Бледная болезненная красота вырисовывается повсюду: меж высоких однообразных домов, – в робких поемах улиц и проспектов, среди просторных вокзальных площадей и глухих колодезных дворов. Пористые, но по-прежнему добротные, монументальные гранитные сооружения всюду, их присутствие делает город культурным, историческим наследием, городом героем и прочее, прочее…
А между тем заключено в этом облике что-то беспросветное, каторжное, не дающее свободы выбора, и жить приходиться в этом городе от рождения и до самой смерти.
Не сбежать и не укрыться от этого наваждения: от ледяного морского ветра на Васильевском, от палящего зноя на Московском проспекте, от алкогольных увлечений на Фонтанке, от кишащего Невского проспекта и от довлеющей мочи Исаакиевского собора.
Противный город вдохновляет меня в кабаках на Гороховой и на Моховой, но беспредельное разочарование еще не достигнуто, иначе давно настала бы смерть.
Смотрю иной раз на игривую юную лань, как она украдкой радуется жизни, как она свежа и первозданна, и лишь чуть подточенные резцы на ее зубах выдают ее зрелый возраст, но это ведь совсем не помеха для тихого интимного счастья. Маленький мальчик, которого не любит отец и мать которого кукушка и кликуша сбежала с незнакомым дядей. Одиночество, ощущение бесполезности и никчемности отражается всюду в этом каменном, изнуренном болотной сыростью городе.
Лишь женская ласка и ее игривая спесь, дает немного блеклых красок в понурых, темно-серых Питерских тонах.