Хули-мули

               

Однажды в декабре мы с другом Алексеем поехали  на охоту на изюбря. Оставив машину в деревне, мы по немного заснеженной лесовозной дороге отмахали от деревни шесть километров до предгорий и начали проверять все лощины, более-менее пригодные для кормления и дневки  изюбрей. Мы подходили к началу очередной лощины, Леха оставался ждать на месте. А я по обратному склону уходил в другой конец лощины, там выбирал подходящее место и замирал. В белом маскхалате был совершенно незаметен – только пар изо рта несколько выдавал меня. Но редких птичек  это не беспокоило, и они чуть не садились на карабин. Через договоренное время Леха бесшумно начинал двигаться ко мне. Но это для нас бесшумно, а для лесных зверей он двигался как бульдозер по бурелому. Поэтому вскоре мимо меня начинали пробегать всякие мелкие зверушки и пролетать птички. Когда они  переставали мелькать, я знал, что через десять минут появится Лёха. Потом мы переходили в другую лощину и менялись ролями. Три раза мимо пробегали маленькие группки косулей, но их пока не стреляли, чтобы выстрелом не напугать изюбрей. Решили, что к вечеру, если не добудем изюбра,  подстрелить  косулю всегда успеем.

Уже ближе к вечеру нам удалось подранить изюбря. Неудачный выстрел получился по  причине рикошета пули карабина о ветку дерева. Пуля отклонилась чуть в сторону, и, видимо, попала в не совсем убойное место. Изюбрь чуть присел и потом рванул в сторону, как будто специально по чаще леса. Выстрелы вдогонку не остановили его, так как пули рикошетили и уходили по сторонам.
При «разборе полетов» мы нашли ту ветку молодого деревца, наполовину перебив которую, первая пуля изменила свою целевую траекторию, и, видимо, только ранила зверя. Это подтвердило и то, что, пройдя немного по следу, мы увидели на снегу вдоль следа капли крови. Кровь была темная – значит, текла из вены. С таким ранением, если не задеты кости, зверь мог уйти далеко. Но мы были молодые и здоровые как лоси. И не раздумывая, мы рванули по следу. Не прекращающие капли крови только вгоняли нас в азарт преследования...  А когда мы увидели свежую лежку зверя со следами крови, то рванули дальше по следу с удвоенной силой.
Но вскоре наступила темнота,  и мы решили переночевать вблизи, а утром по следу добрать зверя. Что зверь был серьезно ранен, мы были уверены, так как  на всем пути преследования вдоль следа тянулись капли крови. Бросать в таком виде зверя нельзя было – он все равно где-то свалится.  И тогда его съедят волки. По темноте преследовать изюбря мы опасались, так как раненный зверь в отчаянии мог  встретить нас внезапным нападением из засады.

Сориентировавшись на местности, мы поняли, что в двух-трех  километров от нас есть действующая лесосека, где были люди и жильё, и где можно будет переночевать, отдохнуть и утром пораньше вернуться на след. Обсудив с Лёхой ситуацию, мы решили так и сделать. Через сорок минут  уже по полной темноте мы вышли на наезженную дорогу и вскоре  подходили к участку.  Кругом все было вытоптано и накатано колесами автомобилей и тракторов. Возвышались штабеля напиленного леса. Между ними стояли трактора-трелевочники  и мешины-лесовозы. По краям возвышались горы обрубленных веток и отпиленных вершин деревьев. Решив, что не стоит нести в жилье со множеством  людей оружие, спрятали карабин,  ружье и патроны  в одной из  куч  веток  чуть в стороне от дороги. 
 Через пять минут мы были уже у приземистого большого бревенчатого барака, маленькие окна которого светились изнутри, а из трубы на крыше валил густой сизый дым. Встречала нас низкорослая дворняга, которая незлобиво на нас полаяла, всего лишь обозначив, что у дома появились новые люди... Но из барака никто не вышел.

