раньше торговала фруктами. Раскинула я палатку и побежала искать этого Сан Саныча. Кабинет начальника рынка был закрыт. Я побежала на сам рынок. Спросила у знакомых девчонок. Они мне его показали. Ну и Сан Саныч! Прости, господи! Ни за что бы я не догадалась, что это начальник рынка. Встретив его где-нибудь в темноте, я бы страшно испугалась. Ну настоящий уголовник! Роста маленького, весь такой квадратный, растопыренный, лысый, он напоминал паука Матвея.
– Сан Саныч, – потянув его за рукав, сладким ручейком зажурчала я. – Я там у входа свою желтенькую палатку поставила. Рома сказал, чтоб с вами посоветоваться.
И произнеся такие слова, я от ужаса гордо вскинула голову и бесстрашно расправила плечи.
– Ох, – устало махнул рукой Сан Саныч. – Делай, что хочешь. Я сегодня первый день в отпуске. Оставьте меня в покое.
У него в руках была огромная сумка. Продавщицы старательно утрамбовывали в ней сыр, палки колбасы и банки с консервами. Голос у Сан Саныча был обыкновенный, человеческий.
– Плати, кому хочешь. Можешь пэпээсникам по полтиннику в день давать. Скажешь, что от Сан Саныча. А выйду на работу, подойдешь ко мне, разберемся...
Россия моя любимая! Только в нашей необычайной стране возможны такие чудеса, которые никакая фантазия не в силах выдумать! И чудеса эти продолжались. Сан Саныча, еще в отпуске, уволили с работы. На глазах у всего города стояли четыре «блатные палатки». Все знали, от кого они. Их никто не смел трогать. И тут к ним встала пятая палатка. Это была я. Никем не прикрываемая, повисла в воздухе моя палаточка. Никто не понимал, откуда я свалилась. Но твердо бытующее убеждение, что простой смертный встать здесь не посмеет, позволило мне продержаться на этом месте ровно столько, сколько мне надо было.
Но я хочу все же на минутку вернуться на тот рынок, что я покинула. К моему Даниле-Харе. Чтоб распрощаться с ним навсегда.
В какой-то книге я прочитала о том, что на самом дне полного провала надо искать для себя подарок и никогда не сдаваться. До этого подарка мне не хватило всего полшага.
Я не пришла на вещевой рынок после того, как мне сказали убраться. Я не в силах была взглянуть на эту «блатную Попову», что стояла теперь на моем месте. Хоть она меня никогда и в глаза не видела, я была уверена в том, как она будет усмехаться, если пройду мимо. Так нагло-нагло усмехаться. Меня душила гордость. А на самом деле события на следующий день развивались невероятным образом.
Палатка у этой Поповой оказалась небольшой, всего 1,5 метра. Она торговала обувью. К примеру, у меня была палатка так палатка – целых 2,5 метра. К тому же там еще сдвинули и зачем-то еще потеснили другие палатки. И рядом с этой ненавистной Поповой высвободился кусок земли в два метра. Данила-Харя отвоевал это место и прямо грудью встал в ожидании меня. А я успешно осваивала уже другие пространства. Данила терпеливо ждал. Он не продавал это место ни за какие деньги... У него не было моего ни телефона, ни адреса. Он каждый день расспрашивал всех продавцов, что стояли рядом со мной (они и поведали эту историю). Он ждал меня очень долго...
Не выслушав все до конца, я бросилась разыскивать своего Данилу по всему рынку. Меня душили слезы. Слезы благодарности. Но его нигде не было. И никто не знал, где он.
Увидеть Харю мне довелось через два года. Я пришла на вещевой рынок за обувью. Меня кто-то у ворот окликнул. Я обернулась... Не может быть... Этот человек просто похож на Данилу... Это не он... Не может быть...
– Здравствуй, – сказал мне этот человек. И я с ужасом поняла, что это был он.
