1
– Николай Васильевич! Дайте мне десять минуточек, мы здесь заодно, а мне потом специально, – попросил вдруг шофёр Юрка.
– Чего тебе? – досадуя, что городит невесть чего, осведомился Николай Васильевич.
– Да мать просила хмеля набрать, а он вот здесь как раз, а у нас нету, я знаю, рядом вон там, пять минут туда, пять обратно.
– Иди. Покурю пока, – бросил Николай Васильевич и оба вылезли из машины.
Николай Васильевич закурил. На дороге жарко. В машине душно. В лесу он сто лет не был. А там прохладно… Пахнуло чем-то почти забытым и он крикнул вслед Юрке:
– Ты там особо не спеши, я тоже прогуляюсь.
– Ага! – обрадовано гаркнул Юрка и бестолково замахал руками.
Николай Васильевич пошёл к лесу в сторону, противоположную от той, куда побежал Юрка. Углубившись метров на двадцать, огляделся. Не сказать, чтобы лес был густым. И тянулся километра на три, не больше. Но Николай Васильевич на всякий случай постарался заприметить – где чего, взглянул на солнце, сверкающее сквозь деревья, прошёл ещё метров десять и набрёл на тропку. По тропке он двинулся уверенно, хотя… зачем по ней бредёт, чего хочет найти? А чего не прогуляться? Когда ещё выберешься? Вполне удовлетворившись таким неопределённым объяснением, он бросил окурок и вдохнул полезный лесной воздух полной грудью.
2
Николай Васильевич был парторгом совхоза-миллионера. Хотя никакими его заслугами это обстоятельство не объяснялось, он гордился своим солидным положением и посматривал на мир свысока. Раз уж судьба так распорядилась, что именно ему пришло в голову стать в пятом классе председателем совета пионерского отряда, потом – комсомольским секретарём, и далее, далее – по накату, он имеет право получать от жизни всевозможные блага и уверенно посматривать в завтрашний день.
Двенадцать лет назад в их обыкновенный бедный колхоз прислали ушлого животновода. Вскоре после того дела пошли в гору. Не прошло и двух лет, как колхоз преобразовали в совхоз, животновода назначили директором, а ещё года через три совхоз выбился в миллионеры. Николаю Васильевичу пришлось повышать квалификацию. С огромными усилиями (потому, что склонностью к обучениям не обладал) еле-еле заочно отучился. Но теперь-то уж он вполне уверенно топал от своих кирпичных хором к уазику с шофёром Юркой, разъезжал по округе, давал ценные указания, поручал кому надо составлять правильные отчёты и председательствовал на собраниях, поручая ответственным работникам производить правильные выступления. В райкоме умел скроить правильное выражение на своей невзрачной физиономии, и наклон корпуса его всегда был приятно уместен.
За глаза люди звали его Никвасом, считали мужиком неплохим потому, что впереди паровоза он никогда не бегал, ни в какие бочки затычкой не пристраивался и вообще, особой вредностью не отличался. (А мы теперь тоже будем называть парторга Никвасом, таковое наименование короче, да и весьма ему подходит.)
Мужичком Никвас был маленьким, хиленьким, лысоватеньким, женщин побаивался и, хотя мог иной раз какую-нибудь гарную деваху ущипнуть мимоходом, никаких серьёзных притеснений женскому полу от него не было. Да и жена его, Лидия Ивановна, незаметная маленькая женщина, конторский бухгалтер, хорошая мать и хозяйка, полностью его устраивала. В своём ухоженном большом доме рядом с этой маленькой женщиной, маленьким сыном-восьмиклассником и маленькой дочкой, как раз поступающей теперь в областной институт, Никвас чувствовал себя настоящим мужиком, хозяином, и мог даже прикрикнуть, если что.
3
Никвас увидал впереди просвет и, обогнув кустистую поросль, вышел на маленькую полянку. После лесного сумрака брызнуло в глаза солнце, он зажмурился и потёр глаза. Поморгав немного, Никвас оглядел полянку и… обалдел… Невдалеке, на тёмно-зелёном байковом одеяле, лежала абсолютно голая женщина. Она лежала на животе, а по плечам и одеялу змеились завитки крашенных хной волос, горящих на солнце ярким пламенем.
Никвас поспешно схоронился за куст и оттуда принялся жадно рассматривать это потрясающее явление. Через некоторое время женщина шевельнулась, собираясь, видимо, повернуться, и Никвас отступил дальше, чтоб уж точно она его не увидала. Кустарник почти скрыл её, но Никвас разглядел, что в его сторону она не смотрела и, осмелев, отстранил листву, мешающую обзору. Ещё через некоторое время Никвас сообразил, что надо возвращаться, Юрка может забеспокоиться, начнёт искать и… Как могут развернуться события, если Юрка здесь его найдёт, Никвас представлять себе не стал, а, сделав над собой усилие, повернулся и поспешно двинулся обратно к дороге.