Мы обмели ноги от снега стоявшими у порога березовыми вениками и вошли внутрь. В бараке было довольно светло – под потолком горели две лампочки (как выяснилось – от тракторных аккумуляторов). Посередине помещения располагался  большой деревянный стол, видимо сделанный здесь же на месте.  Судя по его габаритам, внести его в барак через дверь было невозможно. Вдоль стен располагались двухъярусные нары, из которых половина верхних нар были без матрасов. В помещении было тепло, даже жарко, так как многие были в одних футболках или по пояс голые. Обратил внимание, что многие были в татуировках.  Слева от входа стояла железная печь, на которой на двух больших сковородах скворчало мясо, распространяя вокруг аппетитный дразнящий запах. Судя по запаху, мясо было наисвежайшее - то есть, попали мы на свеженину.  На краю плиты  стояла большая алюминиевая  кастрюля. Рядом грелись два больших, также алюминиевых чайника. На столе уже стояли большие чашки с нарезанным хлебом. Посередине стояла  чашка  с чищенным  нарезанным  репчатым луком и соль в единственной керамической тарелке. Тарелок, ложек- вилок на столе не было. Три человека сидели за столом, а остальные сидели или лежали  на нарах.

Догадавшись, что у печки колдует повар, я спросил у него, кто старший. Он показал на сидевшего во главе стола мужика, сказав: « Вот наш бугор».
Мы подошли к столу, назвали себя, рассказали о случившемся, и попросились переночевать одну ночь. Бригадир, сидевший у стола, полуобернувшись, выслушал и   сказал:
 
_- Не жалко, ночуйте... Вон, матрасы в углу лежат...
Указал на свободные верхние полки и пригласил пословицей:

 - Садитесь к столу - гостями будете, а бутылку поставите – хозяевами будете...

У нас с собой было, и мы выставили солдатскую флягу с водкой. Повар поставил сковороды и кастрюлю на стол.  Как  оказалось, в кастрюле томилась  вареная картошка.  Все стали присаживаться за стол, ставя свои разнокалиберные чашки с ложками перед собой. Нам с Лешкой повар выделил одну на двоих алюминиевую вместительную  чашку,  две ложки и по кружке. Бригадир огромной поварешкой раскладывал картошку и мясо по чашкам. Мы с Лешкой переглянулись, читая в глазах одну и ту же мысль, что нам такую пайку мяса и картошки в один присест не осилить... Бригадир откуда то из-под стола достал несколько бутылок водки, разлил грамм по сто пятьдесят из нашей фляги и  бутылок по кружкам.  Подняв и понюхав кружку,  произнес тост:

- И как её люди пьют!? Мы то привыкли...

И, оглядев всех, добавил:

- Ну вот, и еще один день прошел, ну и хрен с ним..! Поехали...
  (Правда, последние три слова  колоритнее были..)

Все хохотнули и опрокинули кружки в рот.
Потом ещё выпивали, но мы с Лехой отказались, оправдывая это тем, что нам завтра придется по бурелому черт знает сколько километров догонять изюбря. Бригадир оказался с юмором и сказал:

- Ну что же, нам такие люди нужны – нам больше достанется...
И больше не предлагал.

Все разговорились... Водитель лесовоза – виновник этого мясного торжества, уже в который раз рассказывал, как он ослепил фарами своего лесовоза стоящего на дороге изюбря, как в свете фар догнал его по дороге и задавил. Как привязывал его веревкой к роспуску и волоком тащил сюда на стан. Повару  разделать оленуху тут уже не составило труда.

Повар, который присел рядом с нами, хвалился, что теперь мяса хватит на несколько дней, и он теперь всех закормит  котлетами и пельменями. А эмбрион  он возьмет себе и за хорошие деньги продаст корейцам на лекарство. Он где-то слышал, что есть старик-кореец, который из этих зародышей готовит чудодейственное лекарство «Лу-тай», которым лечит баб от бесплодия на сто процентов. И что ему жена рассказывала про свою подругу  Лауру, как та двенадцать лет не могла забеременеть. Что за это время она затратила на лечение во всяких больницах миллион рублей  и всё без всякого толку. И уже хотела вешаться, но ей кто рассказал про этого корейца. Тот её вылечил за три месяца. Это точно - он сам с женой ходил к её  Лауре обмывать  месячную дочь. А до этого у неё не было детей, и из-за этого от неё ушли раньше три мужа.

