Выпил тут на трудовом досуге, заметил меня начальник идиот и самодур, ну и без церемоний говорит:
- Давай пиши заявление, по собственному желанию, а иначе по статье уволю.
- Увольняйте! - огорчившись, вспылил я.
Вот и уволили меня по статье, такую пакость написали в трудовой книжке, что не могу так сразу и процитировать. Что-то типа и пьяница, прогульщик, дебошир, хам и прочее, прочее…
Вот значит, случилось так, взял я расчет и купил себе пива вдоволь и колбасы набрал, а зима стояла лютая, мороз под двадцать градусов. Выпил я ледяного пива, расстроенный понятное дело, угрюмый весь и хмурый. Надо бы заняться чем-то, отвлечься, - подумал я, - и поехал в дом книги за очередным томиком Достоевского или Ерофеева.
Поднялся из метро, а на Невском мороз такой, скрипит все, солнце слепит и сугробы выше меня ростом. Иду значит, а на мостике через Грибоедов канал стоит дамочка, стучит коченеющими ножками, смотрит на меня, а под мышкой у нее дрожит маленькая собачонка, беленькая вся и лохматая, болонка. Дамочка симпатичная, в шубке норковой и шапочке такой же, носик с горбинкой и глаза узеньким разрезом, чуть пухленькая но высокая.
- Пойдем ко мне в теремок жить? – сказал ей, а сам почему-то был совершенно уверен, что не откажет. И точно, без слов взяла меня под руку, мы зашли в дом книги, а потом поехали ко мне.
Дальше дело ясное, житейское, обыденное. Накормил, отогрел, спать уложил, собачонка ее все гавкала, но потом смолкла. А у меня хмарь на душе, тоска… Со всеми своими проблемами, с безработицей, нищетой, неоплаченными кредитами и квартплатами, я всем этим грузом навалился на эту мадам, придавил ее, и немного отойдя от пива вижу, что не такая уж она и симпатичная. От этой мысли совсем онемел, и чуть не окочурился на незнакомом, и как оказалось совсем не молодом теле. Короче ушла мадам, и снова остался я один с томиком Достоевского на груди, и кучей материальных, бытовых, этических, морально-нравственны, социальных и прочих проблем.