Юрка уже курил возле машины и радостно осведомился:
– Прогулялись, Николай Васильевич?
– Прогулялся, – буркнул Никвас и за всю дорогу больше не сказал ни слова.
Откуда она взялась, зараза рыжая? Он припомнил всех совхозных женщин и пришёл к выводу, что Зараза (так он её окрестил) не из их числа. Приехала к кому-то. А к кому? Да какое мне дело?! Плюнуть и забыть! Но бело-розовый зефир её прелестей застрял в его голове, как заноза, и освободиться от этого мучительного безобразия он был не в состоянии.
4
– Что ты всё в этой вредной рубашке? Гляди, какие от неё искры летят! Сымай, давай!
Жена ослушаться не посмела, стала было снимать, но потом растеряно опустила руки:
– А я ситцевые как раз постирала. А в байковой жарко щас.
– Так ляжешь, не сдохнешь! – прикрикнул Никвас.
Жена изумлённо глянула на него, но, обнаружив сердитую решительность, поспешно подчинилась.
Никвас бегло её оглядел. Ноги ниже колен, руки чуть пониже плеча, лицо, шея и треугольник до середины груди были коричневыми, а всё остальное – белое. И похоже не на зефир, а на белую бумагу с мохнатой кляксой посередине в коричневой дерматиновой папке для личных дел… Бумагу накатают – и будь здоров. А в райком перебраться? Кто его знает… повезёт, так и в райком можно было бы… Никвас досадливо отвернулся от Лидии Ивановны. Но в памяти осталось её разноцветное тело, как-никак родное её тепло поманило, он повернулся и нащупал под одеялом знакомый бок.
5
Никвас прослышал, что к бригадиру сезонных строителей приехала на недельку жена. Он тут же покатил на строящийся объект проверить – всё ли там в порядке. Непорядков он не нашёл, но и рыжую Заразу – тоже. Потоптавшись возле стройки, Никвас поинтересовался условиями быта и питания строителей, узнал, что живут строители недалеко, у тёти Мани, она им и готовит. Никвас поспешил к тёте Мане узнать – не слишком ли дорого берёт она со строителей за свои услуги. Как только взошёл на двор, так рыжую Заразу и увидел. Она развешивала бельё, мельком взглянула на Никваса и тут же отвернулась. Коротко поговорив с тётей Маней, он сел в машину и буркнул:
– Домой!
– А в контору? – удивился Юрка.
– Домой надо, – строго нахмурил брови Никвас. – Всё, на сегодня свободен, – бросил он обрадованному Юрке, когда приехали, сердито пнул свою калитку и облегчённо вздохнул, убедившись, что дома никого нет.
6
Никвас мерил шагами просторную залу.
– Что делать? – спросил он себя и ответил, пожав плечами, – да ничего! Чего тут сделаешь? Ну как же? Да никак, – продолжил он диалог сам с собой, – а вдруг чего выйдет? Бригадир этот тоже плюгавенький, да и пьянь, говорят. А в райком хочешь? Вон, Анатолий Сергеевич давеча намекал, что как юбилей встретим достойно, так о повышении подумаем… Да ведь рыжая какая Зараза! Крашеная! Лидке скажу, она тоже так покрасится… Сравнил… Правду говорят: седина в бороду, бес в ребро… Что же делать? Угомониться. В комиссию по передаче опыта попроситься, пошлют куда-нибудь и забудешь.
– Не забудешь! – хихикнул бес. Но не из ребра, а откуда-то из угла, где стоял телевизор.
– Выпить надо! – нашёл выход Никвас и бросился к серванту.
В серванте у него стояла и за 3.62, и «Столичная», и коньяк «Самтрест» для почётных гостей, и дядипетин самогон, самый лучший в совхозе. Вот его-то он и хватил. Сразу стакан.
Поскольку Никвас был мужичком хиленьким и маленьким, такая доза, да ещё на голодный желудок, подействовала быстро. Он деловито добрался до дивана, улёгся на него прям в костюме, укрыл ноги углом покрывала, подложил под голову вышитую женой подушечку и заснул крепким долгим сном.
7
Следующим утром Никвас вышел на крыльцо, покурил и понял, что ничего страшного не случилось. Ежели начнёт донимать рыжая Зараза, есть у него против неё средство!
Поёжившись от приятного утреннего холодка, Никвас, успокоенный, пошёл в дом. Он заглянул в спальню, подумав, что хорошо бы погреться под боком жены, но Лидия Ивановна уже встала. Постель была уже застелена, на сковородке в кухне уже что-то скворчало и тянуло оттуда жареным салом и луком. Никвас вошёл на кухню. Лидия Ивановна стояла у плиты спиной к нему. Он оглядел её маленькую фигурку в цветастом халате, остановил взгляд на тугом пучке тёмно-русых волос, совсем ещё не седых, и решил, что не будет говорить жене, чтобы красилась хной.