Уминая  картошку с мясом, вернее, мясо с картошкой, мы с Лешкой в пол уха слушали эту ерунду, мечтая поскорее улечься на нары. В моей голове поочередно тупо ворочались мысли о том, что можно ли вылечить от бесплодия на пятьдесят процентов, и о назначении просверленной дыры по центру столешницы ближе к нашему краю  стола. Её я заметил ещё как только сели за стол. Дыра была такая, что в неё могло провалиться куриное яйцо. Края дыры были аккуратно закруглены и отшлифованы. Видно было, что дырой часто пользовались для какого то дела. Но на ум не приходило ничего подходящего. На первый вопрос ответ был вскоре найден, что наполовину нельзя вылечить от бесплодия.   А вот второй вопрос, как тупой гвоздь, лениво ворочался у меня в мозгах, мешая вздремнуть прямо здесь за столом. Я видел, что некоторые уже дремали сидя...

А когда напились горячего чая, то нас уже совсем разморило. Но никто не выходил из-за стола, и мы тоже стойко сидели, боясь нарушить правила гостеприимства. Как потом оказалось, инстинктивно мы делали верно. Здесь существовало строгое правило – пока бригадир не встанет,  никто не должен покидать стола. Даже повар может что-нибудь принести только с разрешения бригадира.

Наконец бригадир встал, взял свою чашку с ложкой, кружку и вымыл их в тазике с горячей водой, стоящем на печке. За ним потянулись все. Мы тоже хотели вымыть, но повар забрал нашу  посуду. Мы накинули куртки и вслед за другими вышли на улицу, так как было уже невтерпеж. Как и остальные, выбрали себе по дереву, и постояли, задрав голову на звездное небо. Чистый морозный воздух настолько приближал сияющие звезды, что казалось - залезь на дерево  и звезду  можно  достать руками.
Холодный смоляной воздух быстро выветрил сонное чувство из головы, а морозец -  истому из тела. В голову пришла мысль, что, наверное, вот отсюда родилась одна из вечных любовных  завлекух-обманух  парней для девушек: «Хочешь, я тебе звездочку достану...».

А что..., в сей момент, прямо в реальности казалось,  что ты можешь  выхватить ближайшую  звездочку прямо с фиолетового небосклона. И она засветится у тебя  в зажатой руке, пробиваясь лучами сквозь пальцы! И ты её можешь великодушно протянуть любимой в знак своей любви.
И хотя в глубине сознания все же пробивается реальная мысль, что это неосуществимо, что до самой ближайшей звезды несколько световых лет... Что в данный момент мы видим свет звезды, излученный ею несколько лет назад. И что мерцание  той звезды, которое именно сейчас интригует нас, на самом деле могло произойти столько лет тому назад, когда ещё ни меня,  ни моей любимой на свете не было.

Но эмоциональное подсознание игнорирует эти мысли, и интуитивно  кажется, что если сильно захотеть, то можно и достать звезду! И, кажется, что можно подпрыгнуть и полететь вверх  к  звездам. И ты уже чувствуешь, что можешь лететь – надо только сосредоточиться и понять, что для этого нужно ещё сделать, как напрячь свои мысли, как собрать их в одном направлении... Уже чувствуешь в теле невесомость,  что ноги  уже еле-еле касаются земли, и уже выбрана  нужная звезда – самая яркая на небе! И осталось только еще чуть–чуть сконцентрировать свою волю  в этом направлении – и ты рванешь в это яркое черное небо!  И только где-то далеко  позади  свербит  бытовая мысль о том, что ты много съел, и лишний груз не дает оторваться от земли... И чувствуешь, что-то ещё начинает мешать лететь к звездам – что-то щиплет  чуть ниже неподъемного груза съеденного мяса.  Пытаясь осмыслить новую помеху, сознание вынуждено медленно  возвращаться  в  реальную действительность, чтобы осмыслить происходящее...

Наконец, осознаю,  где я и что делаю.  Вернее, что делал. Быстро прячу в брюки чуть не отмороженную причину отсрочки своего полета в космос. Оглядываясь вокруг - рядом никого. Внезапно вернувшееся  с неба сознание заставляет быстро возвратиться в теплый барак с мыслью: «Вот, идиот,  размечтался! Чуть не заморозил свое будущее потомство!»

Влетев в барак, я услышал слова бригадира:

- Ну что, пацаны, в секу или  в  хули-мули играть будем?

Один из мужиков произнес:

- Вчера в секу играли,  давай  в  хули-мули.