Данила стоял на костылях, одна нога у него была намного короче другой. Спиной он опирался о ворота, и по мучительному выражению лица его было видно, что он тяжело болен. Он был сильно истощен, от бывшего Хари осталась лишь половина, и на этой половине светились незнакомые мне глаза. Полные боли.
– Данила, это ты? – со страхом спросила я. – Что с тобой?
Данила робко поднял руку и вытер... слезы. И я услышала его историю.
– А что. Все правильно. Все правильно. Получил все сполна. Ты помнишь, каким я был? Мне море было по колено. Две машины, две квартиры, дача, деньги. Пил сколько хотел. На всех начхал. Жену раньше любил, сына. Да разве до них мне было, если девок полно – только свистни. Как я домой приходил – вспомнить стыдно. Пальцы веером, забыли, мол, кто я и кто вы. Жена боится, сын под кровать прячется. Мне все нипочем. Несло меня. Ночевал я дома редко, а если жена что поперек скажет, то и вовсе надолго исчезал. На даче жил с ляльками. А дальше – больше.
Стал к жене придираться, попрекать. Она как-то слово не так мне сказала, собрал я вещи, напоследок на пол плюнул – и в машину.
Десяти минут не прошло – врезался! В иномарку, на большой скорости. И свою машину разбил, и чужую, слава богу -тот шофер ничего, а я – в реанимацию.
Тут дружки еще ходили, суетились. Придут, вывалят на тумбочку пять палок колбасы, блоки сигарет, кофе там, конфеты. Вторую машину пришлось продать за иномарку. Провалялся я в больнице месяца три, зарастало все с трудом. Да видно, мало мне было, ничего я тогда не понял... Не успел из больницы выйти, беру у друга машину – и к девочкам, оторваться. Вот ведь судьба... Не перехитришь... Только выехал – опять врезался. На этот раз пострашнее. Две чужие машины разбил вдребезги. Опять больница. Переломы ног, бедра, разрыв почки. Боли такие страшные, что мочи не было, смерти просил. Вся жизнь моя, как на ладони, высветилась. Да поздно. Друзья вмиг поредели. Женщину свою единственную, жену свою, потерял. А дороже ее мне в жизни ничего и не надо. Ногу вот отняли. Квартиру пришлось за машины да за лечение отдать. Еще должен остался. Живу на даче совсем один. Вот старший по рынку еще поддерживает. Кое-какие деньжата из общака выделяет. Сюда вот привозит. Постою, посмотрю у ворот. Пить опять пробовал, но ведь когда-нибудь трезвеешь... Тоска страшная... Вот так.
– Данила, – спрашиваю я, – а жена что, замуж вышла?
– Да нет, я спрашивал, с сыном вдвоем живет.
– Ты сходи, Данила, может, она ждет тебя?
– Зачем же я ей нужен, инвалид такой? Ты знаешь, – голос у него задрожал, – у меня даже денег на цветы нет.
Я предложила ему денег. Он отказался наотрез.
– А ты бы меня простила? – спросил он.
– Ну конечно же, Данила! Не трать понапрасну время! Купи букет подснежников!
– Я сегодня же попрошу Валеру отвезти меня к ней! – Данила так смотрел на меня, что я боялась расплакаться. – Может, она простит?
– Конечно, простит, – уверенно сказала я.
– А ты завтра придешь? – спросил меня Данила. Я, не в силах ему ответить, молча кивала головой.
Ни на следующий день, ни после я не нашла его. Однажды совершенно случайно я подслушала в автобусе разговор двух пожилых женщин.
– Представляешь, – говорила одна из них, – такой молодой – и в монастырь. Как попал в аварию – так все. Пропал человек. И жена его не приняла, и сын не простил. А как пил он, как пил.
– Как, как зовут его, извините, – схватила я за руку говорившую.
– Да он сосед мой бывший, Данилка. На рынке работал. Там его почему-то Харей кликали...
Я больше никогда его не встречала…