Документальный рассказ.
К посёлку она вышла к ночи. Это её успокоило, ибо в темноте было проще ходить по улицам. Единственное и неприятное – это собаки, которые, почуяв ее, могли поднять тревогу. В этот момент она их ненавидела столь же сильно, как и их хозяев. «Жалкие прихвостни! Не вздумайте мне мешать! Разорву на клочки!» - думала она.
Луны в эту ночь не было, и это помогло медведице незаметно спуститься с косогора и попасть на окраину посёлка. Немного поразмыслив, она решила прекратить поиски и найти на день укрытие. К её счастью, она быстро наткнулась на брошенное бомбоубежище, а поднявшийся ветер в сторону леса скрыл запах. Под землёй медведица нашла более сухое место, прилегла и задремала. В углу глаза бурой медведицы выкатилась и застыла прозрачная, как хрусталь слеза.
В лесу её все называли Мама Большая Лапа из-за доброго, справедливого, но тяжёлого и сурового характера. Даже крупные самцы-медведи уважительно обходили Большую Лапу стороной, а по весне только Громадина с северного леса мог добиться её расположения. Но даже его бешеный нрав не мог ответить на крепкую затрещину по затылку.
В лесу она была хозяйка. Даже семейство тигров, посовещавшись, мудро уступило это право, получив взамен надёжного союзника и статус равноправных советчиков.
Жили в ладу между собой по лесным законам. Вот только люди стали всё чаще докучать, да зверя лесного бить. Людские палки извергали не только грохот, дым, но и наносили серьёзные раны, в том числе и смертельные.
Бурая медведица встретила этот год зрелым матёрым зверем, выносившим и воспитавшим не один помёт. Каждый из её отпрысков занял достойное место в разных лесах, и каждого она любила.
Тогда сентябрь выдался тёплым, но ночи уже предупреждали о зиме холодной росой на вянущей траве, разноцветной листве и зелени запашистого кедрача.
Однажды утром Большая Лапа со своими детьми завтракали корешками, запасаясь жиром на зиму. Бредя по просыпающейся тайге, нашли кусты брусники и медвежата, играя, уплетали красную ягоду за обе щёки. В этот раз у Мамы Большой Лапы появилось двое малышей – самец и самочка. У девочки на спине красовалось белое пятно, и медведица назвала её Пятнышком, а мальчика за маленькое правое ухо – Кривоушком. Славные получились медвежата, ласковые, умные, а любопытные… Хотя сестра была более спокойной, нежели непоседа брат, но тоже умудрялась сунуть нос, куда не следовало бы. Вон у обоих ещё осиные укусы до конца с мордочек не сошли. Зато теперь оба будут знать разницу между пчёлами и осами. Мама Большая Лапа лежала в тени и с умилением наблюдала за резвящимися детьми.
Беда пришла вместе с ветром. Нюх медведицы учуял запах псины, железа, пота и копоти. Охотники. Пятнышко! Кривоушек! Надо уходить. Медведи рысцой припустили было в лес, но тут из кустов выскочила первая собака, и они повернули к реке. Большая Лапа внезапно поняла обман человека. Охотники рядом, и шли они с наветренной стороны. Вот почему она их не учуяла раньше. Теперь нужно бежать и быстро…Поляна резко кончилась обрывом в реку. Нет! Большая Лапа беспомощно оглянулась. Тупик.
Из кустов высыпала свора собак. Десять на троих. Медведица приготовилась к бою. Малышей она предусмотрительно оставила за спиной у края обрыва, встав между ними и собаками. С минуту враги изучали друг друга, потом псы ринулись в атаку, беря зверя в полукольцо. Визг, рёв, шерсть клочьями, кровь, смерть…Вдруг раздался грохот, за ним ещё и ещё…Собаки отскочили в сторону, и Большая Лапа узнала звуки выстрела. Зажмурилась, потом медленно открыла их…Жива… Но, тогда… О, нет! Нет! Дети! Мама обернулась, побежала к ним…
Кривоушек был мёртв, из его пасти тоненькой струйкой текла кровь, Пятнышко ещё дышала, на маленькой грудке расцветал алый цветок. «Мама, мне больно, что это?» - заскулила Пятнышко, затем вытянулась, и глазки медвежонка остекленели.
В ярости Большая Лапа кинулась на собак, разорвала двоих, встала на задние лапы и увидела его. Запомнила эти холодные серые глаза убийцы, нашедшего свою жертву. Она не слышала выстрела, не поняла, что он лишь ранил её. Она хотела его смерти, но тут… Песчаная земля обрыва поползла под ногами, ухнула вниз, увлекла за собой в реку медведицу. Могучее течение свалило с ног и поволокло.
Благодаря холодной воде Большая Лапа пришла в себя и, перебирая лапами, стала подгребать к берегу. Наконец она, обессиленная, выползла на песчаную косу, а там, по тихой заводи, выбралась в лес. В кустах упала и потеряла сознание.
Большая Лапа не знала сколько провела в беспамятстве, но клонившееся к закату солнце красноречиво говорило само за себя. Медведица с трудом поднялась и увидела, что её выбросило на противоположный берег от места схватки. Она вздохнула и отправилась искать брод.