Карточную игру в секу я знал – поигрывали в университетском общежитии. Но вот название второй игры меня заинтересовало - я такой игры не знал. Хотя это могло быть просто местное название какой-нибудь известной карточной игры, или её разновидности. Взбодренный морозом и продолжающим покалыванием в примороженном органе, я сел на нары и приготовился посмотреть начало  игры. Играть я не собирался – нам нужно было хорошенько отдохнуть перед завтрашней погоней. Черт знает, сколько ещё не мерянных километров придется  отмахать по тайге. А потом ещё  обратно нести на себе рюкзаки килограмм по двадцать  и  тащить гору мяса на волокуше. Благо Лёха согласился взять эту дополнительную четырех килограммовую обязанность на себя, и свернутая в рулон волокуша торчала из  его рюкзака.  Я, конечно, сочувствовал ему вчера днем, но сейчас был страшно благодарен ему. Ведь благодаря наличию волокуши, нам не придется два раза ходить за мясом. А что мы завтра доберем зверя, сомнений у меня не было.

Крутя эти мысли в голове, я продолжал наблюдать за происходящим. Бригадир подошел к стене и снял с гвоздя пучок полутораметровых  шнуров. Ещё когда ужинали, я  обратил на них внимание.  На одном конце каждого  шнура была завязана петелька, а другой конец на 70-80  сантиметров выглядел  намазанным  воском или стеарином от свечки. Я ещё подумал, что это запас фитилей для какого-то самодельного осветительного устройства на случай севших аккумуляторов. Предназначение петельки вообще осталось непонятным – к потолку, что ли вешать? Но тогда я не додумал про эти фитили, так как отвлекся на другое. Бригадир отсчитал шесть шнуров по количеству севших за ближайший к нам край стола игроков, взял кусок хозяйственного мыла, намочил его, и несколько раз тщательно протянул через него концы шнуров, хорошенько намылив их. Оказывается, концы шнуров были намылены, а не в воске или стеарине, как я ранее подумал. Пока бригадир намыливал концы, игроки договаривались по сколько будут банковать - решили для начала по тысяче рублей. Шесть тысяч легли на стол, бригадир проверил, положил в сторонку за круг игроков. Дальше началось совсем неожиданное для нас с Лёхой.

Мужики приспустили до колен штаны с трусами и уселись опять на скамейки. Бригадир вместо карт раздал каждому по шнуру. Каждый игрок сделал затягивающую петлю и одел её на свой член (как петлю на шею). Второй намыленный конец он просовывал снизу в отверстие посередине стола. Бригадир проверил правильность одевания петли у каждого игрока, собрал все намыленные концы из отверстия, перемешал их, выровнял по длине, и аккуратно разложил круговым веером вокруг отверстия. Теперь было абсолютно непонятно, какой намыленный конец шнура принадлежит какому игроку! Все концы шнуров выглядели совершенно одинаково! Было видно, как каждый игрок внимательно шарит  глазами по этому кругу, видимо, пытаясь определить конец своей петли...

Бригадир, как оказалось, банковал. Он встал в торце стола, приказал всем отвести руки назад и сцепить их за спиной. Проверил, сказал: «Слово будет «Топор», и начал нести громко какую-то околесицу из пословиц, строф из песен и другую чушь. Но тут один из игроков воскликнул: «Ставка! Тысяча!». Бригадир перестал говорить. Воскликнувший «Ставка» игрок полез в штаны и бросил на стол ещё тысячную купюру. Остальные молча доложили тоже по тысяче. Банкир собрал, доложил в банк, собрал одним круговым движением руки намыленные концы и вновь разложил по кругу. Отошел в торец, проверил руки игроков, сказал слово «Пень» и вновь понес околесицу. Ситуация повторилась  – теперь другой заорал: «Ставка!». В банке стало восемнадцать тысяч.
Банкир переложил веревочки, проверил руки игроков  за спиной, произнес:

- Господа, ставки закончены! Слово «Трос».
И опять непрерывно заговорил, не соблюдая никакой логики.

