Приемная в Смольном

Михалыч
 Непринужденная размеренная жизнь, связанная с легкой трудовой повинностью, длительными и обязательными обедами, раскошными и частыми отпусками, делают своего носителя толстым, раздутым, обрюзгшим,  с порою красным лицом и лоснящимся носом, маленькими юркими глазками.
 Скопление таких людей особенно явно в присутственных местах, суть жизни этих приспособленцев заключается в принудительно-обязательном взаимодействии с народом, иначе нельзя, ведь только народ  может прокормить этих ненасытных существ.  Как правило, они стоят у конторки, сидят в спецмашинах с проблесковыми маячками, сидят в просторных кабинетах, у дверей которых вечно толпиться народ и вечно ожидает конца обеда  либо своей долгожданной очереди. Этим существам не интересны люди с простой человеческой точки зрения, ведь они могут получить только с народа тот волшебный нектар делающий их такими толстыми и ленивыми, сытыми и довольными.  И они давят, выжимают все, что только можно выжать с простых людей, высасывают до полного опустошения, в погоне за наживой не брезгуют никакими средствами.
 Чтобы не чувствовать себя ущемленным и обездоленным, идя в одно из таких присутственных мест, я набрал заранее кучу бараньих и говяжьих костей чтобы кормить этих ненасытных паразитов и угодив им, получить нужные мне как воздух разрешительные документы.
  Подъехав к Смольному собору, я с трудом нашел свободное для парковки место, вооружился свежими копчеными костями (с не свежими бы такой номер не прошел), и пошел по длинным коридорам, устланным красной ковровой дорожкой к заветному кабинету, а по пути то и дело швырял кости жадным толстякам, которые с характерным хрустом хватали зубами мое добро прямо налету.  Коридор  казался бесконечным, толстяков с красными рожами становилось все больше, я все активнее швырял кости. Стоял гул от чавканий, жевания и проглатывания, кругом на стенах и дверях кабинетов красовалось слово «Сытость». Наконец, когда я добрался до нужной мне двери, израсходовав почти все кости,  к своему величайшему разочарованию я увидел в этом кабинете огромного черного быка с толстой золотой цепью на шее и красивейшим бриллиантовым кольцом в носу. Это был конец! Было ясно, что бык не ест костей и оставшееся пару копченых ребер беспомощно вывалились из моих рук. Бык злобно запыхтел, забил копытами, и чуть было не снес меня с ног, потом он громко заревел от голода и дал понять, что мое дело безнадежно до тех пор пока я и его не накормлю.
Долго я потом рвал руками газонную траву, сушил ее и собирал в огромные мешки прямо перед Смольным собором, в надежде хоть как-то угодить быку, сделав ему подношение из сена, но мое дело было безнадежным – костей у меня уже не было, а без них к быку никогда не добраться.