Через двое суток Большая Лапа вышла, наконец, туда, где погибли её дети. Тайга быстро стирает следы лесных трагедий, но.…То, что осталось на поляне бесформенной кучей гниющего мяса, трудно было назвать медвежатами. Тельца были освежёваны, лапы отрублены, шкура содрана. Медведица застонала, затем встала на задние лапы и зарычала от нахлынувшей ярости. Вздрогнули деревья в тайге от её рёва, попрятались лесные жители в страхе, тигры склонили головы в знак скорби по зверю, вставшего на тропу мести.
Стук в окно был настойчивым. Прохор вздохнул и открыл глаза. Всего два часа, как удалось поспать. « Чтоб тебе…!» - раздражённо думал он, вылезая из тёплой постели. А ведь как удачно всё шло. Жена на работе, старший в школе, малая в саду. Спи, не хочу. Прохор прошлёпал босыми ногами на веранду своего дома, открыл дверь. На пороге стоял слесарь из его смены Иван Кровельков.
- Ну, что ещё такого могло случиться в локомотиворемонтном депо? Не стыдно мастера после ночной будить? – угрюмо спросил Шахов.
- Прохор Сергеич, скорей, берите ружьё - и в депо! Селантьева в цеху медведь задрал. – Иван был бледен, и его трясло.
- Как? Какой медведь? Откуда он в цеху? – опешил мастер.
Бывало, дикие зверьки проскальзывали в помещение цеха. Посёлок молодой, только строиться начал, и тайга нехотя сдавала свою территорию, но чтоб медведь…
-Ладно, по дороге расскажешь! – сон как рукой сняло.
Через пять минут они уже бежали в сторону предприятия.
- Мы не поняли, откуда он. Мы в душе оставались, а тут мужики с криками из цеха. А там потом Селантьев как закричит. А потом рёв… - рассказывал Иван на бегу, - Мы в цех, потом оттуда. Двери позакрывали.
Возле ворот, куда загоняли тепловозы, уже собралось человек десять с ружьями. Все, кто жил поблизости.
- Здоров, Прохор Иваныч!
- И вам не хворать! – кивнул Шахов. – Чего там?
Створки ворот были приоткрыты.
- Там зверюга. В углу засела!
- Ну, пошли.
Люди осторожно вошли в цех. Держа ружья наизготовку, прокрались в противоположную сторону помещения. В дальнем углу молча поднялась гигантская тень. Когда глаза привыкли к сумраку цеха, Прохор увидел у ног стоящего медведя неестественно скомканную фигуру Селантьева.
Зверь ждал и не нападал. Шахов вдруг встретился с ним взглядом и вздрогнул. В глазах медведицы была боль, ненависть, горе, усталость от выполненного долга и желания умереть. То, что перед ними медведица, опытный следопыт Шахов понял сразу. Он силился понять, что её привело сюда к людям, и от догадок холодела спина.
- Она поднимается! – истерично врезался в уши чей-то крик, и беспорядочно загрохотала в цеху смерть.
Когда дым рассеялся, на полу было уже два трупа. Шахов смотрел, и в нём закипала злость. Он так и не выстрелил.
- Иваныч! Ты что, испугался? – спросил Иван.
Прохор вдруг резко схватил молодого слесаря за грудки и притянул к себе.
- Полторы недели назад ты и Селантьев ходили в тайгу. Кого вы завалили? – шипел он в лицо Ивану и тряс его так, что лязгали зубы.
- Нам медведей заказывали на чучела! Мы медвежат поймали, а мамка в речку свалилась! Мы искали её тушу! Не нашли! Нам хорошие деньги заплатили! – лепетал слесарь.
Шахов вспомнил, как к нему не так давно приходил кто-то из города. Какой отвратительной показалась ему тогда холёное лоснящееся свинячье лицо. Он отказал.
- Вам что, денег мало! Неужели мало! – Прохор орал на Ивана и встряхивал всё сильнее.
- Селантьев жене подарок, телевизор хотел купить!
- Телевизор! Телевизор! На! – Шахов саданул Ивана по скуле, и тот отлетал на остывающий труп медведицы. – Вот ваша мамка! Вот ваш телевизор!
Подбородок у молодого охотника дрожал, Иван в ужасе смотрел на мёртвого Селантьева, весь сжался в комок, и плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.
- Прохор Иваныч! – осторожно кто-то положил руку на плечо. У него истерика! Не надо!
Шахов повёл плечом, хотел ещё что-то проорать на Ивана, но увидев жалкое трясущееся существо, досадливо плюнул, резко развернулся и пошёл из цеха.
- А Валентине? Жене Селантьева надо сказать? Дочка у него в пятый класс в этом году пошла! – пробормотал голос из толпы.
- Скажу! – сказал тихо Шахов через плечо и вышел.
Придя домой, Прохор швырнул на кровать так и не пригодившееся ружьё, сел на кухне за обеденный стол, закрыл лицо руками и заплакал скупыми мужскими слезами. Плакал от обиды. Обиды на себя, на Селантьева, на Ивана, на жадность, которая освежует в цеху таёжную гордость, на бессмысленность и дешевизну звериной жизни, на хрупкое непостоянное счастье, на то, что кто-то видит солнце, а кто-то нет, что кто-то заслуживает это, а кто-то нет….Но больше всего грызла мысль, что это надолго….
А за окном время подходило к обеду. Люди спешили домой на перерыв, ещё не зная о случившемся. И всё было обычно и как всегда…