В момент, когда неожиданно прозвучало слово «Трос», все игроки рванули из-за спины руки. Одной рукой они пытались отбить руки других, а другой ухватить какой-то намеченный намыленный конец веревки. Схватив его, или какой-то другой, они поступали по разному. Один осторожно подергивал, видимо, пытаясь определить, его эта веревка, или нет? Но другие тоже подергивали свои концы. Второй, ухватив какой то конец веревки, сразу изо всех сил тянул его из отверстия. Третий изображал ещё что-то другое. В общем, кто на что горазд! Но все это молча! Ни звука! Только глухие удары по рукам, столу, возня. Кое-кто уже начал выгибаться под стол с искаженным от боли лицом!

Наконец два игрока почти одновременно заорали «благим матом». Банкир заорал: «Стой!» и сильно стукнул по столу палкой, оказавшейся у него в руках.  Все немедленно бросили на стол концы шнуров, вздохнули, выпрямились, заговорили и начали разминать у себя между ног, по ходу обсуждая нюансы игры.  Два игрока, которые заорали - оказались проигравшими и  вылезли из стола.  Они сняли петли,отдали банкиру,  улеглись на нары и, постанывая, разминали обеими руками свои проигравшие органы. Оказалось, что проигравшим является тот, кто первым произнесет хоть какой-нибудь звук: запищит, заорет, застонет, матюгнется или скажет хоть слово.

Банк остался на столе.

Банкир объявил, что первоначальная ставка второго тура снова тысяча, взял с каждого по тысяче, собрал концы веревок, провел их через  мокрое мыло и вновь разложил крестом  вокруг отверстия. Встал в торце стола, объявил заветное слово, и игра возобновилась. Но сразу же ставка повысилась – один из игроков объявил ставку две тысячи. Никто не пасанул и вбросили в банк по две тысячи. Больше ставок не делали и произошел  розыгрыш. В результате вылетел еще один игрок. Осталось трое и около трех десятков тысяч в банке.

Далее эти трое, делая  ставки по тысяче еще два раза,  разыграли вылет из игры еще одного.
В итоге остались двое, и куча денег в банке. Они пересели напротив, и следующий тур снова начался с внесения по тысяче. Ставок больше не делали. Игроки прижали за спиной руки одна к другой. Перед ними лежали две намыленные веревочки, растянутые в противоположные стороны вдоль стола. Банкир объявил очередное слово и начал «речь». Когда в его речи мелькнуло магическое слово, игроки схватили над столом руками, не давая друг-другу схватить веревочку. Завязалась борьба рук. Банкир внимательно следил за  розыгрышем.

Оказалось, что нельзя  отрывать задницу от скамейки, хватать веревочку зубами – только одной рукой. Нельзя накручивать веревку на палец или руку, или закладывать её змейкой между пальцами. Можно было только в любом положении зажать шнур в кулаке, и, используя только свою силу сжатия пальцев, тянуть за шнур. Нельзя перекладывать шнур из одной руки в другую. Нельзя перегибать шнур за край стола, когда тянешь его. Ставки можно повышать только два раза – потом следует обязательный розыгрыш.  Можно препятствовать противнику в захвате им шнура. Или, если он ухватил шнур, то держать его руку, чтобы он не мог тянуть веревочку.  И ещё какие-то правила – я уже точно не помню.  В общем, «техника безопасности» и «охрана труда» здесь присутствовали!

Наконец  в борьбе одному из игроков удалось вырвать свою руку, он ухватил ближайший намыленный конец и изо всей силы дернул его. На его счастье петля оказалась не своя, а противника! Тот взвыл, изогнувшись под стол, и проиграл.

Оказалось, что они играли по пропорциональному делению банка, как в профессиональном боксе. За вычетом доли банкира (10%), остальная сумма разделилась на 70% победителю и 30% побежденному.  В общем,  как и в боксе, все заранее обговаривалось. Просто при нас этого не было, так как они играли не в первый раз.
Оказывается, есть ещё и жесткий вариант, когда победителю достается весь банк.
Есть и «олимпийский» вариант,  когда банк делится на троих (то есть, за «золото», «серебро» и «бронзу»).

А почему игра называется «Хули- мули», утром в запарке я забыл спросить. По дороге к следу изюбря мы с Лехой пришли к выводу, что название, наверное, идет от двух слов, которыми называются главные атрибуты игры - это самое, что я чуть не отморозил, и мыло. А потом уже думать было некогда!

А нашего изюбря мы с Лёшей всё же добрали.

25.02.12